| Каково было отношение митрополита Вениамина к советской власти? Разумеется, трудно было бы ожидать от него, как и от патриарха, чтобы он стоял в октябре 1917 года на позициях большевистской партии (это поистине было бы чудом из чудес). В первые месяцы после октября в Петрограде произошел ряд острых инцидентов (таких, как убийство в Царском Селе протоиерея Кочурова, столкновение с красногвардейцами в Александро-Невской Лавре, во время которого погиб священник о. Петр Скипетров и т. д. ). Однако вскоре между Петроградским Советом и митрополитом наладились довольно мирные отношения. Только в 1922 году митрополит Вениамин оказался в очень затруднительном положении. Желая точно выполнить указ патриарха, он не желал ссориться и с властью. С 1 марта начались длительные, тягучие переговоры с Петроградским Советом об изъятии церковных ценностей. Первоначально владыка-митрополит и проф. Новицкий (председатель Епархиального совета) предъявили три следующих условия: первое – власть должна доказать, что никаких других ресурсов, кроме церковных ценностей, для помощи голодающим у нее нет. Второе – должно быть получено благословение Святейшего патриарха; третье – представители верующих должны иметь возможность контроля за использованием церковных ценностей. Первые два ус-лдвия отпали в процессе переговоров, а третье условие было принято Петроградским Советом. Тем не менее митрополит продолжал колебаться: в иные моменты он как будто был склонен обратиться к верующим с призывом отдать ценности; в другие моменты он даже выступал с резкими речами (как, например, знаменитая его речь в алтаре Исаакиевского собора в Страстной четверг, которую митрополит произнес, обращаясь к петроградскому духовенству, стоя перед жертвенником с чашей в руках). Атмосфера в Петрограде все более накалялась: принудительное изъятие ценностей сопровождалось острыми инцидентами (в церкви Николы Морского, у Спаса на Сенной и т. д. ). Тут-то и развернули свою деятельность петроградские обновленцы: Введенский и Боярский чуть не ежедневно выступали с докладами, призывая отдать ценности. В. Д. Красницкий ни с какими докладами не выступал, однако он завязывал связи с различными учреждениями; в частности, с тем, которое находилось тогда на Гороховой улице, 2 (ЧК). Знакомство, завязанное здесь Красницким, доставило большое удовольствие обеим сторонам: крылатая молва приписывала ему (возможно, и не всегда правильно) участие в аресте некоторых церковников. В петроградской группе главным организатором становится Красницкий; под его руководством, которое, однако, оспаривалось Введенским и Боярским, петроградская группа становится центром обновленческого движения в стране. В мае 1922 года она переносит свою деятельность в Москву. |
| «В Высшее Церковное Управление. Ввиду настоящих условий признаю для себя невозможным дальнейшее управление Петроградской епархией, каковые обязанности с сего числа с себя слагаю. Алексий, епископ Ямбургский. 24/11 июня 1922 г. Место печати». (см. там же.) Этого только и надо было Красницкому – поле действий было открыто. С «отречением» епископа в кармане он сразу бросился к «своим». «Свои», однако, приняли его очень холодно и не пришли в восторг от его «достижений». В это время руководящее положение среди питерских обновленцев занимал А.И.Боярский, планировавший, как и Антонин, «вторую церковную революцию». А.И.Введенский , подпавший, по своей бесхарактерности, под его влияние, его поддерживал – оба они отказались вступить в епархиальный Совет. Остальные протоиереи, с которыми пытался вступить в переговоры Красницкий, вообще отказались с ним говорить. Здесь дело обстояло труднее, чем в провинции: публика была здесь дошлая, и запугивания не оказывали особого действия, да и в Смольном уж очень иронически посматривали на московского гостя. С большим трудом, после четырехдневных переговоров, Красницкому удалось «наскрести» трех священников, которые согласились составить питерское «церковное правительство». Это были протоиереи М.С.Попов, В.К.Воскресенский, а также священник И.Н.Сперанцев. Решено было, что Красницкий и Гремячевский войдут в епархиальный Совет по должности как представители центра. О том, что произошло дальше, имеется рассказ в двух вариантах: один эпический (официальный акт) и другой – лирический (рассказ Красницкого). Начнем с первого. " АКТ 1922 года июня 28-го дня. Епархиальное Петроградское Управление открыло свои действия молебном в митрополичьей крестовой церкви и приступило к исполнению своих обязанностей в составе следующих лиц: заместителя председателя Высшего Церковного Управления прот. В. Д. Красницкого, уполномоченного Высшего Церковного Управления протоиерея М.И.Гремячевского и членов его – протоиерея М.С.Попова, священника И.Н.Сперанцева, прот. В. К. Воскресенского». |
| Подпишитесь на наш Телеграм Группа подсудимых в зале суда. Петроградский процесс 1922 г. по делу об изъятии церковных ценностей Мы привыкли, что святые — это какие-то особенные люди, заранее уготованные Господом к своему подвигу. Люди «не от мира сего». А уж представители некоторых профессий точно не могут быть святыми. Кто же тогда такие «святые юристы»? Есть ли в наше время место святости? Об этом рассказывает Екатерина Федорчук — автор книги «Последнее письмо святого юриста Юрия Новицкого», выпущенной издательством «Никея». Герои книги были приговорены к расстрелу по «делу церковников» в 1922 году в Петрограде. В своей книге я хотела показать, что эти люди — почти наши современники. Они живут обычной жизнью, понятной нам. Они еще не знают, что они «святые». Юрий Новицкий — блестящий эрудит, ученый, автор работ, посвященных истории русского уголовного права. Человек, который интересовался широким философским контекстом своего времени, был в курсе метаний, шатаний и всяческих уклонений Серебряного века и при этом догматически стоял в вере. Он отдал жизнь за Христа. Но прежде, чем просиять мученическим подвигом, Юрий Петрович прошел через те испытания и искушения, через которые проходит множество самых обыкновенных, не святых людей. Сохранившиеся свидетельства позволяют говорить о том, что он пережил тяжелую личную драму, которая для человека другого склада могла бы стать серьезным искушением. Непонимание и одиночество: почти, как у всех нас Во время Первой мировой войны его жена уехала на фронт, оставив мужа и дочку, и потом уже не вернулась к ним. Очевидно, не хотела возвращаться. Подробностей мы не знаем, поэтому в повести о святом юристе я касаюсь этого факта очень аккуратно, упоминаю как бы вскользь. Но и не сказать об этом совсем нельзя — это те обстоятельства жизни, которые серьезно влияют на человека. Можно также предположить, что у Новицкого были сложные отношения с матерью. В чем была суть конфликта, мы тоже не знаем, и я не стала фантазировать на эту тему, но сам факт того, что Юрий Петрович не находил понимания у самых близких людей, очень важен для понимания логики судьбы святого мученика. |
| Однако патриарх искренне и прежде всего сам отрекся от всякой политики. Когда отъезжающие в Добровольческую армию просили тайного благословения вождям белого движения, патриарх деликатно, но твердо заявил, что не считает возможным это сделать, ибо, оставаясь в России, он хочет не только наружно, но и по существу избегнуть упрека в каком-либо вмешательстве Церкви в политику. Циркуляром Комиссариата юстиции от 25 августа 1920 г. власти на местах «проводят полную ликвидацию мощей». Декретом центральной власти от 27 декабря 1921 г. произведено повсеместное изъятие церковных ценностей под предлогом помощи голодающим. Патриарх издал исключительное по силе мысли и чувства Послание о помощи голодающим, обращенное ко всем русским людям и народам вселенной, и благословил добровольное пожертвование церковных ценностей, и рекомендует контроль верующих над их использованием. Но власть, конечно, отвергла эти условия. Насильственное изъятие или открытое ограбление храмов вызвало повсеместное народное возмущение. Патриарх был прав в своем предположении. Но власть искала повода к новому террору над Церковью . Произошло до двух тысяч процессов по России и расстреляно было до десяти тысяч верующих. В связи с этим расстрелян был и митрополит Петроградский Вениамин, как мы уже видели. В мае 1922 г., во время процесса по тому же поводу над группой московских священников, желая предотвратить смертный приговор над ними, патриарх исполняет настойчивое требование властей закрыть Заграничное Церковное Управление за антибольшевистские политические выступления заграничного духовенства. Но вырвав в таких условиях этот акт, большевики через несколько дней приговаривают священников к расстрелу и самого патриарха арестовывают и затем заключают в тюрьму. По делу этих священников патриарха неоднократно вызывали на суд в качестве главного свидетеля. Интересна характеристика его поведения на суде, которую дала в то время большевистская печать. «В политехнический музей на процесс «благочинных» и на допрос патриарха набилась тьма народа. Патриарх смотрит на беспримерный вызов и на допрос свысока. Он улыбается наивной дерзости молодых людей за судейским столом. Он держится с достоинством. Но мы присоединимся к грубому святотатству московского трибунала и в добавок к судебным вопросам бухнем еще один, еще более неделикатный вопрос: «откуда такое достоинство у патриарха Тихона». (Правда. 101. 9 мая 1922 г.). Рукописные описания этого допроса где-то имеются. |
| Вчера суд продолжался с 12 до 7 часов. Выступали защитники: Равич (за Новицкого, меня, Петровского и Карабинова), Элькин за Елачича… Гамбургер (за Институт глухонемых и др.) и Иванов, еще не окончивший речи. Все говорили более или менее хорошо. Особенно выделились Равич, Энтин, Павлов и Элькин. Новицкого и меня Равич очень хорошо защищал: без излишеств, в существенном, но ярко. В конце концов, признал, что меня не за что судить, что в Правлении я – “блестящий оратор”, никогда не выступал (“рта не раскрывал”), что 11 марта Владыка пригласил случайных лиц и в том числе меня, очевидно, разделяя взгляд обвинения на меня, как человека “высокого ума”. И больше о Правлении мне нечего приписать. Как священник, я честно и прямо сказал, что вывесил первое письмо, но указал и цель, и обстановку, и дальше ярко нарисовал, как я вел все дело для выполнения декрета. Как все духовенство, я был между молотом и наковальней, и надо было очень мудро провести это дело, “что он и сделал”. В результате – не в чем обвинять. Закончил он указанием на безрассудность, недопустимую в умных людях, – в этом отказать подсудимым нельзя, – бороться такими средствами и таким воинством с упрочившейся Советской властью. Павлов очень горячо и сильно нападал на обвинителя Смирнова за его жажду крови и, указав на смерть свящ. Семенова, только что умершего в тюрьме, предлагал ему – уж если ему так нужна смерть, – заменить Богоявленского Семеновым... Вышло очень сильно. Хорошо, красиво и развязно наложил Смирнову и Энтин за Бенешевича, к которому ничего решительно не предъявив, обвинитель тоже требует смертной казни. Его речь была полна примеров, и слушалась с большим интересом. Сегодня продолжение речей и может быть уже и наше “последнее слово”… Вчера пронесся слух, что митрополит Агафангел разослал послание, в котором благословляет каждой епархии управляться автономно, но ВЦУ не признает, а от Преосв. Алексия Л.И. Жижиленко прислала известие, что Красницкий обязался декларацией перед ВЦИКом, чтобы произвести революцию в Церкви, что тот обещал ему помогать, и что при таких условиях никакая работа с ними невозможна – они предадут. 21 июня/4 июля 1922 г. Вторник. Утро. |
| 23 февраля 1922 года ВЦИК издал декрет об изъятии церковных ценностей в помощь голодающим. 5 марта митрополит Вениамин подал заявление властям, и на 6 марта он был вызван для переговоров в Смольный. Здесь он заявил, что он не противник передачи ценностей, но желает, чтобы при этом не оскорблялись религиозные чувства верующих людей, чтобы это носило характер не изъятия, а жертвы. Власти отреагировали так, что казалось — они приняли предложение митрополита, однако в следующий раз, 14 марта, когда пришли представители митрополита, им было сказано, что власть не интересуют добровольные пожертвования, а только изъятие. 19 марта 1922 года Ленин продиктовал письмо членам Политбюро, в котором нашло исчерпывающее отражение его отношение к Церкви; он писал: «Для нас... данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем... обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий... Мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий... Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше...» 1 июня начальник Особого отдела и член Коллегии ГПУ Менжинский и начальник Секретного отдела СОУ ГПУ Самсонов направили в Губернский отдел Петроградского ГПУ телеграмму: «Митрополита Вениамина арестовать и привлечь к суду, подобрав на него обвинительный материал...» В тот же день к вечеру митрополит Вениамин был арестован и заключен в тюрьму. 10 июня в зале петроградской филармонии начался судебный процесс над митрополитом Вениамином, по которому проходили обвиняемыми восемьдесят семь человек. Первым был допрошен митрополит. «Скажите, обвиняемый Казанский.., — спросил его обвинитель, — ваше отношение к советской власти?» — «Мое отношение к советской власти было всегда отношением законным. Все распоряжения советской власти, декреты я по силе возможности, по своему пониманию исполнял...» — «Сообщите Трибуналу историю возникновения первого письма в Помгол... Это письмо вы написали по личному побуждению или кто-нибудь предложил написать?» — «Это письмо я написал по личному побуждению...» — «Предварительно вы говорили с кем-либо об этом письме или просто советовались?» — «Сам писал...» — «Скажите, у вас были совместные обсуждения этого письма?» — «Не было, почему оно и является письмом митрополита». |
| Москве пришлось немедленно предпринять ряд шагов для срыва этого компромисса, серьезно поправить местных чекистов, командировать в Петроград проверенных товарищей вроде Приворотского, представителя “Особоуполномоченного СНК по учету и сосредоточению” Троцкого. По обновленческой линии туда был послан ученик митрополита Вениамина протоиерей А. И. Введенский – чтобы перехватить у митрополита церковную власть. 25.05 он предъявил митрополиту “удостоверение” самозваного ВЦУ обновленцев о том, что он является его членом, командированным в Петроград для церковного управления. Митрополит не признал этого документа без подписи патриарха и 28.05 временно, до покаяния, отлучил А. Введенского и Е. Белкова от церковного общения за самовольное принятие на себя высшего церковного управления. 29.05 произошла знаменитая, многократно описанная сцена ареста митрополита в присутствии А. Введенского . Несмотря на все старания властей вызвать кровавый конфликт, усилия митрополита Вениамина дали определенный результат и изъятие церковных ценностей в Петрограде прошло сравнительно мирно; в официальной “обзорной сводке” Петро-совета, подводящей итоги кампании, особо подчеркивалось, что изъятие “повсеместно протекало нормально и без серьезных недоразумений” 45 . Несколько раз собирались большие толпы близ церквей, было несколько случаев избиения членов комиссии; тогда изъятие переносилось на другое время и проходило в основном успешно. Когда местные чекисты собирали для трибунала компромат на питерское духовенство, то удалось набрать сведения об 11 подобных случаях, причем убитых не было. Это более чем на 300 петроградских церквей, выдержавших в те дни более тысячи посещений комиссиями по изъятию. Защита справедливо сделала на процессе петербургского духовенства из этих фактов вывод, что митрополиту Вениамину удалось-таки предотвратить крупное кровопролитие П-149). Как вскоре оказалось – ценою собственной жизни. Судебный процесс над петербургским духовенством в губернском ревтрибунале начался 10.06 1922 г., приговор был оглашен 05.07. |
| Сравните этого калужского «дипломата» с новейшими его собратьями (типа Дулумана и Осипова) – все течет, все меняется, все совершенствуется, даже жулики и прохиндеи. Таким образом, во второй половине 1922 года в Русской Церкви создалась даже еще более накаленная атмосфера, чем в первую половину этого года. В этой раскаленной атмосфере и развернулся всероссийский раскол. В Петрограде и в провинции он был не менее болезнен, чем в Москве. К петроградским событиям мы сейчас, в первую очередь, и обратимся. В июне 1922 года в петроградской церкви царил разброд. Два популярных петроградских викария – епископ Ладожский Венедикт (Плотников) и епископ Кронштадтский Иннокентий (Благовещенский) содержались в «Крестах». На свободе оставалось три епархиальных епископа: Ямбургский Алексий (Симанский) 20 , Лужский Артемий (Ильинский) и Петергофский Николай (Ярушевич) . Ясно и четко определил свою позицию только один из них – епископ Артемий, который почти сразу после ареста митрополита безоговорочно признал ВЦУ. Что же касается двух остальных епископов, то их позиция не отличалась ясностью. Особенно затруднительным было положение епископа Алексия: обладая формально всей полнотой архипастырской власти, он практически не мог ее осуществить без санкции ВЦУ: если бы он заявил о своем непризнании ВЦУ, он немедленно бы разделил участь арестованных своих собратий. Между тем, признав ВЦУ, епископ немедленно восстановил бы против себя всю епархию, – и следовательно, власть его все равно оказалась бы фиктивной. В этих условиях епископ Алексий избрал единственно возможную для него тактику «оттягивания»; он всячески медлил с окончательным решением, ссылаясь то на «неясность положения», то на необходимость лично ознакомиться с тем, что произошло в Москве, то почти признавал ВЦУ, то почти брал это признание обратно. Примерно ту же позицию занимал и его младший собрат епископ Петергофский Николай 21 . Молодой, обаятельный архиерей, сделавший блестящую карьеру, пользовался популярностью в народе за свою мягко-лирическую манеру служить, за свои прекрасные, строго традиционные по содержанию проповеди, за свою доступность в обращении. Рукоположенный всего лишь три месяца назад в епископа, преосвященный Николай занимал в то время должность наместника Лавры. Основываясь на праве ставропигии, которым обладают Лавры, епископ Николай также вел непосредственные переговоры с ВЦУ; следует отметить, что тактика отсрочек и |
| Поместили здесь 7 чел. (с Оболенским). Потом подсадили к нам двух Дьяковых – отца и сына; потом М.Ф.Клементьева, но их скоро выпустили, а к нам вместо них перешел Л.Н.Парийский. Так 8 человек мы и живем вот уже месяц. С внешней стороны распорядок жизни тот же. Днем заняты преподаванием. У меня группа малограмотных. У моих коллег группа грамотных. Я преподаю один все предметы, а они попредметно. Я в особом библиотечном помещении, куда мои “студенты” приходят; а они – в камере 37, где и живут их ученики. Последнее – весьма неважно отражается на занятиях: в камере есть и мающиеся, которые отвлекают учащихся. У меня в этом отношении условия более благополучные. К тому же группа моя так сказать откристаллизовалась: 13–14 человек устойчиво ходят, занимаются порядочно, слушают внимательно, работают часто с интересом. Вообще создаются хорошие отношения и заметно влияние. Все почтительны. Все это большей частью осужденные за кражу, ребята смышленые, лет по 20–25. Голодают многие, и наша камера обычно ежедневно раздает своим ученикам хлеб, что получает на паек, а также и из своих передач, которых много присылают, особенно Преосв. Венедикту. Иногда носим передачи для раздачи даже в лазарет больным. Режим здесь значительно легче. Камера наша не запирается. Мы свободно выходим на коридор, ходим в лазарет и т.п. Отношения всех – и властей и арестованных – хорошие. Правда, доносятся слухи, что посаженные или “подсаженные” коммунисты и чекисты нет-нет, да и сделают донос, что кто-либо относится покровительственно к “попам”. Из таковых – один сам бывший “поп” – “Христос” Тарабаев... Но, в общем – живем благополучно и благодушно. Компания дружная и тесная. Старички-генералы (Огнев и Елачич. – Л.А.) иной раз являются предметом веселой и доброй шутки, сами шутят; нередко слышатся остроты. Смех подбодряет и облегчает тюремное сидение, камера – при всех льготах – все-таки дает себя знать и на нервах и на состоянии здоровья. Свидания здесь довольно свободны и часты. 7/20 октября 1922 г. Пятница. |
| Смятение царило на другой день в церковных кругах Москвы, родственники осужденных беспомощно метались по различным инстанциям; взволнованный, постаревший и осунувшийся в один день Антонин, на которого за его экспертизу указывали как на виновника гибели осужденных, поехал во ВЦИК ходатайствовать об их помиловании. А в это время к платформе бывшего Николаевского вокзала подходил прибывший из Петрограда поезд; в одном из купе сидели три человека: протоиерей Александр Введенский , священник Евгений Белков, а также псаломщик Стефан Стадник. Все были взволнованы: только что в Клину из последнего номера “Правды” они узнали о состоявшемся в Москве приговоре. Введенский беспокойно метался по вагону: то выходил на площадку, то возвращался в купе, то открывал, то закрывал окно, священник Белков отхлебывал чай из стакана и взволнованно говорил о последней новости; псаломщик, которого неизвестно для чего захватили с собой батюшки и который, видно, должен был представлять “демократическое низшее духовенство”, – робко сидел в углу. В Москве приезжих ожидали беспокойные дни. Там их встретил прибывший раньше Красницкий. Члены петроградской группы прибыли в Москву в понедельник 9 мая 1922 года; пятница 12 мая – день, который был впоследствии официально признан днем рождения обновленческого раскола. Что делали петроградцы, прибывшие в Москву, в эти четыре дня, – от понедельника до пятницы? “- За всем ходом событий в мае 1922 года, – говорил я 13 Введенскому, – чувствуется чья-то дирижерская палочка. – Безусловно, – получил я в ответ. – Было место, в котором делалась религиозная погода. – Где же оно было, это место? – А вас это очень интересует? – Конечно! – А я вам не скажу. Сами догадайтесь, раз хотите быть историком, а иначе какой же вы историк, если не понимаете самых простых вещей?” А. И. Введенский был, конечно, прав: не надо было быть историком, чтоб сообразить, где было это место, “в котором делалась религиозная погода”. Это место находилось в кабинете Евгения Александровича Тучкова -одного из руководящих работников ОГПУ, который ведал тогда церковными делами. Умный, хитрый и волевой человек, Е. А. Тучков очень умело проводил правительственную политику в отношениях с церковью. Выдающийся дипломат – он легко находил “ключ к архиерейским сердцам”... Одних умел припугнуть, с другими разговаривал по-дружески, с грубоватой фамильярностью, с третьими был утонченно вежлив. Характерно, что впоследствии, уже будучи не у дел, он с большим уважением отзывался о патриархе Тихоне и с величайшим презрением – об обновленцах. В то время он, однако, считал необходимым всячески поощрять деятелей раскола. |
|
|
