| Все члены Епархиального управления резко отличались от «Живой Церкви» как по идеологии, так и по своей психологии; такие люди, как М.С.Попов, Е.И.Запольский и другие, были типичными либеральными интеллигентами дореволюционной формации. Они с брезгливостью и отвращением относились к таким методам, как политический донос или личные выпады против кого бы то ни было с церковной кафедры. В идеологическом отношении вождем петроградских обновленцев был А.И.Боярский, имя которого не так гремело в то время, как А.И.Введенского , но удельный вес которого среди питерского духовенства был значительно большим. Для того чтобы уяснить себе, каковы были цели А.И.Боярского, приведем здесь документ, написанный им еще в апреле 1922 года – обращение в Петросовет. Несмотря на то что под документом стоят две подписи -Л.И.Введенского и А.И.Боярского, документ этот принадлежит целиком дному Боярскому. В обращении провозглашается создание нового религиозного братства. Задачи этого братства следующие: «Объединившись на мысли о необходимости очистить христианство от тех новых наслоений, которые превратили эту единую религию братства и любви в несколько узко националистических враждебных друг другу религиозных мировоззрений, мы решили учредить религиозное братство. Ввиду того что христианство мы мыслим именно как религию всеобщего братства, основанного на любви (христианский интернационализм), мы учреждаемое братство решили назвать «Вселенским христианским братством». При этом считаем нужным сказать, что так понимаемое нами христианство противоположно тому лицемерному религиозному формализму и внешнему благочестию, которые допускают эксплуатацию широких народных масс небольшой кучкой капиталистов и которые давно перестали быть религией Христа, друга всех бедных, угнетенных и униженных. Братство и поставит одной из своих главных задач обличение лицемерия буржуазного христианства и выявление христианства как религии действительного равенства и братства». (Документ был напечатан в выдержках в «Красной газете» в апреле 1922 г. и впоследствии перепечатывался неоднократно в провинциальной прессе – в частности, см. статью проф. Гредескула «Победа Христа и советской власти» в газете «Красный набат», Тюмень, 13 мая 1922 года.) |
| А жить тут очень трудно: ревматизм в спине по утрам все усиливается и усиливается, так, что еле-еле поднимаешься с постели; лекарства почти не помогают, вследствие страшной сырости в камере (по стенам течет), хотя М.П.Чельцов каждый вечер и натирает меня усиленно втиранием так, что кожа трещит. 4/17 декабря 1922 г. С 30, в ночь на 1-ое, исполнилось уже четыре месяца с тех пор, как Владыку митрополита и «иже с ним» взяли со Шпалерной... В течение четырех месяцев о них ни слуху, ни духу. Много было разговоров о переводе их в Москву, о высылке в Соловки, в Суздаль. И, наоборот, из сфер Трибунала слух – определенные сведения об их расстреле. Амнистия 2 ноября (13 ноября) говорит о пересмотре дел в тех случаях, если приговор не приведен в исполнение. Следовательно, если бы они были живы, о них обязательно должна была бы быть речь в Трибунале в смысле или подтверждения приговора, или замене этой меры наказания другой – низшей. Ничего этого не было, хотя дело наше рассмотрено. На этом основании, подумав, решили 1 числа отслужить по нашим страдальцам панихиду и перенести их из заздравного синодика в заупокойный. Так и сделали. Парийский, однако, все время уклоняется на молитве от ектении заупокойной по Владыке. Сегодня газетное сообщение о Хотовицком (сщмч. прот. Александр, товарищ по СПб Академии 1895 г. выпуска. – Л.А.) – расстрела нет, приговорены «по совокупности преступлений» к десяти годам. Слава Богу, что нет крови... В поминовении опять перемена: Лев Николаевич (Парийский. – Л.А.) просил выделить Владыку митрополита и «иже с ним» в особое прошение – «о милости и спасении» в виду неизвестности их смерти. 8/21 декабря 1922 г. Один из сидящих здесь – инженер Всеволожский рассказывал Преосв. Венедикту вчера и сегодня на прогулке о смерти владыки митрополита. Как будто верны слухи о переодевании его, об обмороке с ним, продолжавшемся четверть часа, причем во время обморока не было приказано стрелять в него, а тогда, когда он очнулся, стреляли в висок, смерть наступила не сразу – потекла кровь по лицу на бороду, и митрополит не раз правой рукой провел по бороде, смахивая кровь. |
| 5 часов вечера. С удовольствием занимаюсь в школе с арестантами. Родное дело, которому отдал жизнь, бодрит; придешь с утра в пасмурном настроении, а возвращаешься в камеру всегда в приподнятом, бодром. Слушают внимательно, ходят хорошо, исправно; по крайней мере, нет того, о чем говорят коллеги, что к концу урока 3–4 человека остается. Правда, особое помещение для занятий у меня благоприятствует занятиям; в камере заниматься, конечно, хуже. Сегодня прислали из дому уже теплую рясу: становится холодно. В камере замазали рамы. Приготавливаемся к зимовке... 10/23 октября 1922 г. Понедельник. 10 часов утра. Вчера исполнилось два месяца, как мы сидим во 2-м Исправдоме. Ждем все амнистии, надеемся, что как-нибудь она облегчит наше положение. Хотелось бы уйти, как ни неприятно и не опасно... Вчера принесли слух, будто Пелагея Дмитриевна Новицкая (Мать Ю.П. – Л.А.) писала, что Юрий Петрович “несомненно, жив”, почему просила отслужить молебен. Дай Бог , если это так. 16/29 октября 1922 г. Воскресенье. 10.30 утра. У нас в камере радость: в пятницу, во время дневной молитвы (акафиста), часа в 4, неожиданно коридорный сообщил, что кн. Оболенский освобожден. Совершена молитва и к вечеру князь, просидевший ровно 28 месяцев, ушел домой. Мои нервы настолько взвинчены, что я не мог удержаться от слез радости. А вчера и другой наш соузник, – правда, не с нами сидящий, но по нашему делу осужденный, молодой человек – Вас. Федорович Киселев, тоже получил освобождение. В связи с амнистией все больше и больше распространяется слухов и “редакций амнистии”. Сообщают, что 2/3 снимутся, а затем для всего прочего времени зачисляется предварительное заключение с зачетом месяц за три; все же остальное время признается “условным”. Таким образом, нам, осужденным на 60 месяцев, скидывается 40 месяцев; 5 месяцев, просиженных нами, засчитываются за 15 месяцев, а на остальные 5 месяцев мы освобождаемся “условно”, так что “условность” окончится около конца марта по новому стилю. О, если бы было так! Только вряд ли... |
| Согласно декрету ВЦИК от 10 августа 1922 года, могут существовать те организации, которые зарегистрированы, а остальные считаются закрытыми 119 ; между тем декрет 1918 г. об отделении Церкви признаёт право на существование только небольших религиозных групп граждан, не подчинённых никакой центральной церковной власти (разъяснение Комиссариата юстиции от 25 августа 1922 г. 512). Поэтому православные центральные церковные органы не имеют права на легальное существование и тем более на издание каких-либо распоряжений (Циркуляр Комиссариата юстиции от 18 мая 1920 г.), а если они это делают, тем самым они совершают преступления против советских законов, и Управление культов в циркуляре от 25 мая 1923 г. 283, требует, чтобы такие распоряжения посылались прокурору и ГПУ, уже не говоря о том, что они являются необязательными для местных церковных властей. Отсюда неудивительно, почему все носители высшей церковной власти Православной Церкви находятся на свободе только до тех пор, пока у «живцов» есть надежда подчинить их себе, а как только эта надежда исчезает, они немедленно отправляются в тюрьмы, которые сделались как бы их постоянной резиденцией. Митрополит Сергий 10 июня минувшего года подал советской власти прошение, где, откровенно признаваясь, что он не в силах примирить непримиримое – борьбу с Богом власти и церковное стремление укрепить и расширить веру, обещал полную лояльность и просил лишь зарегистрировать его канцелярию из 2–4 человек, епархиальные канцелярии и другие епархиальные органы, разрешить небольшие собрания архиереев от 5 до 15 человек, организовать Высшее Церковное Управление и издавать «Вестник Московской Патриархии», но получил отказ. Широко применялись насильственные меры и против епархиальных управлений, в особенности уполномоченными ВЦУ. Первым грозным уроком для непослушных был Петроградский процесс тихоновцев. Митрополита Вениамина и 86 его сподвижников формально обвиняли в сопротивлении изъятию церковных ценностей. На самом деле митрополит ещё до начала процесса пришёл к полному соглашению с советской властью, которое в начале апреля 1922 года и было напечатано в советской «Правде». |
| Строгий в посте и молитве монах, он был человеком сердечным и внимательным к чужой беде. Простой и искренний в своей проповеди, он излучал неподдельную любовь и тем располагал к себе паству. Когда после февральской революции в епархиях введено было выборное назначение епархиальных архиереев, святитель Вениамин был одним из немногих, кого избрали в спокойной обстановке единодушия и любви. Во многом это было следствием позиции святителя Вениамина, выступавшего за «свободу Церкви, которая должна быть чужда политики». В августе 1917 года он был возведен в сан митрополита и с еще большим рвением «полагал душу свою за овцы своя». В январе 1918 года был издан декрет «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви» и дан старт уничтожению Церкви и полному ее разорению. Митрополит Вениамин вместе с паствой активно сопротивлялся этому процессу. Однако положение становилось все тяжелее. Вслед за декретом начались аресты и расстрелы духовенства. Стали закрываться монастыри и церкви, уничтожались мощи, началось изъятие церковных ценностей. Это особенно тревожило митрополита, который настаивал не только на добровольном пожертвовании таковых (в 1922 году Петроград был объят голодом), но и на народном контроле над расходованием пожертвованного имущества. Петроградским властям действительно важнее было изъять церковные ценности без лишнего кровопролития и раздражения со стороны населения. Поэтому комиссия помощи голодающим активно контактировала с «Обществом объединенных Петроградских православных приходов», в работе которого принимал участие и митрополит Вениамин. Однако события и перемены в стране происходили с невероятной быстротой. Вчерашние договоренности с властями уже не имели силы. К тому же в марте 1922 года активизировалось движение за «обновление» Русской церкви. В Петроградского газете «Правда» была опубликована статья, подписанная организаторами обновленческого раскола. В ней патриарх Тихон и духовенство обвинялось в контрреволюционном заговоре против советской власти, в чинимых изъятию церковного имущества препятствиях. Уже спустя два месяца митрополит Вениамин был арестован. Его обвинили в сопротивлении изъятию церковных ценностей. Вместе с ним к процессу были привлечены 86 человек, большинство из которых принадлежало Обществу Петроградских приходов. Процесс начался в июне 1922 года, а 5 июля суд вынес приговор. |
| 22 февраля 1920 года на состоявшемся в лаврской церкви Святого Духа собрании Иван Михайлович был избран товарищем председателя церковно-приходского совета лавры. В ноябре 1920 года было создано Общество православных приходов Петрограда и его губернии, в котором Ковшаров стал членом правления и хозяйственного отдела; взаимодействуя с гражданскими властями, он деятельно помогал митрополиту Вениамину, в особенности во время начавшегося в 1921 году голода и проводившегося под этим предлогом изъятия церковных ценностей. В первый раз Иван Михайлович был арестован в сентябре 1919 года по подозрению в принадлежности к кадетской партии. На следствии выяснилось, что он никогда не принадлежал к этой партии, и он был освобожден. В мае 1921 года он был арестован по аналогичному обвинению и спустя две недели освобожден. В ночь с 28 на 29 апреля 1922 года Иван Михайлович снова был арестован и заключен в тюрьму на Шпалерной улице. 10 июня 1922 года начался судебный процесс над митрополитом Петроградским Вениамином, священнослужителями и мирянами Петроградской епархии. В первые дни суда митрополит Вениамин, выходя из тюремной машины, прежде чем войти в здание суда, благословлял всех собравшихся у здания, а хор пел «Достойно» и «Ис полла эти деспота». Когда после окончания дневного заседания конвоиры увозили митрополита, то он также благословлял всех собравшихся. К середине процесса власти категорически запретили ему благословлять народ, и он лишь крестился сам и, глядя на собравшихся людей, слегка кланялся им. Всякий раз после окончания заседания подсудимых встречала многочисленная толпа тех, кто не смог попасть в зал суда, и тех, кто, хотя и присутствовали на суде, но к этому времени специально выходили, чтобы проводить подсудимых; некоторые выкрикивали слова поддержки и бросали в машину, которая увозила митрополита, цветы. 15 июня сразу же после отъезда машин с подсудимыми вся толпа, оказавшаяся в это время на улице перед зданием суда, была оцеплена сотрудниками ГПУ, которые затем погнали ее пешком в ГПУ на Гороховую. Через два дня все задержанные были переведены в тюрьму на Шпалерную. Вместе с верующими были арестованы и люди неверующие и даже мало что знавшие о митрополите Вениамине: это были случайные прохожие и люди, оказавшиеся после окончания спектакля в Малом оперном театре на улице, поблизости от филармонии, где проходил судебный процесс. После допросов большая часть задержанных была освобождена. Впоследствии сотрудники ГПУ стали арестовывать выборочно; отпускали задержанных на следующий день после допроса, сообщая о задержании по месту службы, что нередко приводило к увольнениям. |
| Мое выступление накануне описано в “Правде” совсем не по правде; пристрастие настолько беспардонно, что я не ожидал: вместо того смелого, открытого и ясного выявления всего хода дела, какой я сделал, тут отпечатано, что я и смущался, и не отвечал, и “расплывался туманно” и т.п. Можно врать, но, говорить совсем противоположное, как будто и для советской “Правды” должно было бы быть зазорно. Ежедневное сидение с 12 до 10 часов вечера утомляет, и у меня к вечеру открывается головная боль. Скоро ли прекратится это мучение? Многим из нашей группы предлагались вопросы о Карловацком Соборе, и о “Живой Церкви”. Мне тоже предложен был последний вопрос. Я сказал, что не знаю положения группы, а журнала еще не прочитал. Драницын после, при допросе, кажется, Зинкевича, удостоил назвать меня “более или менее сознательным Петроградским священником”. 10 часов вечера. Сегодня заседание суда окончилось в седьмом часу вечера и потому вечер свободный. Банщик предложил мне ванну (ухаживают здесь), сходил. Сегодня допрашивали Парийского, Союзова, Кедринского. Все трое ответили хорошо. Дело выясняется, и если бы велось объективно, то и думать было бы не о чем. Но... в этом “но” – все дело. Защитники (особенно Гурович) очень умело ставят вопросы и освещают истинное положение дела. Конец сегодняшнего заседания оказался чрезвычайным. Говорил Кедринский. Пытали его, пытали, а, в конце концов, когда речь зашла о “Живой Церкви” и отношении к ней, он взял да и выложил дословно фразу, сказанную Введенским на пастырском собрании о том, что расстрел 5 священников в Москве был ответом на его отлучение, а здешний процесс в исходе будет зависеть от нынешнего пастырского собрания. Поднялась суматоха, тем более что Кедринский сейчас же дал такое освещение делу, что это – клевета на Советское правительство. Слова занесли в протокол, обвинение заговорило о необходимости допроса Введенского, и т.д. Суд ушел для совещания, совещался полчаса. Обвинители вышли оттуда с видом, свидетельствующим о больших дебатах. Решено допросить – в свое время. Хорошо, но клин вбит в дело огромный. 5/18 июня 1922 г. Воскресенье. Около 8–9 часов вечера. |
| Петроградский митрополит Антоний ответил, что оно хранится до тех пор, «пока какое-либо тяжкое народное бедствие не заставит обратить их на нужды государства " ». Далее Н. Кузнецов упоминает о необходимости контроля со стороны верующих над употреблением изъятых церковных ценностей, о необходимости инструкции Комиссиям, что изымать и что оставлять. Упоминает и о том, что 10-е правило Двукратного Собора и 73-е Апостольское правило, трактующие святотатство как присвоение из корыстных побуждений церковных вещей или обращение их на несвященное употребление, могут быть применены лишь в отношении верующих (духовенства и мирян), но не в отношении безрелигиозной власти, которая не принадлежит к Церкви. Упоминает он и о том, что «хранящиеся в музеях церковные предметы, в том числе и сосуды, находятся в руках светских людей, и когда, из-за порчи их, их обращают в лом или для поправки или золочения отдают мастерам, то не возникает [же] вопрос о святотатстве или оскорблении святыни...» (Д. 1026. Л. 141). В самом начале мая 1922 г. Н. Д. Кузнецов вместе с епископом Антонином (Грановским), протоиереем Ледовским 22 и священником Калиновским был вызван в качестве эксперта на этот процесс. На вопрос представителя обвинения, носит ли воззвание Патриарха Тихона строго религиозный характер, Н. Д. Кузнецов якобы ответил: «Не носит, поскольку изъятие не затрагивает религиозного чувства верующих» 23 . Сомнительно, чтобы Кузнецов, будучи православным, мог дать такой ответ: какие же тогда чувства, если не религиозные, затрагивало у верующих ограбление храмов? Такой ответ был явно сфабрикован обвинительной стороной. Наше подозрение, что имело место намеренное искажение показаний обвиняемых и экспертов членами Трибунала, подтвердилось сведениями из другого тома следственного дела, в котором приводятся показания обвиняемых и экспертов 24 . В частности, 2 мая председателем трибунала перед четырьмя упомянутыми экспертами было поставлено 16 «обобщенных» вопросов. Упомянем только первый: «Носит ли воззвание патриарха Тихона строго религиозный характер?» Епископ Антонин предложил отвечать первым Н. Д. Кузнецову с тем, чтобы остальные отвечали лишь согласием или несогласием с ним. |
| Но недолго пришлось быть в недоумении. Скоро начался суд, продолжавшийся почти целый месяц – с 10 июня по 5 июля (по нов.ст.) 1922 г. Исход его известен. Этот месяц суда был в высшей степени тяжел морально. Июль 1928 г., дача, деревня Черново . Воспоминания " смертника " Пояснение С 10 июня по 5 июля (нов.ст.) 1922 г. в Ленинграде происходил громкий процесс “церковников” во главе с митрополитом Вениамином. Судили до ста человек, главным образом – священников, но были и миряне – мужчины и женщины. Судили в военном трибунале по делу о неотдаче церковных ценностей в пользу голодающих Поволжья, но по статье 62й Уголовного Кодекса, обвиняя в контрреволюции – “в содействии международной буржуазии в целях низвержения Советской власти”. Обвиняемые были присуждены к различным наказаниям. Между прочим десять человек были присуждены к расстрелу, а именно: митрополит Вениамин, еп. Венедикт, Ковшаров, архимандрит Сергий (Шеин) – из профессоров правоведения и член Государственной думы, Ю.П. Новицкий, прот.Л.К. Богоявленский, бывший настоятель кафедрального Исаакиевского собора, прот.Н.К. Чуков, бывший настоятель Казанского собора, Николай Александрович Елачич, бывший секретарь Государственного совета, Димитрий Флорович Огнев, бывший сенатор последнего времени, и я, Чельцов Михаил Павлович, бывший настоятель Троицкого Измайловского собора и председатель Петроградского Епархиального совета. Главным основанием для суда и осуждения было выдвинуто то, что вышепоименованные лица были членами Правления Общества приходских советов Ленинграда, т.е. входили в организацию хотя существовавшую легально, но обратившую свою работу в деле отдачи церковных ценностей будто бы во вред Советской власти. Меня все время трактовали тоже как члена Правления, хотя всем, и судьям в том числе, хорошо было известно, что членом Правления я не был и все время стоял в открытой оппозиции сему Правлению; приплели же меня, как близкого по своей общецерковной работе к митрополиту и видного протоиерея. После произнесения приговора, нашими защитниками была послана в Москву кассация на приговор, оставленная Москвой без последствий, а нашими родными посланы ходатаи в Москву во ВЦИК с просьбами о нашем помиловании. Ездила туда и моя дочь, семнадцатилетняя девочка Аня, с одной моей знакомой дамой – бывшей начальницей одной женской гимназии, где я был долгое время законоучителем. Ответ из Москвы пришел только в начале августа, а нам был объявлен 14 августа. Все это время, т.е. с 5 июля по 14 августа – эти сорок дней мы находились как “смертники” в ожидании известий из Москвы, окончательно решающих наше дело: расстрелять нас или нет. |
| В 5 часов вечера разносят ужин (от которого я также отказываюсь) и кипяток. Пью чай. Затем обыкновенно читаю по молитвослову вечерню (а под праздник совершаю всенощную), читаю канон и молитвы перед причащением (ибо каждый день утром я причащаюсь запасными св. Дарами) и вечерние молитвы. Забыл сказать, что пред 5-ю часами я обыкновенно читал псалмы, избранные по молитвослову, или акафисты и т.п. Затем опять хождение по камере до ужина – часов в 8–9, и опять хождение и думы, пока не одолеет сон... Это месячное затворничество дало мне возможность обдумать и проанализировать жизнь и, если удастся написать воспоминания, то они могут быть не только интересны в смысле общественном, но и поучительны, особенно, конечно, для детей, для которых, собственно, я и хочу их написать. Некоторое разнообразие вносили понедельники и пятницы, когда приходила “передача”. “Передача” это обыкновенно доставлялась нам к вечеру, иногда часов в 7–8. Сначала мне ее приносили, а потом вдруг стали приглашать за ней самого. Тут я догадался, что в судьбе моей, вероятно, произошла перемена. Это и подтвердилось: 20-го июля (старого стиля), вечером какой-то незнакомый надзиратель открывает форточку и сообщает по секрету, что нас 6 человек помиловали, а о 4-х еще неизвестно... Добрая душа. Не знаю, сколько она внесла отрады в жизнь, и какими слезами благодарности я ответил на это сообщение... То же было и раньше, на другой день нашего приезда на Шпалерную, когда кругом часовые, когда я ждал расстрела, прибегает потихоньку днем какой-то надзиратель и сообщает наскоро: “Расстрела не будет, пришла из Москвы телеграмма, приговор остановлен”... “Но никому, ни слова... Здесь каждый шаг известен”... Я даже спасибо не успел, кажется, сказать ему. Ну, Господь ему вменит это сочувствие... 12/25 августа 1922 г. На новом месте. Со вторника, 9/22 августа, мы уже не на Шпалерной, а в Пересыльной, на совершенно новом положении. Но скажу обо всем по порядку… 1/14 августа, в понедельник, около 5 часов помощник начальника Бекетов приходит в камеру и читает, что по представлению Верховного трибунала Президиум ВЦИК заменил расстрел заключением на 5 лет. |
|
|
