| В этом году в социально-реабилитационный центр (бывший приют «Огонек» в Ольговке) Романовские и их подписчики купили новую дверь. Со старой было холодно так, что в прихожей, где раздеваются дети, в углах образовывался иней. Здание старое, его давно пора ремонтировать. Денег на это нет. — Приют «Огонек» открылся в деревне Ольговка в 1994 году. Я была одной из первых детей, которые там поселились. Дети попадают туда, когда ситуация в семье тяжелая, но опека дает им шанс исправиться. Иногда это промежуточное звено между жизнью в семье и детским домом, — объясняет Маша. На странице «Большое добро» в ноябре и декабре Маша опубликовала письма детей детского дома и приюта к Деду Морозу. Они не просили смартфонов, ноутбуков или планшетов. Среди новогодних желаний — игрушечный трактор, конструктор, набор для вышивки и волшебная палочка. — Районные детские дома живут хуже городских. Поэтому дети там не избалованные. Им не нужны модные гаджеты. У них другие проблемы. Там не хватает игрушек, редко обновляется развлекательный фонд. Они почти никогда не покидают Яю. Из фруктов видят только яблоки, реже — апельсины. Мандарины или виноград государство им не закупает. И при этом многие из детей действительно верят в Деда Мороза. Эту надежду на доброе чудо нужно сберечь, — говорит Мария. Однажды на новогоднем утреннике Романовские узнали, что в детский дом накануне поступил еще один ребенок. Он не успел написать письмо Деду Морозу вместе со всеми. Маша рискнула — принесла девочке ручку, бумагу и попросила загадать желание. Та попросила плюшевого мишку. Один такой как раз оставался в машине — на всякий случай! И это было настоящее новогоднее волшебство. Мама рожала дома, а потом вручила сестру мне — Мне очень тяжело просить помощи у посторонних людей, — признается Маша. — Пусть и не для себя, а для детей. Каждый раз себя ломаю. Все потому, что в детстве мне приходилось попрошайничать. Я ходила по соседям и умоляла дать нам хлеба, потому что я должна была накормить младшего брата и сестру. Мама уходила и пропадала где-то, а мы голодали. |
| Все три посетителя палаты 6 переглянулись. — Удивлены? А все очень просто. С Тимофеевым много пришлось пообщаться. Похоже, он понял, что я хочу помочь, даже доверие ко мне почувствовал. — Тимофеев был напуган? — Не то слово. В отличие от меня, Алексей выбора-то не имел. — То есть, что убивал не Тимофеев, вы знали? — Догадался сам — сомнительно, чтобы кто-то из любви к этому алкоголику мне посулил такие деньги. — Получается, что вы действительно обо всем знаете, — задумчиво произнес Асинкрит. — Но в суд не пойду. Надеюсь, господин Сидорин, это понятно? — Конечно. Да и что вы можете суду предъявить? — Рад, что наконец-то вижу перед собой разумного человека. — Сергей, не томи, рассказывай дальше, — взмолился Глазунов, — а то все время отвлекаешься. — Если совсем коротко: заказчик Исаев, причина смерти Ивановых — их собственный дом. Теперь все. Вадим Петрович даже присвистнул. Романовский был доволен произведенным эффектом. — Простите, я не местный, — начал Сидорин, — не могли бы вы… — Исаев наш депутат. Живет в Москве. Очень богатый человек, но его в наших краях любят и даже гордятся им — земляк, — пояснила Толстикова. — На выборах в Госдуму засыпал всех деньгами и подарками. — Про любовь не знаю, — возразил Глазунов, — скорее, ценят. Таких трудно любить: Исаев мне рыбу напоминает — холодный весь. Даже когда улыбается — глаза… Короче, нехорошие глаза, не хотят улыбаться. — Вадим, ты с ним встречались? — спросил Сидорин. — Ну не лично… Павел Валерьевич к нам в больницу приезжал, агитировал. — Нас тоже в управлении культуры собирали на встречу с ним, — вспомнила Лиза, — мне он тогда понравился — не без юмора человек. К тому же, я слышала, Исаев — коллекционер, в живописи разбирается. Много сделал, чтобы в нашем городе не всю старину извели… Ребята, мне кажется, здесь какая-то ошибка. Может, Георгий тот случайно в толпе оказался? — Постой, Алиса, — поднял руку Глазунов, — Георгий этот… светловолосый, залысины у него большие? — Пожалуй, да, залысины приличные, — согласился Романовский. — Ты его видел? |
| Две щуки зимой оказались после осеннего половодья отрезанными от большой воды в маленькой заводи. Наверное, они бы погибли от голода, от нехватки воздуха, но нашелся добрый человек, разглядевший рыб сквозь лед, взял их под свою опеку: долбил во льду лунки, подкармливал... Они пережили суровую зиму и так полюбили друг друга, что даже спали, прижавшись боками. А весной пришла большая вода, и щуки ушли в реку. И человек — конечно же, сам Станислав Тимофеевич Романовский, добрейшая душа — подумал: «Неужели они забудут эту зиму?..» Тогда я, конечно, не понимал, что рассказ «Чета» словно про нас с Мариной написан, и я рассказываю его промыслительно. Зима нас ожидала очень суровая, но Романовский, даже щук пожалевший, взял и нас под свою опеку… Этим рассказом, сам того не подозревая, я заложил во главу угла нашей любви надежный камень… Сердце сразу почувствовало, что Марина — моя жена От счастья мы еще зашли на Главпочтамт, отправили поздравительную телеграмму любимой Марининой тете Верочке в Ленинград. Марина предложила мне выбрать цветы. Я с умыслом показал на самые невзрачные. Она согласно кивнула. Обрадовался про себя: жена будет покорная, послушная. Но это оказалось не так. И слава Богу: покорную я бы погубил вместе с собой. Расставаясь на крыльце ее дома, неожиданно разволновался, как мальчишка, едва смог вымолвить: «Можно еще с вами встретиться?» Она достала из сумки еженедельник, и оказалось, что у нее все время расписано, и лучше прямо позвонить, когда мне будет удобно. Я, вольный художник без постоянного места работы, так напугался еженедельника, что решил, чтобы не показаться праздным гулякой и не разочаровать Марину, несколько дней не звонить. И Людмиле с испугу тоже позвонил только через два дня, мол, спасибо, «Память» великолепна, начал делиться впечатлениями, но она не выдержала: «Ну, а женщина как?» Я этих слов и дожидался: с жаром принялся расписывать, как сердце сразу почувствовало, что Марина — моя жена. Люся обрадованно воскликнула: «Так что ж ты не звонишь — она сидит плачет». |
| — Куда освободился Романовский Николай Сергеевич? — В Печору, на вечную. — К кому можно обратиться и говорить о переводе его в Инту на вечное поселение? — А кто вы и почему хлопочете? — Я его приемный сын, сам на поселении, у меня свой дом. Романовский — человек слабого здоровья, одному в ссылке тяжело, вот и хочу взять к себе хоть на иждивение, как лучше! — Пишите заявление, разберем. Написал, подал. — Придите через несколько дней. Пришел. — Ваше ходатайство удовлетворено. Все нужные документы перешлем в комендатуру Печоры. — Разрешите мне самому за ним поехать с вашими бумагами и привезти его сюда. — Хорошо, поезжайте. Выдали пропуск на пять дней, выдали документы на перевод в Инту. Печоры километров на двести южней Инты. Приехал и сразу в комендатуру. Комендант просмотрел все бумаги и объяснил, где мне найти Романовского. Маленькая гостиница, комната номер, а в ней Коленька. — Откуда ты взялся? — воскликнул Коленька, вскакивая с постели. — За тобой приехал. Выхлопотал тебя к себе на Инту. У меня там свой дом, жена и дочь Маришка. — Батюшки, разбогател! А жена кто? — Варюшка, тебе знакомая цыганка. Все и обо всем было рассказано в одно мгновенье, вчерне, впопыхах, о том, что у него будет своя комната, своя Маришка, свой дом, а в нем любимая жена, но моя. — А ты меня бить не будешь? — неожиданно спросил Коленька. — Обязательно буду, утром и вечером. Коленька с Мариной. Инта В комендатуре все нужные документы на перевод были оформлены так же быстро, как я рассказал Коленьке о своей жизни за эти годы, даже о шариках не забыл рассказать, все в одну кучу потом разберемся, времени хватит, жить-то вечно. В поезде Москва — Воркута разговор пошел более обстоятельный, шаг за шагом. Дома нас ждала и поджидала Варюшка. Они обнялись, как старые друзья. Коленька поцеловал Маришку в темечко и сказал: — У нее головка солнышком пахнет. За праздничным столом вся семья в сборе. «За тех, кто в море! За тех, кто там!» Разговоры, разговоры без конца и края. Утомленный, но радостный, лежит Коленька на тахте в маленькой комнате. В нашем полку прибыло. В нашем доме поселилось солнышко. Душа этого человека всегда была светлой, доброй и мирной. Гармония сердец не нарушилась, а стала еще гармоничней. |
| Архиепископ Пимен с духовенством. Саратов, конец 1980-х гг. Помню, еще когда я работал в отделе пропаганды и агитации Саратовского обкома КПСС, вышло (кажется, последнее) постановление ЦК КПСС об усилении атеистической пропаганды. Во исполнение его на бюро обкома партии слушался отчет Романовского райкома КПСС. Как на проявление вопиющей темноты людей, проживающих в селах этого района, указывалось на факты посещения ими в пасхальные праздники кладбищ, тайные крещения детей, наличие в домах икон, установку на могилах крестов. Вместе с тем положительно оценивались действия милиции, устраивавшей заградительные кордоны людям, желавшим посетить могилы близких. Так случилось, что мне, свидетелю этих фактов, довелось спустя много лет увидеть своими глазами иную картину в том же районе. А дело было так. Как-то владыка Пимен, посетив меня на рабочем месте, сообщил о письме жителей из села Бобылевка Романовского района. Это село на самой границе Саратовской и Тамбовской областей. В письме изложена просьба сельчан прислать священника и возобновить службу в едва уцелевшем, полуразрушенном храме. Владыка спросил: может быть, я вместе с благочинным епархии протоиереем Николаем Архангельским могу посетить это село и помогу склонить местную власть не препятствовать желанию людей? Просьбу я принял. Была ранняя весна. На епархиальной «Ниве» за триста километров от Саратова приближаемся к названному селу. По обочинам дороги пожухлый бурьян. Чтобы не застрять в весенних колдобинах, выезжаем на целину. Навстречу нам почти к обеденному часу поднимается солнце. Теплыми лучами оно поедает остатки зимы, задержавшиеся в овражках. Долгая дорога изрядно утомила. Казалось, что ей не будет конца… Пока отвлекался, глядя по сторонам, не заметил, как будто из-под земли выросла гряда тесно стоящих друг к другу приземистых домиков. Как бы раздвинув хатенки, возвышается обезглавленный храм, на стенах которого еще местами сохранилась вековая известковая побелка. А что за многоцветье людей, заполонившее пустырь около храма? «Нива» с трудом движется по разбитой колесами тракторов главной улице села. |
| - Можешь не продолжать, угадаю с одного раза: Романовский о фурамедоне не вспомнил, зато вспомнил обо мне. - Да, и теперь я догадываюсь, почему. Зовет он тебя. Глава двадцать пятая Домик в сказочном месте. - Только ты не очень-то зазнавайся, - Толстикова была поражена, но пока они ехали в больницу, старалась опустить Сидорина на землю. – Пиелонефрит каждый может подхватить... - Идучи за счастьем. Разумеется каждый. - А почему ты такой счастливый? - Откровенно? - Желательно. Только про теорию не надо, пожалуйста. И, надеюсь, ты не радуешься несчастью человека. - Елизавета, ты впрямь ничего не понимаешь? Я радуюсь: Вадим сказал, что за две недели его подлечат. Значит, нет у меня греха на душе. Но зато он... он все понял. Не я ему сказал, но через меня сказали. – И Сидорин показал на небо. - Я ведь после того разговора, - продолжал Асинкрит, - страшно зол был на Романовского. А оказалось... все оказалось кстати. В больнице их уже ждал Вадим Петрович. - Ребята, вот халаты. Надевайте – и за мной. Для Романовского нашли отдельную палату. Лизе показался знаковым ее номер – 6. Она заметила, что номер палаты сделал Сидорина еще счастливее. - Асинкрит, - шепнула Толстикова, - ты хоть смени выражение лица. - А на какое надо сменить? - На соответствующее. Это же больница. - Ладно, там посмотрим. Надо отдать должное Сидорину: к кровати Романовского он подходил с самым грустным видом. - Что с вами случилось, Сергей Кириллович? – участливо спросил Асинкрит, подходя к больному. - А то вы не знаете? – слабым голосом ответил тот. Асинкрит откашлялся, успев при этом прошептать Толстиковой: «Ну что, говорить правду легко и приятно?» Лиза в ответ чуть слышно: «Выкручивайся сам». - Так что же вы молчите, Асинкрит Васильевич? Сказать нечего? - Отчего же, Сергей Кириллович. Но, во-первых, я сказал все что хотел, тогда, при нашей встрече. Во-вторых, это вы меня позвали сюда, а в-третьих – взбодритесь. Жить будете... - Точно? – неожиданно перебил его Романовский. – Я вас давно раскусил. - Меня? |
| Все три посетителя палаты 6 переглянулись. - Удивлены? А все очень просто. С Тимофеевым много пришлось пообщаться. Похоже, он понял, что я хочу помочь, даже доверие ко мне почувствовал. - Тимофеев был напуган? - Не то слово. В отличие от меня, Алексей выбора-то не имел. - То есть, что убивал не Тимофеев, вы знали? - Догадался сам – сомнительно, чтобы кто-то из любви к этому алкоголику мне посулил такие деньги. - Получается, что вы действительно обо всем знаете, - задумчиво произнес Асинкрит. - Но в суд не пойду. Надеюсь, господин Сидорин, это понятно? - Конечно. Да и что вы можете суду предъявить? - Рад, что наконец-то вижу перед собой разумного человека. - Сергей, не томи, рассказывай дальше, - взмолился Глазунов, - а то все время отвлекаешься. - Если совсем коротко: заказчик Исаев, причина смерти Ивановых – их собственный дом. Теперь все. Вадим Петрович даже присвистнул. Романовский был доволен произведенным эффектом. - Простите, я не местный, - начал Сидорин, - не могли бы вы... - Исаев наш депутат. Живет в Москве. Очень богатый человек, но его в наших краях любят и даже гордятся им – земляк, – пояснила Толстикова. – На выборах в Госдуму засыпал всех деньгами и подарками. - Про любовь не знаю, - возразил Глазунов, - скорее, ценят. Таких трудно любить: Исаев мне рыбу напоминает – холодный весь. Даже когда улыбается – глаза... Короче, нехорошие глаза, не хотят улыбаться. - Вадим, ты с ним встречались? – спросил Сидорин. - Ну не лично... Павел Валерьевич к нам в больницу приезжал, агитировал. - Нас тоже в управлении культуры собирали на встречу с ним, - вспомнила Лиза, – мне он тогда понравился – не без юмора человек. К тому же, я слышала, Исаев – коллекционер, в живописи разбирается. Много сделал, чтобы в нашем городе не всю старину извели... Ребята, мне кажется, здесь какая-то ошибка. Может, Георгий тот случайно в толпе оказался? - Постой, Алиса, - поднял руку Глазунов, - Георгий этот... светловолосый, залысины у него большие? - Пожалуй, да, залысины приличные, - согласился Романовский. – Ты его видел? |
| Сборник духовных стихов. XIX в. (БАН. Собр. Каликина. 20. Л. 27 об.-28) Сборник духовных стихов. XIX в. (БАН. Собр. Каликина. 20. Л. 27 об.-28) В период расцвета муз. культура Выга включала разные виды деятельности: богослужебное и внебогослужебное пение, переписывание и составление книг, обучение певч. грамоте и сочинение новых произведений. В Выговской пуст. сочинялись стихи, молитвы, каноны и церковные службы старообрядческим подвижникам и мученикам. Поморскими гимнографами был написан «Канон благодарственный… о православней вере Господу Исусу Христу» (А. Борисова и Г. Скачкова ), «Канон за упокой различными образы за отеческия в вере Христове бывшия древле обычаи и законы усердно умерших. Глас 8» (неизвестного автора). Поморец Г. Карнаев (Романовский) написал 29 тропарей и кондаков разным святым, а также канон преподобным Зосиме, Савватию и Герману Соловецким. Выговцами было создано 9 церковных служб. Авторы 4 известны: Семен Денисов, Карнаев (Романовский) и Иван Антонов. Из выговских служб 2 посвящены старообрядческим страдальцам и исповедникам, в т. ч. протопопу Аввакуму, Феодосии Морозовой, Е. Урусовой, Павлу Коломенскому и др.; 6 - выгорецким отцам Корнилию Выговскому, Даниилу Викулину, Геннадию Боровскому, Петру Прокопьеву, Андрею Денисову и Семену Денисову. «Служба святым исповедникам, новым российским страдальцам», вероятно, была составлена и распета на крюках С. Денисовым. Все упомянутые службы написаны согласно правосл. уставной традиции и относятся к типу средних праздников, с праздничными вечерней и утреней (см. Знаки праздников месяцеслова ). Текстам песнопений свойственны витиеватое многословие, сложность риторических конструкций, характерных для выговской лит. традиции. В текстах служб применены акростих, лексическая и звуковая анафоры, организующие песнопения внутри групп. Особенностью выговских служб являются предваряющие канон особые четверостишия. Напр., в службе Андрею Денисову: «Колена сердца моего преклоняю/Ко Владыце моему Создателю/Пение песненно отцу начинаю/Воспети церковному учителю». Духовные стихи |
| 16 июня премьер-министр Масрур Барзани принял нового посла США в Ираке – им стала Алина Романовски, которая ранее возглавляла американскую дипмиссию в Кувейте и была первым заместителем координатора по борьбе с терроризмом в Государственном департаменте. В ходе беседы глава правительства автономии подчеркнул, что «народ Курдистана имеет национальные и конституционные права, а нерешенные вопросы с Багдадом касаются не только нефти и бюджета, но и того, что регион является конституционно признанным образованием и с ним следует обращаться соответственно». Посол Романовски, в свою очередь, подтвердила поддержку Вашингтоном Курдистана и отметила, что «Ирак и Курдистан являются важными частями политики США». Накануне в Эрбиле обьявили о том, что новым начальником штаба министерства пешмерга стал генерал-лейтенант Исса Азиз – он сменил генерал-лейтенанта Джамаля Мохамеда. На официальной церемонии присутствовали министр пешмерга Шориш Исмаил и другие представители курдских властей, а также старшие офицеры Международной коалиции по борьбе с запрещённым в России «Исламским (ИГ), то есть кураторы из НАТО. В Багдаде о событии узнали из газет. Пытаясь сохранить лицо, федеральные власти направили 19 июня в Эрбиль делегацию силовиков: группу генералов МО, МВД и погранвойск возглавил начальник ГШ генерал-полковник Абдель Амир Яралла. Гостей приняли премьер-министр и президент автономии, в ходе встреч «обсуждались вопросы укрепления сотрудничества в области безопасности между федеральным и региональным правительствами, особенно на спорных территориях, а также взаимодействие с коалиционными силами». Масрур Барзани особо подчеркнул, что «силы пешмерга следует рассматривать как часть иракской системы безопасности и поддерживать их, потому что численность сил пешмерга идет на пользу стабильности Ирака в целом». Тем самым он лишний раз напомнил Багдаду, что пешмерга насчитывают сегодня около 200 тысяч подготовленных бойцов, а иракская армия по требованию США была полностью выведена из Курдистана в 1991 году. С тех пор на территории курдской автономии нет ни одного солдата федеральных сил. Зато есть немало иностранных военнослужащих, прибывших издалека. Они чувствуют здесь себя вольготно, иногда даже слишком. Так, 10 мая в ходе ночных учений с боевой стрельбой подразделение ВС США с военной базы Харирпо ошибке нанесли удар по центру жилого района Басерма. Как заявил глава местной администрации Джанкавар Азкийи, лишь чудом обошлось без жертв, однако 11 жилых строений получили повреждения. |
| Обращение живо нашло свой отклик. К концу 1913 года было собрано 32420 рублей и деньги продолжали поступать. Сразу после постановления земского собрания в январе 1913 года в Вязовые выехала Особая комиссия из губернатора М. Стрижевского, губернского предводителя дворянства С. Толстого-Милославского, председателя губернской земской управы Н. Мельникова, инженеров земства Ф. Юргенсона и В. Важанского. Участие самого губернатора, уже подчеркивало, какое немаловажное значение придавалось этой часовне. Долго обозревали они холм и, наконец, выбрали место для сооружения памятника. Затем комиссия обратилась к московскому архитектору А. В. Щусеву с просьбой сделать проект часовни. Автор проектов Казанского вокзала Москвы, а позднее мавзолея В. И. Ленина, предложил казанцам часовню в восточно-египетском стиле. Торжественную закладку совершили 11 июля 1913 года – в день пышного открытия Романовского моста. Сооружение часовни началось весной 1914 гола. Но не суждено было до конца осуществиться замыслу выдающегося мастера - разразилась первая мировая война. Финансирование прекратилось, стройку свернули. Потом революция, гражданская война, …. Консервация затянулась на десятилетия. Забвение, безнадзорность нанесли памятнику ощутимый урон. Не одно поколение краеведов, архитекторов и просто любителей прекрасного мечтало увидеть памятник на Вязовой горе во всем блеске и величии. И это время пришло почти через сто лет со дня закладки первого камня часовни-памятника. Сегодня мы радуемся поистине высокому искусству, простому и захватывающему шедевру, творению великого архитектора А.В. Щусева. По материалам статьи Н. Коклюгина «Забытое творение академика Щусева», журнал «Казань», 7, 1997 г. и сайта Раифского Богородицкого мужского монастыря В декабре 1912 года Казанское губернское земство приняло решение выстроить (в честь 300-летия Дома Романовых) близ строящегося железнодорожного моста через Волгу монументальный памятник-часовню. Проект подготовил архитектор А.В. Щусев, автор Казанского вокзала Москвы, позднее - первого проекта мавзолея В.И. Ленина. Торжественная закладка совершена 11 июля 1913 года (в день открытия Романовского моста), основные работы были начаты весной 1914 года, однако события Первой мировой войны прервали строительство, и постройка на была завершена. |
|
|
