| Джибрил здесь оставил пророке, который Израфилом приведен был к престолу Вечного чрез два моря света и одно море тьмы, и услышал он там голос, говорящий к нему: «Мухаммед, приблизься, и Бог всемогущий и славный приблизит тебя». Поступая вперед, Мухаммед приблизился к престолу Божию и прочитал на одной стороне его: «нет Бога, кроме Бога, и Мухаммед пророк Его» Бог прикоснулся к нему, проникши его душу священным трепетом, и открыл ему свои таинства. Возвращаясь назад, Мухаммед нашел архангела Джибрила, который препроводил его в Иерусалим, откуда пророк на той же лошади альборак отправился в Мекку. 113 Есть предание, будто Аиша говорила, что тело пророка в то время было подле неё и что один дух его совершил это ночное путешествие на небо. 117 К2:89. А когда пришло к ним писание от Аллаха, подтверждающее истинность того, что с ними, … они не уверовали в это. Проклятие же Аллаха над неверующими (прим. ред.) 118 К7:156–157 (Аллах) сказал: «Наказанием Моим Я поражаю, кого желаю, а милость Моя объемлет всякую вещь. Поэтому Я запишу ее тем, которые богобоязненны, дают очищение и которые веруют в Наши знамения; которые следуют за посланником, пророком, простецом, которого они находят записанным у них в Торе и Евангелии, который побуждает их к доброму и удерживает от неодобряемого, разрешает им блага и запрещает им мерзости, снимает с них бремя и оковы, которые были на них, – вот те, которые уверовали в него, и поддерживали его, и помогали ему, и последовали за светом, который ниспослан с ним, это – те, которые имеют успех!» (прим. ред.) 122 Все эти пророчества, приводимые мусульманами, подробно исчислены и достаточно опровергнуты трудолюбивым Маракчи. Смотри Prodr. de Refutat Al-corani, par. 1. 123 Кажется, сами мусульмане, как и гунны, чувствовали своё мстительное назначение. Между ними ходила пословица: «где конь султана встал ногою, там никакая трава не растёт». Читать далее Источник: Признаки истинности православного христианства и лживости мухаммеданства/Соч. студента Духовной академии IV уч. курса (1848-1852 г.) Павла Раева. - Казань : в Универс. типографии, 1875. - 225 с. (Миссионерский противомусульманский сборник. 1875. Вып. 9.) Поделиться ссылкой на выделенное |
| Императрица очень неудачно рекомендовала ген. Шведова в обер-прокуроры Синода. Распутинец Шведов был слащавой и бесцветной личностью, совсем негодной для такого поста.), один совсем небольшого ранга, но большой канцелярии чиновник, с титулом и очень знатным родством (Жевахов), и директор Петербургских высших женских курсов, «славившихся», как рассказывали тогда, большой распущенностью, Николай Павлович Раев. Все три претендента на обер-прокурорское кресло были верными распутинцами. Ближе всех к митрополиту Питириму был Раев, ибо в свое время теперешний митрополит пользовался покровительством его отца, Петербургского митрополита Палладия (Раева) , выдвинувшего Питирима, когда он был архимандритом, на пост ректора Петербургской Духовной семинарии. Н. П. Раев раньше не служил в духовном ведомстве. Вся его служба прошла на педагогическом поприще. Близость его к Церкви выражалась лишь в том, что отец его († 6 дек. 1898 г.) когда-то был Петербургским митрополитом. О занятии обер-прокурорской должности год тому назад Н. П. Раев, уже близившийся к преклонному возрасту (ему тогда было за 60 лет), не мог и мечтать. Подготовки к несению ее, как и достаточных для столь высокого поста качеств и дарований, он не имел. Но... из трех «орлов» он всё же был лучший. Для видимости же ухватились за его родство с митр. Палладием, обеспечивавшее будто бы ему большое знакомство с церковною жизнью, и серьезное понимание ее нужд. Императрицу это окончательно подкупило. И Раев стал обер-прокурором. Во время пребывания Императрицы в Ставке в сентябре 1916 года я в беседе с нею после одного из высочайших завтраков, коснулся церковных дел. Зная, что Императрица искренне и серьезно интересуется всем, касающимся церкви и религиозно-нравственного воспитания народа, я заговорил о настроениях в нашей церковной жизни, о необходимости неотложных и решительных исправлений и улучшений в системе церковного управления, церковной дисциплины, церковного законодательства, приходского, школьного дела, о необходимости принятия скорых и настойчивых мер к проведению в жизнь таких улучшений. Императрица внимательно выслушала меня, согласившись с моими наблюдениями и доводами и... поручила мне с моими думами обратиться к новому обер-прокурору. |
| В курсе лекций К., которые он читал в СПбДА, выделяют 3 основных раздела: древнюю философию, новую философию и курс истории философской этики; эти курсы он, как правило, читал поочередно. По воспоминаниям студентов, К. читал лекции без записей, «всецело погружаясь в процесс воссоздания и выяснения излагаемого философского учения и постепенно воодушевляясь. Речь Каринского отличалась большой выразительностью и стильностью: в веских и содержательных, точных и ясных положениях как будто вычеканивались со всею рельефностью специфические пункты излагаемой системы, а довольно большие периоды, которые так характерны вообще для слога Каринского, отличаясь внешней и внутренней соразмерностью, придавали этой речи своеобразную красоту» (Там же. С. 6). К. никогда не проводил сравнительного анализа философских систем с христ. мировоззрением, чем приводил в смущение нек-рых студентов. Так, буд. митр. Антоний (Храповицкий) подозревал профессора даже в неверии. «Никогда не слышали мы от него о Христе или о Церкви. Правда, и наука-то была светская, но, кажется, отчего бы не проговориться?» - недоумевал преосвященный автор по окончании курса. Впосл. он встретился с К. «верст за 700 от Академии в одном большом монастыре». Это паломничество профессора и благоговейное отношение к святыням мон-ря настолько удивили бывш. студента, что последний выразил ему прежние сомнения: «А ведь наши долго подозревали, что вы ни во что не веруете. И что бы вам иногда сказать: «Господь наш Иисус Христос», или что-либо подобное? Или стыдитесь?» - «Нет,- отвечал профессор,- я своих убеждений отродясь не стыдился, а хотел, чтобы ваша братия своим умом доходила по моим лекциям. Не все же на помочах ходить; авторитетов религиозных у вас и без меня довольно, а вы мозгами поворочайте хорошенько, так и по моей науке к тому же придете» (Полугодовщина со дня кончины. 1918). Помимо академии К. читал лекции по логике и психологии на Высших женских (1882-1889) и Педагогических курсах (1891-1892) в С.-Петербурге. 15 авг. 1894 г. исполнилось 25 лет штатной преподавательской деятельности К., и определением Совета академии он был представлен Синоду для утверждения в звании заслуженного ординарного профессора. Указом Синода от 13 сент. того же года К. получил это звание. На том же заседании совета было рассмотрено прошение К. об увольнении со службы при академии с назначением пенсии. Прошение было удовлетворено резолюцией митр. С.-Петербургского и Ладожского Палладия (Раева) от 24 сент. 1894 г. Студенты академии преподнесли в дар ученому комплекты полных собраний трудов Платона и Аристотеля. В 1896 г. К. был избран почетным членом СПбДА, позже - почетным членом МДА, КДА, Философского об-ва при С.-Петербургском ун-те, Психологического об-ва при Московском ун-те. Во время педагогической деятельности К. был награжден орденами св. Станислава 2-й степени и св. Анны 2-й степени. |
| Скачать epub pdf Изучая историю отечественной Церкви и знакомясь, при этом, с личностями выдающихся иерархов, приходится не раз поражаться замечательному прохождению ими жизненного пути, начало которого ничего особенного не представляло. Обыкновенно, в провинциальной тиши, в семье скромного священника, поглощенного ревностным исполнением пастырских обязанностей и обремененного трудными хозяйственными заботами, протекали юные годы будущих архипастырей. В некрологе, посвященном памяти владыки Палладия (Писарева-Раева), митр. С.-Петербургского и Ладожского («Рус. Ст.» 1899г. т. 98). П. Вышеславцев пишет: «Надо удивляться тому, что, за весьма редкими исключениями, почти все эти безвестные великие труженники земли Русской детей своих не оставляют коснеть во тьме невежества, не обращают в ремесленников, мастеровых, но дают им нравственное воспитание и основательное образование. Надрываясь и надламываясь за непосильным и неимоверным трудом, терпя всевозможные душевные и телесные невзгоды, наше сельское духовенство поставляет государству не мало доблестных и даровитых личностей на всех ступенях служения. «Иди, учись, терпи; твой покровитель, помощник и прибежище – один только Бог»: таково у сельского священнослужителя внушение своему сыну при отдаче его в учение». Из семьи сыновья батюшек попадали в семинарии, с их однородною, часто мало яркою средою, подчинявшеюся давно сложившимся порядкам, имевшим свои достоинства и недостатки. Более способные заканчивали образование в Духовных Академиях. Из их среды, главным образом, пополнялась церковная иерархия. Служение Церкви не отвлекало от занятий науками. Протекало известное время, и труды выдвигавшихся иерархов, успевших иногда овладевать и иностранными языками, изучались не только русскими учеными. Высокия духовные качества, широкий кругозор в отношении культурных, общественных и государственных вопросов, проистекавший из всесторонней образованности, свойственной и тем архипастырям, которые нарочито не посвящали себя науке, влекло к общению с ними, начиная с монархов, русских людей, поучавшихся при соприкосновении с ними и укреплявшихся в вере и церковности, а иногда даже иностранцев, умевших оценить их выдающияся способности и знания. |
| Сочинение студента Казанской Духовной Академии IV учебного курса (1848–1852 г.) Павла Раева Се есть живот вечный, да знают Тебя единого истинного Бога, и Его же послал еси Иисус Христа. ( Ин. 17:3 ). Возлюбленной, не всякому духу веруйте, но искушайте духи, аще от Бога суть. ( 1Ин. 4:1 ). Православно-христианская вера есть единое, истинно Божественное откровение и, следовательно, единая истинно-божественная вера, спасительная для людей в настоящем поврежденном их состоянии. Все же прочие верования, существующие в человеческом роде, суть верования или нечисто истинные, или совершенно ложные, святотатственно усвояющие себе название откровенных, божественных. К числу последнего рода верований должно отнести и мусульманство. Хотя сами мусульмане от всей души убеждены в высоком достоинстве своей веры, по их мнению, заключающей в себе тайны неба и земли, гордятся своим пророком и только себя одних величают истинными чтителями единого Бога, а всех прочих называют поноснейшими именами неверных, идолопоклонников и безбожников; но на самом деле вера их далеко не такова, как они думают о ней. Это – вера ложная, самодельная, составляющая произведение естественного человеческого разума, и то омраченного низкими страстями... Чтобы с «иной стороны быть готовым дать ответ исповедникам мусульманства. Говорящим против истине нашей веры, с другой – дабы их самих обличить в само прельщении, покажем основания непреложной истинности веры христианской – православной, равно как раскроем и лжебожественность мусульманской, и притом так, чтобы беспристрастия и. по крайней мере, некоторой убедительности нашего исследования не мог не восчувствовать и сколько-нибудь мыслящий мусульманин. 1 Какой же для сего употребим метод рассмотрения? Метод этот указывается нам самим предложением. Для того, чтобы доказать, что истинно-божественная вера, действительно, есть вера православно-христианская, а не мусульманская, надлежит предварительно определить какие-либо, общие начала или истины, которые бы имели силу и значение для каждого и преимущественно для христиан и мусульман, и потом, на основании оных, раскрыть и утвердить истинность и божественность первой и ложность последней. А такими началами или истинами (т.е. которые бы могли служить основанием и поверкой всех мнений и рассуждений христиан и мусульман относительно веры) и могут быть здесь всего естественнее признаки истинно-божественной веры. Ибо, установив верный, сообразный с существом дела, и вполне удобоприложимый взгляд на них, нам останется после сего только сделать приложение сих признаков к вере православно-христианской и мусульманской. Прилагая их к первой, мы увидим, что все они вполне и всецело приличествуют ей, а потому она, по всей справедливости, вера истинно-божественная, благий дар, ниспосланный роду человеческому от источника всех совершенств Отца светов ( Иак. 1:17 ). |
| Оставим на совести автора эти рассуждения о причинах якобы отказа от патриаршества со стороны митрополита Антония. Здесь важно и ценно другое. Митрополит, согласно многочисленным свидетельствам современников, был глубоко смиренным и простым человеком. Всякая пышность и всякое величание были чужды его духу. «Печать крайней простоты легла на все обычаи и привычки владыки-митрополита. Были отменены выезды на четверке лошадей, цугом, стали крайне редки парадные обеды; для владыки готовился самый простой стол, а вместо шелковых и бархатных ряс он всю жизнь носил только простую шерстяную рясу черного цвета. Его тяготили официальные праздничные поздравления и земные «метания» духовенства, и они также были отменены» C. 1820]. Все это резко контрастирует с традициями и воззрениями его предшественника – митрополита Палладия (Раева) , о котором один из профессоров Санкт-Петербургской духовной академии И.Е. Троицкий в своем дневнике в 1893 г. писал следующее: «Хотелось бы записать кое-что из вчерашнего разговора с о. казначеем на память; но почему-то рука плохо мне повинуется и потому ограничусь малым. М-т Палладий очень оригинально смотрит на свое положение. Он считает его необыкновенно высоким и на этой высоте поддерживает его чисто внешними средствами: а) пышной обстановкой своей квартиры, б) роскошью своего стола, в) парадностью выездов, г) торжественностью служения, е) намеренными запаздываниями даже на поезда железной дороги, предполагая, что его обязаны ждать, как ждут Членов Царской фамилии... ж) барскими замашками относительно своего винного погреба и гардероба. Словом, это дорогой для Лавры Священно-архимандрит в смысле расходов на удовлетворение всех этих барских замашек» Л. 109–111]. Митрополит Антоний в этом смысле был полной противоположностью не только митрополиту Палладию, но и всему предшествующему периоду. Он скорее тяготился своим положением, комфорта особенного не любил, а денег никогда не копил, кроме трех тысяч рублей на погребальные издержки после своей кончины. Указанная сумма находилась в особом конверте, который, однако, после его смерти был обнаружен пустым с надписью: «Деньги эти истрачены» С. 1822]. |
| Родился в селе Руднево Пронского уезда Рязанской губернии в семье священника, окончил Скопинское Духовное училище (1874), Рязанскую Духовную Семинарию (1880), 2 года работал учителем в селе Малый Сапожок Сапожковского уезда Рязанской губ. В 1883 г. поступил в Московскую Духовную Академию, окончил её в 1887 г. (1-й магистрант 42-го курса), был оставлен в академии профессорским стипендиатом. С 1888 г. исполнял должность доцента кафедры Священного Писания Ветхого Завета Московской Духовной Академии. 1 мая того же года Жданов женился на Екатерине, дочери экстраординарного профессора Московской Духовной Академии кафедры еврейского языка и библейской археологии П. И. Горского-Платонова . В 1891 г. защитил магистерскую диссертацию «Откровение Господа о семи азийских церквах: Опыт изъяснения первых трёх глав Апокалипсиса» (М., 1891); утверждён в степени Указом Святейшего Синода от 23 сентября. Работа получила положительный отзыв Синода и экзарха Грузии преосв. Палладия (Раева). 12 ноября того же года был утверждён в должности доцента кафедры Священного Писания Ветхого Завета. В 1892 г. Жданов дал отрицательный отзыв на докторскую диссертацию ординарного проф. Московской Духовной Академии М. Д. Муретова «Ветхозаветный храм. Ч. 1: Внешний вид храма» (М., 1890; Отзыв о докт. дис. доц. Московской Духовной Академии М. Д. Муретова. 1893). Жданов считал, что перевод текста с еврейского языка, сделанный Муретовым, во многом уступает синодальному переводу, что неверны интерпретации древних авторов, в частности Филона Александрийского и Иосифа Флавия. Ошибочным был признан основной метод работы, опиравшийся на описание устройства трёх ветхозаветных храмов, Соломона, Зоровавеля и Ирода, при этом недостаточность информации в одном описании восполнялась примерами из другого (Там же. С. 57-58). Критиковал Жданов диссертанта и за выбор историографической традиции, за излишнее доверие к сочинениям предшествующих русских исследователей-археологов, в частности профессора КДА А. А. Олесницкого , и за недостаточное использование «текстуально-критических и экзегетических трудов», посвященных книгам Исход, Царств, Паралипоменон и Иезекииля, таких авторов, как К. Ф. А. Диллман, Й. Кнабенбауэр и др. Неоправданными считал Жданов и попытки Муретова «поставить храм в связь с историей еврейской теософии» и выявить «генетическую зависимость позднейших иудейско-раввинских идей» от наружного вида храма (Там же. С. 74). Жданов пришел к выводу, что «критико-экзегетическая задача труда выполнена неудовлетворительно», предложенная новая реставрация храма «стоит ниже «общепринятой»… основной принцип реставрации ложен… и ведёт к затемнению свидетельств Библии» (Там же. С. 74-75). |
| В октябре 1891 года в Санкт-Петербургской духовной академии встал вопрос о замещении освободившихся кафедр Русской гражданской истории и Священного Писания Нового Завета. С кафедрой русской гражданской истории вопрос был решён достаточно быстро – её занял преподаватель Литовской духовной семинарии Платон Жукович 15 , 16 . Относительно же кафедры Священного Писания Нового Завета, освободившейся после уволившегося по состоянию здоровья профессора протоиерея В.Г. Рождественского , возникли разногласия. Ректор академии, Преосвященный Антоний (Вадковский) , епископ Выборгский 17 , в качестве кандидата на кафедру выдвинул преподавателя Воронежской духовной семинарии, магистра богословия, Н.Н. Глубоковского . Экстраординарный профессор духовной академии В.В. Болотов в качестве кандидата на кафедру предложил А.П. Рождественского, преподававшего в это время в Великих Луках. Кроме того, вакантную кафедру хотел ещё занять преподаватель Санкт-Петербургской духовной семинарии, магистр богословия, А.А. Бронзов , подавший прошение ректору академии о включении его кандидатуры в голосование. Болотов, выступавший против занятия кафедры Священного Писания Нового Завета Глубоковским, противопоставлял «звезде» Глубоковского – «огонёк» научной жизни, который «так непритязательно, но так чисто, так бездымно» горел, по его словам, в А.П. Рождественском, отмечал его «ясность взгляда и простоту понимания» 18 . Вероятно, на исход голосования повлияли авторитет и доводы профессора Болотова, поскольку большинство членов Совета академии проголосовали именно за А.П. Рождественского. Однако через десять дней, 21 октября, последовала резолюция Высокопреосвященнейшего Палладия (Раева) , митрополита Санкт-Петербургского, о том, что на кафедру Священного Писания Нового Завета назначается Н.Н. Глубоковский , как «более соответствующий службе при академии» 19 . В феврале 1892 года А.П. Рождественский перевёлся из Великолуцкого в Псковское духовное училище, где продолжил преподавание русского и церковно-славянского языков 20 . |
| – Он человек чрезвычайно умный, отличный администратор: он бесподобно поставил женские курсы (И первое, и второе было совершенно ошибочно: Раев не отличался ни умом, ни административными способностями; курсы его были скорее плохими, чем хорошими.), кроме того, он прекрасно знает церковную жизнь, – ведь отец его был митрополитом, – добавила мне Императрица. Мне оставалось откланяться и исполнить затем царское поручение. 23 сентября я присутствовал на заседании Св. Синода и тут впервые увидел Раева. В парике ярко черного цвета, с выкрашенными в такой же цвет французской бородкой и усами, с чуть ли не раскрашенными щеками, в лакированных ботинках, – он производил впечатление молодившегося старика довольно неприличного тона. В Синоде он держался очень просто, но «чрезвычайного» ума у него заметно не было. Скорее и в уме у него сказывалась простота. По отношению к митрополиту Питириму новый обер-прокурор держался слишком почтительно, заискивающе. Словом, рекомендация Императрицы вдребезги разбилась о действительность. Правда, по первому синодальному заседанию я не мог определить, насколько хорошо знаком Раев с синодальными делами, но ссылка Императрицы на то, что Раев – сын митрополита, не имела для меня никакой цены уже по тому одному, что сам митрополит Палладий был очень плохим митрополитом. На этом заседании мы условились с Раевым, что 24-го сентября в 5 час. вечера я заеду к нему на квартиру (на Миллионной), чтобы, по поручению Императрицы, побеседовать с ним о церковных делах. В назначенный час я прибыл к Раеву. Раев принял меня просто и чрезвычайно приветливо, точно мы с ним давно были знакомы. Обменявшись несколькими общими фразами, я приступил к делу: изложил ему свой разговор с Императрицей, закончившийся пожеланием последней, чтобы я своими наблюдениями и выводами поделился с новым «дельным и опытным в церковной жизни» обер-прокурором. Раев слушал меня не то небрежно, не то рассеянно, молча; очень часто зевал, причем всякий раз ладонью закрывал рот. Меня это начинало нервировать. «Чем объяснить такое поведение «чрезвычайно умного» обер-прокурора?» – задавал я сам себе вопрос. Неинтересен для него предмет беседы? Тогда что же могло интересовать его, как церковного деятеля? Может быть, я не умею заинтересовать его? Но я говорил, хотя и сжато, но горячо, с увлечением и огнем, и уже, – казалось мне, – моя горячность должна была бы расшевелить его. Оставалось предположить одно из двух: либо он в этот день чувствовал особую усталость, либо вообще серьезные дела не могут интересовать его. |
| Защита состоялась 10 мая, Совет признал ее удовлетворительной 30 и просил митрополита Санкт-Петербургского Палладия (Раева) ходатайствовать перед Св. Синодом об утверждении Евгения Аквилонова в степени магистра богословия 31 . Однако, согласно указу Св. Синода от 4 февраля 1895 г., ходатайство академии об утверждении Аквилонова в искомой ученой степени было отклонено. Такое решение высшей церковной властью было принято на основании официальных отзывов митрополита московского и епископа каневского 32 . Митрополит московский Сергий (Ляпидевский) представил в Синод отрицательный отзыв, в котором, в частности, отмечал, что «сочинение Аквилонова в изложении носит печать темного немецкого богословствования, а по направлению и духу есть рационалистическое, и потому неудобоисправимое» 33 . Отрицательным и крайне эмоциональным был отзыв и ректора Киевской духовной академии епископа каневского Сильвестра (Малеванского) : «Узнав о появлении сочинения Аквилонова, я призадумался над тем, что за охота была автору целое сочинение писать с целию разъяснения или определения Церкви. Ознакомившись с самим сочинением, я нашел его очень незаурядным и написанным так туманно и мудрено, что потребовалось не мало времени, чтобы разобраться среди оригинальных и тенденциозных мнений и взглядов автора и придти к более или менее определенному суждению об его сочинении. Автор совершенно произвольно противопоставляет существующему у нас определению Церкви Христовой, как основанного на земле Иисусом Христом с известным устройством общества верующих, свое собственное определение общества, как таинственного небесного возглавляемого Иисусом Христом организма, в состав которого входят не только члены церкви Небесной, как-то: бесплотные духи и души отошедших от мира, праведных людей, но и все живущие на земле истинно верующие, представляющие собою внутреннюю и нераздельную часть Церкви небесной… Нельзя не пожалеть, что автором много потрачено его богатых умственных сил на столь напряженно-мыслительную, но не полезную, а скорее вредную для богословской науки работу» 34 . |
|
|
