| Такова, брате, подобало бы нам обрести наставника: но увы времени нашего, его же бедствие Богоноснии отцы наши Духом Святым предвидевше, от жалости, яко чадом своим, во утверждение наше во святых своих писаниях вся нам изъявиша. Глаголет бо божественный Симеон Новый Богослов 18 : редций воистинну суть, а наипаче ныне, иже добре пасти и врачевати души словесныя ведущий: пощение бо и бдение, и образ благоговения, мнози негли себе притвориша, или и делом стяжаша, и еже от персей вещати, и словесы учити многшии удобь могут; а еже смиренномудрием и всегдашним плачем и слезами отсещи страсти, и обдержательныя добродетели неотемлемы стяжати, зело малии обретаются. Во утверждение же своего слова приводит древнейших святых отец, и глаголет сице: глаголют бо Божественнии Отцы наша: хотяй отсещи страсти, плачем отсецает я, а хотяй стяжати добродетели, плачем стяжавает я. Яве же есть, яко не плачущ монах на всяк день, ниже страсти отсецает, ниже добродетели исправляет, и ниже дарования причастник бывает когда; ино бо есть, глаголет, добродетель, а ино дарования. Темже и ближайший к нам Богоносный Отец наш, российское светило, Нил Сорский , вся сия со многим опасством в божественных писаниих рассмотрев, и бедствие времен сих и нынешнее человеческое нерадение видев во своем на книгу предисловии советует ревнителем, глоголя сице: подобает притрудне искати непрелестна наставника: не обретшуся же ему, повелеша нам, глаголет, Святии Отцы, от Божественных Писаний и Богоносных Отец ученая научатися, слышаще самого Господа, глаголюща: испытайте Писания, и в них обрящете живот вечный 19 . И аще сей святый сия глаголет точию о умнем делании: то коль ми паче о душевнем от всех злых страстей избавлении, а на путь прав делания заповедей Божиих наставлении, нужда обрести искусна делателя и непрелестна наставника 20 . Отсюду убо крайняя нам, брате, ныне нужда Божественным и Отеческим Писанием со многою печалию, и со многими слезами день и нощь поучатися, и с тожде мыслящима ревнители старейшими отцы советующеся, наставлятися на заповеди Божия, и на делания святых отец наших. И тако милостию Христовою и понуждением нашим, можем спасение получити. 34. Виссарион просит Паисия быть его старцем. 35. Отец наш указует ему путь царский; их содружество |
| Сего же паки Св. Григория и самыя глаголы Ангельского разума достойныя, малыя от многих, предлагаю, глаголющего тако: Понеже Богоотроковица сия Дева услыша же и виде, милование приемши общаго рода, и смотряющи исцеление и врачбу обрести, толикия страсти противообразну: к Богу абие всем умом обратитися усмотре, юже о нас восприемши молитву, еже понудити Непонужденного и к нам привлещи вскоре, яко да клятву Сам Той от среды истребит, и пажить уставит души растлевающаго огня, и Себе сосвяжет создание, немощное исцелив. Но сице убо благодатная Дева разсмотревши себе приличнейшая и свойственнейшая во всяком естестве, умную молитву, яко чудну и преславную и всякаго слова лучшу, полагаше: ищущи уже, како художне и свойственне побеседует Богу, к нему же Саморукоположная, паче же Богоизбранная прихождаше молитвенница. И низше: Елма убо ничтоже усмотряше от сущих, лучше сея прибывших человеком: к молению простирающися крепко со опасством, новотворит большая и совершеннейшая, и изобретает, и действует, и сущим иже по сих преподавает деяние убо, к видению восхождение высочайшее; видение же толико большее от прежде рекомого, елико мечтания высши есть истина. Но совокупльшеся убо вси в себе, и ум очистивше, услышите уже таинства величество; ибо пользующее все убо Христоименитое исполнение, наипаче же отрекшимся мира слово хощу рещи. Отречения же ради вкусивший уже что будущих онех благ, иже и со Ангелы стает, и жительство на небесех стяжавает: сей подражати да восхощет по силе первую и Едину от младенства отрекшуюся о мире мира присно Девую Невесту. И низше: сие убо ищущи Дева, яко нужднейшее молитвенником к собеседованию, имже бывает молитва, священное безмолвие обретает: безмолвие ума, и мира разстояние, забвение дольних и таинника горних разумение на лучшее преложение: сие бо деяние, яко поистине восхождение к видению Сущаго поистине, или, паче истиннейше рещи, к Боговидению, есть аки кратко указание душе стяжавшаго е поистине. Добродетель же убо всяка ина, якоже врачевание есть применительно недугов душевных и от уныния вкорененных лукавых страстей: Боговидение же есть здравствующая души плод, аки некоторое совершение конечное суще и образ Богодеяний. |
| Сего ради убо Боготворится человек не от словес, или от видимых смотрительного умерения, землено бо сие, и смирено, и человеческо; но от еже в безмолвии пребываания, яко того ради отрешаемся и отпущаемся дольних, и восходим к Богу. И якоже на горнице безмолвного жития, нощию же и днию молитвами и моленми претерпевающе, приближаемся некако и приступаем к Неприступному оному и Блаженному Естеству. И сице сиречь терпящим тем срастворившуся неизреченно Сущему паче чувства и ума Святу, в себе, якоже в зерцале, зрят Бога, сердце священным безмолвием очистивши. Еже скорое и сокращенно указание, яко успешнейшее и Богу соединяющее, наипаче держащихся того по всему отнюд. А яже от мягких, якоже рещи, ногтей, сему спребывающая Дева, Сия что? Сия, понеже от тако зело детского возраста превышеестественне безмолвствоваше, того ради Едина от всех Богочеловека Слово неискусомужно породи. И низше: сего ради и Пречистая, от самого якоже рещи житейского пребывания и молвы отрицающися, от человек преселися и виновна го исбегши жития, невидимую всем и несочетанную изволяше жизнь, пребывающи в невходных: в нихже вещного всякого союза разрешившися, и всякое приобщение и любовь ко всем оттрясши, и того самого еже к телеси своему милования превозшедши, совокупи ум к самому Того сообращению и пребыванию и вниманию и непрестанней Божественней молитве. И тоя ради сама в себе бывши, и многообразнаго мятежа и помышлений и просто всякого вида и вещи превыше устроившися, нов и неизречен путь на небеса творяше, иже есть, да сице реку, мысленное молчание. И сему прилежащи и внимающи умом, вся прелетает создания и твари, и лучше паче, нежели по Моисею, славу зрит Божию, и Божественную назирает благодать, никакоже чувства силе подлежащую, душ же и умов нескверных благорадостное и священное видение, емуже причастившися, по Божественным Песнопевцем, светлый облак бывает сушия поистине живыя воды, Заря же мысленного дне, и огнеобразная Колесница Слова. От сих словес Божественного Григория Паламы ум имущему паче солнца яснейше мощно разумети, яко Пресвятая Дева Богородица, во Святая Святых пребывающи, умною молитвою на крайнюю высоту Боговидения взыде, Божественному Ангельскому монашескому чину, ко опасному по внутреннему человеку житию, о мире мира отречением, священным ума безмолвием, мысленным молчанием и к непрестанней Божественней молитве и вниманию ума совокуплением, деяния же к Боговидению восхождением сама собою образ давши: да на Ню отрекшиися мира монаси взирающе; в предреченных монашеских умных трудех и потех усердно тщатся, елико по силе, молитвами Ея, Ея подражательми быти. |
| Стени убо и ты сице, яко же святый Моисей, не возбраняю. Раздери, яко же пророк повеле, сердце твое, а не ризы; из глубины призови Бога: из глубины бо, рече, воззвах к тебе Господи; от долу: от сердца привлецы глас; таинство сотвори твою молитву. И низше: ниже бо человеком молишися, но Богу везде сущему, и прежде гласа слышащему, и нереченное мысли сведящему: аще сице молишися, многу приимеши мзду. Отец бо твой, рече, видей втайне, воздаст тебе яве. И низше: Понеже убо Той есть невидим, и молитву твою такову быти хощет. Но и еще вопрошаю вас, ища винословия хуле вашей: не за сия ли хулите спасительннейшую сию молитву, яко негли случися вам видети, или слышати кого от делателей сея молитвы, яко умом изступи, или прелесть некую прият вместо истины, или кий-либо душевный пострада вред, и за сие возмнеся вам, аки бы умная молитва виною есть таковому вреду? Но несть сие, несть; не тако бо вещь имати священная бо умная молитва, по силе писаний Богоносных Отец, действуема благодатию Божиею, очищает человека от всех страстей, ко усерднейшему же хранению заповедей Божиих возбуждает, и от всех стрел вражиих и прелестей хранит невредима. Аще же кто дерзнет сию молитву действовати самочинно, не по силе Святых Отец учения, без вопроса и совета искусных, презорлив, страстен и немощен сый, без послушания и повиновения ходя, да еще же гоня и единственное пустынное житие, егоже и следа за самочиние свое недостоин видети; таковый, воистинну и аз исповедую, удобно падает во вся сети и прелести диаволи. Что же, молитва ли сия прелести сей виновна? Да не будет. Аще же вы за сие порочите мысленнную молитву, то да будет порочен вам и нож, еще бы малу отроку случилося играющу себе онем несмысльства ради своего, заклати. Такожде по вам да не будет во употреблении воином и меч воинский, его же противу врагов приемлютаще бы случилося некоему безумному воину мечем своим себе заклати; но яко же нож и меч не суть ни единого порока виновни, но безумие точию себе онеми заклавших; тако и меч духовный, священная, глаголю, умная молитва неповинна есть ни единому пороку, но самочиние и гордыня самочинников виновна суть прелестем бесовским и всякому душевному вреду. Но что еще, аки непоумеяся надолзе, вопрошаю вас вины на священную сию молитву злохуления вашего? Вем известно, о друзи! Вем существенную самую вину языкоболию вашего: 1-е, не по заповеди Христовой, то есть, без испытания, чтение ваше Священных Писаний; 2-е, недоверие учению Святых Отец наших, о сей божественней умней молитве Богоданною себе Духа премудростью, по силе Священных Писаний, учащих; 3-е, еще же и крайняя грубость ваша, негли ниже видевших, ниже слышавших о сей писания Богоносных Отец наших, или, аще не сие, то отнюд силы Богомудрых словес их неразумеющих, есть самая сущая вина таковому зломудрию вашему. |
| Никодим, прежде чем завершить редакторскую правку энциклопедии мистического опыта – «Добротолюбия», счёл необходимым на практике прочувствовать и на собственном опыте испытать то, о чём собирался писать и «начал... духовную борьбу», приложив большие «труды разума и тела» 419 . В отношении монаха это значит, что он начал практиковать непрестанную молитву, «содержание ума в сердце» и борьбу по очищению от страстей. Он постепенно продвигался по этим ступеням, так что позднее смог при написании своих работ использовать свои практические наработки и писать на основе личного опыта. Противоречивые оценки в историографии вызывает поездка Никодима Святогорца к Паисию Величковскому 420 . Согласно свидетельству его биографа, Никодим «услышал о доброй славе киновиарха Паисия Русского, жившего в ту пору в Богдании 421 и окормлявшего больше тысячи братьев, которых он учил умной молитве. А поскольку он и сам любил сие божественное делание, он сел на корабль, чтобы отправиться на поиски своей любимой божественной молитвы» 422 . «Удивительным представляется предположение, будто такой наставник отправляется в далёкую землю, чтобы обучиться там высоким созерцаниям исихазма, – и это человек, изучивший «Добротолюбие», отредактировавший его и благодаря своей особой духовной чуткости и опыту со всей ясностью постигший вопросы созерцательной жизни! Кто знает, не хотел ли он встретить живой образ святости, и именно исихастской духовности? Но как оставил бы он Святую Гору, которую так полюбил, и которая была столь удобна для его писательских трудов, пока он находился близ книгохранилищ афонских обителей?» 423 . Мы полагаем, что в основе желания Никодима посетить Паисия лежало сразу несколько причин. Никодим не боялся учиться и постоянно самосовершенствовался, поэтому перспектива общения с авторитетным подвижником и исихастом вызывала у него, несомненно, большой интерес. Но главной причиной поездки Никодима в Богданию, на наш взгляд, стала перспектива наладить международное издательское сотрудничество. В пользу этого свидетельствует тот факт, что впоследствии именно Паисий Величковский перевёл на славянский язык текст отредактированного и подготовленного к изданию Никодимом Святогорцем «Добротолюбия». Не подлежит сомнению, что перспектива перевода и издания «Добротолюбия» во всём христианском мире была встречена Никодимом с одобрением, ведь он обращал свои произведения не только к грекам, но и ко всем православным христианам. |
| А это есть начало и конец нескончаемый истиннаго монашескаго делания. И что есть видение, и умное истинное безмолвие, и внимание молитвы, умом в сердце совершаемой, не только уразумел он, но отчасти наслаждался и действием Божественной силы ея, в сердце приснодвижущейся. Ибо не мог бы он претерпевать такую нищету и скорбь, и радоваться со благодарением во всяких искушениях и теснотах, и за все скорбное прославлять Бога, что сподобился некиим образом быть подражателем своему Владыке Христу, ради нас обнищавшему, если бы сердце его от Божественной молитвы не было разжигаемо в любовь к Богу и ближнему. Любовь же Божия началась в нем еще в отрочестве от чтения книг, что было семенем Божественным, падшим, по слову Господню, на добрую землю, и впоследствии принесшим сторичные плоды Духа. Ибо там между оными скитскими подвижниками, посредством исполнения заповедей Божиих и упражнения в добродетелях нравственности, семя это, укрепляемое непрестанною умною молитвою, соделало в сердце его благоухание Христово; будучи же поливаемо многими слезами, при содействии Божием, возросло и процвело. Так о. Платон, укрепляясь Божественною умною рачительностию, преуспевал в благодати Христовой, которая и наполнила душу его совершенною любовию к Богу и ближнему и неизреченною радостию о Господе, и разжигала ее ревностию, как сказано, к подвигам духовным, подобно оленю, бегущему к источникам вод. II. Пребывание Старца Паисия на св. Афонской горе. Достигши пристанища жилищь монашеских, юный старец радовался духом, видя святое место, где из древле было нудничество о душевном спасении и непрестанная брань с бесами, вертоград и жребий Пречистой Богоматери. А в то время оная святая гора, которая в древности, как рай, цвела Богообразными и духовными старцами и добродетельными подвижниками, уже не вертоградом представлялась, но вертепом от бедствия и жилищем разбойников. Ибо враг и ненавистник всякаго добра и губитель христианскаго спасения, древний сеятель плевел посреди пшеницы, богоборец диавол так устроил, что где была большая святость и преподобие, где весь мир, в особенности же христианские народы, взирали на живших в горе сей, как на столп и утверждение православной веры, как на образ благочестия и спасения, благоговения и всякой душевной пользы; там лукавый постарался посеять свои плевелы, что началось в особенности с 1721 года. |
| – И, собственно, после этого они и распались? – Как обычно бывает после депортации, они сначала распространились в Сибири, а затем сошли на нет. Видимо, это было очень локальное движение. – То есть ни одно из этих малых или больших движений до нашего времени не просуществовало? – Из дореволюционных? – Да. – Наверно, нет, но не будем забегать вперед, это отдельная тема. Дело в том, что 20-е годы были периодом мощнейшего всплеска движений, связанных уже с реакцией на большевистский переворот, когда эсхатология очень активно подпитывалась внешними событиями. – Вы говорили о двух изданиях «Добротолюбия», что философия каждого из них сильно отличается. А чем? – Если коротко, то «Добротолюбие» колливадов Макария Коринфского и Паисия Величковского – это путь внутреннего воспитания инока, путь, по которому от простых текстов возводят к сложным. Сначала они начинают Антонием Великим, а заканчивают Петром Дамаскиным (которого нет, кстати, в «Добротолюбии» святителя Феофана Затворника) – это большая книга «о терпении скорбных». Это «Добротолюбие» для единичного чтения, для исихаста, для одного. Здесь мы немного упрощаем, потому что и там в первом томе Паисиевского «Добротолюбия» есть тексты, написанные короткими сентенциями о внешней жизни новоначальных, как себя вести: одеваться, раздеваться, поклоны класть, есть, пить, как в келье быть, как на трапезу выходить. Такие практические моменты тоже есть, но это имеет локальное значение, а вообще это воспитание души. Композиция «Добротолюбия» Макария и Паисия идет от монашеской практики. То, что нужно было им для монашеской практики, было востребовано, переведено, обработано, собрано, определенным образом выстроено в последовательности восхождения от простого к сложному. А феофановское «Добротолюбие», во-первых, придумано более академично, в нем есть безусловный акцент на устроение общины: том с катехизисами Федора Студита, которых нет в первом «Добротолюбии», которые полностью описывают монастырскую жизнь. Это с одной стороны. С другой стороны, оно имело явно богословско-академический характер. |
| Елицы убо от Христиан по толицех благодатех, ихже сподобишася, и по толицех благодеяниих, яже прияша от Владыки Христа, прельстишася паки от диавола, и посредством мира и плоти удалишася от Бога, и господствуются от греха и от диавола, творяще волю его, обаче не суть совершенно нечувственни, яко не чувствовати зла, еже пострадаша, или страждут, но разумеют погрешение свое, и познают работу юже имут, точию не могут сами собою избавитися, и сего ради притекают к Богу, и зовут: Господи, помилуй, яко да умилосердится о них многомилостивый Господь, и да помилует их, да приимет их, аки блудного сына, и даст им паки Божественную Свою благодать, и тою да избавятся от работы греховныя, и да удалятся от бесов, и да приимут паки свободу свою, яко да возмогут сим образом пожити Богоугодно, и сохранити заповеди Божия: сии убо Христиане, иже, якоже рехом, таковым намерением зовут сие: Господи, помилуй, получат великую милость всеблагого Бога, и приимут благодать его, еже свободитися от работы греховныя и спастися. А иже не имут отнюд разума и ведения сих, яже рехом, ниже познают беду свою, яко суть порабощени волям плотским и мирским вещем, ниже имут свободу помыслити работу, еюжи содержатся, но кроме сицевого намерения зовут точию сие: Господи помилуй, многше от обычая; тым како есть мощно прияти милость Божию, и наипаче такову чудну и безмерну милость? Понеже много лучше есть не прияти милости Божия, нежели прияти, и паки погубити; зане сугубо есть погрешение таковых. И паки: аще бы кто дал некий камень многоценен в руце некоему малу детищу, или некоему просту человеку, не ведущу, колико ценится, и тии, приимше в руки своя, погубили быша его; яве есть, яко не они погубиша, но погуби той, иже им дал есть его. И яко да уразумееши лучше глаголемая, помысли, яко в мире сем он, иже есть скуден и нищ, и хощет прияти милостыню от некоего богата, идет и глаголет ему: помилуй мя, сиречь умилосердися на мя за нищету мою, и даждь ми препитание и паки: он, иже имать долг, и хощет, дабы ему даровал долг заимодавед его, идет к нему и глаголет: помилуй мя, сиречь умилосердися на мя за скудость мою, и даруй ми долг, имже ти должен есмь. |
| Мы быстро обнаруживаем, что в дескрипции процесса духовного восхождения в исихастском дискурсе великое множество именно такого оптического описания — описания, которое в действительности не отвечает визуальному опыту. В частности, такие фундаментальные элементы исихастского опыта как внимание и трезвение описываются всегда в оптическом дискурсе. Именно они близко родственны интенциональному сознанию в феноменологии, тому, что феноменология называет интенциональным всматриванием. И, аналогично интенциональному всматриванию, они тоже не принадлежат к сфере визуального опыта. Приведу типичный пример. Один из важных представителей исихастской традиции — старец Василий Поляномерульский, учитель преподобного Паисия Величковского, с которого началось исихастское возрождение в России и во всем православном мире. От него остался небольшой корпус весьма углубленных текстов. И старец Василий пишет так: «Когда ум стоит сверху сердца и внутри его совершает молитву, тогда он как царь, сидя на высоте, свободно наблюдает плещущие внизу злые помыслы». Мы видим яркое картинное описание некой зрительной активности. Но передает оно такую деятельность сознания, в которой это сознание различает и оценивает свои содержания. Это не визуальная деятельность, и визуальный опыт здесь ни при чем. Все это следует отсекать, это зрительная речь, которая не означает зрительного опыта. Но зато, напротив, в исихастском дискурсе легко найти противоположную установку: в текстах традиции изобилуют наставления о том, что визуального опыта в исихастской практике не должно быть. В этом состоит известная исихастская установка «изгнания образов», недопущения подвижником в свое сознание любых зрительных образов, как внешних, так равно и внутренних. Ее утверждения проходят через все этапы истории исихазма. Уже в раннем тексте об исихастской молитве, основоположном и крайне влиятельном трактате «153 главы о молитве» Евагрия Понтика, мы читаем: «Блажен ум, который во время молитвы стяжал совершенную свободу от материальных образов» (глава 117). |
| Темже и сам даже до смерти своея зело прилежаше к переводу с Еллиногреческого на Словенский язык Отеческих и Богословских книг: да оставит пользу и окормление душ хотящим и ныне подвизатися, ревновати же и внимати учению Богоносных Отец наших. Како же писаше, удивлятися подобает: немощен бо телом отнюд бяше, и во всем правом боку бяху ему раны: на одре убо, идеже почиваше, окрест облагаше себе книгами: ту положени бяху словари разноязычнии, Библия Греческая и Словенская, грамматика Греческая и Словенская, книга из нея же превод творяше, посреде же свещи: самже аки малое отроча, седя согнувшеся всю нощь писаше, забывая и немощь тела и тяжкия болезни и труд. О бесстрастнейшего и свята мужа! О души чистыя, соединенныя с Богом! Весь любовию прилеплен бе к Богу, весь и ко ближнему разливашеся любовию. Кто же от имущих разум нрав усумнится, и не познает, и не прославит Творца дарователя, слыша о сем блаженном муже, избранном бывшем еще от младенства ? Аще бо и не бе научен от человека внешния премудрости, обаче пришед в мужа совершенна, и умудрен быв деланием заповедей Христовых, бысть сосуд избранный, изучен свыше от благодати Божия и от прилежнейшого во всю жизнь чтения Божественных и Отеческих писаний. И занеже по слову св. Исаака, смиренномудрым открываются таинства: Слов, 56, 66, сего ради и его слово бяше сильно и действенно, исполнение благодати, искореняющее страсти, и насаждающее добродетель в душах с верою и любовию послушающих: глаголет бо Божественное писание: вознесох избранного от людей моих. Темже его же избра, сего и вознесе на высоту божественного разума, и по многом труде, просвети ум его к ведению всех Божественных Писаний. Таже украси его и всеми Божественными даровании: и мы убо, яже в нем очесы нашими видехом, и ушесы слышахом, сия истинно и свидетельствуем. 71. Дарования Старца 1. В нем премудрость Ипостасна со безначальным своим Отцем и Пресвятым Духом, яко в чистейшей обители, живяше: от неяже устнама его истекаше медоточный Божественных учений источник, услаждающий души, страсти же лукавыя иисушающий. |
|
|
