| Майяфарикин – Мартирополь: см. выше, стр. 74 3 . 81 О посольстве Никифора Урана и о последующей его истории византийцы рассказывают вообще согласно с ал-Мекином, исключая подробности, им неизвестные. 82 Адудаддаула умер 26-го марта 983 года: Weil, III, 31. – Ст. Лэн-Пуль и В. В. Бартольд, ор. cit., стр. 285 2 . 83 Саад-Аддаула Абул-Маали и его сын Абул-Фадаил (Abu-1-Fadhail), Гамданиды, признавали свою зависимость от Византии, владели Халепом (Алеппо) и др. См. Weil, III, 38. 41. – Ст. Лэн-Пуль и В. В. Бартольд, ор. cit., стр. 90 сл. 92 Второй месяц Джумада 377 года начинается 27-го сентября 987 года. По византийским известиям, Варда Фока провозглашен императором, в известном нам собрании в доме Малеина, 15-го августа 987 года; но это было сначала тайное дело заговорщиков. 96 Под Селевкиею, которая здесь стоит совсем не на месте, следует, конечно, разуметь Салонику, Солунь. 380 год гиджры, который отмечен ниже, простирается от 31-го марта 990 года до 20-го марта 991 г. 98 Бария (Barie) здесь=Веррия (Βοια) в Македонии; о взятии ее именно в 991 году говорит Асохик (стр. 188), прибавляя, что здесь Василий оставил сына князя Таронского, магистра Григория. Сравни, однако, Cedren. II, 449–452. 102 В латинском переводе р. 249: urbem dictam Anariam; во французском р. 258: «leur ville, nommée Barie». Но арабский подлинник допускает каждое из указанных в тексте чтений. См. В. Р. Розена ор. cit. стр. 189, примеч. 146. 103 Но только не следует его смешивать, как делает Гопф и другие, с Иоанном Малакином (Malacenus), о котором говорится в житии Никона Метаноита (Martène et Durand, Amplissima Collectio, VI, 868). Случай обвинения Малакина относится в самом житии к 1009 году, а Кедрин (II, 451) говорит о протоспафарии Малакине, обвиненном в сочувствии к Болгарам, пред событиями 1000 года. Точно так же поход Самуила на Пелопоннис, упоминаемый в житии (р. 867), относится к позднейшему периоду, после возмущения Варды Склира и Варды Фоки (о чем и говорится выше на той же 867 стр.), а не к начальным годам восстания, как это предполагается у Гильфердинга. |
| Можно сказать, что Васильевский не только поднял интересный и капитальный в общей истории вопрос, но и обстоятельно решил его с помощию привлечения новых материалов, которые до него оставались в тени и не были поставлены в надлежащее освещение. Уже и здесь эффектно выделяется оригинальная сторона таланта Васильевского прокладывать новые пути в изучение избранных вопросов и вычитывать в давно известных текстах то, чего другие в них не подмечали. Только недостатком критики и отсутствием специальной школы можно объяснить то обстоятельство, что блестящее исследование Васильевского не было подвергнуто в нашей литературе дальнейшим выводам и не получило закрепления в науке, как важный исторический факт. Но русское исследование было в своё время замечено в специальной западно-европейской литературе. Граф Риан, известный знаток средневековой литературы, в особенности крестовых походов, подверг критике вопрос о подлинности памятника, на котором основывается аргументация Васильевского. Сейчас же за появлением исследования графа Риана ( Riant, Alexii Comneni Romanorum imperatoris ad Robertum I Flandriae comltem epistola spuria. Generae 1879) Васильевский напечатал статью: «Письмо Алексея Комнина к графу Роберту Фландрскому», где снова возвращается к вопросу, предметом коего было исследование «Византия и печенеги», и приводит новые доказательства в пользу подлинности письма. К решению в высшей степени тонкого спора наш учёный приводит свидетельства средневековых писателей, на которые Рианом не было обращено внимания (известия Эккегарда и Метохита), и с успехом удерживает за собой последнее слово в этом научном вопросе. Важные дополнения к событиям первого крестового похода – хотя уже более со стороны деталей – находим ещё в издании, помещённом Васильевским в Православном Палестинском Сборнике (т. VI, вып. 2, Спб. 1886 г.), жития Мелетия Нового. До известной степени житие Мелетия имеет такое же значение для XI века, как жития Луки и Никона Метаноите для Х-го. Весьма ценны находимые в житии данные о западных крестоносцах, прибитых бурей к Пирею, афинской гавани; драгоценны заметки о византийских администраторах Эллады. Маленькая заметка о Льве Никерине, который у западных писателей является под именем Bulgarorum princeps Nichita, разрешает важное историческое недоразумение. |
| Житие пр. Ипатия Руфинианского описывает набег гуннов на Фракию 1434 , чудеса вмч. Димитрия Солунского повествуют о погромах славян в Фессалии, Ахайе, Эпире, Иллирике, островах Архипелага и даже M. Азии, обезлюдивших массу городов и селений 1435 . Беспрерывные набеги арабских корсаров на острова и побережья всего Леванта, плен и массовую продажу жителей в рабство изображают: житие пр. Иоанна Дамаскина 1436 , Димитриана Кипрского 1437 , Диомида Нового 1438 , Афанасии Эгинской 1439 , Феодоры Солунской 1440 , Петра Аргивского 1441 , Павла Ксиропотамского 1442 , Афанасия Афонского 1443 , Евфимия Нового 1444 , муч. Варвара, затем чудеса мучч. Фанурия 1445 , Георгия 1446 и свт. Николая Угодника 1447 . Особенно при этом свирепствовали Критские арабы, набеги которых столь часто упоминает Продолжатель Феофана 1448 , и с опустошительностью которых с их продолжительностью и жестокостью нас особенно хорошо знакомит житие Петра Аргивского, повествующее об уничтожении целых городов и деревень, о массовых убийствах, о выкупе, требуемом за пленных, о сокрушении надолго всего благосостояния прибрежных местностей Пелопоннеса. Не успела кончиться опасность арабская, как начинаются погромы Балканского полуострова со стороны болгарского царства. Жития пр. Луки Элладского 1449 , Никона Метаноите 1450 и Марии Новой 1451 , рассказывают о настоящем осадном положении, в каком нередко держали по целым годам болгарские войска и шайки города средней Греции, и особенно Фракии, со спасшимся в них населением. Только Пелопоннес, благодаря сильной охране Исема 1452 , остался неприкосновенным, и достиг того сравнительного расцвета жизни и культуры в своих городах, о котором мы читаем в житии пр. Никона Метаноите. После уничтожения болгарского царства наступила пора тюркских племён, надвигавшихся на империю с Чёрного моря и из М. Азии. О набегах их читаем в житиях пр. Луки Элладского 1453 , Афанасия Афонского 1454 , Кирилла Филеота 1455 и особенно Христодула Патмосского, который не раз менял место своего подвига, в связи с захватом турками юго-западного побережья М. |
| Познакомившись с армянской и грузинской иммиграцией, переходим к указаниям агиографии на различные варварские элементы, спорадически примешанные к коренному населению империи, или вследствие варварских нашествий, или в качестве военных поселений варваров для защиты границы государства. Так, в результате каких-то народных передвижений в IV в. в северо-западном углу Малой Азии осели остатки варварских племён, из которых происходил слуга преп. Авксентия, сообщивший автору жития святого биографические подробности о нём 153 . На какие-то готские нашествия на северные острова Архипелага указывает интересное название местности на Лесбосе (Γοτϑαγροικα) уцелевшее до IX века, и встречающееся в житии препп. Давида, Симеона и Георгия Митиленских 154 . Относительно поселений мирных варваров внутри империи, много интересного сообщают жития препп. Павла Латрского, Никона Метаноите, Лазаря Галесийского и Афанасия Афонского . По соседству с горой Латром (около Милета) жили какие-то Mαροι, славившиеся по всей окрестности, как обидчики и разбойники, и притеснявшие соседних бедняков, арендаторов царских доменов. Когда протоспафарий, управитель этих последних, увидел, что никакие увещания не помогают, то он собрал людей и произвёл побоище среди «мавров». Побитые обратились с жалобой к царю Константину Порфирородному, и протоспафарий за превышение власти был присуждён к смертной казни, от которой его спасли только молитвы преп. Павла 155 . Кто такие были эти «мавры», и почему так внимательно отнеслось правительство к их жалобе, трудно решить. Возможно лишь догадываться, что это были какие-нибудь отряды африканских арабов, поселённые в данной приморской местности с целью поставлять искусных матросов в византийский флот. В житии преп. Никона Метаноите мы тоже встречаемся с упоминанием целой местности, заселённой варварами, в окрестностях Спарты. Во главе их стоял некто Антиох, который по выражению агиографа, имел «власть дуки над землёй варваров» 156 , выражение, позволяющее заключить о военном характере начальства над людьми, обязанными военной повинностью. На следы поселений болгар в Малой Азии указывает житие преп. Лазаря Галесийского, которое сообщает, что около монастыря этого святого (в окрестностях Милета) находилась деревня, называвшаяся «Болгарской» (τò Βουλγριον) 157 . Наконец, в житии преп. Афанасия Афонского есть указания на испомещение во Фракии в 70-х годах Х века «мирных, подданных великому царю» турок 158 . Однако эти турки и вели себя далеко не так, как приличествует подданным, и когда, например, к ним в руки попали монахи, отправившиеся сухим путём с Афона в Константинополь, то турки, ограбив и раздев иноков, бросили их на дороге. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла НИКОЛАЙ Прп. Николай Курталиотский. Роспись ц. святых Иоанна Предтечи и Никона Метаноита в Картеросе близ Ираклио, Крит. Мастер Т. Мосху. XX в. Прп. Николай Курталиотский. Роспись ц. святых Иоанна Предтечи и Никона Метаноита в Картеросе близ Ираклио, Крит. Мастер Т. Мосху. XX в. [Греч. Νικλαος] († 1670), прп. Курталиотский, местночтимый Критский святой (пам. греч. 1 сент.). Краткое сказание о преподобном, составленное на основе местного устного предания, содержится в «Новом синаксаристе» иером. Макария Симонопетрского. Н. род. на Крите в кон. XVI в. в благочестивой семье из дер. Асоматос, находившейся на территории Лампийской епископии. Уже в детстве Н. совершал дела милосердия, раздавал нищим продовольствие и масло из отцовской кладовой, однако чудесным образом запасы в родительском доме не оскудевали. Получив благословение отца, Н. в юном возрасте покинул дом и поселился в пустынных местах Мессары, чтобы проводить жизнь в уединении и молитве. Спустя довольно продолжительное время святой решил вернуться в родные края. Согласно местной традиции, на обратном пути он был смертельно ранен неким жителем Мессары, к-рый во время охоты случайно пустил стрелу в преподобного. Этот человек понес на себе святого; дойдя до ущелья Курталиоти к югу от Ретимно, он захотел пить. Чтобы утолить жажду несчастного охотника, Н. совершил молитву, а затем протянул правую руку по направлению к скалистому холму Кефали. Тотчас оттуда забили 5 обильных источников чистой воды, к-рые существуют и в наст. время. Недалеко от источников находится небольшая ц. во имя Н., к-рая, по преданию, была построена в период туркократии (1453-1821) неким мусульманином, после того как он чудесным образом был вразумлен святым. Служба преподобному издана в Афинах в 1879 г. Ист.: Μακαρ. Σιμων. Νος Συναξ. Τ. 1. Σ. 72-73 (рус. пер.: Синаксарь: Жития святых Правосл. Церкви/Авт.-сост.: иером. Макарий Симонопетрский. М., 2011. Т. 1. С. 52). Лит.: Σωφρνιος (Εστρατιδης). Αγιολγιον. Σ. 358. Рубрики: Ключевые слова: |
| Ист.: BHG, N 1366-1368; Νικδημος. Συναξαριστς. τ. 2. Σ. 194. Лит.: Sullivan D. The Versions of the Vita Niconis//DOP. 1987. Vol. 32. P. 157-173; Kremp M. Arabisches Kreta. Das Emirat der Andalusier (827-961). Fr./M., 1995. S. 201-204; Σωφρνιος (Εστρατιδης).Αγιολγιον. Σ. 360; Hinterberger M. Autobiographische Traditionen in Byzanz. W., 1999. S. 241-246; Stavrakos Ch. Die Vita des hl. Nikon Metanoeite als Quelle zur Prosopographie der Peloponnes im späten 10. Jh.//Südost-Forschungen. Münch., 1999. Bd. 58. S. 1-7; Pratsch T. Life of St. Nikon//Christian-Muslim Relations: A Bibliographical History. Leiden, 2010. Vol. 2. P. 643-645; Синаксарь: Жития святых Правосл. Церкви/Авт.-сост.: иером. Макарий Симонопетрский. М., 2011. Т. 2. С. 342-347; Мантова Ю. Б. Репрезентация пространства в визант. житиях св. Никона Метаноите и св. Григентия//Историческая психология и социология истории. М., 2013. Т. 6. 2. С. 79-85. Ю. Б. Мантова Иконография Наиболее раннее изображение святого - его мозаичная поясная фигура в юж. тимпане юго-зап. угла кафоликона мон-ря Осиос Лукас (30-40-е гг. XI в.) - вариант, в котором он представлен вместе с др. местночтимыми преподобными, в т. ч. основателем этой обители прп. Лукой Стириотом (Элладским). Н. М.- в светлом хитоне, темной мантии, скрепленной на груди застежкой; некоторая всклокоченность темных, спадающих недлинными прядями волос, а также темная короткая клиновидная борода придают ему сходство со св. Иоанном Предтечей. Н. М. представлен как орант: обе руки подняты в молении (жест орации); этот жест характерен и для образов др. местночтимых святых. Возможно, «портрет» святого имел и мемориальную функцию: известно, что он мог посетить обитель в окрестностях г. Фивы ( Герасименко. 2002. С. 6). Ранние изображения Н. М. сохранились в немногих храмах на Юж. Пелопоннесе, а также в древнерус. Пскове. От образа святого в росписях алтаря пещерного храма близ Вурвуры в Аркадии (1-я четв. XII в.), где он был представлен в составе избранных святых, уцелела лишь сопроводительная подпись ( Skawran K. The Development of Middle Byzantine Fresco Painting in Greece. Pretoria, 1982. P. 164); в ц. Агиос-Стратигос на п-ове Мани (поздний XII в.) фресковое изображение преподобного находится в нартексе (Ibid. P. 173-174). |
| Внутри этой ограды находились церковь , кельи монахов, больницы, странноприимницы, водопровод и колодези (для пользования не только монастыря, но и всего окружающего населения), мельницы, пекарни, мастерские, хлева, сады, виноградники и т. д 1223 . В житии Афанасия Афонского есть любопытный рассказ, как более ригористически настроенная братия противилась этому превращению монастыря в благоустроенное поместье, к которому вели хозяйственные постройки, предпринятые преподобным, и его заботы о развитии земледелия и скотоводства, о разведении виноградников и садов 1224 . Монастыри представляли настоящие коммуны труда и потребления. В нитрийских обителях Пахомия В. были монахи-портные, кузнецы, слесаря, плотники, «камилярии» (ухаживавшие за верблюдами), свинопасы, садоводы, хлебопёки, плетельщики, сукновалы, кожевники и каллиграфы 1225 . Почти то же разделение труда находим на другом конце империи, в монастыре пр. Ипатия Руфинианского 1226 , и, надо думать, оно имело место также и во всех других крупных обителях 1227 . Сельскохозяйственная жизнь монастыря-поместья, в значительной степени ложилась, однако, не на самих монахов, а на зависимое население тех сёл и метохиев, которые принадлежали монастырям, и тех «париков», которые в агиографии и монастырских актах являются, как бы, крепостными монастырей 1228 . Выше мы уже имели случай говорить об этом зависимом населении. Теперь отметим, что к нему следует причислить ещё и всех тех добровольных слуг, обители из окрестных сельчан, которые жили около её стен, и исполняли различные работы на монастырь, пользуясь в свою очередь его защитой или помощью. Так, рассказ о пр. Евфросине Поваре, рисует перед нами одного из простодушных γροκων, который прислуживал на монастырской кухне 1229 . Так, житие пр. Никона Метаноите, повествует о некоей крестьянке, явившей при монастыре и кормившейся печением хлеба 1230 . Наконец, следует отметить, что на собственно-монастырских нивах, в монастырских садах и монастырских виноградниках большую роль играли наёмные рабочие. |
| Всё это рисует нам византийскую аристократию, как замкнутый, гордый своим богатством, сановитостью и традициями класс, который во всём старается отделить себя от прочих сословий. Женщины-аристократы получают затворническое воспитание в тишине гинекеев, среди мамок и нянек, многочисленной женской прислуги и наперсниц 1272 . Они появляются на улице лишь изредка, и не иначе, как в сопровождении целой свиты рабынь и служанок 1273 ; самые знатные из них странствуют в носилках 1274 , но обычно они проводят время в своих теремах за пряжей, тканьём и чтением Св. Писания 1275 . Несмотря на разорение и обеднение своей семьи, внучки Филарета Милостивого не желают выходить из дома, подобно простонародью. Они продолжают поддерживать своё достоинство, и сидеть в ревнивом затворничестве терема-кувуклия, куда к ним принуждены подниматься царские послы 1276 . Интереснейшие документы для понимания сословной гордости наследственной аристократии конца IV века, представляют «orationes funebres» св. Григория Богослова (отцу, брату и сестре), которые, помимо своей непосредственной цели, преследуют ещё задачу публичного восхваления знатного и почитаемого рода, подобно тем «elogia», которые в изобилии сохранены для нас надписями. Рядом со столичной аристократией агиографическая литература выдвигает перед нами и провинциальную знать. Кроме вышеприведённых примеров следует отметить таких представителей малоазийской аристократии, как пр. Иоанн Молчальник, Евдоким, Михаил Малеин, Феодор Гаврский и Каллист, один из Аморейских мучеников. Иоанн Молчальник происходил из Никополя Армянского, от знатных и богатых родителей, выдвинувшихся военной и придворной службой. Его брат и племянник выдвинулись в качестве первых столичных сановников при Зиноне, Анастасии и Юстиниане. Его шурин правил армянской епархией; сам Иоанн построил в Никополе великолепный храм 1277 . Пр. Евдоким и пр. Феодор Гаврский в качестве местных магнатов правили высшие военные должности в своих родных областях – Каппадокии и Трапезунте. Пр. Михаил Малеин происходил от каппадокийского стратига. Дед его, по отцу, тоже был патрикием и стратигом. Дед по матери служил в качестве стратилата Востока, бабушка приходилась родней будущему имп. Роману I. На сестре Михаила женился кесарь Барда, а его брат унаследовал от отца и деда должность стратига Каппадокии 1278 . Перед нами целая генеалогическая картина, рисующая то огромное значение, какое приобретали в провинции знатные роды, из поколения в поколение выставлявшие местных стратигов, и мощно двигавшие процесс феодализации. В этом отношении интересно сопоставить известие жития пр. Евфросинии Младшей, что отец святой, происходившей из знатных пелопоннесцев, семь раз был здешним стратигом 1279 , или сообщение жития Феофана Исповедника , что преподобный ещё ребёнком унаследовал от отца титул стратига Эгейского моря 1280 , или, наконец, рассказ жития пр. Никона Метаноите о спартанском магнате Иоанне Малакине, обвинённом перед Василием II в попытке измены и отложения 1281 . |
| Второе условие заключается в характере деятельности святого. Жития, герои которых были выдающимися деятелями церковной истории, например, столичными патриархами или мучениками вероисповедных гонений, при всей их важности для истории церковных событий, имеют гораздо меньшую культурно-историческую ценность, чем жития подвижников, не облечённых важным саном и не украшенных мученическим венцом. В биографиях видных церковных деятелей главную роль по необходимости играет официальная сторона религиозной жизни, а сами биографии нередко пропитаны фимиамом пристрастия и лести. В житиях исповедников, главное место занимает рассказ о страданиях за веру, и изложение чересчур загромождено конфессиональной риторикой. И те, и другие мало интересуются обычным будничным фоном жизни, который как раз и дорог для историка культуры и быта 64 . Иное представляют жития, героем которых является скромный провинциальный иерарх или смиренный подвижник, стремившийся где-нибудь, в отдалённом углу империи, или в простонародных кругах общества выполнять своё Божье дело. Его известность и слава создавались постепенно, подвигом целой жизни. Рассказы окружающих, народная молва и память потомства хранили многочисленные мелкие, так сказать, будничные проявления добродетелей святого, из которых понемногу складывались его известность и его прославление. Оттого жития подобных святых так богаты рассказами, ярко рисующими среду и быт, в которых подвизались эти святые. Оттого они содержат упоминания о многочисленных лицах, с которыми сталкивались их герои. Оттого каждое из этих лиц выступает перед ними со своими житейскими горем и радостями, со своими нуждами и заботами, словом, со своей определённой социально-бытовой физиономией. Таковы, жития преп. Ипатия Руфинианского, Спиридона Тримифунтского, Авксентия, Александра Акимита, Даниила Столпника, Феодора Сикеота, Иоанна Милостивого, Евстратия Авгаровского, Иоанникия В., Луки Элладского, Никона Метаноите, Андрея и Симеона Юродивых, Василия Нового, Лазаря Галесийского, Христодула Патмосского и других, если можно так выразиться, народных святых Византии. |
| Помимо вышеприведённых свидетельств на религиозный подъём европейской Греции с X в., в значительной степени указывает появление в греческих городах своих местных святых, которым строятся храмы, которым составляются жития и т. д., явление, не известное за всё смутное время VII–IX столетий. К этим местным святым принадлежат: пр. Варвар Этолийский, Афанасия Эгинская, Пётр Аргосский, Марфа Монемвасийская, Афанасий Мефонский, Лука Элладский, Никон Метаноит, Мелетий Новый и Павел Коринфский. Возрождение испытывали не только приморские портовые города, как Коринф, Патры, Армилон и Эврип 552 , но и такие захолустные полугорода, полудеревни, как древние κωμοπóλεις на границе Спарты и Аркадии – Мефона и Корона, и такие внутренне города, как Аргос и Спарта. В житии пр. Никона Метаноита содержатся любопытнейшие подробности относительно этой последней. В Спарте X в. процветает первоклассная шёлковая индустрия, которую особенно культивирует здешняя еврейская община. В Спарте живёт стратиг Пелопоннеса, и знаменитый своей учёностью по всей Греции богатый вельможа Иоанн Малакин. Пр. Никон строит в Спарте великолепный храм в честь Спасителя, Богородицы и вмч. Кириаки. Население Спарты имеет достаточно довольства и досуга, чтобы устраивать по субботам в центре города народные игры-состязания (γυμνδια и γνες), в которых нельзя не видеть позднего отголоска знаменитых спартанских палестр, и на которые с великим увлечением сходится весь город и сам стратиг, забывая, что рядом в церкви совершается всенощная, и что приветственные рукоплескания победителю в сильной степени мешают богослужению 553 . Обзором некоторых черт быта городов европейской Греции мы можем закончить главу о городской культуре Византии. Богатый материал, касающийся жизни самой столицы, во многом конечно аналогичной жизни провинциальных городов, сгруппирован нами в следующей главе. Теперь же остаётся только в нескольких словах подвести итог всему вышесказанному. Кажется, можно утверждать, что византийский город и в своей муниципальной организации, и в своём быте вполне сохранил черты эллинистического и восточно-римского полиса, издавна являвшегося главным носителем всей культурной жизни Греции и Передней Азии. |
|
|
