| Сергей Прокопенко . У кого в груди горит жажда правды, кто хочет обновить мир -- тот не может сидеть сложа руки. Николай Прокопенко . Да кто тебе сказал, что я мир обновить хочу? Доктор . Ну, братья-разбойники, скучно. Николай Прокопенко . Нет, серьёзно. Я решительно ничего не хочу. Помните, у Горького пьяный: ничего, говорит, я не хочу -- и ничего не желаю Так и я: ничего не хочу и ничего не желаю... Сергей Прокопенко . Мило. Татьяна Павловна . Будет дурака валять. Вассо . Ест хочу. Все смеются. Ершов . Смех смехом. А дело-то, похоже, лопнет? Николай Прокопенко . О деле нельзя -- доктор нам предписал развлекаться. Сергей Прокопенко . Почему лопнет, не понимаю, за нас правда и вера в победу. (Встаёт в позу.) Чем больше препятствий, тем больше крепнут наши силы. Николай Прокопенко (хохочет, перебивая). Ну, теперь дорвался, спасайся, кто может. Сергей Прокопенко (не обращая внимания). Великое дело, которое мы начинаем, не умрёт: не в деньгах сила, а в идее. (Всё больше и больше возвышает голос.) Мы смело должны продолжать наш путь к великой цели; если до конца пути не суждено дойти нам, это сделают за нас грядущие поколения... Звонок. Сергей Прокопенко не обращает внимания. Сниткин . Звонок, кажется. Сергей Прокопенко (продолжает во весь голос). Заря новой жизни, надеждой на которую мы живём, загорается с каждым днём всё ярче и ярче... Звонок. Татьяна Павловна . Прокопенко! Звонят -- перестаньте вы. (Идёт в прихожую.) Вассо . Я скоро " карауль! " кричать буду. Николай Прокопенко (хохочет и хлопает в ладоши). Браво, оратор. Просим, просим... Иван Трофимович . Тише, господа, -- может быть, кто-нибудь чужой. Смолкают. Голос Татьяны Павловны в прихожей: " Дома -- он у себя наверху " . Входят Мирский и Татьяна Павловна . Мирский молча кланяется всем присутствующим. Мирский . У вас гости, может быть, мне удобнее прямо пройти к нему? Татьяна Павловна . Нет, это свои. И мы сейчас идём обедать. Таракан, позовите Андрея Евгеньевича. Садитесь. Он сейчас придёт. Пойдёмте, господа, в столовую. |
| Татьяна Павловна . Будет дурака валять. Вассо . Ест хочу. Все смеются. Ершов . Смех смехом. А дело-то, похоже, лопнет? Николай Прокопенко . О деле нельзя – доктор нам предписал развлекаться. Сергей Прокопенко . Почему лопнет, не понимаю, за нас правда и вера в победу. (Встаёт в позу.) Чем больше препятствий, тем больше крепнут наши силы. Николай Прокопенко (хохочет, перебивая). Ну, теперь дорвался, спасайся, кто может. Сергей Прокопенко (не обращая внимания). Великое дело, которое мы начинаем, не умрёт: не в деньгах сила, а в идее. (Всё больше и больше возвышает голос.) Мы смело должны продолжать наш путь к великой цели; если до конца пути не суждено дойти нам, это сделают за нас грядущие поколения. Звонок. Сергей Прокопенко не обращает внимания. Сниткин . Звонок, кажется. Сергей Прокопенко (продолжает во весь голос). Заря новой жизни, надеждой на которую мы живём, загорается с каждым днём всё ярче и ярче. Звонок. Татьяна Павловна . Прокопенко! Звонят – перестаньте вы. (Идёт в прихожую.) Вассо . Я скоро «карауль!» кричать буду. Николай Прокопенко (хохочет и хлопает в ладоши). Браво, оратор. Просим, просим... Иван Трофимович . Тише, господа, – может быть, кто-нибудь чужой. Смолкают. Голос Татьяны Павловны в прихожей: «Дома – он у себя наверху». Входят Мирский и Татьяна Павловна . Мирский молча кланяется всем присутствующим. Мирский . У вас гости, может быть, мне удобнее прямо пройти к нему? Татьяна Павловна . Нет, это свои. И мы сейчас идём обедать. Таракан, позовите Андрея Евгеньевича. Садитесь. Он сейчас придёт. Пойдёмте, господа, в столовую. Все уходят. Мирский, заложив руки за спину, несколько раз проходит по комнате. Вассо молча возвращается и, увидав, что все ушли, идёт в столовую. Небольшая пауза. Входит Подгорный . Мирский . Здравствуйте, Андрей Евгеньевич, заняты? Может быть, помешал? Подгорный (дружески жмёт руку). Нет, что вы, садитесь. Мирский . Видите ли, какая история, Андрей Евгеньевич, у меня к вам поручение есть. Садятся. Подгорный . Поручение? От кого это? |
| Татьяна Павловна . Здесь говорят о деле, а вы читаете проповеди. Доктор . Поэт. Ему неинтересны наши прозаические дела -- он смотрит на небо. Сергей Прокопенко (шагает по комнате). Я предпочитаю смотреть на небо -- и видеть, чем на землю в микроскоп и не видеть ничего, кроме бактерий. Доктор . А без микроскопа, господин поэт, вы очень разведёте ту нечистоту, которую сами так не любите. Честная русская интеллигенция всегда с уважением относилась к микроскопу. Татьяна Павловна . Плюньте, надо обсудить создавшееся положение. Подгорный . Я, собственно, не понимаю, чего ещё нам обсуждать? Придёт Титов -- поговорим. Если он не согласится -- и обсуждать нечего. Сергей Прокопенко . Лидия Валерьяновна обещала совершить чудо. Николай Прокопенко . А ты уж в чудеса уверовал! Сергей Прокопенко . Я верю, что Лидия Валерьяновна, если захочет, может свершить и чудо. Чудеса творятся поэтами. Татьяна Павловна . Перестаньте, Прокопенко. Здесь нужны не чудеса, а дело. Сергей Прокопенко . Лидия Валерьяновна не умеет решать деловых вопросов, но она способна вдохнуть силы в человеческую душу. Николай Прокопенко . Те-те-те. Трубадур. Сергей Прокопенко . Глупо. Иван Трофимович (к Сергею). Ну так вы, дружочек, о делах подумали бы. Сергей Прокопенко . Нам некогда было думать. У нас созрела идея, и мы обязаны были воплотить её в жизнь. Остальное придёт само собой. Мы верим в это. Да, верим. Верим в свои силы, в свою правду, в народ, в победу... Николай Прокопенко . Заткнись на время, а то оглушишь. Подгорный . Конечно, у нас неразбериха. Но, во-первых, мне казалось, что всё это постепенно наладится, а во-вторых, я почему-то был уверен, что непременно должен найтись деловой человек, который возьмёт в свои руки всю хозяйственную часть. Иван Трофимович . Татьяне Павловне бы заняться. Татьяна Павловна . Мне некогда. Иван Трофимович . Ну доктору? Доктор . А больница? Сергей Прокопенко . Взяли бы да занялись, чем другим-то предлагать. |
| Лидия Валерьяновна . Значит, так и жить без ответа? Подгорный . Так и жить... Пауза. Мы плохо пируем, Лидия Валерьяновна. Лидия Валерьяновна (улыбаясь). Я плохо хозяйничаю. (Наливает вино.) Подгорный . А себе? Лидия Валерьяновна . И себе. (Наливает.) В соседней комнате шум и голоса. За что же наш тост? Подгорный . За будущую веру. Входят Татьяна Павловна , Пружанская , Иван Трофимович , Лазарев , Ершов , Сниткин , Сергей Прокопенко , впереди всех Николай Прокопенко , сзади Вассо . У некоторых в руках стаканы с вином. Очень шумно. Николай Прокопенко . Хороши, голубчики! Мы ждём музыки, а они, видите ли, выпивохом устроили! Ершов (с бокалом). Я ещё не чокался с вами, почтеннейшая Лидия Валерьяновна. Лидия Валерьяновна . Я не пью. Ершов . Или только с избранными? Николай Прокопенко . Просим тур. Лидия Валерьяновна . Я не буду играть сегодня. Иван Трофимович . Сыграла бы, голубчик. Сергей Прокопенко. Сегодня такой изумительный день – не хватает одной только музыки, Лидия Валерьяновна. Лидия Валерьяновна . Не могу... Сниткин . Собственно говоря, музыка наводит грусть. Николай Прокопенко . Тогда речи. Ершов . Мы не говорили ещё речей! Николай Прокопенко . Кой чорт праздник без речей! Сергей Прокопенко . Речи, речи! Иван Трофимович . Слово принадлежит Андрею Евгеньевичу. Пружанская . Андрей Евгеньевич, мы вас умоляем! Несколько слов, произнесите, несколько слов. Я всегда говорю, Андрей Евгеньевич – гениальный оратор. Секретарь общества. Николай Прокопенко . Любовь Романовна, вашу биографию вы расскажете после. Речи, просим, просим... Подгорный . Простите, господа, я решительно не могу. Ершов . Андрей Евгеньевич предпочитает прыгать через верёвочку. Сергей Прокопенко . Господа, я скажу речь! Татьяна Павловна . Только не кричите. Николай Прокопенко . Караул!! Не надо! Прыгать через верёвочку! Господа, не надо речей – давайте верёвку. Иван Трофимович . Да дайте вы ему сказать, голубчик. Николай Прокопенко . Пусть лучше Таракан говорит. Голоса . Таракан, Таракан... Пружанская . Ха, ха, ха... Я умоляю вас... |
| Ершов . Благодарю покорно: моя жизнь ещё нужна отечеству. Сергей Прокопенко . Костёр разведём. Холодно не будет. Право, господа. Проедем две-три станции и уйдём куда-нибудь в лес. Так надоели эти комнаты! Здесь и воздуху настоящего нет. Ведь сегодня великий день, господа. Татьяна Павловна, я сниму чехлы: пусть будет как на Пасху? Татьяна Павловна . Перестаньте, Прокопенко, вы не мальчик. Сергей Прокопенко . Ничего нельзя. Николай Прокопенко . Серёжка прав. Кой чорт мы все носы повесили! Кто хочет веселиться? Ершов . Готов. Николай Прокопенко . И плясать будешь? Ершов . Буду. Николай Прокопенко . А Доримедонт Доримедонтович? Сниткин . Буду. Общий хохот. Лазарев . Для такого удивительного случая вы должны сыграть, Лидия Валерьяновна. Лидия Валерьяновна (улыбаясь). С удовольствием. (Идёт к роялю.) Сергей Прокопенко . Лидия Валерьяновна, кадриль. Николай Прокопенко (хохочет). В первой паре Серёжка со Сниткиным, во второй я с Аркадием Тимофеевичем. Встают в пары. Лидия Валерьяновна играет первую фигуру кадрили. Общий хохот. В это время входят Иван Трофимович и Подгорный . Всё сразу смолкает. Все поражены контрастом общего веселья с усталым и грустным лицом Подгорного. Пауза. Иван Трофимович . Они плясы затеяли тут, соколики. Шум сразу возобновляется. Все здороваются с Иваном Трофимовичем и Подгорным. Николай Прокопенко . Доримедонт Доримедонтович... Ха-ха-ха... Умную Катю забыл... Ха-ха-ха... Иван Трофимович . А сам-то хорош. Сергей Прокопенко . Андрей Евгеньевич, какое счастье! А?.. Вы знаете, в столовой уже кахетинское приготовлено. Ершов . И теперь начнутся речи, речи, речи... Николай Прокопенко . Обязательно. Подгорный . Господа, давайте сегодня без речей. Попробуем сегодня ни о чём не думать? Татьяна Павловна . Мыслящим людям трудно ни о чём не думать. Ершов . Андрей Евгеньевич хочет, как мальчик, прыгать через верёвочку. Подгорный . Да, пожалуй. Во всяком случае, бросим на сегодняшний день все умные книги и не будем произносить длинных речей. Впрочем, как хотите. |
| 26 августа на Бородинском поле состоялся военный парад. Государь со следующими словами обратился к войскам: «Ребята! Пред нами памятник, свидетельствующий о славных подвигах ваших товарищей! Здесь, на этом самом месте, за 27 лет перед сим, надменный враг возмечтал победить русское войско, стоявшее за веру, царя и отечество! Бог наказал безразсудного: от Москвы до Немана разметаны кости дерзких пришельцев – а мы вошли в Париж. Теперь настало время воздать славу великому делу. Итак, да будет память вечная безсмертному для нас императору Александру I, – его твердою волею спасена Россия; вечная слава павшим геройскою смертью товарищам нашим, и да послужит подвиг их примером нам и позднейшему потомству. Вы же всегда будете надеждой и оплотом вашему государю и общей матери нашей России». Князь А. В. Мещерский поступил в 1838 г. юнкером в Оренбургский уланский полк 6-ой кавалерийской дивизии. Полком командовал его дядя князь Ливен. Мещерский описывает маневры 1839 года на Бородинском поле: «Государь Николай Павлович стоял верхом на пригорке перед Бородинской колонной, пропуская мимо себя церемониальным маршем, без перерыва в продолжение 8 часов, все двести пятьдесят тысяч, собранного в это время на Бородинском поле войска. Нельзя было не удивляться его необыкновенной силе и энергии: он стоял все время недвижимо на своем высоком коне, как великолепная мраморная статуя древнего рыцаря, не переменяя почти ни разу своего положения. В это время Государь Николай Павлович перед своей грозной армией действительно изображал собой одного из тех легендарных героев-великанов, которых все воинственные народы любят воспевать в своих народных песнях. Лучше сказать: Государь Николай Павлович в эту минуту представлял собою по истине идеальный тип царя могущественной державы в Европе, каким он и был в то время в действительности». Английский посол в Петербурге, Лофтус, писал в 1840 году: «...В императоре Николае было что-то удивительно величественное и внушительное; несмотря на его суровый вид, он поражал пленительной улыбкой, и его манеры были очень приятны. Вообще это был благородный, великодушный человек, и все близко его знавшие питали к нему преданную любовь. Его суровость объяснялась не желанием его быть жестоким, а убеждением, что следовало в то время управлять всем светом твердой, железной рукой». |
| Князь А. В. Мещерский, будучи юнкером Оренбургского Уланского полка 6-ой кавалерийской дивизии, которой командовал его дядя, князь Ливен, описывает царя (на маневрах в 1838 г. на Бородинском поле): «Государь Николай Павлович стоял верхом на пригорке перед Бородинской колонной, пропуская мимо себя церемониальным маршем, без перерыва в продолжение 8 часов, все двести пятьдесят тысяч собранного в это время на Бородинском поле войска. Нельзя не удивляться его необыкновенной силе и энергии: он стоял все время недвижим на своем высоком коне, как великолепная мраморная статуя древнего рыцаря, не переменяя почти ни разу своего положения. В это время Николай Павлович перед своей грозной армией действительно изображал собою одного из тех легендарных героев-великанов, которых все воинственные народы любят воспевать в своих народных песнях. Лучше сказать: Государь Николай Павлович, в эту минуту, представлял собою поистине идеальный тип царя могущественной державы в Европе, каким он и был в то время в действительности». Английский посол Лофтус писал в 1840 году: «...В императоре Николае было что-то удивительно величественное и внушительное; несмотря на его суровый вид, он поражал пленительной улыбкой, и его манеры были очень приятны. Вообще это был благородный, великодушный человек, и все близко его знавшие питали к нему преданную любовь. Его суровость объяснялясь не желанием его быть жестоким, а убеждением, что следовало в то время управлять всем светом твердой, железной рукой». Чарльс Муррей, придворный, дипломат, писатель, состоявший с 1837 г. гофмаршалом двора английской королевы Виктории, сохранил описание пребывания государя в Лондоне в 1844 году. До этого он видел его в Эмсе в 1840 году. Муррей пишет: «Мне показалось, что он так же, как его любимец Орлов, потолстел, и что у него несколько поредели волосы на голове, но все-таки он оставался прежним благородным, величественным человеком, царем с головы до ног. Его лицо отличалось открытым выражением, и хотя глаза у него были очень подвижны, но в них скорее выражалась безпокойная наблюдательность, чем подозрительность». Государь 3 июня переехал в Виндзорский замок. «...Мы приготовили торжественную кровать для императора, но его камердинер отдал нам большой мешок в семь футов длины и четыре ширины, прося наполнить его соломой, и говоря, что Николай никогда не спал на другом ложе...». |
| Доктор . И любопытном. Лазарев . Да, и любопытном. Он вполне искренен, а это уж одно дорогого стоит. Сергей Прокопенко . Мило. Лазарев . Дело вкуса. Сергей Прокопенко . Да-с, дело вкуса. Я в этом факте вижу только признак страшного падения. Татьяна Павловна . Правильно. Сергей Прокопенко (волнуясь). В лице Андрея Евгеньевича мы теряем не только громадную интеллигентную силу – мы теряем... (Встаёт в позу.) Это подрывает веру в наше великое дело, в будущность интеллигенции, в будущность нашего народа. И если мы оправимся от этого удара, если творческие силы. Входят Вассо и Николай Прокопенко . Николай Прокопенко (кричит). Верно, верно. Согласен. Довольно! Мы вас поняли. Доктор . Сергей Борисович произнёс целую надгробную речь. Николай Прокопенко . И не разбудил покойника. Изумительно! Сергей Прокопенко . Ты ещё тут со своими дурацкими остротами. Николай Прокопенко . О-го-го-го... Береги свои силы на вечер. За кем же дело, господа? Татьяна Павловна . Ершова нет. Входит Ершов . Доктор . А вот и он. Ершов . Разве уже все в сборе? (Здоровается.) Татьяна Павловна . Ждали вас. Ершов (оглядывает комнату). Но нет Ивана Трофимовича – его присутствие очень важно. Сергей Прокопенко . Иван Трофимович в столовой, у него голова болит. Доктор . В таком случае можно начинать. Сергей Прокопенко . Разумеется. Татьяна Павловна . Вассо, сходите за Андреем Евгеньевичем. Вассо . Можьно, можьно... (Уходит.) Пружанская (вскакивает с места). Это невероятно. Это нечто феерическое! Господа, мы должны спасти Андрея Евгеньевича! Это наш долг. Я всегда говорила: «Андрей Евгеньевич – гордость России». Мне в женском клубе говорят: «Любовь Романовна, вы увлекаетесь». Нет, говорю, я не увлекаюсь. Увидите, увидите: Андрей Евгеньевич спасёт Россию. Мы обязаны встать перед ним на колени и просить, просить, просить, чтобы он не губил своего таланта. Эта защита невежества, суеверий, домовых… Это ужасно... нет, я почти не могу… У меня даже сердце дрожит, я вся дрожу... Андрей Евгеньевич должен быть спасён! Должен. |
| Сергей Прокопенко. Лидия Валерьяновна обещала совершить чудо. Николай Прокопенко. А ты уж в чудеса уверовал! Сергей Прокопенко. Я верю, что Лидия Валерьяновна, если захочет, может свершить и чудо. Чудеса творятся поэтами. Татьяна Павловна. Перестаньте, Прокопенко. Здесь нужны не чудеса, а дело. Сергей Прокопенко. Лидия Валерьяновна не умеет решать деловых вопросов, но она способна вдохнуть силы в человеческую душу. Николай Прокопенко. Те-те-те. Трубадур. Сергей Прокопенко. Глупо. Иван Трофимович (к Сергею) . Ну так вы, дружочек, о делах подумали бы. Сергей Прокопенко. Нам некогда было думать. У нас созрела идея, и мы обязаны были воплотить её в жизнь. Остальное придёт само собой. Мы верим в это. Да, верим. Верим в свои силы, в свою правду, в народ, в победу… Николай Прокопенко. Заткнись на время, а то оглушишь. Подгорный. Конечно, у нас неразбериха. Но, во-первых, мне казалось, что всё это постепенно наладится, а во-вторых, я почему-то был уверен, что непременно должен найтись деловой человек, который возьмёт в свои руки всю хозяйственную часть. Иван Трофимович. Татьяне Павловне бы заняться. Татьяна Павловна. Мне некогда. Иван Трофимович. Ну доктору? Доктор. А больница? Сергей Прокопенко. Взяли бы да занялись, чем другим-то предлагать. Иван Трофимович. Где мне, голубчик, я знаю свою земскую управу… Музыку люблю… Да вот ещё рыбу удить. Я, дружочек мой, человек сырой – и в литературе ничего не смыслю. И какой я интеллигент? Просто душа русская. И если, голубчики, с советами своими лезу, так это потому, что все вы мне дороги и дело ваше – тоже. К тому же, со стороны-то видней… Звонок. А вот и он, должно быть. Подгорный (смотрит на часы) . Рано. Татьяна Павловна. Свои знают, что дверь отперта. Николай Прокопенко приподнимается с дивана. Сниткин. Может быть, нам лучше уйти? Сергей Прокопенко. Вздор. В общественном деле не должно быть секретов. Входит Титов, за ним Татьяна Павловна. Титов останавливается и ищет глазами Подгорного. Подгорный (быстро подымаясь ему навстречу) . Здравствуйте. Вы получили моё письмо? |
| Доктор. И любопытном. Лазарев. Да, и любопытном. Он вполне искренен, а это уж одно дорогого стоит. Сергей Прокопенко. Мило. Лазарев. Дело вкуса. Сергей Прокопенко. Дас, дело вкуса. Я в этом факте вижу только признак страшного падения. Татьяна Павловна. Правильно. Сергей Прокопенко (волнуясь) . В лице Андрея Евгеньевича мы теряем не только громадную интеллигентную силу – мы теряем… (Встаёт в позу.) Это подрывает веру в наше великое дело, в будущность интеллигенции, в будущность нашего народа. И если мы оправимся от этого удара, если творческие силы… Входят Вассо и Николай Прокопенко. Николай Прокопенко (кричит) . Верно, верно. Согласен. Довольно! Мы вас поняли. Доктор. Сергей Борисович произнёс целую надгробную речь. Николай Прокопенко. И не разбудил покойника. Изумительно! Сергей Прокопенко. Ты ещё тут со своими дурацкими остротами. Николай Прокопенко. Ого-го-го… Береги свои силы на вечер. За кем же дело, господа? Татьяна Павловна. Ершова нет. Входит Ершов. Доктор. А вот и он. Ершов. Разве уже все в сборе? (Здоровается.) Татьяна Павловна. Ждали вас. Ершов (оглядывает комнату) . Но нет Ивана Трофимовича – его присутствие очень важно. Сергей Прокопенко. Иван Трофимович в столовой, у него голова болит. Доктор. В таком случае можно начинать. Сергей Прокопенко. Разумеется. Татьяна Павловна. Вассо, сходите за Андреем Евгеньевичем. Вассо. Можьно, можьно… (Уходит.) Пружанская (вскакивает с места) . Это невероятно. Это нечто феерическое! Господа, мы должны спасти Андрея Евгеньевича! Это наш долг. Я всегда говорила: «Андрей Евгеньевич – гордость России». Мне в женском клубе говорят: «Любовь Романовна, вы увлекаетесь». Нет, говорю, я не увлекаюсь. Увидите, увидите: Андрей Евгеньевич спасёт Россию… Мы обязаны встать перед ним на колени и просить, просить, просить, чтобы он не губил своего таланта. Эта защита невежества, суеверий, домовых… Это ужасно… нет, я почти не могу… У меня даже сердце дрожит, я вся дрожу… Андрей Евгеньевич должен быть спасён! Должен. Доктор. Успокойтесь, милая Любовь Романовна, и берегите ваше сердце. Андрей Евгеньевич не погибает, и спасать его не придётся. |
|
|
