| Ясно, что эти люди любили больного. Они страстно желали для него исцеления и верили, что единственная для этого возможность - прикосновение или слово Господа Иисуса Христа. Во что бы то ни стало надо было положить расслабленного пред Ним. Толпа им мешает — препятствие почти неодолимое. Но они решились, и они добьются того, что им надо. Нельзя через двери — можно через окно. Нельзя через окно — можно проломать крышу! Но так или иначе — взор Великого Пророка упадет на их больного друга! Какая настойчивость! Какая непреклонная энергия! У этих людей был характер и воля; и мы видим, что эта настойчивость вознаграждена. Расслабленный был исцелен. Они достигли своей цели. Какой урок для нас! И как метко попадает он в самое больное место русской души! У нас много хороших, искренних, горячих порывов, но... " суждены нам благие порывы, но свершить ничего не дано " . Редко они доводятся до конца и в области устройства нашей внешней и общественной жизни, а еще реже в области личного воспитания и спасения души. Мы часто заканчиваем борьбу на половине, потому что путь ко Христу оказывается трудным и загроможденным. Бесчисленные заставы, груды камней, крутые подъемы, непроходимые чащобы... Некоторые пытаются бороться, но трудности, соблазны всюду, на каждом шагу. Энергия падает, и страшная, предательская мысль вдруг является откуда-то и покоряет сознание: " Спасение для нас невозможно... Мы погибли! " И почти равнодушно люди возвращаются назад, отказываясь от дальнейшей борьбы. Но послушайте, вы, унывающие, потерявшие надежду: все ли средства вы использовали? Все ли силы истратили? Вы не можете протиснуться в дверь — можно разобрать крышу. Можно проломить стену... Смотрите: она уже шатается! Еще одно усилие — и она падает! И вы хотите уйти? Стойте... Все напрасно. Вялая, невоспитанная воля отказывается от дальнейших напряжений. Вам знакома эта картина? Не правда ли, эта дряблость воли, это отсутствие закала и железа в характере — специфическая болезнь русской души? Сколько у нас измен, предательств, отпадений, и ведь не в силу активно злой воли, а в силу трусости, слабости, рыхлости. На воспитание воли мы не обращаем никакого внимания. Заботы родителей о детях ограничиваются внешним уходом, а болезни души остаются без внимания, и наука жизни, которую мы впитываем с детства, ничего не говорит нам о самостоятельности и силе убеждений и учит только приспособляться и подчиняться обстоятельствам. |
| Венецуэла понравилась мне своей какой-то естественной слаженностью и легкой, южной, но уже и американской озабоченностью. Все там движется, строит и строится. Каракас пенится этим строительством и движением. Множество автомобилей напоминает Калифорнию. Нефть – кровь Венецуэлы. Русские устроены хорошо. В сущности они там, как в земном раю; только жалуются, что прикреплены к этой райской точке, окружены чертой города и окрестности им недоступны для прогулок, из-за змей и скорпионов, а выезд на пляжи океана ввергает в непереносимо- тропический климат. Наши эмигранты уже покупают себе участки и дома на окраинах Каракаса. Выросли две церкви на противоположных окраинах, одна при поселке района Катии, другая в районе Дос Лос Каминос. Настоятель этой последней, почтенный протоиерей И. Б., приглашает посетить их храм, жертвенно и трогательно сооруженный, около банановых пальм. Дорога к экватору величава и спокойна. Пред сумерками самолет стало качать; мы вошли в сильную облачность, и не очень уютно стала поблескивать молния по сторонам. Но скоро мы выбились из этих грозовых туманностей. Поздним экваториальным вечером самолет снизился у Белэма... Когда распахнулась дверь самолета, и пассажиры, с некоторым, кажется, пиэтетом, стали выходить для прогулки на экваторе, неопытный в делах экваториальных, я ожидал находящей на меня волны нестерпимого нью-йоркского июльского воздуха, но почувствовал приятный холодноватый (экваториальный, очевидно, тоже) ветерок. Поднялись мы с экватора в грозу. Она бушевала и полыхала, казалось, где-то совсем близко. Огромные молнии ходили все время по небу. Среди этого небесного пожара мы поднялись и пошли в озаряемую молниями небесную бездну. Но капитан знал пути неба. Гроза осталась в стороне, мы спокойно летели ночью над непроходимыми и неисследованными человеком местами нашей планеты, и солнечным, сияющим утром уже были в Рио-де-Жанейро... Мой калифорнийский прихожанин, русский американец, пригласил меня в свой дом – у самого берега океана. Окно моей комнаты выходило на солнечную набережную Капокаваны; пенящимся полумесяцем расстилался пляж Рио. Этот город, несомненно, один из самых красивых в Южной Америке. Вечером пришел местный настоятель, и мы проговорили с ним целый вечер. На следующий день он показал мне свою древнюю, русского стиля, светлую церковку Св. Мученицы Зинаиды, построенную русским вдовцом инженером, в память своей скончавшейся в Рио жены. Вечер мы провели у одного русского бразилианца, местного общественного деятеля и старожила. Он интересно рассказывал о русской эмиграции в Бразилии. В общем, там все устраиваются, но с земледелием в этой стране не все русские справляются. Общественная жизнь русских слаба и провинциальна. Бразилия же страна больших возможностей: она неуклонно развивается, не без помощи Соединенных Штатов. Некоторая косность в характере этих тропических португальцев преодолевается северной техникой и еще одним, подходящим и для экваториальных стран средством Севера. |
| — И после этих метаний несчастные люди находят, наконец, вас, так? — Да, нам приходится этих пациентов на себя забирать, увеличивая нашу нагрузку. Любой москвич может получить помощь в 62-й онкологической больнице. Хирургическое лечение доступно всем москвичам с онкологическими заболеваниями. Единственное, есть сложности, связанные с лекарственным и радиологическим лечением, поскольку существует определенная система распределения финансирования разных округов Москвы, разных учреждений и так далее. Что касается хирургического лечения, без всяких проблем мы принимаем любого москвича. В принципе, при наличии направления и человека из другого региона тоже можем прооперировать. Эпидемия показала, кто есть кто — Люди сами вас находят или коллеги ваши своих пациентов тоже пристраивают? — Например, заведующий отделением в больнице, которое было перепрофилировано под COVID, просто звонит мне: «У меня есть пять пациентов, я собирался их прооперировать по поводу рака прямой и ободочной кишки, можешь их взять?» Я говорю: «Да». Они приезжают, и мы их всех в течение двух-трех недель госпитализируем и оперируем. Заведующий из другой больницы, который тоже руководит отделением колопроктологии, звонит, и еще шесть человек, у которых планировались операции, мы на себя забираем и оперируем их. Так и происходит. Есть у нас еще сайт больницы и мой собственный, где указаны все контакты. Пациенты периодически находят нас через интернет и выходят на нашу клинику, и мы занимаемся их лечением. — А бывает, что приходит человек, которого не то что врач не пристраивает, а вообще все отказывают? — Однажды пришел пациент с опухолью, которая сужает просвет кишечника, был риск кишечной непроходимости. Это ситуация, которая требует срочного лечения. Он должен был ложиться в другое профильное учреждение на операцию. Приехал туда, чтобы получить свои результаты МРТ, но прямо перед его носом закрылась дверь, было сказано: «Все, вокруг COVID, можете ехать домой». Что делать? Ответ был: «Ничего не знаем, у нас COVID». Даже не отдали диски МРТ. Соответственно, он явился к нам без диска, там только описание было. И диск было забрать невозможно, мы его госпитализировали и занимались его лечением. |
| Химеры! Впрочем, они не помешали Динклаге устроить такой разнос ближайшему часовому, у которого он, подойдя ближе, заметил огонек вспыхнувшей спички, что у того, как одобрительно сказал позднее унтер-офицер связному, душа в пятки ушла. Когда после такого инспектирования Динклаге возвращался на квартиру, он заходил иногда в свою рабочую комнату, прежде чем зажечь свет, убеждался, что светомаскировочные шторы на окне опущены, закрывал дверь, на которой штабс-фельдфебель Каммерер велел повесить табличку с надписью «Командир», садился за письменный стол, раскладывал карты Германского рейха, листы 107 а и 119 б, изданные в 1941 году имперским ведомством топографической съемки в Берлине (так называемые карты Генерального штаба), а также подробную бельгийскую топографическую карту (масштаб 1:10 000) района южнее Сен — Вита и при свете карманного фонаря, поскольку лампа под потолком была не лучше коптилки, в который раз изучал позиции своего батальона. Он по-прежнему находился на крайнем левом фланге дивизии, на участке, дальше всех выдвинутом на запад, причиной чему была та самая американская часть, что занимала Шнее — Эйфель с востока; 416я пехотная дивизия окружала южный фланг американцев (севернее были позиции народно — гренадерской дивизии), и батальон Динклаге находился в мешке, образованном петлей реки Ур, на крайнем западе; он был почти отрезан от дивизии густо поросшей лесом и абсолютно непроходимой с севера на юг долиной реки Ирен, так что связь поддерживалась только через связных и иногда через разведгруппы. Связь с соседней дивизией на юге также была слабой. Всякий раз, когда Динклаге снова убеждался в том, насколько изолирована его часть, кончик карандаша, который он держал в правой Руке, начинал кружить в конусе света от карманного фонаря вокруг хутора Хеммерес, расположенного в долине Ура. Стоит какой-нибудь достаточно сильной американской части переправиться по еще уцелевшему железнодорожному виадуку у Хемме — Реса через Ур, достичь, миновав деревню Эльхерат, шоссе |
| Хорошо, что мы плохо учимся в школе, и учебник физики или астрономии не превращаем в учебник жизни. Ведь коль вдумаешься в тиражируемые идеи, то непременно попадешь в лапы к языческому пессимизму. А он уже предложит на выбор: либо стоическое терпение, либо эпикурейскую умеренность, но в конце всегда — неизбежный и необратимый распад на атомы. Между тем Новый Завет часто говорит о «полноте времени» (Гал. 4:4), о том, что «времени больше не будет» (Откр. 10:6). А если у времени есть конец и полнота (а значит — и неполнота), то очевидно, что оно неоднородно и конечно. Значит, неоднородно также и пространство, столь неразрывно связанное со временем. Оно тоже имеет границу, черту, и измеряется числом и требует категории «прекрасного». Один ребенок прячется от другого в платяном шкафу, раздвигает шубы, чтобы залезть поглубже, и незаметно для себя раздвигает вскоре уже еловые ветки, и оказывается в ином мире под мягко падающим снегом. Так у Льюиса закручивается сюжет в первой по времени написания сказке о Нарнии, где евангельский подтекст вовсе не шифруется. Шкаф оказывается дверью в пространстве, через которую можно попасть в иной мир. Мало того — в ином мире можно прожить целую жизнь и вернуться обратно так, что никто твоего отсутствия не заметит. Жизнь «там» будет равна минуте «здесь». Льюис просто пользуется сказочной формой для серьезного и взрослого разговора. Свобода предполагает возможность выхода. Христос потому и называет Себя дверью (См. Ин. 10:9), что принес нам свободу. Если нет нигде дверей и никуда выйти нельзя, то остается только сходить с ума от безысходности. Дверь есть обыкновенное чудо. Она не только указание на Христа, но и на Богоматерь. «Милосердия двери отверзи нам, Благословенная Богородице», «Радуйся Двере Непроходимая» и проч. Однородный же мир — это мир без дверей, немое царство, камера сумасшедшего дома с мягкими стенами. Не пустите людей ко Христу, и они со временем захотят выйти из этого мира хотя бы через «черный ход» наркомании. Но они захотят выйти! Некто так и говорил: «Если бы я не верил в Господа Христа, я был бы наркоманом». |
| Пал, как Давид, блудно и осквернился; но омой и меня, о Спаситель, слезами./ 2 Цар.11:4 / Ни слез, ни покаяния не имею, ни умиления, Сам мне их, о Спаситель, как Бог, даруй. Погубил я первозданную красоту и благообразие мое, и ныне лежу наг и стыжуся. Дверь Твою не затвори предо мною в то время, Господи, Господи; но отверзи ее мне, кающемуся Тебе./ Мф.25:11 / Внемли воздыханиям души моей, и очей моих приими слезы, о Спаситель, и спаси меня. О, Человеколюбец, хотящий всем спастися, Ты воззови меня и приими, как Благий, кающагося./ 1 Тим.2:4 / Пресвятая Богородице, спаси нас. Пречистая Богородица Дева, Едина Всепетая, моли усердно, чтобы спастись нам. Ирмос: Видите, видите, яко Аз есмь Бог, манну одождивый, и воду из камене источивый древле в пустыни людем Моим, десницею единою, и крепостию Моею. Видите, видите, Я — Бог; внемли, душа моя, Господу взывающему, удались от прежнего греха и бойся/Его/, как неподкупного и как Судию и Бога. Кому уподобилась ты, многогрешная душа, только первому Каину и Ламеху тому, как камнями поразившая тело злодеяниями, и убившая ум безрассудными стремлениями?/ Быт.4 / Всем, жившим прежде закона, о душа, ты не уподобилась Сифу, не подражала Еносу, ни Еноху, преселением/к Богу/, ни Ною, но явилась чуждой жизни праведных./ Быт.5 / Одна ты отверзла бездны гнева твоего, душа моя, и потопила ты всю, как землю, плоть и деяния и жизнь, и пребыла ты вне спасительного ковчега./ Быт.7 / Преподобная мати Марие, моли Бога о нас. Всем усердием и любовию прибегла ты ко Христу, прежнего пути греховного отвратившись, в пустынях непроходимых пребывая, в чистоте совершая Его Божественные заповеди. Слава: Безначальная Несозданная Троица, Нераздельная Единица, кающагося меня приими, согрешившаго спаси, Твое я создание, не презри, но пощади и избавь меня огненного осуждения. И ныне: Пречистая Владычица Богородительница, Надежда к Тебе прибегающих и пристанище обуреваемых, Милостиваго и Создателя и Сына Твоего преклони на милость и ко мне молитвами Твоими. Песнь 3я |
| – Не знаю. – А как ее зовут? – Мадемуазель Фошлеван. – Фош… как? – Фошлеван. – Пффф! – фыркнул старик. – Сударь! – вскричал Мариус. Господин Жильнорман, не слушая его, продолжал тоном человека, разговаривающего с самим собой: – Так. Двадцать один год, никакого состояния, тысяча двести ливров в год. Госпоже баронессе Понмерси придется самолично отправляться к зеленщице покупать на два су петрушки. – Сударь, – ответил Мариус вне себя, видя, как исчезает его последняя надежда, – умоляю вас, заклинаю вас во имя неба, я простираю к вам руки, сударь, я у ваших ног, позвольте мне на ней жениться! Старик рассмеялся пронзительным и мрачным смехом, прерываемым кашлем. – Ха-ха-ха! Вы, верно, сказали себе: «Чем черт не шутит, пойду-ка я разыщу это старое чучело, этого непроходимого дурака! Какая досада, что мне еще не минуло двадцати пяти лет! Я бы ему показал мое полное к нему уважение! Обошелся бы я тогда и без него! Ну, да все равно, я ему скажу: «Старый осел, счастье твое, что ты еще видишь меня, мне угодно жениться, мне угодно вступить в брак с мадемуазель – все равно какой, дочерью – все равно чьей, правда, у меня нет сапог, а у нее рубашки, сойдет и так, мне угодно наплевать на свою карьеру, на свое будущее, на свою молодость, на свою жизнь, мне угодно навязать себе жену на шею и погрязнуть в нищете, вот о чем я мечтаю, а ты не чини препятствий!» И старое ископаемое не будет чинить препятствий. Валяй, мой милый, делай, как хочешь, вешай себе камень на шею, женись на своей Шпаклеван, Пеклеван… Нет, сударь, никогда, никогда! – Отец! – Никогда! По тому тону, каким было произнесено это «никогда», Мариус понял, что всякая надежда потеряна. Он медленно направился к выходу, понурив голову, пошатываясь, словно видел перед собой порог смерти, а не порог комнаты. Г-н Жильнорман провожал его взглядом, а когда дверь была уже открыта и Мариусу оставалось только выйти, он с той особенной живостью, которая свойственна вспыльчивым и избалованным старикам, подбежал к нему, схватил его за ворот, энергично втащил обратно, толкнул в кресло и сказал: |
| Корвин, удовлетворив свою месть — он с детства ненавидел Кассиана — поспешил из города на «Виллу статуй», приехал туда утром и немедленно вбежал в дом, надеясь арестовать всех христиан разом. Дом оказался пустым. Напрасно Корвин лазил по чердакам и погребам, ломал замки шкафов, поднимал полы, заглядывал во все чуланы, — он не нашел ни человека, ни книги, ни бумаг, ровно ничего, кроме двух слуг, которых строго принялся допрашивать. На вопрос: «Где хозяин?» — слуга ответил, что он уехал, не сказав куда. — По какой дороге? — спросил Корвин. — Он вышел в эту дверь, — ответил слуга. — Я был занят работой в саду и не видел, куда он поехал. — Но в котором часу? Это ты, по крайней мере, должен знать. — Как только приехали двое из Рима. — Какие двое? — А кто их знает, — сказал слуга. — Один молодой, другой толстый, большой, сильный, вот и все, — я ничего больше не знаю. — А я знаю! — воскликнул Корвин с яростью. — Я знаю! Их двое! Это те же самые! Этот проклятый мальчишка постоянно, везде становится на моем пути! Дорого заплатит он мне, когда попадется… Отдохнув немного, Корвин должен был возвратиться в Рим. Дороги, размытые дождями, были почти непроходимы. Лошади тащились медленно. Корвин раздражался от всякой мелочи. Он с досады схватил бич и стал колотить лошадей, которые помчались во весь дух. В эту минуту позади них раздался топот всадников. Лошади испугались, бросились в сторону, колесница зацепилась за дерево, опрокинулась, и Корвин упал в ров, по берегу которого пролегала дорога. Всадники промчались мимо, не обращая внимания ни на него, ни на его полумертвого, разбившегося при падении возницу. Панкратий несся верхом за всадниками, когда при свете луны увидел Корвина, который, напрягая последние силы, пытался выбраться из глубокого рва. Берега его были круты, скользки, и при всякой попытке вылезти он обрывался и падал опять в воду. Члены его начинали костенеть от холода, силы ослабевали. Панкратий не колебался ни минуты. Он спрыгнул с лошади и протянул руку погибавшему. |
| Марии: Твою светозарную благодать подай свыше от божественного промысла, чтобы мне избежать омрачения страстей и усердно воспеть твоего, Мария, жития прекрасные деяния. Троице: Сверхсущественная Троица, приемлющая поклонение как Единица, сними с меня тяжелое ярмо греха и, как милосердная, дай мне слезы умиления. Богородице: Богородица, Надежда и Защита воспевающих Тебя, сними с меня тяжелое ярмо греха и, как Владычица чистая, прими меня, кающегося. ПЕСНЬ ВТОРАЯ Ирмос: Внимай, небо, и я буду говорить, и воспою Христа, от Девы плотью пришедшего. Поскользнулся я, как Давид, из-за невоздержания и осквернился; но омой и меня, Спаситель, слезами моими. Ни слез, ни покаяния нет у меня, ни умиления; Сам мне это, Спаситель, как Бог, даруй. Погубил я первозданную красоту и благолепие мое, и ныне лежу наг и стыжусь. Дверь Твою не затвори передо мной тогда, Господи, Господи, но открой ее мне, кающемуся Тебе. Услышь стенания души моей и очей моих прими, о Спаситель, слезные капли, и спаси меня. Человеколюбец, всем желающий спастись, Ты призови и, как Благой, прими меня, кающегося. Богородице: Пречистая Богородица Дева, единая всехвальная, моли усердно о том, чтобы нам спастись. Ирмос: Увидьте, увидьте, что Я есмь Бог, манну дождем проливший и воду из камня источивший некогда в пустыне людям Моим единою десницею и силою Моею. Прислушайся, душа моя, к Господу, вопиющему: «Увидьте, увидьте, что Я есмь Бог», и отстань от прежнего греха, и страшись Его как Мстителя, и как Судии и Бога. Кому ты уподобилась, многогрешная душа, если не древнему Каину и небезызвестному Ламеху, когда злодействами забила, словно камнями, тело и умертвила ум безрассудными стремлениями? Всех, кто прежде закона, пробежав мысленным взором, о душа, Сифу не уподобилась ты, ни Еносу не подражала, ни Еноха преставлению, ни Ною, но оказалась чуждой жизни праведников. Ты одна открыла шлюзы гнева Бога твоего, душа моя, и, словно землю, всю потопила плоть, и дела, и жизнь, и осталась вне спасительного ковчега. Марии: Со всем усердием и страстью прибегла ты ко Христу, от прежнего пути греха отвратившись, и воспитываясь в пустынях непроходимых, и безупречно исполняя Его божественные заповеди. |
| На него накинулись шофер и Бобыль, хотели было скрутить ему руки. Но он не сопротивлялся — он был мертвецки пьян. Достаточно было отворить дверь самосвала, чтобы он вывалился оттуда, как куль. Испугались даже, не помер ли он в аварии, уж не в обмороке ли… Потащили в избу, уложили на кушетку, и тут вдруг он раскрыл пьяные зенки и прохрипел: — Врешь — не возьмешь! Видимо, он, крутя баранку, действительно думал, что это такая игра, соревнование, мужская борьба… Габриэль велел Бобылю запереть Леху в летней светелке, чтобы он проспался, а кроме того — хоть немножко побыл в заточении и почувствовал скорбь покаяния. Шоферу же, который все еще был очень даже не трезв, запретил до утра прикасаться к его самосвалу — пусть все так и останется, покуда не рассветет. Мужички нехотя разошлись. Я отправилась ночевать в машину, загнанную во двор. Улеглась на заднем сиденье, подушечка там у меня красненькая, плед. Единственное, о чем я успела подумать, прежде чем уснуть блаженным сном, это о том, что ведь жития являют нам уже преображенный образ святого, жизнь его, очищенную от плевел: все там по своему чину, все на местах, сплошные колосящиеся злаки. А на самом деле, наверное, и к ним просачивался мир со своею непредсказуемостью, спонтанностью, с чем-то таким, что можно было бы назвать нелепостью, несуразностью, даже каким-то абсурдом, маразмом жизни… Ну вот, скажем, какой-нибудь великий подвижник забрался на вершину, опустился в земную пропасть, укрылся в непроходимой пустыне, молится день и ночь, и вдруг кто-то его за плечо — цап. Нет, не искуситель, а так — озабоченный поселянин: «Мил–человек, ты тут не видел моей козы?» Начнет по келье шарить, под лавку заглядывать, в кружку смотреть, словно коза могла спрятаться там. Да еще привяжется — ну раз козы моей не видал, тогда купи у меня окуньков (грибков, войлока, ситца, пеньки, хомутов, сена, соли, кобеля, щегла). Словом, что-то такое повседневно–странное, житейски–нелепое, стойкое, живучее, пахучее, пресное, пряное, прорастающее через самые толстые стены и не ведающее — от лукавого оно или же от Творца, наверняка сопровождало и подвижника… И тут я провалилась в сон. |
|
|
