| К первой принадлежат переговоры с македонианами, осуждение ересей и вообще разрешение назревших догматических вопросов. С догматической деятельностью Собора тесно связан и вопрос о происхождении так называемого Никео-Константинопольского Символа. Ко второй группе относятся: осуждение Максима Циника, избрание епископа на Константинопольскую кафедру (сначала Григория Б., а затем Нектария), разбор раскола Антиохийской церкви и, наконец, издание целого ряда канонов, направленных к уничтожению церковных нестроений. В каком порядке обсуждались все эти дела на Соборе, точно установить немыслимо, потому что церковные историки не излагают отчетливо событий Собора 381 г., а в некоторых случаях даже путают их. Отсюда для исследователя открывается широкое поле держаться того или иного порядка в изложении вопросов, предлежавших Собору. Так, одни ученые предлагают начинать деятельность Второго Вселенского Собора с утверждения Григория Б. законным епископом Константинополя и осуждения Максима Циника 814 , другие, наоборот, полагают, что Отцы Собора прежде всего занялись переговорами с македонианами в надежде присоединить последних к никейству 815 . Каждое из этих мнений имеет положительные и отрицательные стороны, но ни одно из них не является показателем безусловной исторической истины, хотя первое мнение, по-видимому, исторически вероятнее 816 . Но так как переговоры с македонианами не представляют собою центрального пункта соборных заседаний и прошли довольно бесцветно в истории Собора, мы прежде всего займемся ими, однако не думая считать их первым актом соборных заседаний. Первым делом Собора, по-видимому, было утверждение Григория Б. в его правах на Константинопольскую кафедру. Ко времени Второго Вселенского Собора македониане были широко распространены в Азии, Лидии Карии, Фригии и Геллеспонте и образовали уже группу с особою догматической физиономией. Однако такое положение македонян было недавним. Еще в правление Валента македониане считались никейцами, «по городам смешивались с ними как с единомысленными и находились во взаимном общении» 817 . |
| Греческое слово kyrios, " Господь " " не есть синоним слова " " Бог " " : оно является лишь почетным титулом и означает " " господин " " . О Сыне Божием в Символе веры сказано " " Бога истинна от Бога истинна.., единосущна Отцу " " : о Святом Духе этого не сказано. 213 PG 37, 1245–1248=2.392–393. 214 Евр. 11:38. 215 Сл. 42,2, 5–12; 6, 1–2; SC 384, 52–62=1.587–589. 216 Монахов. 217 Проповеди Григория записывались стенографами. 218 Придворные евнухи были известны своей приверженностью к арианству. 219 Имеется в виду епископ Демофил или, может быть, Евномий. 220 Сл. 42, 26, 1–27, 18; SC 384, 108–114=1.601–602. 221 PG 37, 1164=2.391. 222 Письмо 182; ed. Gallay, 131=2.503. 223 Письмо 139; ed. Gallay, 95=2.478. 224 PG 37, 1268=2.396. 225 Письмо 135; ed. Gallay, 98–99=2.471. 226 Письмо 132; ed. Gallay, 97=2.506. 227 Письмо 152; ed. Gallay, 111–112=2.489. 228 О любви Григория к уединению см. Szymusiak. Solitude. 229 Ср. Письма 106–120; ed. Gallay, 84–90=2.474–477. Ср. PG 37, 1307=2.92. 230 Сл. 7, 16; PG 35, 776=1.169. 231 О языке и стиле писем Григория см. Gallay. Langue. 232 Письмо 51; ed. Gallay, 47–48=2.426–427. 233 Ср. Письмо 52; ed. Gallay, 48–49=2.487. 234 О дидактической поэзии Григория см. Ackermann. Poesie. 235 Необходимость такой замены стала особенно очевидной во времена Юлиана, который в своих эдиктах указывал на несоответствие воззрений греческих поэтов и философов христианскому мировоззрению (ср. вышеупомянутый Эдикт об учителях). 236 Греч. ametria может означать также " " отсутствие поэтического метра " " . 237 Или " " метре " " . 238 PG 37, 1331–1333=2.408–409. 239 PG 37, 755–760=2.41–43. В последних двух строках речь идет о грехопадении Адама. 240 Ср. Rapisarda. Pessimismo. 241 Намек на имя Нектария (букв. " сладкий " " ), преемника Григория на Константинопольской кафедре. 242 PG 37, 1387–1389=2.125. 243 PG 37, 776=2.48. 244 PG 37, 787–788=2.123. 245 PG 37, 771=2.46. 246 PG 37, 1305=2.78. 247 PG 37, 1347=2.79. 248 PG 37, 775=2.48. 249 PG 37, 1420–1421=2.124. 250 |
| Известно, что Акакий, епископ Беррийский, привыкший встречать у патриарха Нектария роскошные и обильные угощения, пришел в крайнюю ярость, когда однажды за столом Златоуста ему пришлось удовольствоваться одним только блюдом и одной только бутылкой кислого вина. Все богатые доходы патриархии, все обильные пожертвования, которые отдавались в руки Златоуста, получали у него совершенно иное назначение, – они шли в пользу бедных, вдов и сирот, в пользу больниц и странноприимниц, в которые превратились все обширные помещения патриархии. Сам Златоуст довольствовался при этом одной только самой маленькой комнатой. Понятно, с каким нескрываемым раздражением должны были выслушивать проповедь Златоуста о богатстве все константинопольские богачи и наоборот, с каким живым сочувствием и пылом внимали ей все бедняки, которые прекрасно знали, что между словом и делом у Златоуста нет преграды. Во всех речах Златоуста против богатства и роскоши аристократии, против злоупотреблений чиновников своей властью, некоторые исследователи эпохи Златоуста, вроде г. Морозова (см. его работу: «В грозе и буре»), стараются усмотреть скрытное политиканство Златоуста в духе современных социалистических теорий. Но думать так, – это значит совершенно не знать Златоуста, не понимать жизненного нерва всей его деятельности. Центр тяжести Златоустовской проповеди вовсе не в политике, а в христианской этике, где все сводится к личности каждого отдельного индивидуума, к свободе личного произволения. Политика всегда предполагает в основе своей внешнее принуждение и насилие. Ни о каком насилии Златоуст никогда не говорил. Восставая против богачей, он всегда апеллирует только к их совести, желая вызвать с их стороны свободное расположение в сторону милосердия к бедности. Ни в одной проповеди Златоуста, мы не встретим также призыва, обращенного к черни, с целью натравить ее против богачей, возбудить ее к насилию над ними. Вообще, роль политического демагога совершенно не в духе Златоуста. Это ясно видно, хотя бы из того факта, что он в критическую минуту своей жизни, когда зашаталось его положение в Константинополе, не только не воспользовался для себя услугами волнующейся черни, но действовал на нее, как раз в противоположном направлении. |
| Златоуста, когда он утверждает, что при избрании столько же принималось во внимание богатство или знатность происхождения, сколько и добродетель избираемого. Могущественные связи, интрига, возраст – все это могло благоприятствовать тому или другому кандидату. Некоторых даже предпочли только вследствие боязни, что, если отвергнут их притязания, то они или увлекутся ересью, или отомстят каким-нибудь другим способом. Без сомнения, в слишком поспешных выборах народ иногда имел очень счастливую руку и следовал весьма справедливому инстинкту; в этом отношении самым характерным примером является избрание св. Амвросия Медиоланского . Но, с другой стороны, сколько происходило здесь ошибок и безразсудства, сколько соблазнительных сцен, раздоров и даже убийств! События, аналогичные с теми, какие происходили в Риме, во время соперничества Дамаса и Урсина, справедливо заклейменного беспристрастным Аммианом, по словам св. Златоуста, происходили также и на Востоке. Впрочем, народ далеко не один был ответствен в этом, и св. Иоанн вовсе не имел желания лишать его этих прав. Он настаивал на том, что состав верных должен сохранять свое участие в управлении церковью, что епископ должен иметь больше труда, но не больше чести. Великая ответственность падала также на епископов, соглашавшихся рукоположить недостойного избранника, после того как предварительно всеми средствами они покровительствовали ему и поддерживали его кандидатуру. Вот почему в клир удавалось проникнуть многим заблудшим овцам. Лицемеры, сначала обнаруживавшие только строгость и святость жизни, тотчас же по избрании выказывали всю черноту своей души. Подобных примеров много среди современных св. Иоанну епископов, с которыми он вступал в сношения. Не говорим о тех, которые, подобно Нектарию, его предшественнику по константинопольской кафедре, будучи тщеславными прелатами, любителями наслаждений и вельможами, имели, по крайней мере, заслугу честности и умеренности. Но что сказать об Антиохе, добывавшем деньги своим красноречием, о Севериане Гавальском, всегда готовом на какую-нибудь новую интригу, о Феофиле Александрийском, расходующем на бессмысленные сооружения милостыню, предназначенную нищим, и не останавливающемся в своей борьбе с противниками ни перед какою угодно ложью, ни пред каким угодно насилием? Что, наконец, сказать об Акакии Берийском, по самому незначительному предлогу сделавшемся непримиримым врагом св. |
| Еще за несколько времени до упразднения должности покаянного пресвитера, св. Иоанн Златоуст , будущий преемник Нектария на Константинопольской кафедре, в своем сочинении о священстве, высказывал такие воззрения на отношение духовного пастыря к согрешающим и подлежащим исправлению посредством церковных епитимий, которые возвещали близкое наступление новой эпохи в истории церковных покаяний. «Не просто по мере грехов, писал он, должно назначать епитимии, но принимать во внимание произволение согрешающих, дабы желая сшить разорванное, не разорвать еще больше, и стараясь поставить упадшее прямо не причинить еще большего падения. Ибо слабые и рассеянные и преданные большею частью мирским удовольствиям, к тому же много думающие о своем роде и могуществе, будучи постепенно и мало-помалу отвращаемы от грехов, могли бы, если не совершенно, то хоть отчасти освободиться от обладающих ими зол. Но если бы кто вдруг приложил к ним всю меру строгости, то лишил бы их возможности получить и малейшее исправление. Ибо душа, вдруг принужденная оставить всякий стыд (для исполнения публичного покаяния), впадает в отчаяние, и потом ни кротким словам не повинуется, ни угрозами не усмиряется, но делается гораздо хуже того города, в осуждение которого пророк сказал: лице блудницы бысть тебе, не хотела еси постыдетися ко всем (Иерем. 3). Поэтому нужно пастырю (τ ποιμνι) иметь великое благоразумие и бесчисленное множество глаз, чтобы со всех сторон осмотреть состояние души (кающегося). Ибо как многие доходят до безумия и отчаяния в своем спасении вследствие того, что не могут перенести суровых врачеств, так, наоборот, есть такие, которые, не получая наказания, соответственного их грехам, побуждаются к нерадению, делаются гораздо худшими и приобретают наклонность грешить еще больше. Итак, не должно священнику (τον ερμενον) ничего такого оставлять без испытания, но тщательно уяснить себе все, употреблять соответственные средства, дабы его труд не был напрасен» 15 . Вообще Златоуст в своих проповедях и других сочинениях не раз высказывал мысль, что покаяние оценивается не по своей продолжительности, а по душевному состоянию кающегося 16 , и что можно получить очищение от грехов и в один день 17 . |
| В июне 388 г. Феодосии во главе многочисленного и хорошо подготовленного войска отправился в поход, оставив управление восточной частью Римской империи в руках опытных и надежных людей, опекавших его наследника – одиннадцатилетнего Аркадия. Младшего сына, четырехлетнего Гонория, Феодосии решил взять с собой с тем, чтобы представить его западным провинциям после победы над Максимом, в которой он, как кажется, не сомневался. Понимая, что его отсутствие может вызвать брожение среди подданных и что поводом для этого могут стать, как это обычно бывало в IV в. на востоке, религиозные споры, Феодосии уже в походе издал закон, запрещавший собрания и публичные рассуждения о вере. Ариане восприняли этот закон как наступление на их веру и, пользуясь отсутствием официальной информации о продвижении Феодосия и ходе войны с Максимом, стали распускать слухи, что генеральное сражение проиграно, что многие пали на поле битвы, а сам Феодосии захвачен в плен тираном. «Принимая свои вымыслы за действительные события, они сделались дерзкими и, сбежавшись, зажгли дом епископа Нектария в досаде, что он владеет церквами» (Созомен VII, 14). Однако в это время пришли подлинные сообщения о ходе войны, которые сразу же успокоили страсти, а зачинщики беспорядков стали со страхом ждать наказания. Впрочем, Аркадий под влиянием пользовавшегося авторитетом при Константинопольском дворе знаменитого оратора Фемистия не только не наказал виновных, но и добился снисхождения к ним со стороны своего отца. Между тем Феодосии беспрепятственно пересек Иллирик и с марша вступил в бой с войсками Максима при Сисции на реке Саве в Паннонии. Уставшие и покрытые пылью солдаты Феодосия без промедления форсировали реку, едва увидели на другом берегу противника. Их натиск был столь неожиданным, мощным и стремительным, что легионы Максима дрогнули и пустились в позорное бегство. Пакат в своем панегирике Феодосию замечает, что больше времени занимает описание того, что произошло на самом деле. На следующий день сражение возобновилось. |
| Около 80 000 человек каждый год приезжают из России в Гоа, и еще свыше 30 000 - в другие части Индии. Подавляющее большинство из них туристы. Нередко русские гиды - фанаты индуизма, - начинают их во время экскурсий обрабатывать в пользу индийского язычества, привлекают к участию в ритуалах. А в других случаях наших туристов тащат к местным католическим " святыням " , о которые рекомендуют потереться и загадать желание... Среди всех этих суеверий и соблазнов очень сильно чувствуется нехватка православного храма в Гоа. Такой храм, в котором бы шла богослужебная жизнь и душепопечительская деятельность, помогал бы людям не теряться, не совершать духовных падений. Сейчас в Индии есть только временный храм ап. Фомы на территории российского посольства в Дели, и православная миссия Константинопольского патриархата в Калькутте. Наш приход в Дели основан всего несколько лет назад, и до настоящего времени еще стоит перед проблемами приобретения земли и строительства своего храма, - которые в столице решить очень непросто, но без решения которых полноценное становление прихода остается делом будущего. Настоятель храма о. Геннадий Мороз также несет послушание по окормлению приходов в Непале, Пакистане и Афганистане (все они располагаются на территории российских посольств), такая высокая занятость не оставляет ему возможности посещать Индию более чем несколько раз в год. В остальное время самые активные прихожане собираются каждое воскресенье для молитвы мирянским чином. В Западной Бенгалии ситуация другая. Греческий приход в Калькутте действует более двухсот лет, а с 1980-х годов, благодаря нескольким греческим миссионерам, удалось начать миссию среди коренного населения. Семя дало хороший всход - возникло несколько приходов в деревнях вокруг Калькутты, служат несколько священников-бенгальцев, в том числе отец Мокий - бывший брахман, обратившийся в Православие. Действует огромный приют для детей-сирот и вообще нуждающихся людей. В последние годы миссия осталась без греческого священника, но здесь продолжает трудиться сестра Нектария (Парадизи). |
| Принимая во внимание это возвышение Константинополя над остальными городами, отцы собора нашли уместным почтить перед другими епископами и епископа константинопольского, и потому признают за епископом константинопольским первенство чести в ряду всех епископов, после епископа Древнего Рима, – такое первенство чести ( πρεσβεα τς τιμς, prioris honoris partes) приблизительно, какое отцы Никейского Собора признали за епископом иерусалимским. Смысл данного правила лучше всего виден из сопоставления его со 2-м правилом того же собора. В этом правиле отцы собора выражаются вполне точно и признают за епископом константинопольским τ πρεσβεα τς τιμς (primatum honoris), но не признают еще за ним τ πρεσβεα τς εξουσας или πρεσβεα вообще, т.е. признают, что он может занимать перед другими первое место на общих собраниях, но при этом не дают ему над остальными никакой власти. Так как все права митрополита сводятся или к первенству τς ξουσας, или к первенству τς τιμς, то отцы собора и признают за константинопольским епископом это последнее первенство; большего они не могли признать за ним после издания предыдущего правила. Основываясь на словах Сократа 566 , считающего Нектария Константинопольского главным поборником веры во Фракии, и ссылаясь на подобное же место у Феодорита 567 , нужно предполагать, что не один лишь почет, без всякой власти, признавался правилом за константинопольским епископом. Он не мог иметь первенства власти над другими епископами, без признания этой власти собором, но он имел эту власть в своей области, которой, несомненно, считалась Фракия. Кроме Сократа и Феодорита, нам свидетельствует еще о власти в определенных границах константинопольского епископа и его право поставлять епископов, как напр. Евномия – епископом кизикским, Евфрония – епископом вифинским и т.д 568 . «Очень ошибаются, – говорит относительно этого Valesius в своих примечаниях на историю Сократа, – те, которые полагают, что во время II Вселенского Собора константинопольский епископ не имел своего диецеза» 569 . |
| В Греции получила широкое распространение и почти 200 лет была практически единственной исторической книгой, которой пользовались сами греки, «История» (Βιβλον στορικν) некоего Дорофея Монемвасийского, «содержащая различные истории, начиная от сотворения мира до падения Константинополя и далее». Она содержит информацию от начала мира, описывает историю еврейского народа, включает каталоги римских императоров, византийских царей и патриархов – вплоть до возвращения патриарха Иеремии II из путешествия в Россию 345 . Для изучения церковной истории в греческом мире в 17 в. существенную роль играют «Памятники» Жана Эймона (ум. 1712) 346 – бывшего кюре из Дофинэ, доктора права, после принятия кальвинизма, бежавшего в Швейцарию, а затем в Голландию 347 , – в которых опубликованы документы, связанные с личностью и деятельностью константинопольского патриарха Кирилла Лукариса (1621–1638), а именно – 27 не издававшихся ранее писем Кирилла и его пропротестантское «Исповедание веры». Акты Иерусалимского собора 1672 г., созванного иерусалимским патриархом Досифеем для защиты православия после опубликования Лукарисова «Исповедания веры», были изданы в Париже по–гречески и по–латыни в 1676 г. (известны также под названием «Щит православия»); еще одно издание было предпринято иезуитом Жаном Гардуэном (1646–1729) в Conciliorum collectio regia maxima 348 (т. 11), а затем – самим патриархом Досифеем в Бухаресте в 1690 г. (т.н. «Меч обличения»). Но лучшим считается издание Киммеля в его двухтомнике Monumenta fidei ecclesiae orientalis (Париж, 1850). В меньшей степени, чем «Хронографии», под влиянием византийской традиции находились произведения выдающихся церковных мужей 17–18 вв., многие из которых принадлежали к Иерусалимскому Патриархату. Длительная и напряженная борьба за Святые места нередко возводила на местный патриарший престол достойных и деятельных иерархов. Среди них стоит выделить Нектария Критского (Νεκτριος Κρς), иерусалимского патриарха с 1661 по 1669 гг. Его труд 349 , впервые опубликованный в 1677 г. в Венеции, включил историю и описание Синая, а также историю Египта вплоть до завоевания его турками. |
| Но едва ли покаянный пресвитер имел право разрешать прошедших предписанное покаяние. Разрешение при помощи возложения рук и торжественного примирения вероятно оставалось привилегией епископа 85 . Введение института покаянного пресвитера таким образом не имело решающего значения для покаянной дисциплины Востока. Оно будет представляться еще скромнее, если принять предположение, что это был институт местный, а не общецерковный. Поэтому такое же незначительное и вероятно местное влияние имело на судьбу покаянной дисциплины и уничтожение должности покаянного пресвитера в Константинополе при патриархе Нектарии. Если институт покаянного пресвитера был где-нибудь и еще на Востоке, то он мог сохраниться после распоряжения Константинопольского патриарха, власть которого в IV в. еще не простиралась на остальные церкви. Разумеется, нельзя предполагать, что следствием этого ничтожного обстоятельства было падение публичной покаянной дисциплины на всем Востоке. Против этого говорит вся дальнейшая история восточной покаянной дисциплины. Такого значения не имело это происшествие и местно для Константинополя. Если с учреждением должности покаянного пресвитера епископы, не создавая новых функций, только уступили ему часть своих дел – принятие исповеди и руководительство публичным покаянием, то с уничтожением ее этот круг дел снова перешел к епископам без уничтожения каких либо функций. Правда, фактически уничтожение должности покаянного пресвитера содействовало ослаблению покаянной дисциплины, так как специальный церковный орган должен был придавать ей особую прочность. Епископы же в в. слишком заняты были разными делами, чтобы исправно нести руководительство падшими, и таким образом надзор за кающимися был очень ослаблен там, где прежде существовал, а затем был уничтожен институт покаянного пресвитера. Покаянный пресвитер решал для сомневающихся, приступать ли ему к св. Тайнам или нет. Теперь решение этих сомнений предоставлялось совести каждого, которая иногда оказывалась судьей недостаточно строгим. |
|
|
