| ( < < back) < >< back) > < >< back) > < >< back) > < >< back) > < >< back) > < >< back) > < >< back) > < >< back) > Традиционный взгляд на эту поэму как на дополнение к знаменитой поэме О своей жизни — II, 1, 11 (смотри, например: Gregorio Nazianzeno. Fuga e autobiograna. Traduzione, introduzione e note a cura di L.Viscanti, Collana Testi Patristici 62, Roma 1987) в последнее время оспаривается. На основании того, что Григорий не упоминает имени своего преемника, св. Нектария, делается вывод о том, что произведение написано не позже 9 июля 381 года, дня последнего заседания, на котором председательствовал свт. Григорий. Кроме того, в настоящей поэме имеется четкое хронологическое указание, позволяющее ее датировать именно 381 годом (см. ст.101). Поэма/, 1, 11 датируется, напротив, началом 382 года (см.: С. Jungck. Gregor von Nazianz, De vita sua. Einleintung, Text, Übersetzung, Kommentar.Heidelberg, 1974). Из этого делается вывод о том, что поэма/,/, 12 предшествует/,/, 11. Впрочем, незнание, точнее, неупоминание имени Нектария не может служить указанием на то, что произведение написано ранее ухода свт. Григория с константинопольской кафедры: лучшим доказательством этого являются слова самого автора (ст. 21). ( < < back) < >< back) > Примечания < >< back) > Свт. Григорий намекает на случай, который имел место в самом начале его служения в Константинополе (см.: Письмо 77, 1-3): в пасхальную ночь 379 года, во время совершения им таинства Крещения ариане забросали его камнями. Этот эпизод оказал настолько сильное впечатление на него, что в своих писаниях он вспоминал о нем неоднократно. ( < < back) Здесь виден сильный иронический подтекст: даже самые дикие животные не так опасны, как дурные епископы. ( < < back) < >< back) > Григорий хочет сказать, что в глазах толпы человек, который в общепринятом смысле является несчастным, не может быть также и по-настоящему мудрым. ( < < back) < >< back) > В годы, предшествовавшие призванию в Константинополь, свт. Григорий подвизался в Исаврии (в Малой Азии) рядом с Селевкией, городом, прославленным памятью св. мученицы Феклы. |
| А грамота писана 1665 г. Июля в 10 день. Богомолец, смиренный Газский Паисий. LXII. Послание иерусалимского патриарха Нектария к царю Алексею Михайловичу о невозможности ему прибыть в Москву по разным обстоятельствам и тяжким болезням, и с просьбою об оказании царского милосердия некоему Ивану Репете. (Получ. в сентябре 1665 г.) Перевод с листа греческого письма, что писал к великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всея великия и малыя и белыя Росии самодержцу иерусалимский патриарх Нектарий, что переводил на латинский язык газский Паисий митрополит, а с латинского письма переведено в Посольском Приказе сентября в 10 день 174 году. Нектарий, Божьею милостью патриарх святого града Иерусалима и всея Палестины. Благочестивейшему, Християннейшему, Богом хранимому Христолюбцу, всегда умножительному, всея великия, малыя и белыя Росии и царю всея северныя страны и многих восточных и западных стран дедичу и победителю, Государю Алексею Михайловичу, яко во Христе сыне превозжеланному победы на враги и вся яже к здравию належат, молит. Немогущий, вельможнейший царю, приити и употребить священно святого твоего царского престола многих ради и различных вреждений и многих ради вин, паче же тяжчайших ради немощей, их же ради едва движими изыдохом, в последнее есмы превращены житие, яко свидетели могут быти те, иже притоманныма своими очами видели нас. Сего ради и хотяще оставихом вся, и существенное наши нужные дела, приидохом же даже до града Константинопольского, да оттуду святый град Иерусалим паки возспознати можем с велием желательством души, и в будущий месяц сентябрь к нему пойти изволим. Та же сказана настоящего сего письма сицево есть, се есть, да объявим священно святому твоему престолу, купно же и прошение наше внушим, любви ради Иисуса Христа, за некоторого вернейшего твоего Ивана Репеты нареченного иже принесе, не вем что царского, еже обаче созиждено бысть от сокровища твоего царского престола, мы поистине не ведаем коея ради вины то бысть, различных различная предлагающим о том деле, обаче мы бьем челом да о нем торговом человеке умилосердитися благоизволить Христа ради Господа, иже велияго милосердия употреби на нас и ежедневно употребляем, во истинно убо глаголем пред Божиима очима зрящима вся, яко же иждивения и деньги не одного его были но многих християн нищих, иже ежедневно плачутся и с великими моленми приходят к нам смиренно просяще, да о сем писати изволим к священному святому твоему царскому престолу, да не весьма бедные погинут, понеже некоторые из них суть взявши с ростом. |
| Говоря о положении клириков в царствование Феодосия, нельзя пройти молчанием отмены Нектарием должности покаянного пресвитера. Правда, это дело не принадлежит собственно Феодосию В. и совершилось даже без его ведома, тем не менее оно является знаменательным фактом в истории Восточной Церкви эпохи Феодосия В., как первое историческое свидетельство об определенной постановке тайной исповеди в церкви 1248 . О возникновении должности покаянного пресвитера историк Сократ рассказывает следующее: «после того, как новациане отделились от Церкви и не хотели иметь общения с падшими во время Декиева гонения, епископы присоединили к церковному чину пресвитера-духовника, чтобы падшие после крещения исповедывали грехи свои пред нарочно для сего поставленным священником» 1249 . Наоборот, Созомен 1250 относит происхождение покаянного пресвитера к самому началу Церкви, что маловероятно 1251 . Более правдоподобною датою остается признать дату Сократа, который, как мы видели, относит учреждение института покаянных пресвитеров к III в. Оба историка утверждают, что этот институт существовал во всей Церкви, но это сомнительно. На Западе, в Александрии и в Иерусалиме, во всяком случае, этого института не было в церковной практике 1252 . Отсюда, институт покаянного пресвитера следует считать местным, хотя, на основании некоторых данных, можно думать, что он имел некоторую распространенность на Востоке. Так, по свидетельству Сократа, должность покаянного пресвитера даже после ее уничтожения продолжала существовать среди некоторых еретических обществ, так как «одни только исповедники единосущия и единомысленные с ними в вере новациане отвергли покаяннаго пресвитера» 1253 . Эта должность покаянного пресвитера и была уничтожена Константинопольским епископом Нектарием, о чем согласно свидетельствуют историки Сократ 1254 и Созомен 1255 , но в различных редакциях, из которых Сократовская признается первичной 1256 и наиболее достоверной 1257 . Время уничтожения должности покаянного пресвитера падает на 391 г. |
| Таким образом, Досифей не только не успел в том, чтобы будущий после Нектария патриарх иерусалимский «был избран надлежащим образом, но и сам попал в патриархи благодаря только выбору Нектария, совершившемуся в Константинополе, без всякого участия иерусалимлян. Но этого мало. Досифей, так горячо было хлопотавший о правильном выборе иерусалимских патриархов, еще при жизни своей, однако, предназначил себе в преемники своего племянника Хрисанфа и предпринял меры, чтобы после его смерти именно Хрисанф был избран на его место. Где и как совершилось избрание Хрисанфа в патриархи, об этом он сам говорит в своей грамоте к государю Петру I: «а по скончании его (Досифея), понеже не належало, чтоб был апостольский престол без правителя, учинив приговор правильный за председательством всесвятейшего, почтеннейшего вселенского патриарха и священного и святого собора при нем, и в то время прилучившихся монахов и братии всесвятого Гроба и всему причту, общей мыслью, а наипаче по повелению оного во блаженном успении, судьбами, ими же весть всех Бог , возведен я на апостольский и святейший патриаршеский престол святого града, в котором возведении, дабы не следовал какой соблазн и возмущение. а потом убыток всесвятого Гроба, – высочайший п христолюбивый господарь мунтянский вернейший, усерднейший и истиннейший раб святой вашей державы, так что если бы не было помощи высочества его, учинило бы великое возмущение и было бы убытку втрое или вчетверо против того, что стало, зане и до отшествия от сего света оного блаженнейшего превеликого патриарха (т. e. Досифея), писал высочество его всесвятейшему и достопочтенному вселенскому патриарху и к другим лицам, которые имеют мочь у здешней Порты, дабы по представлении блаженного дяди моего, иной да не взведётся на патриаршескую сию власть, кроме кесарийского (т. е. Хрисанфа). Повелел также и здешним господам своим, чтоб предстательствовали о сем деле прилежно, чтобы получило полезное окончание, как и учинилось Божьей милостью; но, когда учинилось возведение и воспринял он о том ведомость, паки со усердием великим представил меня через писания свои ко всякой персоне, где надлежало, и таким способом мирно окончилось сие дело» 7 . Со своей стороны и Хрисанф еще при жизни своей назначил своим преемником своего наместника в Иерусалиме Мелетия, которого вызвал к себе в Константинополе «и здесь, – рассказывает о своем избрании сам Мелетий, – призвал всех присутствующих и патриарха (разумеется константинопольского) и архиереев и всех православных христиан, сообщил избрание и общее наречение о преемстве нашем и, еще жив будучи, нас возвел на апостольский свой престол тихо и не мятежно, милостью всесвятого Бога и премудрейшим предвидением блаженной оной души» 8 . |
| Впоследствии уже, заняв престол кизикской Церкви, вместо Элевсия, последний никак не мог долее оставаться покойным и, беседуя к народу, снова пустил в ход мнение Аэция. Люди же, как часто случается, забыв первого изобретателя этой ереси, единомышленников его назвали евномианами; потому что Евномий, после Аэция, возобновил и раскрывал его учение дерзновеннее первого ересеначальника. Глава 27 О том, что в послании к Нектарию пишет Григорий Богослов об Аполлинарие и Евномие, и о том, что ереси их угашены любомудрием живших тогда монахов; ибо ересями этих двух человек заражен был почти весь восток. Надобно согласиться, что Евномий мыслил одинаково с Аэцием; ибо своего учителя Аэция сам он превозносит и нередко явно свидетельствует о нем в своих сочинениях. А Аполлинария в своем послании к предстоятелю константинопольской Церкви Нектарию обвиняет епископ Назианза Григорий. Он пишет так: «Домашнее наше зло — Евномий не любит жить как-нибудь, но если не успевает вовлечь в свою погибель всех, то почитает это для себя вредом. Впрочем такое зло еще сносно. Самое тяжкое из всех церковных бедствий есть дерзость аполлинаристов. Я не понимаю, как твоя святость не обратила внимания на то, что они осмелились усвоить себе право делать равночестные нашим собрания. Благодатию Божиею ты всеконечно изучил Божественные таинства, знаешь не только относящееся к защищению Слова Божия, но и то, что против здравой веры измышлено еретиками: однакож твоей достопочтенности, может быть, благовременно будет слышать и от нашего малоумия, что мне случилось иметь в руках аполлинариеву книгу, которой содержание выше всякого еретического зла. Аполлинарий утверждает, что плоть единородного Сына Божия, принятая Им по домостоительству, заимствована не от нашего естества, но что та плотская природа была в Сыне изначала, и в свидетельство такой нелепости приводит худо понятое евангельское изречение: «никтоже взыде на небо, токмо сшедый с небесе Сын человеческий» (Иоан. 3:13); так что Сын был сыном человеческим и до сошествия, и сошел с тою самою предвечною, сосущественною себе плотию, которую имел на небе. |
| Господь указал мне истинное мое призвание, которое состоит в служении Ему во вдовстве». Император объяснил себе это решение, странное в возрасте Олимпиады и в ее положении внушением священников, жаждавших ее состояния. Отправляясь на войну с Максимом, он приказал Константинопольскому префекту взять в опеку имение Олимпиады до тридцатилетнего возраста ее. Чтобы принудить ее к браку с Ельпидием, префект запретил ей посещать епископов и не пускал даже в храм Божий. Олимпиада безропотно переносила оскорбления префекта и даже была рада ограничению и стеснению своей воли. «Благодарю тебя, августейший монарх, писала она к императору, за то, что с мудростью и благоволением, достойным не только государя, но и епископа, ты соизволил возложить на себя управление моим имением, и тем облегчить мне тяжесть земных забот. Соблаговоли увенчать твое дело, раздав это богатство бедным и церквам, как я намеревалась то сделать. Твои уполномоченные это исполнят с большим знанием дела; а сверх того, ты избавишь меня от уколов преступного тщеславия, которое очень часто сопровождает благотворение». Это письмо устыдило императора. Он отменил распоряжение, возвратил Олимпиаде управление наследственным имением и предоставил ей полную свободу; тогда предалась она вполне подвигам христианского вдовства: она доставляла приношения церквам, монастырям, странноприимным домам, темницам, местам ссылки; милостью и щедростью ее пользовались все те бедные и неимущие, которых она только видела. Сама Олимпиада вела скромную жизнь; хотя она и была воспитана в роскоши и неге, но отказывалась от всех удовольствий света. Большую часть времени она посвящала молитве, даже ночные бдения обратились у нее в привычку. Обхождения ее с другими дышало христианской скромностью. Нектарий, занимавший в то время епископский престол в Константинополе, принял ее в число диаконисс и сделал своею советницею во всех делах церкви. Златоуст, после Нектария, оказывал ей то же доверие и еще большее расположение, потому что имел случай испытать силу преданности этой благородной женщины, в чем не встречал нужды Нектарий. |
| У Гюббенета написано: «И святейшие вселенские кир Паисий Папа и Патриарх Александрийский и кир Макарий Патриарх Антиохийский бывшему Патриарху Никону говорили, что у них совет и согласие рук святейших вселенских Патриарх Константинопольского и Иерусалимского с ними есть и указали на свитки». К этому они были вынуждены вопросом Никона: «Есть ли де у вас, Святейших Патриархов, совет и согласие с вселенскими Патриархами, что его Патриарха Никона судить; а без их де совета он, бывший Патриарх, им отвечать не будет, потому что де хиротонисан он на патриарший престол от святейшего Константинопольского, а будет де у них, Святых Патриархов, совет и согласие есть с Константинопольским и Иерусалимским, что его судить, и он де ответ перед ними давать готов. Но Патриархи солгали: свитки не были суждением о Никоновском деле, а отвлеченным, независимо от конкретного лица обвиняемого, разсуждением о деяниях, описанных и освещенных Никоновскими врагами. В виду самого наличия, кроме свитков, особого послания Патриарха Нектария к Царю, где он просто рекомендует Царю позвать Никона обратно, возникает вопрос, почему здесь высказаны разные мнения. xlv) Чем руководствовались Патриархи в суждении о деле Никона Пальмер замечает (IV, 502): «Письмо Нектария показывает, что Патриархи в глубине своей совести понимали, что положение Никона – плод ненависти могущественных его врагов, но они не решались высказать свои думы. Их собственные несчастные условия принуждали их быть на стороже. Царю они доверяли, и желали сказать ему правду, но бояр они боялись (им нужен был доступ к Царю ради милостей), и дали им неясные ответы, которые уже в латинском и славянском переводе были еще больше заострены против Никона. xlvi) Искусственные меры, принятыя правительством о деле Никона по правительственным источникам Было все это проведено через того Лигарида, которому бояре за его консультацию и работу в деле против Никона прощали самыя безсовестные дела, а не только курение табака, которое едва было прощено Никоном Мирскому митрополиту и то только лично ему, а не лицам его сопровождавшим (II, 528 прим.). |
| Говоря, что «то и другое, и воспринявшее, и воспринятое, есть Бог», св. Григорий отнюдь не хочет утверждать того, будто в Иисусе Христе и человечество есть Бог в собственном смысле, а только хочет показать, что в Лице Иисуса Христа божеская природа преимуществует перед природой человеческой, и именно – в том смысле, что последняя посредством соединения с первой обожается. Это совершенно ясно выражено у него в другом месте, которое, между прочим, мы уже привели отчасти: «Слово Божие, превечное, невидимое, непостижимое, бестелесное», говорит он, «приходит к своему образу, носит плоть ради моей плоти..., делается совершенным человеком, кроме греха. Хотя носит Его во чреве Дева, но Произшедший от Нее есть Бог с воспринятым человечеством, одно из двух противоположностей – плоти и духа 907 , из которых один обожен, а другая обожена... Чудное соединение! Вечный начинает бытие; Несозданный создается; Беспредельный обнимается разумной душей, посредствующей между Божеством и грубой плотью» 908 . В приведенных местах учение св. Григория о соединении в Иисусе Христе двух естеств выражено еще не так полно и определенно. Гораздо яснее и подробнее оно раскрывается в его полемике с аполлинаризмом. Мы уже видели, в чем состояло учение Аполлинария и чем оно отличалось от церковного учения об образе соединения в Иисусе Христе Божества и человечества 909 . Здесь же весьма важно обратить внимание только на то, как относился к учению Аполлинария или как понимал его св. Назианзин, так как характер и направление его полемики с Аполлинарием обусловливается его личным взглядом на учение последнего. Одно письмо к Нектарию, епископу константинопольскому 910 , и два письма к пресвитеру Кледонию 911 заключают в себе почти все, что писал св. Григорий против Аполлинария. В каком виде ему представлялось учение епископа лаодикийского, – об этом дают нам понятие сделанные им в письме к Нектарию выдержки по словам его – из самого сочинения Аполлинария, заглавия которого, к сожалению, он не обозначил. «В руках у меня», пишет св. |
| П. Могила, прилож., стр. 114). Поводом к составлению Катехизиса, впоследствии „Правосл. Исповедания“, по определенному сказанию патр. Нектария, послужила забота Петра Могилы , чтобы пастве своей, которую он, при вступлении на киевскую митрополию, „нашел... зараженною некоторыми новыми мнениями неправоверных... совершенно противными правому, древнему учению“, дать руководство для систематического ознакомления с чистым православным учением. Есть предположение, будто бы при составлении „Правосл. Исповедания“ исключительно имелся в виду патр. константинопольский Кирилл Лукарис с (основательно) усвояемым ему Исповеданием из XVIII глав, в духе кальвинизма („Энц.“ X, 329–348). Но, взятое в такой формуле, оно не подтверждается ни внешними, ни внутренними данными, заимствуемыми из содержания „Правосл. Исповедания“. Нельзя также думать, что „Правосл. Исповедание“ направлено исключительно против папистов. Содержание „Правосл. Исповедания“ свидетельствует, что оно представляет из себя прежде всего положительное изложение православного учения, а затем уже косвенно, „безыменно“ отвержение как папистеческих заблуждений (напр., мнения о чистилище, ч. I, 66 вопр.– отв.; учения о Filioque путем утверждения, что Дух Св. исходит от одного Отца, κ μνου το Πατρς ч. I, 71 вопр.-отв.; учения о как совершительном моменте брака, путем разъяснения, что для брака недостаточно взаимного согласия жениха и невесты, а необходимо еще благословение священническое ч. I, 115 вопр.– отв. и т. п.), так и новых мнений реформации (в речи, напр., о двух источниках христианского ведения: Священного Писании и Священного Предании, о предопределении, о семи таинствах церковных... ч. I, вопр.-отв. 4, 30. 98). Язык, на котором было написано „Правосл. Исповедание“, был язык греческий и латинский (Грамота патр. константин. Парфения 1645 г.: ср. Грамоту патр. Нектария 1662 г.). Но возможно такое представление, что Катехизис был составлен, на киевском соборе 1640 г., собственно на русском наречии: русским людям естественнее было в пределах своих трактовать по-русски; а затем уже, для рассмотрения его греками, он был представлен на языках греческом и латинском. Как бы то ни было, не подлежит сомнению одно, что само „Православное Исповедание“ явилось на языке греческом и латинском. |
| В 1203 г. еретики обещались папскому лeramy: nos aumem de caetere non christianos, sicut hactenus, sed fraters (дававшие обещание были монахи) nos nominabimus, ne singularitate nominis aliis christianis injuria inferatur (у Миня в Патрол. т. 215, стр. 154 fin., Teйhepa Monum. Slav. Merid. I, 20). Относительно дальнейшаео времени см. в Речнике Даничича под словом «крьстиянин», где во всех указанных из памятников местах под христианами разумеются патарены. Что касается до названия патарены, то по мнению одних, оно не есть туземное а дано им папами, быв перенесено на них с западных еретиков катаров, которые с XIII века усвоили себе название патаренов (объяснение названия патарен см. у Герцога b Real-Encyklopädie noд cлoboм Pamarener XI, 190); а по мнению Шафарика, оно происходит от реки Тары, которая течет в юговосточной Боснии (в направлении от юго-востока к северо-западу и в падает в верхнюю Дрину), и дано им потому, что они жили по этой реке (Древн. I, 1, 410 прим.). В туземных письменных памятниках, в которых это название совсем не встречается, они называются бабунами (см. у Григоровича в Путеш. стрр. 20 sqq u 182, в Законнике Душана по изд. Шафар §72, – «бабуньска речь»), богомилами (см. у Григоров, в Речи о Сербии стр. 52) и просто еретиками (в Житии Стефана Немани, написанном Стефаном Первовенч., у Шафар. в Памяти, стр. 6 sqq, в Дометиановом житии Св. Саввы по изд. Даничича стр. 233 fin. sqq. У некоторых греческих писателей XV b. патарены называются кундугерами или кудугерами, – Κουνδογεροι, Κυδογεροι – см. Геннадия патриарха константинопольского послание к синайским монахам, напеч. В книге патриар. иерусал. Нектария Επιτομ τς εροκοσμικς στορας, стр. 227 (выписка у нас ниже в прим. 15), и Халкондилу в Мегог. рор. II, 428. Откуда взято было название, положительным образом сказать не можем. Патр. иерусал. Нектарий в сейчас названной своей книге Επιτομ τς εροκοσμ. στορας говорит, что кутугерами, Κουτογεροι, иначе называются сирийские еретики трусиды или друсиды, Ττουσδες, Ντρουσδες, стр. 189 fin., под которыми у него разумеются, если не ошибаемся, ливанские друзы (кроме стр. 189, см. еще стр. 298 sqq); так как об основателе секты, египетско-палестинском владетеле Χακεμ μπρλλε или ΜλεκΝταχαρ’е (жившем в конце X в.), Нектарий говорит, что он увлек в свою ересь многих из манихеев, стр. 189 fin.: то может быть вследствие этого обстоятельства название кундугеров или кутугеров и перенесено было с друзидов или друзов на патаренов, которые представляли собой отрасль манихеев и которые весьма часто называются прямо именем сих последних). |
|
|
