| Видя, что дело приняло такой оборот, Григорий заявил отцам, что если из-за него возникают затруднения для церковного мира, то он готов быть вторым Ионою: пусть бросят его в море. Он рад удалиться на покой, которого требует и его расстроенное здоровье (в самом деле, он 31 мая составил уже свое духовное завещание). Эта просьба об увольнении была наконец принята императором и собором, и св. Григорий, в трогательном слове простившись с отцами собора и паствою, оставил Константинополь с светлым сознанием, что для мира церкви он пожертвовал всем, но и с грустью, потому что многие из паствы его искренно любили и он сам привязался к ней всем сердцем. Григорий усматривал в следующем причины своих не устроившихся отношений к константинопольской кафедре: а) для некоторых он представлялся неудобным как епископ столицы потому, что у него не было вельможного тона и аристократических привычек; б) другие были недовольны им потому, что находили его слишком мягким: он не воспользовался переменою внешних обстоятельств и «ревностью самодержца» для того, чтобы отплатить арианам злом за то зло, которого натерпелись от них, в эпоху их владычества, православные на востоке; наконец в) некоторым епископам «двоеславным» (τν μβιδξων), колебавшимся между тою и другою верою, он был неприятен как неумолкаемый проповедник той истины, что Св. Дух есть Бог. Это были, очевидно, остатки сторонников «золотой средины», которые и теперь хотели бы сладкий источник никейской веры мутить соленою примесью своих учений. Преемником св. Мелетия избран был пресвитер Флавиан. На константинопольскую кафедру рукоположен был Нектарий, сенатор киликийский. Он был еще только оглашенным. Созомен (VΙΙ, 8) рассказывает, что в список кандидатов Нектарий внесен по желанию Диодора тарсского, к которому он зашел пред отъездом в Тарс. Почтенная наружность Нектария произвела на Диодора, который в эту минуту был занят именно вопросом о кандидатах, самое выгодное впечатление. Нектарий записан был последним в списке кандидатов, но император, может быть, знавший его как сенатора, остановился именно на нем. Епископы не охотно согласились на избрание оглашенного. И Нектарий еще в белой одежде новокрещенного провозглашен был нареченным епископом константинопольским. Впрочем, он был близок давно к Василию В., который знал его с самой лучшей стороны, как христианина. |
| Константинопольский Патриарх не хотел принимать царской грамоты из боязни турок, но Нектарий Иерусалимский уговорил его принять. Дело устроилось с Мелетием, и Нектарий, постоянно ездивший в Молдавию, мог безопасно доставить сам туда эти грамоты Мелетию. Патриархи хотели удовлетворить Царя, который прислал им милости с Мелетием, но не хотели принимать на себя какой либо несправедливости к Никону. Они решились высказать осуждение условное тому, кто оказался бы виновным в том, что ставилось в вину Никону, не касаясь самого Никона. Тогда Царь и бояре, а не они оказывались бы ответственными за применение их положений к Никону. Самые же вопросы были поставлены Лигаридом относительно тех вин, которыя ставились Никону боярами и Лигаридом. Вопросы исходили из того, что Никон будто бы покушался на новововведение в церковных делах вопреки старым обычаям (глава I ответов), на установление дуализма власти, на истребование обязательства от Царя (гл. III), на осуществление в своей Епархии власти светской (гл. XII), на непризнание установленных законов царства (гл. V), на принятие титула, означающего светское господство (гл. X) и на вмешательство в дела государственные (гл. XIII). xvii) Письмо Иерусалимского Патриарха Нектария к Царю от 20-III 1664 г Постановка таких вопросов уже выдает авторство Лигарида и Мелетия. Они показались обоим Патриархам мало обоснованными, и Патриарх Нектарий писал 20/III 1664 г. Царю, что, «вероятно, Никон защищал только свою власть в делах духовных и своим уходом обличал непослушание». Сначала Мелетий, видно, хотел получить ответы прямо на то, что он устно говорил, ибо Патриарх Нектарий писал Царю, что «высказать окончательное суждение, основанное на словах Мелетия, было просто недопустимо, ибо противно канонам основывать суждение на одном свидетельском показании, да еще исходящем от человека низшего чина, против Патриарха. Но мы написали свиток, содержащий указания канонов и законов, в виде кратких ответов на вопросы Мелетия, основанные на его утверждениях. |
| Что он сказал о Никоне, мы не пишем особо, но это вам ясно из соборных свитков, ибо все, что написано в них, состоит из ответов на слышанное нами от Мелетия и сказанное им о кир Никоне». (III, 352 из письма Нектария к Царю). Патриарх Нектарий на свитке написал еще от себя в Молдавии, что Патриарха могут судить одни епископы в своей Церкви, но, вопреки желанию Лигарида, было прибавлено, что Никон должен быть потребован лично и выслушан. Было еще неприятное Лигариду постановление о том, что, если суждение своего Собора отвергается подсудимым, то суд вселенского престола и других патриарших престолов окончателен; свиток не указывал, что решение, в нем данное, преграждает путь к апелляции, а Нектарий даже приписал, что, в случае непринятия суда подсудимым, суд должен быть дан Константинопольским престолом и другими вселенскими Патриархами. xviii) Мнение Константинопольского Патриарха Дионисия по Никоновскому делу Впоследствии весной 1666 г. Дионисий Царьградский, уже будучи экс-Патриархом, высказывал такое мнение, юридически не имевшее уже значения: «я благословил Царя простить Никона, или назначить другого Патриарха на его место кроткого и смиренного; если Царь боится назначить другого, то мы возьмем грех на себя; Царь – самодержец: все ему возможно» (II, XVII). xix) Мнение Иерусалимского Патриарха Нектария по делу Никона О лишении Никона священного сана Патриарх Дионисий ничего не говорил, как видно идея же эта еще дальше была от Патриарха Нектария, который писал Царю, что Никона надо звать обратно, ибо даже со слов его врагов нельзя усмотреть причины для наказания Патриарха, ушедшего от непокорного народа, как Нектарий и писал в особом письме Царю от 20/III 1664 из Ясс. Он полагал, что «надо позвать Никона обратно и показать ему патриарший свиток, чтобы он в будущем сообразовался с ним. Если он скажет, что он не отрекался от кафедры, а от непокорных, то ясно что он отвергает некоторых за непослушание. Покажи ему свое послушание, как носителю Божественной благодати, послушание не такое, которое необычно для Церкви, которое действительно было бы нововведением, и требование которого со стороны епископа едва ли простительно, но то, которое установлено священными законами. |
| Этот человек, брат Нектария, бывшего прежде префектом, а потом архиепископом Константинопольским, принадлежал к высшему придворному обществу, состоя в архиепископском клире уже много лет протоиереем. Его звали Арзас. Ему было не менее 80 лет, когда императрица указала на него, – но сам этот преклонный возраст оставлял надежду честолюбивым соперникам, которые могли в Арзасе видеть архиепископа только временного. Несмотря на высокое положение в свете и богословские познания, в которых ему нельзя было отказать, этот священнослужитель ничем не дал о себе знать до того времени, но оставался беспечным и бездеятельным всегда, если только не был побуждаем каким-нибудь личным интересом. Насмешники отзывались зло об этом преемнике великого Златоуста, говоря, что «у него многоречие рыбы» и что «он влагает в свои ораторские произведения горячность лягушки». Про него рассказывали анекдот, не делавший большой чести ему как священнослужителю и епископу. Когда его брат Нектарий из Константинопольской префектуры был назначен на первостепенный архиепископский престол Востока волей Феодосия, то это внезапное возвышение, изумившее всех, не осталось без некоторой зависти со стороны Арзаса. И действительно, он сам, как бы стремясь к такому же положению, поспешил принять священство. Нектарий, бывший ему старшим братом, с живостью укорял его. «Я вижу тебя насквозь, – сказал он ему с некоторой язвительностью, – ты заришься на супругу, которую Господь даровал мне в лице этой Церкви, и ждешь моего наследия...» – Арзас отрицал. «В таком случае, – вскричал Нектарий, – уезжай в Таре сейчас же; я наперед обеспечиваю за тобой это епископство». Арзас отказался ехать туда, но ему стало стыдно. Схватив Евангелие, он поклялся на нем своему брату, что никогда не примет архиепископства. Как видно, эта клятва не устояла перед обольщением Евдоксии. В своих отношениях к Златоусту, как протоиерей, он держал себя скрытым врагом, постоянно бесчестил своего епископа, на которого доносил даже на Соборе в Дубе. Постыдный недостаток верности своему слову не оказался достаточным поводом, чтобы воспрепятствовать выбору двора. |
| Очевидно, под некоторыми, кого автор здесь порицает, он разумеет Схоластика, ибо Свод Схоластика как раз отличается указанными здесь недостатками. Самые соборы у автора во второй части синтагмы следуют одни за другими не в том порядке, в каком они исчислены Схоластиком в его перечне, помещенном после предисловия. У Схоластика они исчисляются в следующем порядке: Никейский, Анкирский, Неокесарийский, Сардикийский, Гангрский, Антиохийский, Лаодикийский, Константинопольский, Ефесский и Халкидонский. У автора синтагмы соборы следуют в таком порядке: Никейский, Анкирский, Неокесарийский, Гангрский, Антиохийский, Лаодикийский, Константинопольский, Ефесский, Халкидонский, Сардикийский, Карфагенский, Константинопольский при Нектарии. Мы видим здесь не только иной порядок соборов, но и прибавление к прежним десяти соборам двух новых соборов: Карфагенского и Константинопольского при Нектарии 810 . Что касается правил св. отцов, то составитель синтагмы к 68 правилам Василия Великого присоединил целый ряд новых правил, как самого Василия Великого , так и семи других св. отцов, расположив их в хронологическом порядке (как перечислено выше, п. 3) 811 . 7. Влияние на синтагму сборника Дионисия Малого. – Некоторые особенности, отличающие синтагму в XIV титулах от Свода Схоластикова, объясняются влиянием латинского сборника Дионисия Малого 812 . Так, во-первых, Апостольские правила, относительно которых ни составитель сборника в 60-ти титулах, ни Схоластик не выражали никакого сомнения, составитель Синтагмы признает в своем предисловии сомнительными, очевидно, под влиянием предисловия к сборнику Дионисия, и в перечне правил прилагает к ним эпитет «так называемые» (ο λεγμενοι), пользуясь выражением Дионисия (: qui dicuntur). Во-вторых, составитель синтагмы говорит, что он «нашел» (ερηκς) правила собора Карфагенского; но в том виде, с тем разделением на 138 статей, в каком они помещены в синтагме, он найти их мог только у Дионисия, ибо из предисловия Дионисиева мы знаем, что такое разделение дал им впервые сам Дионисий, разделив их в своем сборнике на 138 отдельных статей, из коих 133 статьи представляют правила 15 соборов Африканских и 5 представляют извлечения из деяний Карфагенского собора 419 года. |
| диптихах. Далее указывается существенный мотив, который должен был воздействовать и на Константинопольского Патриарха. Они пишут, что «обычные милостыни вселенской Церкви и другим бедным Патриархатам будут теперь повторены и будут даже увеличены и более удовлетворительны.» И за это мы ручаемся и об этом стараемся изо всех сил.» Он привлек внимание Парфения IV, как Константинопольского Патриарха, на сочинение Лигарида «История Иерусалимских Патриархов написанное еще много лет назад в католическом духе, и оба Патриарха анафематствовали и сочинение, и автора. Нектарий написал целое письмо, объявляя Лигарида латинским еретиком и рекомендуя его держать взаперти, чтобы он не ушел к своему старому господину, к папе, и не выдал государственных тайн. Царь стал хлопотать за Лигарида, как если бы Лигарид был низложен Нектарием только за латинство и за неканоническое отсутствие из своей Газской Митрополии, и написал в его защиту Нектарию весной 1669 г. и Патриарху Мефодию послания с просьбой его простить и востановить на его кафедре. В июле эти письма были в Константинополе, и Досифей, ставший Патриархом после отречения Нектария, ответил, что возстановить его на кафедре – дело не Константинопольского Патриарха, что Лигарид был низвергнут и анафематствован Нектарием не за латинство, а за преступления, которыя он по скромности не смеет и назвать, что он далек от покаяния, но из уважения к царской просьбе, так как Царь пишет, что Лигарид принес много пользы ему и довел царство до доброго конца, Досифей готов вменить ему преступление в добродетель и дать ему разрешительную грамоту; при чем прибавил, что ждет милостыни от Царя – единственной надежды. Разрешительная грамота датирована октябрем 1669 г. из Филиппополя, причем Досифей добавил, что он рекомендовал Нектарию и всему Собору также разрешить Лигарида, «как он разрешен нами за преданность самодержавнейшему Царю». 24 января 1670 г. Царь получил и показал Лигариду эту грамоту, чтобы он реабилитировал себя перед русским духовенством, но Патриарх Иоасаф II не удовлетворился этим документом, как неполным и двусмысленным, а через два месяца Лигарид снова был запрещен, и уже на этот раз, несмотря ни на какие усилия Царя, Досифей не согласился снять запрещение с Лигарида, который так и умер в 1678 г. (Каптерев II, 511 и 516) под запрещением в Киеве. xxv) Кто был орудием против Никона, и кто действительно его врагом. Смысл этой вражды |
| Что послужило поводом к изданию этого правила, видно из его же заключительных слов. " Город Византия, - говорит Вальсамон в толковании этого правила, - не имел архиепископской чести, но епископ его в прежнее время рукополагался митрополитом ираклийским. Из истории нам известно, что Византия, хотя имела прежде самостоятельное управление, но впоследствии была завоевана римским императором Севером и подчинена пиринфянам, а Пиринф и есть Ираклия. Когда Константин Великий перенес в этот город скипетр римской империи, то он назван был Константинополем (Цареградом), новым Римом и царицей всех городов " В истории Созомена читаем: " Константинополь, подобно древнему Риму, имел не только сенат, граждан и магистрат, но и отношения константинопольских граждан управлялись римскими законами, действующими в Италии; одним словом, Константинополь пользовался всеми правами и привилегиями в той же мере, как древний Рим " Принимая во внимание это возвышение Константинополя над остальными городами, отцы собора нашли уместным почтить перед другими епископами и епископа константинопольского, и потому признают за епископом константинопольским первенство чести в ряду всех епископов, после епископа Древнего Рима, - такое первенство чести (εε , prioris honoris partes) приблизительно, какое отцы Никейского Собора признали за епископом иерусалимским. Смысл данного правила лучше всего виден из сопоставления его со 2-м правилом того же собора. В этом правиле отцы собора выражаются вполне точно и признают за епископом константинопольским εε (primatum honoris), но не признают еще за ним εε εου или εε вообще, т.е. признают, что он может занимать перед другими первое место на общих собраниях, но при этом не дают ему над остальными никакой власти. Так как все права митрополита сводятся или к первенству ου, или к первенству , то отцы собора и признают за константинопольским епископом это последнее первенство; большего они не могли признать за ним после издания предыдущего правила. Основываясь на словах Сократа считающего Нектария Константинопольского главным поборником веры во Фракии, и ссылаясь на подобное же место у Феодорита нужно предполагать, что не один лишь почет, без всякой власти, признавался правилом за константинопольским епископом. |
| е. стояли в это время в значительной мере под влиянием антиохийцев, а другие члены того же собора, как Мелетий, Диодор, Флавиан, Нектарий несомненно были антиохийцами по своему направлению, то ясно, что собор состоял из лиц, ни другого какого, а, именно, антиохийского характера богословствования. Но, ведь это-то мы и утверждали в своей диссертации, ни больше и ни меньше. На соборе преобладал дух антиохийцев, но это не значит, что на нем совсем не было александрийцев, или, что александрийцы на нем отступились от своих начал. На собор собрались представители христианского мира отовсюду, а не были предумышленно вызваны такие-то и такие-то лица с определенным богословским характером. Собор представлял собой соединение элементов разнообразных, но это разнообразие подчинено было единству, а, таким единящим началом, был дух, выработанный антиохийской школой в широком смысле этого слова. Главнейшим актом II вселенского собора было издание символа константинопольского, того самого символа, который читается в нашей православной церкви, и который известен каждому православному. Что такое этот символ? Как он произошел? В каком отношении он стоял к Никейскому символу? Составлен ли он весь или частью на этом соборе? Это вопросы очень любопытные. Главный интерес этих вопросов заключается в том, что доселе в науке на них нет прямого и удовлетворительного ответа. Конечно, на многие вопросы нет надлежащего разрешения в науке, но неудовлетворительность решения вопроса о символе константинопольском имеет свои особенности. Большая часть вопросов в науке, чем дальше идет время, тем больше разъясняется; наука в изучении их идет вперед. Наоборот, изучение символа константинопольского тем больше запутывается, чем больше работают над разрешением его. Время и успехи науки только еще более сгущают туман над этим, по-видимому, очень простым вопросом. Не будем разбирать воззрений нашего критика по этому вопросу; они не научны. Ими едва ли кто удовлетворится даже на Руси, где не заявляется больших претензий в разработке богословской науки. Об этих воззрениях в двух-трех словах скажем впоследствии. Мы хотим в кратких чертах познакомить читателя с состоянием вопроса о константинопольском символе в современной науке, во-первых, потому, что этого мы не сделали в своей диссертации (восполним пробел), во-вторых, потому, что этого не сделано никем еще в нашей литературе, (а между тем дело заслуживает внимания), в-третьих, потому, что это даст нам возможность взглянуть трезвыми глазами на теорию о. Иванцова о происхождении символа константинопольского (его теория представляет то, что называется «всего понемножку»). Сначала изложим такие взгляды на сущность и происхождение символа константинопольского, которые держались в науке издавна, казались или, даже, доселе кажутся, достаточно разрешающими вопрос, а потом такие, которые появилась очень недавно и еще не утвердились в богословской литературе, если только суждено им утвердиться. |
| После оставления патриаршего престола Никон обсуждал условия своего ухода с патриаршества, требовал льгот и привилегий, приводил в подтверждение своей правоты посещавшие его видения. Особой остроты конфликт достиг в 1662 году, когда Никон отвечал на вопросы боярина С. Л. Стрешнева: патриарх обрушился на Уложение 1649 года, несмотря на то что в свое время, будучи Новгородским митрополитом, подписал этот документ. Особо патриарх критиковал созданный в соответствии с Уложением Монастырский приказ , в ведении которого, в частности, находился суд над духовенством по всем делам. С течением времени патриарх Никон все более резко выступал против вмешательства светской власти в дела Церкви, во многом, действительно, нарушавшего церковные каноны. В декабре 1665 года, предчувствуя возможность суда, Никон отправил письма восточным патриархам с изложением своей позиции. Письма были перехвачены царскими чиновниками и в 1667 году прочитаны на Соборе. Известно содержание одного послания - к Константинопольскому патриарху Дионисию . Никон писал о вмешательстве царя в церковный суд, с осуждением высказался о создании Монастырского приказа, где духовных лиц судят миряне, обвинял Алексея Михайловича в том, что он назначает архиереев на кафедры, церковные владения облагает тяжелым налогом. Царь на Соборе отклонял эти обвинения. В свою очередь умножались и обвинения в адрес Никона со стороны представителей царя: патриарха обвиняли в гордыне, клевете на царя и царскую власть. В этой ситуации царь принял решение вести переговоры с восточными патриархами об их участии в суде над Никоном и поставлении нового Московского патриарха. Однако для большинства греческих иерархов Никон был иерархом, который согласовал российскую обрядность с греческой, поднял авторитет греческой Церкви в России, а потому патриархи с неохотой отзывались на призывы осудить Никона; в 1664 году Иерусалимский патриарх Нектарий в письме Алексею Михайловичу советовал звать Никона обратно на престол. В 1665 году, наконец, царским послам удалось договориться с восточными патриархами об участии в Соборе, на котором должен был состояться суд над Никоном. Поначалу согласившись, Иерусалимский патриарх Нектарий вскоре изменил свое решение, ссылаясь на трудности пути. Из Иерусалимской и Константинопольской Патриархий в Москву должны были приехать представители. |
| Говорят, будто их рукоположили в епископы вопреки канонам, потому что возведены были из мирского чина; но они не знали сих правил, а верно соблюдали только те, какие были известны. Каждый должен соблюдать свои правила, и есть правила, принятые одними, хотя другие о них вовсе не слыхали. Мы осуждаем того, кто посвящает диакона во епископа мимо пресвитерской степени; для других же сие безразлично. Ни от кого не требуется соблюдения непринятого им закона, если бы только он не нарушал веры и вселенских правил. Люди, извлекаемые из мирского чина для епископства, заслуживают не хулы, но больших похвал, поскольку за добрую их жизнь предпочтены были уже облеченным в священство” 551 … Вполне естественным поэтому является то обстоятельство, что в древне-христианской церкви можно указать несколько примеров епископских посвящений per saltum. Таковы, напр., посвящения св. Амвросия Медиоланского , Киприана Карфагенского , Нектария Константинопольского, Евсевия Кессарийского, Евхерия Лионского, Филогония Антиохийского и других 552 . При этом особенного внимания заслуживают посвящения: Амвросия, Нектария и Евсевия, потому что они пред их епископской хиротонией находились в положении оглашенных, т. е. еще не получивших крещения, и Киприана Карфагенского , так как он пред его посвящением во епископа, был лишь неофитом, т. е. только что получившим крещение. Не возбуждают каких-либо недоразумений суждения представителей американско-епископальной церкви и относительно сферы деятельности епископа в его епархии. Характеризуя эту сферу более детально, американские богословы признают, что епископ в своей епархии является главным правителем церковных дел, главным судьею подведомых его водительству верующих и главным учителем веры. Таковыми же правами, как известно, пользовались и епископы в древне-вселенской церкви, таковыми же правами пользуются они и в церкви православно-восточной. Епископ в древней церкви назначал лиц на низшие церковные должности, совершал хиротонию над ними, освящал новосозданные храмы или по крайней мере антиминсы для них, освящал миро для таинства миропомазания (Карф. |
|
|
