| В газете «Иородзу Чёохоо» сегодня, действительно, помещена скандальная статья об оо. Савабе и обо мне, что я не решаю дела, как должно. Между прочим, на оо. Савабе возводится обвинение в похищении денег, пожертвованных нашим военным судном «Адмирал Корнилов», тогда как эти деньги тогда же, в 1895 году, сданы были о. Павлом Савабе в Коодзимаци мне для хранения в банке на будущие нужды Церкви в Коодзимаци, и я показал немирным банковый документ, в котором вместо ста тридцати ен, пожертвованных, значится уже сто семьдесят пять – с наросшими процентами. Отцы Савабе, если захотят, могут иск вчинить за обесчещение их. Это они едва ли сделают; а бессовестные люди торжествуют. Впрочем, это торжество, по-видимому, начинает пристыжать их самих: вечером сегодня злейший из врагов Савабе с каким-то другим еще приходил ко мне заявить, что он умывает руки в деле публикации в «Иородзу Чёохоо», он, мол, и другие с ним возмущены сим делом. Коли искренно, ладно. Матфей Нива со стариком Иосида приходили попросить от меня заявления, что «я, разобравши денежные дела Церкви Коодзимаци, не нашел в них ничего предосудительного для чести оо. Савабе; что это разбирательство сделано было при участии восьми человек церковных старост Коодзимаци, пять из коих – жалобщики на Савабе, и они все вместе со мною решили то же». Я охотно написал это заявление и приложил к нему печать. Говорил Матфей Нива, что он уже девяносто подписей собрал в пользу Алексея Савабе. Вечером мы с Накаем кончили приготовление к печати «Страстной Службы». Слава Богу! 2/15 сентября 1902. Понедельник. Так как Накаю нужен день на поверку знаков и отметки для печати в переводе «Страстной службы», то я отправился сегодня в Иокохаму в банк. Из Хозяйственного управления в первый раз прислали сумму прямо переводом на Русско-Китайский банк – небольшая сумма, всего три тысячи рублей, но и на ней рублей пятьдесят по крайней мере потеряно. Надо написать, чтобы присылали по-прежнему векселем на фунты стерлинги, каковой вексель можно показать в разных банках и разменять, где лучше скажут размен. |
| 21 июня/4 июля 1902. Пятница Утром на экзамене в Женской школе, где ныне семьдесят пять учениц. Отвечали по Закону Божию, сначала старшие два класса, потом самые младшие, все – на полный балл, как всегда. В половине двенадцатого часа отправился на завтрак, дававшийся для всех русских Великим Князем Борисом Владимировичем в занимаемом им ныне дворце – «Рикюу». Кроме русских, на завтраке были японские четыре принца: Фусиминомия, Кан-ин, Арисугава и еще один молодой военный; было также много военных, начиная с военного министра; был Премьер Кацура, Иностранных дел министр и прочие. Все без лент, только со звездами, почему и я был без лент и орденов, а со звездами и в клобуке с крестом (привезенном мною в жестяной коробке и надетом в передней, причем в коробку поступила шляпа). За завтраком – между Фусиминомия и министром Иностранных дел; последний словоохотливо сам начинал всегда разговор; первый молчал, но раз пять я с ним заговаривал о религии, что христианская теперь – самая необходимая в Японии, о музыке, о живописи, о Сибирской железной дороге и прочем. Насчет религии принц выразился, что для «бидзюцу» надо воспитывать «сейсин» (дух человеческий в широком смысле), а для воспитания «сейсин " ’а необходима «кёохоо». Спасибо и на том! После великолепного, чисто царского, завтрака вышли в сад, где, поговоривши, сели и снялись в фотографической группе, где дано было место и мне; маршал Маркиз Оояма за рукав привлек меня к первому ряду стульев, а капитан «Севастополя» заставил сесть подле японского молодого принца. Фотография, должно быть, вышла плохая, ибо солнце заставляло морщиться и щуриться. Затем все направились, вслед за Великим Князем, куда-то в обход озеру; оказалось – в Павкебете, где должно быть показано Великому Князю искусство японских борцов, которые и сидели в ряд – почти голые, готовые к состязанию. Так как мне неинтересно было это и не совсем подходило к моему званию и клобуку с крестом смотреть на эту забаву, то я откланялся Великому Князю, получил от него приглашение на завтрак завтра на «Севастополе» и ушел; прогулялся один по саду, посидел в беседке с видом на море и, переменив клобук на шляпу в передней, отправился на своей скромной дзинрикися домой, куда и прибыл в половине четвертого часа. Здесь, как и всегда после некоторой отлучки из дома, куча накопившихся дел, на сей раз совсем не приятных. |
| Затем говорил Судзуки Мандзиро, то же расхаживая по кафедре, и так долго и скучно, что крайне всем надоел. Начал с злохуления Парламента, в котором сам же заседает: «он – Парламент – совсем потерял уважение народа; на него теперь никто не обращает внимания; и в газетах теперь о борцах (сумотори) много пишут, а о парламентских прениях – разве несколько строк»; потом говорил о своем посещении Асио для исследования и прочее. Бесполезно старались хлопаньем прогнать его с кафедры; тянул, пока хотел. На смену ему вышел Симада Сабуро и сказал поистине блестящую речь. С фактами и цифрами в руках он доказал, что правительство безусловно виновато в отравлении трехсот тысяч людей, доказал также, что медный рудник Фурукава вовсе не такой важный предмет, из-за которого следовало бы упорствовать в отстаивании его – дохода он совсем не так много доставляет, как думают, и прочее, и прочее. Речь красноречивая, потоком льющаяся, приемы на кафедре джентльменские. После него вышел на кафедру Танака Сёозо, который десять лет хлопочет за жителей Асио, и недавно подавал лично Императору прошение за них, вышедши для того из Парламента, которого был членом. Уже старик; жалостливо стал говорить, поливая себе воду на голову. Но уже стало шесть часов вечера; нужно было вернуться домой к своему делу; поэтому я встал и ушел. Была и наша Женская школа в собрании и ушла в половине шестого. Вся прочая аудитория оставалась на своих местах. Значит, предмет возбуждает живой интерес. Действительно, изумляться надо, что в таком вопиющем деле правительство высокопарно отзывается, что оно исследует дело, исследователи-ученые виляют или недобросовестно мирволят Фурукава, Парламент безучастлив, Император? Но все считают счастливым Танака, что он за недавнее прошение ему не посажен в тюрьму, а народ гибнет и гибнет! Таково-то хваленое Правительство с народным представительством! Разве в России, при Самодержавии, возможна подобная гибель трехсот тысяч у всех на глазах? И подумать о том странно было бы. 18/31 января 1902. Пятница. |
| 8/20 декабря 1899. Среда. О. Петр Сибаяма просит Симона Тоокайрина к себе, но пишет, что «едва ли Симон может сделать по проповеди до Собора что-либо такое, чтобы на основании сего можно было ходатайствовать пред Собором о возвращении ему звания катехизатора, ибо нужно сначала привыкнуть к языку и обычаям народа в Нагоя». Но Симон Тоокайрин – человек образованный, ему же товарищем был по Катехизаторской школе, и язык знает обще-японский, а не одно северное наречие. Письмо о. Сибаяма послано к о. Катакура; пусть сей последний даст свое мнение, а также узнает от Симона, хочет ли он в Нагоя, или же предпочтет попроситься к о. Борису, у которого Куроиси остается без проповедника. О. Игнатий Като пишет, что очень холодно там (в Немуро, Кусиро и прочих), а теплого платья недостает; просит дать, не в зачет, по половине месячного жалованья на платье катехизаторам его и, конечно, так же ему; а Моисею Минато на Сикотане просит дать полное месячное жалованье. – Дано: всего тридцать шесть ен; но написано, что это совершено частно, чтобы не обратилось в пример для других, на что у Миссии не хватит средств. Протестантские «бокуси» делают сходки и выражают недовольство вероисповедным биллем; восстают особенно против правила, которым запрещается учителям религии держать политические речи. 9/21 декабря 1899. Четверг. Вчера до полудня был на экзамене в седьмом классе Семинарии, где семь учеников, и в первом, где семнадцать; сегодня в четвертом классе с тринадцатью учениками и во втором с девятнадцатью. Отвечали все хорошо, за исключением второго класса – по русскому языку, потому что учитель Емилиан Хигуци плохо учил. Всего учеников в Семинарии ныне шестьдесят восемь. Кончили сегодня мы с Павлом Накаем исправление в третий раз Евангелия от Матфея. Из редакции газеты «Майници» приходил репортер [?] Нисикава спрашивать мнение православных о религиозном билле. Я сказал, что мы одобряем его. – А как Вы думаете, – спрашивает, – насчет запрещения религиозным учителям вмешиваться в политику? |
| Последнее число месяца – расчетный день сегодня, и как же утомителен этот день всегда бывает! 20 октября/1 ноября 1899. Среда. О. Тит Комацу хвалится оживлением проповеди в Мито и Оота; вероятно, по обыкновению, увлекается – из Фомы Оно и Петра Мисима едва ли что доброе может быть: первый – лентяй и болтун, второй – лентяй и хвастун. Павел Цуда пишет, что в Фукурои и Мори учинили коллективные проповеди он, Яков Ивата, и Матфей Мацунага; едва ли остался след – это протестантский обычай пошуметь и больше ничего. Симеон Мацубара, по обычаю, просит денег, получая жалованья больше, чем всякий катехизатор; ныне даже без малейшего повода; каждое письмо его непременно заключает этот пункт – просто отвратительно! 21 октября/2 ноября 1899. Четверг. В Посольстве на молебне, так как сегодня восшествие на престол нашего Государя; после на завтраке у посланника. Вечером – всенощная, пропетая причетниками: завтра день рождения японского Императора. После у учеников Семинарии и Катехизаторской школы симбокквай, на который с меня стянули пять ен. Мы с Накаем вечер переводили. 22 октября/3 ноября 1899. Пятница. День рождения японского Императора. С семи часов Литургия, за которой были только учащиеся – из города христиане хоть бы кто! Служили соборне с о. Павлом Сато во главе. На молебен и я выходил, по обычаю. К газетам «Ници-ници» и «Дзидзи» было сегодня приложение: портрет невесты наследника, княгини Кудзё, и описывается в «Дзидзи», как она хорошо училась в «Квазокудзё-гакко», ни одного класса никогда не пропустила по болезни или другим причинам, почти всегда приходила в школу пешком, с подругами была очень ласкова, даже к прислуге весьма добра и прочее. Вечером был Пантелеймон Секигуци, врач из Татебаяси, очень усердный христианин, определивший ныне своего сына, двадцати дет, в Катехизаторскую школу; говорил, что Тихон Сугияма усердно трудится по проповеди в Татебаяси – дай Бог! 23 октября/4 ноября 1899. Суббота. Вчера вечером от о. Вениамина, из Благовещенска, получена телеграмма: «Не знаю когда – указа нет». Стало быть, только теперь дошло до него мое письмо, посланное 11 сентября старого стиля, и это он отвечает на мою просьбу дать знать, когда выедет сюда. |
| Дана телеграмма: «Пожалуйте сюда» (оиденасаре). Но серьезно ли все это? Ведь этот господин Окамото – убийца корейской Королевы и виновник страшного скандала во вред Японии. Ужели ему Правительство доверило такую миссию? И ужели он способен выполнить ее? Но нужно не забывать разбойника на кресте, – кстати же это пишется вслед за воздвижением креста в Церкви пред завтрашним Крестопоклонным воскресеньем. О. Петр Ямагаке из Хакодате спрашивает: у язычника жена христианка умерла, и он хочет жениться на родной ее племяннице, христианке, – можно ли? Отвечено: по церковному правилу нельзя. О. Борис Ямамура пишет: в Яманоме христианин после смерти своей жены христианки самопроизвольно по-язычески женился на ее младшей сестре, за что отлучен от таинств. Но стыдно ему и пред детьми, и усердные они оба к Церкви – и муж, и жена, – нельзя ли допустить их к таинствам? – Спрошено: когда женился? Есть ли дети от второй? Сколько лет в отлучении? Пишет еще о. Борис: в Ициносеки муж прогнал жену и женился по-язычески на язычнице. Родители его одобряли его развод. Ныне родители и он просят таинств. Как быть? – Отвечено: если родители каются, их разрешить и допустить к причастию можно; его нельзя, если развод не по вине ее прелюбодеяния. 21 марта/2 апреля 1899. Воскресенье четвертой недели Великого Поста, Крестопоклонное. Утром крещены пять человек. – После Литургии крест целовали на столике пред амвоном. – Выходя из Церкви, когда еще не было целования креста, встретил матросов между молящимися. Оказалось, что «Россия», крейсер, уже два дня в Йокохаме на рейде. Часа в три был адмирал Дубасов с визитом, герой русского флота, взорвавший турецкое военное судно в войне с турками. Убежден он, что у России война с Японией непременно будет. – Но из-за чего же? – спрашиваю я. – Из-за Кореи. Нам Корея нужна; мы ее должны взять и присоединить к нашим владениям. А Япония имеет слишком много интересов в Корее, чтобы нам не объявить войну из-за этого. – Но для чего же нам Корея? – Чтобы иметь выход в Тихий океан. |
| 5/17 октября 1899. Вторник. Японский гражданский праздник – не учились, и мы с Накаем днем не занимались переводом, а писал я письма к о. Сергию Страгородскому и прочим. Яков Тоохей, катехизатор в Усигоме, пришел сказать, что женится, что о. Савабе сосватал ему невесту в Банчёо, двадцати шести лет, – родственницу ему. – Отчего же не из Женской школы берешь? Там теперь столько молодых учительниц, которых назначение – выходить за служащих Церкви и тем исполнять назначение Женской школы… Молчит. Хорош о. Алексей Савабе! Сестра и жена воспитались в Женской школе, и вот благодарность за это! Как будто враг Женской школы! Не враг, конечно, а деревянный чурбан: служит Церкви и к Церкви ни малейшего интереса, ни на каплю радения о ней, ни мысли о ней. Сколько раз и на Соборах, и при разных случаях толковалось, что служащие Церкви должны брать себе в замужество воспитанниц из Женской школы – в этом ихний собственный интерес и ихнее счастие. Не видно ли уже на опыте, как счастливы те, кто женились так? Их молодых супруг все христиане уважают и любят, потому что они везде прямо становятся во главе христианок, способные руководить их своим знанием вероучения, церковных обычаев, церковного пения, не говоря уже об общей развитости и богатом образовании… Но где же таким чурбанам, как Савабе, соображать все это! И Тоохей мог бы подумать лучше, но и он – то же; а я надеялся было на него. Эх, наши служащие Церкви! Где у них души? 6/18 октября 1899. Среда. Как нужно за катехизаторами следить, особенно за молодыми, и не полагаться на священников, которые или скрывают, или совсем бездушничают! Думал я, что Павел Саваде – хороший человек и катехизатор; в школе он был таким добрым и усердным; притом же сын катехизатора. Спеша вывести его в люди, послал недавно на самостоятельный пост, в Карасуяма. И что же оказывается? Здесь, в Токио, вошел он в долги – Нумабе, секретарь, говорит – ен на двести. Для каких причин? Неизвестно. Но надавал расписок с полномочиями получать из его катехизаторского содержания прямо из Миссии, так что теперь при отсылке содержания за одиннадцатый и двенадцатый месяцы разом нужно уплатить – по одной предъявленной расписке двенадцать ен, по другой сорок, тогда как все содержание его за два месяца двадцать ен. Будет уплачено по первой, остаток послан ему и затем пусть живет, как знает. Видно, что недолго прослужит катехизатором. Священник его здесь, в Токио, о. Алексей Савабе, знал, что он делает долги, но хоть бы слово мне, в видах исправления его, или предупреждения от посылки в Карасуяма, где он, конечно, не будет полезен, а скорее вреден, потому что не преминет и там просить у всех в долг. |
| В сегодняшнем номере «Ници-ници Симбун» следующие известия: 1) Некоторые члены Верхнего парламента составили Комитет для разработки религиозного вопроса по поводу правительственного религиозного билля. Он уже и занимается этим делом; вчера призваны были в Комитет наиболее известные бонзы для выслушания их мнений касательно «сюкёо-хооан»; мнения их против него. 2) Бонзы семи главных сект собрались рассуждать о «сюкёо-хооан»; все недовольны им, особенно представители «Хигаси-хонгвандзи»; впрочем, ни к какому соглашению еще не пришли. 3) Так как к Оотани Коосан [?], главе секты Нисихонгвандзи, многие и порознь являются, чтобы узнать его мнение касательно «сюкёо- хооан», то он вчера в кумирне на Цукидзи сказал публичную речь, чтобы разом всем высказать свои взгляды. Он, в противность Хигаси-хонгвандзи, доволен Правительственным биллем. Речь его слушали, между прочим, девять членов Верхнего и сорок три Нижнего Парламента, все – приверженцы буддизма. Все газеты зауряд продолжают высказывать одобрение биллю. Итак, общественное мнение, поколику оно выражается в текущей прессе, за уравнение буддизма и христианства. Но бонзы и их приверженцы, за исключением Нисихонгвандзи, натурально против сего. 3/15 декабря 1899. Пятница. Вчера вероисповедный билль (сюкёо хооан), представленный Правительством Парламенту, прочитан был в Верхней Палате, после чего премьер Ямагата сказал небольшую речь в объяснение его – что, мол, «религия важна для государства, а определенного закона о ней нет» и прочее. Сделаны были от членов некоторые вопросы, на которые чиновник Правительства ответил; но замечательно, что ни тени недоброжелательства к христианству не промелькнуло. Палата положила рассмотреть билль Комиссии из пятнадцати членов, выбор которых предоставлен председателю. В «Дзидзи симпо» критикуется билль за его неудобства для самого Правительства, которое-де берет на себя лишнюю обузу наблюдать за верами, решать религиозные споры и прочее, тогда как всего лучше предоставить религии полную свободу, вмешиваясь лишь в тех случаях, когда нарушаются государственные законы. Ну как-де определить, что такое злословие и бесчестие для веры, когда веры вечно враждуют одна с другой и нехорошо отзываются одна о другой, употребляя иногда насмешливые и саркастические выражения и термины? |
| И хорошо, если исследует. Только пользы от этого не выйдет, потому что все-таки останется под башмаком своей Нонны и не перестанет быть самооплевателем: горбатого могила исправит. А мне потом досадно стало, что не в меру рассердился. Но, знать, это – напоминание «скрепиться и быть настороже», ибо ежегодно в это время много раздражающего – то неосновательные требования, то неисполнимые предложения и подобное; так пусть сегодняшнее не повторится ни в каком случае, а быть всегда хладнокровным и рассудительным, – этого совершенно достаточно, чтобы дело шло как следует. Если бы я сказал сегодня Хорие хладнокровно и спокойно: «Елене не нужно поступать ни в какую школу, и она не поступит», было бы то же самое, что будет ныне, но без треволнений и перебранки, что безгрешнее и авторитетнее. Вперед и поступать так. Впрочем, и меня, знать, нелегко исправить от гневливости. 22 июня/4 июля 1899. Вторник. На экзамене в Женской школе у средних по Закону Божию отвечали отлично. Сказал Ивану Акимовичу Сенума, чтобы наставники рассудили и решили, кого из двух оставить для преподавания в Семинарии из ныне кончающих курс, Петра Суда или Никона Мацуда, на место ушедшего Андрея Минамото. Сказал еще ему, чтобы наставники-академисты не вздумали и ныне, как при уходе Исигаме, просить о надбавке жалованья: была бы тщетная просьба: раз – денег на то нет, другое – они получают больше всех священников; надбавить им было бы несправедливо, не надбавляя священникам; на последнее же Миссия не имеет средств. Елисавета Котама, начальница Женской школы, просила позволения напечатать формы аттестата для кончающих курс так, чтобы обозначены были предметы преподавания в школе, а не как доселе, что, мол, «кончила курс в Духовном училище». Разумеется, пусть напечатают. Елисавета рассказала, что принимали совсем разно, смотря по тому, чему училась: какую-то из наших приняли за простушку сначала, но узнав, что она изучала, совсем переменили обращение с ней. Фома Оное, катехизатор в Коодзимаци, родом из Кагосима, приводил свою тетушку-язычницу, недавно прибывшую оттуда, чтобы посмотреть Токио. |
| 18 апр. 107 С. 1 : Заживо погребенный: (Из недавнего прошлого): (Продолж.)/Петр Сахаров. ((Ф)); С. 3 : Москва, 17 апреля: (О Японской правосл. церкви)/(Г.-П.). Боголюбивым гражданам Москвы/Начальник духовной миссии в Японии Николай ((Касаткин)), епископ Ревельский. 19 апр. 108 С. 1 : О том и о другом: Несколько слов о нашем купечестве. Вспоминание о старине. Разбитый дровяной плот и его сгонщики. Два слова о наших мостовых. Наши безобразники/Старый Знакомый (Н. И. Пастухов). ((Ф)); С. 2 : Москва, 18 апреля: (О причинах многих неуместных оправдат. приговоров в судах присяжных, по поводу мнений Д. И. Иловайского на сей счет, высказанных в «СПбВед»)/(Г.-П.); Восьмая выставка картин товарищества передвижных художественных выставок. I: Два слова о прошлогодней выставке. Отсутствующие. «Амазонка» г. (Н. К.) Бодаревского. «Рубка леса» и «Хата в лесу» г. (А. А.) Киселева. «Ставка проиграна» г. (А. Д.) Литовченко. «Закат» г. (Е. Е.) Волкова. «В своих владениях» г. (Н. Г.) Богданова. «После побоища» и «Ковер-самолет» г. (В. М.) Васнецова. «Канун праздника» г. (Р. С.) Левицкого. «Проводы новобранца» г. (И. Е.) Репина. «Толкучка», «Сени у мирового судьи» и «Ночное» г. (В. Е.) Маковского/Аде (А. М. Дмитриев); С. 3 : Рижские письма: (Оконч.)/(Коренной Рижанин). (ВИ); Вести из Сербии: Религиозность сербок-женщин. Обычай плакать над покойником. Новый год. Рождество Христово. Пасха. Печение калачев. Визиты. Семейные празднества/D. R. (ИИ). 20 апр. 109 С. 1 : Заживо погребенный: (Из недавнего прошлого): (Продолж.)/Петр Сахаров. ((Ф)); С. 2 : Москва, 19 апреля: (О православной миссии в Японии)/(Г.-П.); Предстоящее открытие памятника Пушкину. (ЗиИ); С. 3 : Из Самары. 27 марта: Дело о 3000 р(ублях); Из Саратова. 11 апр.: Погода и ее влияние. Железная дорога. Биржа. (ВИ). 23 апр. 110 С. 1 : Присяжный поверенный: (Очерк)/Молодой человек. ((Ф)); С. 2 : Москва, 22 апреля: (О нарушениях пасхальных церк. обрядов (благовест раньше времени, освящение пасок в Великую субботу)/+ (Ф. А. Гиляров); Прогулка под Парижем: (Очерк париж. канализации); Новый портрет А. Ф. Писемского. И. С. Тургенев в Москве. К открытию памятника Пушкина/+ (Ф. А. Гиляров). (ЗиИ); За малороссийскую литературу о воссоединении униатов с Православной церковью. Еще о преподавании Закона Божьего светскими лицами. (ПП); С. 3 : Из Одессы. 17 апр.: Вербная и отсутствие вербы. Самоубийства. Смерть кн. (Е. К.) Воронцовой. Благотворительность ее. Добрые дела ее супруга (кн. М. С. Воронцова). Предполагаемые похороны княгини. (ВИ). |
|
|
