| Внешние исторические обстоятельства, тщательно исследованные в данной работе, также «способствовали выработке самостоятельности народного духа, мужества и национальной гордости японцев». Святитель Николай подчеркивал, что «национальный дух японцев не ослаблен никакими внешними несчастьями, никаким унижением перед внешним врагом». 1879, XV, стр. 222] В то же время японский народ не грешил глупым самодовольством, а столкнувшись с угрозой национального порабощения, проявил удивительную трезвость сознания и готовность учиться, то есть качество замечательного умственного развития. Святитель Николай доказывал, что японский народ не уступал по развитию самым образованным народам земного шара. Свежесть и бодрость народного духа способствовали успешному движению Японии по пути ликвидации отсталости от других народов. В статье нарисована подробная картина преобразований в Японии на протяжении короткого 20-летнего периода после открытия страны. И далее следует утверждение, очень важное для России. Есть все объективные предпосылки для того, чтобы Япония и Россия не мешали друг другу, а, напротив, оказывали взаимные услуги. Но святитель Николай ясно видел, что одних внешних предпосылок для дружбы и приязни недостаточно, нужны еще и духовные связи. Он пишет удивительные по своей глубине слова: «...жизнь человеческая – по преимуществу жизнь духа, и только в области духовной могут быть связаны и отдельные люди, и целые народы истинно-прочною связью». 1879, XV, стр. 229] Поэтому святитель Николай полагал, что православная миссия, преследующая только духовные цели, имеет и важное политическое значение. По его словам, если Япония прямо примет истинное христианство , то это создаст непоколебимую основу и государственной стойкости и благосостоянию. Для России это означало бы прочную связь с Японией, дало бы возможность обеим странам «многие и многие века идти рука об руку во взаимной дружбе, всегда взаимно помогая и охраняя друг друга». 1879, XV, стр. 230] Святитель Николай был уверен, что японцы обнаруживали наклонность именно к православию, от успешного просвещения Японии христианством, по его мнению, зависело и дело просвещения других народов Дальнего Востока. |
| Святитель Николай дает краткую характеристику системы власти, которая существовала до сёгуната 10 . Сущность положения императорской династии в Японии после возвышения фамилии Фудзивара в начале VIII века он видит в том, что император оставался «венчанным рабом невенчанной власти». стр. 210] При установлении системы сёгуната по существу положение императора не изменилось. Фактически власть находилась в руках военного диктатора, но номинально сохранялся и микадо 11 . Автор доказывает, что причиной сохранения такой двойственной структуры власти были народные верования в божественное происхождение императорской династии. В исследовании делается вывод, что никто из сёгунов «не давал микадо и тени власти и влияния на государственные дела». 11, стр. 218] Кроме отношения института сёгуната к императору, автора очерка интересуют обстоятельства возникновения сёгунской системы власти, основные этапы ее развития. В то же время он детально исследует появление и этапы развития удельной системы в Японии, ее расцвет. На страницах очерка разворачивается живая картина истории объединения страны и особенностей порядка, который установился на долгие годы и был отменен революцией 1868г. Упадок императорской власти привел к возникновению удельной системы, первые признаки тяготения к которой святитель Николай усматривает еще задолго до возникновения системы сёгуната. В очерке убедительно показывается, как удельная система стала основой для междоусобных воин. Святитель Николай рисует страшную картину жизни средневековой Японии, когда «дерется все, что только способно носить оружие и хочет драться». 11, стр. 227] Святитель Николай Японский совершенно верно изложил процесс превращения временных владений в наследственные вотчины в VIII веке и удивительно точно обрисовал особенности этого процесса на юге, севере и в центральной части Японии, где прежняя форма поместья сохранялась дольше, (ср., например, (4)) В очерке также необыкновенно живо и подробно описываются личности и деятельность трех объединителей Японии Ода Нобунага, Тоётоми Хидэёси и Токугава Иэясу. Святитель Николай первым в европейском японоведении подробнейшим образом излагает историю титулов в Японии в эпоху семи веков существования сёгунов. Он указывает, что «сами японцы постоянно сознавали недостаточность» титула сёгуна, но тем не менее, он так и не был пересмотрен. Святитель Николай считал, что «усвоенные европейцами наименования микадо – духовным императором, а сёгуна – светским, решительно неудачны». Вместо этого он предлагал называть первого – «номинальным императором», а другого «действительным». 12, стр. 437] |
| Сообщается также, что «буддизм сочинил для своих последователей правила нравственности, поражающие иногда своей чистотой и строгостью, иногда своей чудовищностью; сочинил также чудовищные и самые невероятные легенды и чудеса» (С. 49). Святитель описывает наиболее важные школы японского буддизма. Первой среди них он указывает школу дзенсю или дзен, которая, «как секта, перешедшая из Китая, любит хвалиться своим правоверием, своей неиспорченностью». Он определяет учение дзен как «проповедь самоумерщвления ради достижения способности созерцания» и подчеркивает, что «здесь человек берет на себя своими силами, лишь по примеру Будды, а не при содействии его, достигнуть высшего блаженства», и должен упражняться в медитациях и соблюдать «строгие предписания касательно пищи и внешнего поведения» (С. 50). Св. Николай верно подметил характерную для дзэн направленность на йогическую практику, однако не отразил такой характерной особенности учения как передача состояния «пробуждения» непосредственно от учителя к ученику «без наставлений в устной или письменной форме» 25 . Критикуя дзен, св. Николай замечает, что предложенная этой школой методика в полной мере невыполнима и неприменима для обычных людей. Ему известно, что лишь в некоторых буддистских монастырях в течение нескольких дней в году практика дзен исполняется в полном виде, притом часто монахи просто засыпают в процессе медитаций. Вторая школа японского буддизма, которую упоминает св. Николай – монтосю. Он определяет ее как совершенно противоположную дзен-сю. Она «отбросила весь буддийский аскетизм и ухватилась лишь за идею любви будды к миру. Здесь о самоумерщвлении и помину нет: сами бонзы женятся и едят мясо… все подвиги человечества представляются ничтожными… Будь человек страшным злодеем, но скажи только раз: «поклоняюсь будде Амиде» – и он спасен. Учение о любвеовилии будды, готовности спасать человека по первому призыву, о недостаточности собственных сил человека для спасения невольно изумляет, слушая в храме иную проповедь , можно забыться и подумать, что слышишь христианского проповедника. Уж не от христиан ли заимствовано это учение? Но при исследовании оказывается, что оно составляет лишь развитие идеи об искупительной миссии будды. Но при этом возвышенном учении о любви будды к миру, сам будда нисколько не изменяется: он остается тем же мифически безобразным и невероятным лицом». Критикуя эту школу, свт. Николай пишет, что она «принесла Японии гораздо более зла, чем все другие секты» (С. 51). «Никто не подумал, сколь страшна может быть в устах бонз фраза: «сколько ни греши, скажи только: наму Амида буцу, – и тебе все прощено». В XVI веке бонзы монтосю двигали целым армиями… и производили страшные битвы, страшные грабительства и опустошения» (С. 52) |
| Святой равноапостольный архиепископ Николай (Касаткин) Святой равноапостольный архиепископ Николай (Касаткин; 1836–1912) – выдающийся русский миссионер в Японии, где он трудился более 50 лет; основатель Японской Православной Церкви. Из десятков тысяч японцев, обращенных в Православие благодаря его трудам, значительную часть составляли буддисты, и в числе его помощников были бывшие буддистские монахи («бонзы»), как, например, Павел Савабе. Изучение буддизма святитель совершил в первые восемь лет своего пребывания в стране, когда, по его собственным словам, он «старался со всей тщательностью изучить японскую историю, религию и дух японского народа» . Святитель Николай предложил целостный очерк буддизма в своей работе «Япония с точки зрения христианской миссии», опубликованной в 1869 году. Это было самое первое описание японского буддизма, которое стало доступно русскоязычному читателю. Из этого очерка видно, что автор изучил буддизм довольно основательно, но, по понятным причинам, ограничиваясь японским материалом. Если архиепископ Нил, знакомясь с буддизмом на бурятском материале, видел в нем лишь одну из разновидностей язычества, то святитель Николай дает этому учению гораздо более высокую оценку. Он определяет буддизм как «лучшую из языческих религий, геркулесовы столбы человеческих усилий составить себе религию, руководствуясь теми темными остатками богооткровенных истин, которые сохранились у народов после рассеяния вавилонского» . Буддизм нарек японским богам свои имена, принял их под этими именами в свои храмы и зажил роскошно в Японии Обстоятельно изучив его, святитель Николай, тем не менее, не испытывал интереса к буддизму как таковому и рассматривал его исключительно с практической миссионерской точки зрения. Такой взгляд позволил ему заметить то, на что другие исследователи буддизма и полемисты не обращали внимания. В частности, на миссионерские методы буддизма. Святитель упоминает о «гибкости буддизма и способности его приноровляться к обычаям страны, куда он является» . В качестве иллюстрации автор указывает, что, по буддистским верованиям, будды и бодхисатвы клялись «рождаться в разных невежественных странах для привлечения их к спасению» . Это позволяло буддистам объявить Аматерасу и других японских богов воплощениями будд и бодхисатв, предпринятыми для того, чтобы «приготовить его к восприятию истинного учения буддизма… Таким образом буддизм нарек японским богам свои имена, принял их под этими именами в свои храмы и зажил роскошно в Японии» . |
| Кратко сформулировав особенности буддизма, архиепископ Николай пишет, что, приняв буддизм, «японцы начали развивать его по-своему, выдумывая одна за другою секты...» 9, стр. 238] Изложив историю и догматы основных буддийских сект в Японии, архиепископ Николай анализирует также и конфуцианство, которое он характеризует в виде «нравственно-богословской школы». 9, стр. 243] Поскольку и конфуцианство не дает человеку ответ на вопросы о начале мира и человека, о высшем Существе, о назначении человека, то это позволяет сделать вывод, что «японский народ слишком умен, развит и свеж, а его религии слишком отстали и нелепы, чтобы удовлетворить его». 9, стр. 246] В заключительной части статьи святитель Николай исследует факты, показывающие, что японский народ проявляет «наклонность к принятию христианской религии». Он приходит к выводу, что в ближайшее время в Японии будет возможна открытая проповедь христианства, что запрещение японцам принятия христианства уже не выполняется так строго, как в предыдущие два с половиной века. Святитель Николай пишет: «Чем больше я знакомился со страной, тем больше убеждался, что очень близко время, когда слово Евангелия громко раздастся там и быстро понесется из конца в конец империи». 9, стр. 219] В то время это был неожиданный для многих в России вывод. Народы Дальнего Востока пользовались «репутацией весьма малой восприимчивости к христианству». Китайцы обнаруживали «замечательную, чисто языческую грубость религиозного чувства». стр. 429] В японоведческой литературе стало штампом утверждение об исключительном равнодушии японцев к вопросам веры. Вероятно, этот стереотип был рожден после того, как знаменитый японский маркиз Ито Хиробуми 8 выразился однажды с «похвальбой» о своих соотечественниках, сказав, что это – «самый атеистический народ на свете...» стр. 429] Но иеромонах Николай сумел увидеть в жизни японского народа очень многое, свидетельствующее о том, что в Японии «атеизм высших обществ и индифферентизм низших происходит прямо и положительно от недостаточности религиозных учений, от того, что народ исчерпал их до дна и они больше не удовлетворяют его». стр. 225] |
| Отсюда Преосвященному Сергию послана почта уже в Токусима. 6/19 марта 1909. Пятница. Морской агент, лейтенант Воскресенский, приезжал сказать, что Японское Морское Министерство предлагает перенести кости моряков наших, погребенных в разных местах, там, куда выбрасывали их морские волны после сражений в мае 1905 года, в одно место и похоронить в общей могиле – всех таких разбросанных могил, по официальным известиям, доставленным Воскресенскому, больше ста, кроме тех, которые умерли военнопленными и погребены на кладбищах в Мацуяма и прочих. Спрашивал Воскресенский: нет ли со стороны Церкви препятствий к сему делу – разрытию могил и перенесению костей? Я ответил, что в данном случае нет никаких препятствий, и очень желательно, чтобы это было устроено, чтоб собрали всех погребенных в Нагасаки и там похоронили их в общей могиле, на месте, где строится памятник – «морякам-героям», по распоряжению на него Морского Министра. По этому же делу приезжал потом и посол – Николай Андреевич Малевский. И я ему сказал, что со стороны Церкви препятствий к собранию костей моряков в одно место нет, что если могилы останутся на теперешних местах, то они скоро будут заброшены и забыты, как я уже и видел это в порту Сакай в прошедшем году, и так далее. Николай Андреевич просил изложить мое мнение в письме к нему, чтоб ему опереться на него при своем отношении о сем деле в Петербург. Я обещал завтра же доставить ему это письмо. Николай Андреевич привез с собою в карете какой-то узел. По окончании делового разговора, развязывает его и дарит мне теплую зимнюю рясу прекраснейшего сукна – от своей сестры, мадам Лукиной Евгении Андреевны, живущей в Москве. Я был немало тронут такою добротою и с благодарностию принял. Стефан Тадзима из Уцуномия прибыл. Я предложил ему подать прошение о переводе его в другое место. Но он стал уверять, что прошение христиан о выселении его из Уцуномия – дело двух христиан, прочие недобровольно приложили печати, – и обещал устроить, что христиане возьмут назад свое прошение. Я дал ему неделю срока на это. |
| 102 Позже о своем отъезде свт.Николай писал так: «Когда я ехал туда, [то] я много мечтал о своей Японии. Она рисовалась в моем воображении как невеста, поджидавшая моего прихода с букетом в руках. Вот пронесется в ее тьме весть о Христе, и все обновится. Тогда я был молод и не лишен воображения, которое рисовало мне толпы отовсюду стекающихся слушателей, а затем и последователей Слова Божия, раз это последнее раздается в японской стране». 103 Реальность же была иной. С конца XVIIb. христиане в Японии подвергались репрессиям (например, крестившимся грозила смертная казнь), которые продолжались до второй половины XIXb. Только в 1873г. был издан императором закон о веротерпимости. Такова была обстановка, в которую окунулся молодой иеромонах Николай по приезде в Японию 2 июля 1861г. Но Господь послал ему и Ангела навстречу: в сентябре 1861г. в Хакодате с о.Николаем встретился архиепископ Иннокентий (Вениаминов) . Советы и наставления апостола Америки укрепили решимость молодого иеромонаха, а пример миссионерской деятельности еп.Иннокентия в Америке стал идеалом того, как следует строить миссионерское дело. Прежде всего свт.Иннокентий посоветовал ему заняться изучением японского языка, местных нравов и обычаев, а потом уж приступать к крещению. В то время не было ни словарей, ни грамматик, ни переводов, все нужно было составлять самому. Только из-за одного этого можно было прийти в отчаяние. В конце своей жизни свт.Николай вспоминал: «Приехав в Японию, я, насколько хватало сил, стал изучать здешний язык. Много было потрачено времени и труда, пока я успел присмотреться к этому варварскому языку, положительно труднейшему в свете, так как он состоит из двух: природного японского и китайского, перемешанных между собою, но отнюдь не слившихся в один». 104 В 1868г. году о.Николай писал свт.Иннокентию: «...я семь лет бился над японским языком, чуть не ежедневно воздыхая о том, что сутки состоят не из ста часов и что нельзя все эти сто часов употребить на изучение языка». 105 Вскоре он овладел не только разговорным, но и книжным японским и попутно английским языком, который в Японии в то время стал международным для иностранцев. |
| Так смотрите же, – будете ему подражать, обязательно и вы умрете». Все это говорилось с таким благодушием, что удивляться приходилось, как владыка может спокойно говорить о том предмете, о коем люди не привыкли и думать-то спокойно» 18 . В предпоследнем письме к владыке Сергию от 2 декабря 1911 года как бы в наставление он писал: «Берегите здоровье. Ох как надо беречь здоровье. Будете невнимательны к своей карада, очень пожалеете потом» 19 . Расстраивали владыку и неудачи по сбору средств на построение церкви в Хакодате. Денег не было. Владыка начал просить, собирать. Письма знакомым и незнакомым. Письма незнатным и знатным. Письма состоятельным. Но девять из десяти писем оставались без ответа, хотя бы и отрицательного. «Вот, прислал бы кто-нибудь на построение церкви в Хакодате, – это было бы для меня лучшим лекарством», – часто повторял владыка во время болезни. Редкие отказы и частое молчание в ответ на усиленные просьбы весьма опечаливали больного владыку. 11 января 1912 года архиепископ Николай был перевезен в госпиталь. С собой он взял иконку «Отрада и Утешение». Но и в госпитале, когда болезнь немного отступала, владыка не переставал заниматься переводами. 20 января с 9 часов утра он с Павлом Накаи занимался проверкой перевода Цветной Триоди. 23 января владыка Николай вернулся из госпиталя домой, в Миссию. Владыку со слезами встречали у подъезда Миссии иереи, катехизаторы, служащие в Миссии. Всем хотелось хоть на мгновение увидеть владыку. Владыка поднялся на три ступени подъезда, снял свою шляпу и, кланяясь всем, довольно громко сказал: «Вижу вашу любовь... Спасибо» 20 . 31 января владыка Сергий писал: «В 6-м часу, пока прибирали кабинет, владыка опять беседовал со мной в гостиной, сидя на диване. «А страшно умирать!.. Ох как страшно умирать!.. Этого-то, тела, не жалко... умер, и ладно... Но ведь попадешь-то куда?! Обязательно в «дзикоку», да еще на самое дно!.. если праведник едва спасается, то нечестивый и грешный где явится ( 1Пет. 4:18 )» Утром в этот же день владыка получил из Санкт-Петербурга телеграмму: «Молимся о здравии Вашем. |
| Итак, могу ли я просить один прибор облачений у госпожи Четвериковой? (Четвериковы в Москве когда-то были знаменитые благотворители. Нынешняя госпожа Четверикова из них ли?) Затем, у кого просить другие приборы? Посоветуйте, поруководите! У Вас там все богачи и благотворители пред лицом, а я 16 лет как из России; мои все знакомые или перемерли, или раззнакомились, или, увы, я до того надоел им, что больше и просить не смею. Дайте свежие указания, к кому писать? He беда, если некоторые или большая часть указаний окажутся неудачными; я готов безропотно писать даром в 10–20 мест, лишь бы в 21-м дали просимое, то есть один прибор облачений, в 42-м другой – и так далее. 3. Давно лежит у меня на дне души созревшая просьба к Вам следующая: будьте милостивы принять на себя звание сотрудника Миссии в Москве! После отца Гавриила Григорьевича Сретенского44 в Москве сотрудника нет, и это очень неудобно: не знаешь в случае нужды, к кому обратиться. Конечно, много я не беспокоил бы Вас. Петербургского сотрудника, отца Федора Николаевича Быстрова, часто приходится беспокоить, книги ли нужны, что другое по Миссии, всё к нему – из Петербурга удобнее. В Москве же я отца Гавриила редко беспокоил и Вас тоже нечасто утруждал бы. Но сотрудник есть – дом прибежища, родной дом есть, надежней себя чувствуешь. Итак, не позволите ли именовать Вас сотрудником Миссии? He могу придумать, почему бы Вы отказали в этой милости? Но я и всех обстоятельств Ваших знать не могу; а потому, если Вы не согласитесь, на что, конечно, будут уважительные причины, то не укажете ли в Москве вполне надежное лицо, к которому бы я мог обратиться с сею просьбою? Помогите, ради Бога, и в этом! Прося извинения, что утруждаю Вас сими просьбами, но в то же время неотступно прося исполнить их, с глубочайшим уважением и искреннею товарищескою любовью остаюсь Вашим преданным богомольцем, начальник Российской духовной миссии в Японии Николай, епископ Ревельский Российская духовная миссия в Японии, Токио, 15 октября 1896 года 45 Высокоуважаемый и достолюбезнейший товарищ и сотрудник, отец протоиерей Николай Васильевич! Пришло время побеспокоить Вас важною просьбою, которую, пожалуйста, исполните. |
| На пути из Нагасаки в Токио. На рассвете в Кокура на станции – катехизатор Иов Хиби с группою христиан, в числе которых несомый на спине другого был параличный Николай Мацуи, когда-то хороший архитектор, построивший знаменитую бумажную фабрику, потом многолетний страдалец от ревматизма, и ныне совсем лишенный возможности движения; даже и говорить не может, а только мычит; картина жалостью поражающая; мычит и заливается слезами, что, по объяснению Хиби, означает его радость. Боже, что за тяжелый крест дан человеку! К вечной радости его, конечно. 16/29 сентября 1909. Среда. На пути из Нагасаки в Токио. Пред утром в Нагоя сел в вагон японский Генерал с адъютантом. Посидевши, обращается ко мне: – Вы – Николай, возвращаетесь из Нагасаки? – Так точно. – Я – Генерал-майор Куросава, в Тоёхаси производить артиллерийский смотр еду. Я четыре раза был в России. В первый раз состоял два года на службе в русском егерском полку. Представлялся Государю; имею множество знакомых и друзей в России. – Так вы говорите по-русски? И он заговорил по-русски: – Говорил; теперь забываю; мало практики и так далее. Долго мы с ним беседовали, меняя русский и японский языки. Между прочим и о минувшей войне. Он откровенно говорил, что вина наших поражений «лежит на офицерстве, которое недеятельно (окотару) и предано пьянству. Японский же военный класс, воспитанный многовековым сёогунатом, стоит на завете: победить или умереть. Солдаты из простого народа – бессознательно (боняри сите), но следуют тому же». В Тоёхаси Генерал, любезно простившись, оставил вагон, в сопровождении своего адъютанта-молодца. В 3 часа дня я прибыл к себе, на Суругадай, нашедши здесь все в добром порядке. Вечером не мог долго читать корректуру: 4-дневное пребывание в вагоне утомительно для моих лет. 17/30 сентября 1909. Четверг. Целый день всё вперемешку: месячные расчеты, чтение корректуры и чтение японских писем. Из сих последних одно от Моисея Оота, доктора в Хамамацу, хорошего христианина; спрашивает, «правда ли, что я укоряю его за неуплату денег за церковные вещи? Кто-то из христиан в Оказаки это говорит про меня». |
|
|
