| Сэр Томас Ру (1581-1644), посол Англии в Порте с 1621 по 1628 гг. Английский посол Томас Ру в своей депеше от 1622 года тоже констатирует этот факт обезлюдения Турецкой империи, порождённый правительственною жестокостью и несправедливостью, и приводит цифры, показывающие в какой поразительной прогрессии оно возрастало. «Я расскажу вам удивительную вещь, – писал своему правительству английский посол. – Около шестнадцати лет тому назад предпринято исчисление населённых деревень в государстве султана, и по переписи оказалось их более пятисот пятидесяти трех тысяч; в прошлом году перед началом польской войны опять произведено было исчисление, и оно показало, что число деревень уменьшилось до семидесяти пяти тысяч. Это, нет сомнения, поразительное уменьшение народонаселения. Правда, развалившиеся дома стоят еще во многих местах; но несправедливость и жестокость правителей довели до того, что они оставлены всеми жителями, и можно целых три дня ехать по Греции и Анатолии, лучшим провинциям государства, и не найти ни одного яйца, чтобы поесть, не встретить ни одного человека, который бы поднёс глоток воды». Как странно после такого документального аргумента и заявления английского посла читать у его соотечественника, знаменитого историка Гиббона и у других расположенных к туркам писателей, что положение греков под турецким владычеством улучшилось! Венецианский и английский послы говорят вообще об уменьшении населения Оттоманской империи, но их слова можно прилагать и к христианам и даже главным образом к христианам, так как христиане составляли большинство турецкого населения. Если кому такое понимание их слов покажется смелым, то для убедительности можно сослаться на любопытные статистические данные, собранные Ранке: в Албании в первой четверти XVII в. исповедовавших католическую веру было триста пятьдесят тысяч человек, к 1651 году число это уменьшилось до пятидесяти тысяч; в промежуток времени от 1671 по 1703 год число католиков ниспало: в архиепископии Дураццо – с 14000 до 8000, в епископии Стутари – с 20270 душ до 12700 и т.д. Эти цифры убедительно говорят о той несчастной постепенности, с какой вымирало и таяло в Оттоманской империи христианское население, вследствие тяжести турецкого ига с его бесправием и грабежом. |
| Хан, уверяя Россию в своей дружбе, откладывал торжественное заключение нового договора с новым Царем: между тем Донские Козаки тревожили набегами Тавриду, а Крымские разбойники Белогородскую область. Наконец, в июне 1602 года, Казы-Гирей, приняв дары, оцененные в 14000 рублей, вручил послу, Князю Григорию Волконскому, шертную грамоту со всеми торжественными обрядами, но еще хотел тридцати тысяч рублей и жаловался, что Россияне стесняют Ханские Улусы основанием крепостей в степях, которые были дотоле привольем Татарским. «Не видим ли (говорил он) вашего умысла, столь недружелюбного? Вы хотите задушить нас в ограде. А я вам друг, каких мало. Султан живет мыслию идти войною на Россию, но слышит от меня всегда одно слово: далеко! там пустыни, леса, воды, болота, грязи непроходимые». Царь ответствовал, что казна его истощилась от милостей, оказанных войску и народу; что крепости основаны единственно для безопасности наших Посольств к Хану и для обуздания хищных Донских Козаков; что мы, имея рать сильную, не боимся Султановой. Любимец Казы-Гиреев Ахмет-Челибей, присланный к Царю с союзною грамотою, требовал от него клятвы в верном исполнении взаимных условий: Борис взял в руки книгу (без сомнения не Евангелие) и сказал: «Обещаю искреннее дружество Казы-Гирею: вот моя большая присяга», не хотел ни целовать креста, ни показать сей книги Челибею, коего уверяли, что Государь Российский из особенной любви к Хану изустно произнес священное обязательство союза и что договоры с иными венценосцами утверждаются только Боярским словом. Так Борис, вопреки древнему обыкновению, уклонился от бесполезного унижения святыни в делах с варварами, уважающими одну корысть и силу; честил Хана умеренными дарами, а всего более надеялся на войско, готовое для защиты юго-восточных пределов России, и сохранил их спокойствие. Были взаимные досады, однако ж без всяких неприятельских действий. В 1603 году Казы-Гирей с гневом выслал из Тавриды нового Посла Государева Князя Борятинского за то, что он не хотел удержать Донских Козаков от впадения в Карасанский Улус, ответствуя грубо: «у вас есть сабля; а мое дело сноситься только с Ханом, не с ворами Козаками». Но сей случай не произвел разрыва: Хан жаловался без угроз и подтвердил обязательство умереть нашим другом, опасаясь тогда Султана и думая найти защитника в Борисе. |
| Опуская причины, почему список книги Ездры мог потерпеть более изменений сравнительно со списком Неемии, мы принимаем это положение за факт уже потому, что действительный итог списка книги Неемии приближается более к общей сумме (31089–42360), чем это мы находим в списке Ездры (29818–42360). Мейер же думает, что общая сумма каравана, который пришел в 538 году (?) из Вавилона в Иудею, простиралась круглым числом до 50000 взрослых и несовершеннолетних мужчин и женщин 206 . Но это, конечно, мнение Мейера покоится на принимаемой им упомянутой нами теории, с точки зрения которой оно и является понятным. Но уже Костерс и Велльгаузен высказывают сомнение не только в возможности возвращения иудеев при Кире в количестве 150000–200000, но даже и в числе 42360, если эту цифру списков признать за общую цифру итога мужчин, женщин и детей вместе. «Общая сумма 1Ездр. 2:64 и Неем. 7:66 , – говорит Костерс, – далеко превосходит количество отведенных (в плен) Навуходоносором» 207 . «При Кире, – пишет Велльгаузен, – не могло возвратиться из плена 42360 человек» ( Неем. 7:66 ), потому что халдеями было выселено лишь около 14000 человек, и очень много, быть может, даже большинство оставалось еще в Вавилоне» 208 . Это возражение Костерса и Велльгаузена очень серьезное, с признанием его истинности падает и значение списков, как документа для установления числа возвратившихся из плена. Костерс в данном случае опирается на это положение, как на одно из оснований даже для отрицания и самого факта возвращения иудеев при Кире, считая указанные списки регистром палестинского населения, сравнительно уже удаленного от времени Кира. Велльгаузен же, исходя из указанного положения о несоответствии между цифрою 14000, как цифрою действительно уведенных в плен, и цифрою 42360, как числом, принимаемым обычно за итог возвратившихся из плена, хотя и не приходит к такому решительному заключению, как Костерс, о фиктивности и самого факта возвращения иудеев при Кире, но принимает цифру 42360 за обозначение народонаселения времени позднее Кира, обнимающую собою возвратившихся + прирост их населения в Палестине. Отсюда, с точки зрения Костерса, списки теряют всякое значение для истории времени Кира, когда, по Костерсу, еще и не было возвращения, а, по Велльгаузену, они имеют только относительное значение для данной эпохи. |
| Содержание списков также, по Костерсу, не свидетельствует за то, что лица, перечисляемые в них, принадлежат в действительности к возвратившимся пленникам. Само надписание списков: «вот сыны страны из пленников переселения» ( 1Ездр. 2:1 . – Неем. 7:6 ), по Костерсу, еще «не говорит ни о том, что поименованные здесь возвратились при Кире, ни о том, что они возвратились в одном и том же случае» 264 . Обозначение же в списках Иудеи словом ham-medina говорит скорее за нахождение в списках лиц уже оседлого народонаселения Палестины, а не пришедшего и пришедшего именно при Кире. Далее Костерс приводит уже знакомые и разобранные нами положения о невозможности возвращения при Кире каравана иудеев в количестве 42360 человек при относительно малом их отведении в плен (14000), о пожертвованиях, которые следует относить не на постройку храма, а уже на восстановление храмового культа (следовательно, ко времени после Кира), о палестинском происхождении Зоровавеля и т. п. К свидетельству же списков о 12 лицах, поставляемых во главе возвратившегося народа ( 1Ездр. 2:1 и Неем. 7:7 ), Костерс относится с недоверием, видя в этом упоминании иудаистическую тенденцию автора о 12-коленном Израиле, чем объясняет и употребление имени «Израиля» в самих списках (S. 36–38). Вот главные соображения Костерса, на основании которых он отрицает факт возвращения иудеев при Кире; подведем вкратце итог тезиса в теории Костерса и займемся их критическим разбором. В своем отрицании действительности возвращения 1-го каравана Костерс становится 1) на почву свидетельств пророков Аггея и Захарии, 2) арамейского источника 1 кнг. Ездры 5 и 6 гл. и 3) списков 2 гл. 1Ездры и Неемии 7 гл. В свидетельствах первого рода Костерс, как на доказательства к обоснованию своей теории, указывает: а) на наименования жителей пророками, исключающие мысль о наличности gola в их время, b) на отсутствие различения между оседлым населением и пришедшим, с) на характер самого времени, как периода наказания и гнева Иеговы и d) на изображение этими пророками возвращения иудеев фактом будущим. |
| Пойдем дальше в глубину Толстовской мнимой мудрости. Горе, сказано в Писании, тем, которые мудры в самих себе и пред собою разумны. Толстой считает себя мудрее и правдивее всех, даже священных писателей, умудренных Духом Святым, Св. Писание признает за сказку и поносит духовенство всех исповеданий христианских за преподавание священной истории В. и Н. Завета, почитая за вымысел сказание о сотворении Богом мира и человека, о добре и зле, о Боге, – высмеивает все священное бытописание и первый завет Божий человеку о соблюдении заповеди, исполнение которой должно было утвердить волю перво-человеков в послушании Творцу Своему и навсегда увековечить их союз с Богом, блаженное состояние и бессмертие даже по телу; вообще извращает и высмеивает всю дальнейшую священную историю, не принимая на веру ни одного сказания. Так, например, он говорит, что Бог, покровительствуя Аврааму и его потомкам, совершает в пользу его и его потомства самые неестественные (!) дела, называемые чудесами (Толстой не верит в них), и самые страшные (!) жестокости (это Бог-то милостивый, человеколюбивый и долготерпеливый), так что вся история эта, за исключением наивных иногда невинных, часто же безнравственных сказок (!), вся история эта, начиная с казней, посланных Моисеем (не им, а Богом праведным и долготерпеливым), и убийства ангелом всех первенцев их до огня, попалившего 250 заговорщиков, и провалившихся под землею Корея, Дафана и Авирона, и погибели в несколько минут 14000 человек, и до распиливаемых пилами врагов (выходит, что слышал звон, да не знает где он: известно, что царь Манассия беззаконный царь Иудейский велел перепилить надвое пророка Исаию за его пророчество) и казненных Ильей (пророком), улетевшим (!) на небо (не улетевшим, а вознесенным, как бы на небо, Божиим повелением на колеснице огненной, конями огненными), несогласных с ним жрецов и Елисея, проклявшего смеявшихся над ним мальчиков, разорванных и съеденных за это двумя медведицами; – вся история эта есть (по Толстому) ряд чудесных событий и страшных злодеяний (Толстой, отвергая личного святого и праведного Бога, отвергает и Его правосудие), совершаемых еврейским народом его предводителями и Самим Богом (!). Вот вам воочию безбожие и хула Толстого на праведного, многомилостивого и долготерпеливого Бога нашего! Но это только цветки, а ягодки – впереди. |
| Как велико было число византийских монастырей в XII в., указание находим у русского паломника, архиепископа Новгородского Антония. «Мануил царь, – пишет он в своей книге, – испытывал во всей области греческой, колико есть монастырев от конец Суда и до другого конца. От греческого моря до русского моря есть... монастырев 14000». 1348 В этой цифре нет ничего невероятного. Известно, как много было монастырей в одной столице и ее окрестностях... О громадности же всего византийского монашеского института в конце XII в. находим неопровержимое свидетельство у Евстафия Фессалоникийского, современника Антония. Он считал подвижников своего времени бесчисленными. 1349 Они наполняли горы, пещеры, расселины земли и особенно столицу, ее окрестности и острова Пропонтиды. Вся Империя была покрыта монастырями и монахами, так что представлялась одним сплошным монастырем, казалась всецело монашеским царством. 1350 Таким образом, и в этот период Византия осталась верна своим принципам, в силу которых монашество составляло одну из существенных принадлежностей ее церковно-общественной жизни. Этой верности принципам не поколебало и тяжелое внешнее положение Империи, отразившееся неблагоприятно только на внешней судьбе монашества. Там, где византиец жил спокойной жизнью, монашество пользовалось всецелым благоденствием и процветанием. Доказательством тому служит св. Гора Афон. Здесь монашество достигло наибольшего развития именно в то время, когда другие иноческие пункты вследствие тяжелых внешних обстоятельств начали терять свое значение, т. е. в конце XII и начале XIII в. В это время Афон, расположенный вдали от мест бурных событий времени, начал приобретать славу главного центра византийской иноческой жизни, где по преимуществу находило удовлетворение религиозное чувство византийцев и сосредоточивалась византийская иноческая жизнь. Тогда вся Гора была покрыта монастырями и представляла как бы особое монашеское царство.... В то время как монашество константинопольского патриархата переживало в IX-XII вв. |
| Add. 10546. Fol. 352v) и в Сакраментарии Карла Лысого (Paris. lat. 1141. Fol. 6r, 3-я четв. IX в.). Окончательное слияние этих 2 элементов порождает, видимо, М. в форме восьмерки с восседающим внутри нее на сфере Судией (композиция «Majestas Domini» в Библии Вивиана - Paris. lat. 1. Fol. 329v, 845). Эта форма и ее дериваты сохраняются до первых опытов монументальных скульптурных композиций: в 2-частной М. представлен Христос в сцене «Вознесение» на фасаде церкви аббатства Сен-Жени-де-Фонтен (ок. 1020). Такая 2-частная форма М. иногда ассоциируется с цитатой из Иез 1. 28 о двойном сиянии вокруг престола. На основе надписей в миниатюре с коронованием имп. Генриха III и Агнессы в Госларском Евангелиарии (Upsala. Carolina rediviva. Cod. C. 93. Fol. 3v, 1046-1056) Х. Б. Майер утверждает, что двойное сияние указывает на 2 природы Христа ( Meyer. 1961). Однако этот тип М. сформировался по меньшей мере на 200 лет раньше. Одновременно используется традиционный медальон в сцене «Majestas Agni» (Прославление Агнца) в Бамбергской Библии (Bamberg. Staatsbibl. Misc. class. Ms. 1. Fol. 339v, 845-850), в сцене «Поклонение Агнцу» в Золотом кодексе св. Эммерама (Monac. Clm 14000. Fol. 6r, ок. 870). Новая для Запада миндалевидная форма в «Majestas Domini» присутствует в миниатюрах Евангелия Лотаря (Paris. lat. 266. Fol. 2v, ок. 850). Эта форма М. сохраняется в период Оттоновского возрождения, впервые появляясь в монументальной композиции Страшного Суда посл. четв. Х в. (Оберцелль, Райхенау); используется параллельно с М. в виде медальона и восьмерки в памятниках, восходящих к каролингским образцам («Majestas» в Евангелии Геро - Darmstadt. Hess. Landesbibliothek. Ms. 1948. Fol. 5v, 969; «Majestas» в Евангелии Хитды - Darmstadt. Hess. Landesbibliothek. Hs. 1640. Fol. 75, нач. XI в.). В XI в. миндалевидную М. комбинируют со сферой под ногами Христа, напр. в Бамбергском Апокалипсисе (Bamberg. Staatsbibl. Bib. 140. Fol. 10v, ок. 1020). Примечательно, что в IX-XI вв. М. может сопровождать изображение не только Христа или Его символов, но также прор. |
| 2-9. Самыми ранними примерами такой сцены можно считать саркофаг еп. Агильберта (ок. 685) из крипты в аббатстве Жуар во Франции с овальной М. и фронтиспис к НЗ в «Амиатинском кодексе» (Laurent. Amiat. 1. Fol. 796v, 692-716 гг.) с медальоном. К сер. VIII в. в сцене «Маэста» в медальонах могут изображаться и Иисус Христос, и 4 апокалиптических животных (Кодекс Гвиндохина - Autun. Bibl. municip. Cod. 3. Fol. 12v, 754-755 гг.). Более частный вариант формирования композиции - вписывание в раму медальона с сидящим на престоле Христом и малых медальонов с символами евангелистов (Лоршское Евангелие - Budve. Bibliot. Nat. Roman. Ms. R II 1. Fol. 36, 810-814). Подобный мотив встречается в медальоне, обрамляющем заставку таблицы канонов в Россанском кодексе (Евангелия от Марка и от Матфея - Rossano. Museo Diocesano. Cod. 042. Fol. 9, VI в.). В дальнейшем животные Апокалипсиса могут изображаться в медальонах вне этой сцены («Поклонение Агнцу» в Суассонском Евангелии - Paris. lat. 8850. Fol. 4, 90-е гг. VIII в.). В эпоху Каролингского возрождения происходит трансформация традиционных типов М. в более сложную форму путем комбинирования неск. схем. Так, в Трирском Евангелиарии (титульный лист - Trier. Stadtbibliothek. Cod. lat. 23, нач. IX в.) раннехрист. рим. тип изображения Христа, восседающего на космической сфере и опирающегося ногами на малую сферу, комбинируется с небольшим медальоном, а на окладе Золотого кодекса св. Эммерама (Monac. Clm. 14000, ок. 870) этот медальон, чуть более вытянутый, перемещается за верхнюю часть фигуры ( Rapp. 1952. S. 128-129). Тот же тип М. присутствовал, насколько можно судить после многочисленных поновлений и реставрации 1871 г., в мозаике купола Ахенской капеллы и сохранился до XII в. в живописи каталон. антепендиев ( Cook. 1923). Др. тип комбинирования - заключение в овальную М. фигуры Христа, восседающего на космической сфере,- наблюдается уже ок. 835 г. в изображении «Majestas Domini» (Христос во славе) в Библии Мутье-Грандваль (Lond. Brit. Lib. |
| В сентябре 1637 года царь отправил грамоту к султану, в которой писал, что козаки Азов взяли воровством, дворянина царского Чирикова держали у себя в великой крепости, никуда не пускали и хотели также убить; государь и прежде писал султану и теперь повторяет, что донские козаки издавна воры, беглые холопи и царского приказания ни в чем не слушают, а рати послать на них нельзя, потому что живут в дальних местах: «И вам бы, брату нашему, на нас досады и нелюбья не держать за то, что козаки посланника вашего убили и Азов взяли: это они сделали без нашего повеленья, самовольством, и мы за таких воров никак не стоим, и ссоры за них никакой не хотим, хотя их, воров, всех в один час велите побить; мы с вашим султановым величеством в крепкой братской дружбе и любви быть хотим». Но ссоры с турками трудно было избежать: в сентябре крымцы опустошили московскую украйну, и хан Богадур-Гирей писал в Москву, что нападение сделано по приказу султана за взятие Азова козаками и что на весну придет еще больше татар на Московское государство. Но все угрозы ограничились мелкою войною с козаками, которые могли спокойно сидеть в Азове, потому что султан был занят персидскою войною. В 1639 году кончилась эта война, и султан Мурад начал приготовление к походу на Азов, но умер в 1640 году, и только в мае 1641 года наследник его Ибрагим 1 двинул под Азов 240000 войска с сотней осадных орудий; козаков в городе было 5367 мужчин и 800 женщин, которых надобно считать, ибо и они усердно помогали мужьям своим при защите города; по другим известиям, осажденных было 14000 мужчин и 800 женщин; предположив возможность прихода козаков в Азов с разных сторон, вспомнив известия из Польши. что Остраница и Гуня скрывались также в Азове, и, конечно, не одни, мы не можем отвергнуть второго показания. Как бы то ни было, осажденные с отчаянным мужеством отразили 24 приступа; ни один перебежчик не приходил в стан турецкий, ни один пленник, под самыми страшными муками, не сказал о числе защитников Азова. Потерявши 20000 народа, турки 26 сентября сняли осаду, веденную дурно при недостатке искусных инженеров, при ссоре начальников, при скудости жизненных и военных запасов. |
| Образ идеального правителя получил отражение в рукописях, выполненных по указанию К. Л. Среди предполагаемых портретов императора самым достоверным считается изображение в Псалтири К. Л., созданной писцом Лиутхардом ок. 870 г. (Paris. lat. 1152. Fol. 3v). К. Л., седой человек с длинными усами и отстраненным взглядом, представлен восседающим на престоле под роскошной сенью, со скипетром и державой в руках; его осеняет благословляющая Божия десница. В надписи на пурпурном фоне К. Л. уподобляется царю Иосии и имп. Феодосию Великому. Наличие благословляющей десницы, указывающее на божественное происхождение власти правителя, а также аллегорические изображения изобилия и процветания характерны для большинства изображений К. Л. В Сакраментарии К. Л. из Меца (Paris. lat. 1141. Fol. 2v) он представлен юным правителем, увенчанным свыше, рядом с ним стоят 2 святителя, скорее всего папы Геласий I и Григорий I Великий , к-рые считались создателями рим. литургии. На миниатюрах т. н. Первой Библии К. Л. (Paris. lat. 1. Fol. 423r), Третьей Библии К. Л. (Roma. San Paolo fuori le mura. Fol. 334v) и «Золотого кодекса» из аббатства св. Эммерама в Регенсбурге (Monac. Clm 14000. Fol. 5v) император восседает на престоле в окружении духовенства, вооруженных вассалов или придворных; фигуры ангелов или святых в верхнем регистре указывают на Божие благоволение и, возможно, на ответственность государя за подданных перед Богом. Тема смирения правителя и жертвы, которую он приносит за народ, раскрывается в миниатюре Молитвенника К. Л. (München. Residenz. Schatzkammer. Fol. 38v - 39r), на которой коленопреклоненный государь простирает руки к распятому Христу. Роскошь облачений и дворцового убранства, запечатленная на рукописных иллюстрациях, имела определенное символическое значение. После имп. коронации придворные ритуалы К. Л. были ориентированы в т. ч. на визант. образцы, современники отмечали их необычайную пышность. Так, Гинкмар Реймсский при описании церемоний в Понтионе упоминал, что К. Л. |
|
|
