| Вышний Волочёк, 1903. С. IV, 109. (Религ.-филос. б-ка; 4)). М. выступает за свободу слова, к-рая предполагается, по мысли М., самим религ. сознанием и к-рая связана с религ. свободой как Божиим даром человеку. Только в контексте свободы слова открывается возможность победы «над вредными идеями». М. жаловался: «Как ни странно это, но у нас в православной России несвободны не только «пасынки» Церкви, но и «сыны» ее. Вместо того, чтобы быть словесным стадом Христовым, они являются бессловесным множеством, которое вместе со своими «пастырями» пасется жезлом мирских надзирателей» (Значение свободного слова для личности, общества и Церкви: По воззрениям славянофилов и Вл. Соловьёва. Вышний Волочёк, 1904. С. 65. (Религ.-филос. б-ка; 7)). «Религиозно-философская библиотека» М. была заметным явлением религиозно-философской жизни Серебряного века. Она пользовалась большой популярностью. Многие темы, затронутые в ее выпусках, такие как опытное постижение догматов, стяжание Духа Святого как цель христ. жизни, границы Церкви, социальная активность христианина, христ. мистика, критика гуманизма и социализма, проблема секуляризации культуры и др., были общими и для Кружка ищущих христианского просвещения в духе Православной Христовой Церкви , сложившегося вокруг М. Наряду с другими членами Кружка ищущих христианского просвещения М. решительно выступал против Г. Е. Распутина . В марте 1910 г. он поместил в газ. «Московские ведомости» 2 статьи, где прямо называл Распутина эротоманом и хлыстом, ссылаясь на частное мнение «одного архиепископа» (возможно, имелся в виду архиеп. Антоний (Храповицкий) , высказывавшийся в этом духе в письме к Ф. Д. Самарину), и выражал удивление по поводу молчания Синода о нем. Здесь впервые публично, за полной подписью, со стороны православного и монархиста, человека известного и авторитетного, было брошено обвинение церковной власти в малодушии, «позорном и преступном». 24 янв. 1912 г. в газ. «Московские ведомости» появилась петиция «Святейший Синод и епископ Гермоген: Голос мирян» за подписью ведущих членов Кружка, в т. |
| Сами лучшие русские руководители согласны теперь, что мусульманская вера мягка, добра, прекрасна и вовсе не имеет тех недостатков, о коих уверяли прежде в русской литературе ошибочно»... Что же смогут ответить на это наши слабые, простодушные язычники и колеблемые крещеные инородцы, а также их добрые сельские наставники, которые естественно не могут владеть очень обширным знанием всех «открытий» «новых» исследований об исламе?! Ведь действительно их уверяют с авторитетных столбцов, чтимых всеми истинно русскими людьми, «Московских Ведомостей», что прежние неодобрительные сведения русской литературы о мусульманстве были ошибочны у а вот «новые» исследования опровергают те ошибки и вполне располагают в пользу ислама... И с каким вредом для православно-русского христианства могут воспользоваться проявленным сочувствием к исламу «Московских Ведомостей» все те многие администраторы, кои и прежде всегда симпатизировали и помогали у нас инородческому мусульманству более, чем православно-русскому христианству?! Вот по таким-то причинам я счел моим нравственным православно-русским долгом не оставить без возражения лживую и вредную для православно-русских интересов статью библиографа петербургского ахуна в «Московских Ведомостях». В заключение скажу несколько пояснительных слов о подписях. Анонимный библиограф столичного Мусульманского ахуна имама Баязитова не подписал под рассмотренною статьей своего имени, не объявил своей личности, очевидно потому, что по содержанию его писания он должен быть добрый мусульманин по вере, нерусский по племени и потому, что его хорошее, ревнивое мнение об исламе, скрывающее дурные повеления корана Мухаммеда, не единоличное мнение между добродушными мусульманами, а разделяется многими из них и, значит, могло быть подписано всяким не личным, анонимным знаком или словом. Подобным образом и мое ему возражение и опровержение есть не только мое личное убеждение, а несомненно составляет результат изучения ислама и мнение по крайней мере целого общества христианско-русских исследователей этого предмета. |
| иеромонах Сергий Несколько слов о высокопреосвященном архиепископе Могилевском Евсевии, по поводу статьи «Московских ведомостей», под заглавием: «Миссионер по призванию» Источник В статье, напечатанной в «Московских Ведомостях» в под заглавием: «Миссионер по призванию» господин Завалишин говорит, что «высшее местное начальство в Иркутске усиленно старалось выжить из Иркутской епархии преосвященных Нила и Евсевия». Что касается преосвященного Нила, то он, действительно, насколько я знаю, по административным делам не всегда был согласен с высшим местным начальством и в частности с тогдашним Иркутским генерал-губернатором, графом Муравьевым-Амурским; я сам, например, читал ходившую тогда по рукам переписку между ними о постройке церкви, кажется, на Туркинских минеральных водах, – спор был об окнах клиросных и южной двери в иконостас. Но никак нельзя допустить, что подобного же рода рознь существовала и в сношениях высокопреосвященного Евсевия с графом Муравьёвым, представителем светской администрации; напротив, отношения между преосвященном Евсевием и графом были весьма хорошие. И это известно мне достоверно, так как я постоянно находился при высокопреосвященном архиепископе с 1859 года по самый день смерти его и был очевидцем тех отношений, какие существовали между почившим владыкою и графом Муравьёвым. Вопреки господину Завалишину по словам которого выходит, что Муравьёв, как представитель «высшего местного начальства», «усиленно старался выжить» покойного владыку из Иркутской епархии, я должен сказать, что Муравьев не только не домогался этого, но даже (это было в моем присутствии) высказывал сожаление, что Преосвященнаго переводят из Иркутска в Могилев. Между прочим, припоминается мне следующий разговор преосвященного Евсевия с графом Муравьевым, по вопросу, Затронутому в статье г. Завалишина, именно по вопросу в крещении бурят. «Когда я приехал в Иркутск, говорил мне однажды Владыка, – мне передавали, что генерал-губернатор сочувственно относится к миссионерской деятельности по обращению бурят. |
| Так как здесь не объяснено, какие именно преступления в отношении к беглым попам должно считать уголовными, то многие губернаторы затруднялись исполнением требований преосвященных и спрашивали разъяснения министра внутренних дел. Управляющий министерством В. С. Ланской, незадолго перед тем энергически заявивший свою деятельность по делам раскола, уклонился от решения возбужденного вопроса и передал его на обсуждение святейшего синода, который, после перечисления разных уголовных преступлений, во мнении своем прибавил следующее: «Святейший синод, как место, которому вверено охранение ненарушимости священных правил и церковного благочиния, не может не признать самого побега священника от своего места и должности к раскольникам за преступление тяжкое». По такому разъяснению святейшего синода, каждый беглый священник, у старообрядцев находящийся, был преступник, которого, на основании правил 1822 года, должно было губернатору выслать к требующему его епархиальному архиерею. На этом основании должно было бы немедленно взять всех попов, находившихся у старообрядцев. Но в то же время состоялось относительно этого предмета особое высочайшее повеление, вошедшее впоследствии и в свод законов. Московский генерал-губернатор, князь Д. В. Голицын, сообщил министру внутренних дел ведомость о дозволенных попах Рогожского кладбища, а Ланской представил ее государю. Покойный император, рассмотрев эту ведомость, повелел уведомить князя Голицына, чтоб он «ныне находящихся (попов) оставил в покое, но новых не дозволял отнюдь принимать». Наконец, в январе 1832 года, представлена была графом Д. Н. Блудовым, бывшим тогда министром внутренних дел, записка, в которой было сказано, что «дальнейшее оставление беглых попов у раскольников не соответствует ни достоинству господствующей православной церкви, ни гражданскому устройству, но как таковое снисхождение, по необходимости правительством допущенное, уже обратилось по секретным правилам 1822 года, в постановление и руководство для гражданских начальств, то и не можно приступить к общим распоряжениям по сему предмету, а в частных случаях полезно делать распоряжения, чтоб вновь не появились у раскольников беглые попы». |
| Сквозь свои маленькие круглые очки лицезрел он грязные лесные гати, через кои он имел честь следовать к месту своего нового обитания. То и дело колеса тонули в грязи, так, что кобыле сил никаких не хватало, и грубый возница заставлял своего пассажира слезать и толкать телегу. Большего унижения Александр не мог себе вообразить. Конечно, очутиться в сей Тмутаракани после блистательного Петербурга! И вдобавок, - в кармане осталось всего три алтына. И голову терзали уже мысли совершенно иного плана: «Лишь бы ассигнаций отправить не забыли! А то ведь пропасть недалеко. Надеюсь, осознают когда-нибудь, какой же силушки недюжинной и великого терпения приходится приложить во имя свободы человечества! И ведь неведомо мне было, что та барышня на станции с меня так много возьмет. Видом – не более полтинника, а запросила – 10 рублей! Вот она истлевшая суть гнилого империализма! А что мне было делать? Ведь свободный человек, как в высшей степени развитое материальное существо, должен в первую очередь отправлять свои самые низменные, животные, потребности, к коим относится и потребность половая. Ведь без полноценного отправления самых низменных потребностей, невозможно по своей сути отправление потребностей более высокого порядка, на коих, в свою очередь, и зиждется Человек, как личность». Почти под вечер удалось добраться до Округи. Это было достаточно крупное село по сравнению со многими в уезде. Улицы были наполнены местными деловитыми мужичками и бабами. У шумного кабака мальчик-газетчик, перекрикивая пьяную ругань и чью-то лихую гармонь, выкрикивал: «Читайте «Ведомости»! Читайте «Ведомости»! И чтобы совсем не отстать от жизни, Александр, протянув мальчишке алтын, взял у него свежие, пахнувшие типографской краской листы. На первой полосе красовалась заметка: «Безстыдницы из малороссийскаго суфражистскаго кружка «ФЪменъ» осквернили своими нагими натурами встречу Великаго князя в нашей древней столице. Девицы, виновные в сем непотребстве, были схвачены жандармами и доставлены в Московское управление Третьего отделения Его Императорскаго Величества тайной канцелярии». |
| Что касается лично меня, то благодаря тому, что я нашел себе дело по сердцу, старался держаться хотя за «хвостик» науки. Почти с самого поступления на службу я сделался сотрудником «[Кишиневских] епархиальных ведомостей» 707 , где помещал сначала статьи и заметки по разным вопросам. Через два года сослуживцы мои удостоили меня избрания в редакторы «Ведомостей» 708 , что совпало также и с желанием архиепископа Сергия (ныне митрополита Московского) 709 , обратившего внимание на мое «писательство». Принял я редакторство не без удовольствия, но при неблагоприятных условиях. Предшественник мой, бывший преподаватель нашей Семинарии о. Хрисанф Бочковский 710 бесспорно – умный человек, но как истый малоросс – весьма ленивый и медлительный, да, кроме того, и устарел; поэтому «Ведомости» при нем совершенно пали; достаточно сказать, что 23-й и 24-й номера за 1885 год вышли ровно через год, и то вследствие требований различных ученых учреждений. Я всею душою предался новому делу: работал один, без сотрудников, по всем отраслям, – в чем легко убедиться. Затем понемногу привлек и сотрудников, и тогда и себе уделил преимущественно специальную область, которою занимался и делился с читателями; это именно область местной гражданской и преимущественно церковной истории. Историческая жизнь Бессарабии находится в связи с жизнию Молдо-Влахии, в состав которой первая входила до 1812 года 711 . Это меня подвинуло знакомиться и с историею молдавских стран, для чего я двукратно и путешествовал по Румынии, где в Бухаресте находится мой друг и товарищ по Семинарии Г.П. Самуриян, служащий в министерстве иностранных дел 712 . В моих занятиях он мне очень много помогал. Благодаря же ему я познакомился с некоторыми румынскими учеными, а также с румынскими иерархами, из которых нужно упомянуть преосвященного Мелхиседека (†1892) 713 , магистра 714 Киевской академии, знаменитого ученого, и преосвященного Сильвестра 715 , кандидата Киевской же академии, доброго архипастыря и опытного администратора. Здесь же я ознакомился лучше с румынским языком. |
|
|
