| Книга Миклошича и Мюллера «Acta et diplomata monasteriorum et ecclesiarum orientis» Vol. V. t. II, Vindobon. 1887 an., в которой переизданы ктиторские уставы Михаила Атталиата 1077 года, императрицы Ирины 1114 года, епископа Навплии и Аргоса Льва 1143 года, епископа Томасийского Нила 1210 года и митрополита Зихнии Иоакима 1324 года, питала и поддерживала нашу уверенность в том, что труды, направленные на изучение подобного рода памятников, не останутся бесплодными. К перечисленным уже нами памятникам ктиторских типиконов нам удалось присоединить новые, досель неизвестные в науке, памятники, а именно: типикон грузинского монастыря пр. Богородицы Петрицутиссы в Баскове близ Филиппополя, данный иерусалимским патриархом Евфимием в 1084 году, типикон константинопольского Пантократоровского монастыря, данный в 1137 году византийским императором Иоанном первородным из фамилии Комненов, типикон монастыря великомученика Мамнита, данный в 1159 году владетельным князем Георгием мистиком игумену этого монастыря Афанасию, типикон Богородичного монастыря Илии Вомон (τν λου Βωμν), данный императором Мануилом Комненом в 1162 году, типикон Богородичного монастыря Евергетиды, составленный игуменом сего монастыря Тимофеем в XI столетии и, наконец, типикон для монастыря св. Авксентия в Халкидоне близ Константинополя, данный царём Михаилом Палеологом между 1260 и 1281 годами. Из этих типиконов списан нами целиком типикон Илии Вомон 1162 года со списка, имеющегося в библиотеке русского афоно-Пантелеимоновского монастыря и сделанного с подлинника, хранящегося в библиотеке Патмосского Иоанно-Богословского монастыря, извлечены выдержки из типикона XI в. Богородичного Эвергетидского монастыря, подлинник которого хранится в афинском Университете и из всех других названных нами типиконов, в копии сохраняющихся в рукописи XVIII в. Халкинской (семинарской) библиотеки 85. Все эти типиконы, помимо своего литургического значения, как единственные регуляторы восточно-православного богослужения в период времени до появления монашеских уставов Феодора Студита и Саввы Освященного, имеют для нас важное значение и как исторические документы в высшей степени любопытной эпохи византийской жизни XI, XII и даже XIII столетий. |
| Кроме обычного вина в константинопольских распивочных подавалось ещё вино, приправленное для аромата смирной (σμυρνισμνον) 662 , а обычная восточная любезность и вежливость трактирщиков делали то, что весьма многие из граждан не приносили домой свою трудовую выручку. Однажды преп. Андрей пристыдил одного из находившихся в фускарии, прозрев, что он ушёл из дому с 7 оболами и, истратив два из них на пищу, остальные пять спрятал за пазуху, чтобы по бесовскому наущению пропить на вине 663 . Вероятно, многие из содержателей константинопольских трактиров были выходцами с Востока, еретиками или даже неверными. По крайней мере, житие Андрея обстоятельно замечает, что владелец только что описанного кабачка был христианин 664 . Возвращаясь снова к рынку, мы видим, что кроме съестного на них продавались и всякие другие товары. Продолжатель Феофана сообщает, что имп. Феофил имел обыкновение прогуливаться на γορ, расспрашивая о цене «не только съестных, но и всех вообще товаров, выставленных на рынке» 665 . Вероятно, эти товары продавались на прилавках и полках (κραββατναι), о которых мы читаемы у Михаила Атталиата 666 , и торговля происходила под открытым небом. На рынке же толпились всевозможные разносчики (σαλδαμριοι), посредники, уличные мастера, и подёнщики, словом весь тот στικóς κα βναυσος χλος, который добывал здесь средства к жизни, и для которого Василий I и Роман Лекапин соорудили крытые портики, служившие защитой от зимних дождей и холодов 667 . Интересные подробности о константинопольских разносчиках сообщает Устав Эпарха. Мы видим, что им не позволялось ни открывать лавок (эргастерий), ни содержать прилавков и витрин (аввакий), но что они могли торговать только в базарные дни (μραι ϑροισμο το φρου), нося свои товары на плечах 668 . На рынки, или, если так можно выразиться, константинопольскую толкучку, шли и все те, которые хотели продать или купить какую-нибудь подержанную вещь домашнего обихода. В славянской версии чудес Николая Угодника рассказывается об одном ремесленнике, который вышел на форум Константина продавать свой старый ковёр 669 . Между лавками, навесами и полками, загромождавшими рынки, проезжали запряжённые волами крестьянские телеги 670 бродили многочисленные нищие, шалили мальчишки, пробирались пьяные, или удивляли окружающих своими проделками юродивые 671 . Кучи отбросов, навоза и нечистот, столь типичные для всех восточных городов, отравляли воздух зловонием, а примитивность нравов позволяла юродивому публично удовлетворять своим естественным надобностям 672 . |
| Митилена – город на острове Лесбос, в византийское время – центр епископства. Византийцы так называли и сам остров. См.: Захария Митилен- ский (Ритор). Митос – нитка, которой ткали ткачи. Митрокомия – корпорация крестьян, которые несли коллективную ответственность за выплату земельного налога с территории, и сельская община, жители которой были сконцентрированы в одной деревне или жили отдельно. В Византии существовали как свободные, так и зависимые общины. См.: хорион. Митрополит – в пер. с греч. «человек из главного рода», высший духовный сан в Православной Церкви, высшая ступень епископства. В церквах с патриаршей системой правления – второй после Патриарха духовный чин в церковной иерархии. От М. зависело некоторое число подчиненных ему епископов. Председательствовал на поместном соборе (синоде). Митрополия – административно-церковная территория во главе с митрополитом. Мифан – торговец льняными изделиями. См.: офониопрат. Мифология (от греч. мифос – «повествование, сказание» и логос – «слово, учение») – научная дисциплина, изучающая сохранившиеся мифы (исследование источников, их социального происхождения, смысла); 2) сами эти мифы в их совокупности. Мифос – басня с моралью, одна из форм прогимнасмата. Мифы – древние предания, сказки, легенды о богах и героях. Михаил Анхиал – Патриарх Константинополя (1170–1178 гг ), руководил кафедрой философии в высшей школе, созданной василевсом Константином IX Мономахом в 1045 г. Михаил Аплухир – писатель, поэт второй половины XII в., принимал участие в литературных салонах, сосредоточенных вокруг вельможных дам- патронесс из семейства Комнинов (Анна Комнина, севастократорисса Ирина – жена севастократора Андроника, одного из сыновей василевса Иоанн Комнина). Автор «Драматия» – своеобразной стихотворной сатиры в драматической форме, полной сетований на бедственное положение ученых и процветание неучей и глупцов. Михаил Апостол (Апостолий) (1422–1480 гг.) – ученый, ритор, ученик Иоанна Аргиропула, автор 125 писем. Михаил Атталиат (1020/1030–1079 гг.) – крупный византийский чиновник, родом из Атталии (Анталии) в Памфилии, на южном побережье Малой Азии. Был адвокатом и судьей на ипподроме, написал юридический трактат, историю событий, которые произошли между 1043 и 1079 гг. (с целью предложить альтернативу «Хронографии» Михаила Пселла ), а также составил Типикон для монастыря и благотворительных учреждений, им созданных. См.: закон, историки Византии. |
| Не может остаться неотмеченным и тот факт, что от XIV-XV вв. дошло огромное количество греческих рукописей юридического содержания, то есть юридических сборников, содержащих памятники или церковного, или официального гражданского права, но немало было и таких, в состав которых входили тексты utriusque (рукописи смешанного содержания). Как правило, составителями сборников были практики-юристы, чаще всего судьи, которые сами подбирали материал и составляли сборники для себя, включая в них нередко и памятники местного права (например, так называемые «кипрские законы» в Parisinus graecus 1391 419 ). В Византии не было сборников постоянного состава, ни один из них, пожалуй, не был копией другого, хотя, конечно же, основной фонд источников права, которым мог располагать византийский юрист в XIV-XV вв., был более или менее устойчивым, и в этом отношении можно говорить о наиболее типичных рукописях. Вот так, например, выглядит состав уже упоминавшейся юридической рукописи 2 из венского собрания (XIV в.), которую некогда приобрел в Константинополе Авгерий Бузбекский: фрагменты Воинского закона ( Νμος στρατιωτικς, который однако часто передается целиком и в вариантах); эксцерпты о присяге, свидетелях, опеке; фрагменты исаврийской Эклоги и одной из ее переработок (Ecloga aucta); вторая новелла Романа I Лакапина о протимисисе; анонимное собрание 194 мелких юридических текстов, многие из которых происходят из Приложения к Эклоге; анонимный латинско-греческий юридический лексикон; эксцерпты Феодора Гермиупольского из кодекса Юстиниана; трактат «О сроках»; Большой синопсис Василик; сокращенный вариант Эпитомы; выдержки из Исагоги и Прохирона (которые в других рукописях можно встретить и целиком, в переработках); Земледельческий закон (здесь в его первоначальной редакции, наряду с которой в это время получает широкое распространение и более пространная арменопуловская редакция); новеллы 24 и 38 Алексея I Комнина о браках; юридическое сочинение Михаила Атталиата с эксцерптами из новелл разных императоров; снова главы Воинского закона; II новелла Константина VII Багрянородного; уже известная нам «новелла» патриарха Афанасия I; выдержки из Шестикнижия Константина Арменопула (которое однако существует целиком и с приложениями в большом количестве списков, древнейшим из которых является Ottbonianus 440 – январь 1345 г.); 114-я новелла Льва VI; послание болгарского архиепископа Григория I Охридского к епископу Феодосию Пелагонийскому, касающееся вопроса о степенях родства; и другие тексты. 420 |
| Никифор Вриенний (1062–1137) 330 , автор описания бурных событий 1070–1079 гг., во многом опирается на Пселла, Скилицу и Атталиата. Труд Никифора был продолжен его царственной супругой Анной Комниной, дочерью императора Алексея I; в грандиозной эпопее в 15 книгах, названной в честь отца «Алексиадой», Анна доводит повествование до 1118 г. 331 Хронику от сотворения мира до восшествия на престол императора Uoahha II Комнина (1118–1143) написал около 1117 г. Иоанн Зонара, известный более как выдающийся канонист 332 . Важнейшие события византийской истории 13 в. освещены в «Хронике» Георгия Акрополита (1217 – после 1282), охватывающей 1203–1261 гг. и задуманной как продолжение сочинения Никиты Хониата 333 . Акрополит был образованным оратором и богословом; при императорском дворе в Никее, а затем и в Константинополе он занимал видное положение, ездил послом в Болгарию, Лион и Трапезунд, командовал войсками, хотя и неудачно. Он был осведомлен о византийской политике, и рассказ его, трезвый и деловой, может считаться в общем и целом достоверным. Как продолжение хроники Акрополита была написана «История о Михаиле и Андронике Палеологах» Георгия Пахимера (1242 – ок. 1310), которая повествует о царствовании двух первых Палеологов, Михаила VIII и Андроника II, и завершается 1308 г. 334 Для 1–й половины 14 в. важны исторические сочинения упомянутого выше полемиста Никифора Григоры 335 и Иоанна VI Кантакузина (ок. 1293–1383) 336 . Оба автора интересовались богословскими проблемами, ибо в теологических дискуссиях раскрывались тогда основные политические противоречия; поэтому обе книги содержат детальное изложение этих споров. Содержательные обзоры источников по поздневизантийскому и турецкому периоду истории Восточной Церкви оставили В.Г. Васильевский 337 , М.П. Погодин 338 , А.П. Лебедев 339 , Л. Вретос и А. Пападопулос 340 , Г.Ладас и А Хадзидимос 341 , Г. Вумулинопулос 342 . История последнего столетия жизни Византийской империи известна по ряду сочинений. Так, анонимная «Морейская хроника» написана, вероятно, полугреком–полуфранком, жившим, скорее всего, во второй четверти 14 в. Его симпатии принадлежат латинской знати, утвердившейся на Пелопоннесе. Хроника начинается с кратких исторических справок о Первом и Четвертом крестовых походах, после которых излагаются события на Пелопоннесе в 1205–1292 гг. «Морейская хроника» является ценнейшим источником для изучения взаимоотношений между латинскими завоевателями и греческим населением. |
| Но все же другие его сведения представляют интерес. Из них явствует, что был период, когда Михаил Пселл и Иоанн Ксифилин определяли интеллектуальный климат в столице, причем если первый считался главным авторитетом к области риторики и философии, то второй – в области юридических штудий. Весь цвет столичной молодежи («фаланги интеллектуалов» , по терминологии Пселла) разделился надвое: «те, которые избрали своим поприщем общественную службу, желая слиться с толпой, выдвинули в качестве своего стратига Иоанна, тогда как любители более благородных наук, образуя раскол, повернулись ко мне». 233 Обращающее на себя внимание принижение юриспруденции по отношению к другим наукам проявляется у Пселла и в других местах. Например, он пишет, что, вопреки Ксифилину, начавшему свое обучение с изучения права и прибавившему затем к нему риторику и философию, он (Пселл) начал с риторики и философии, а уж затем погрузился в юридическую науку, «идя, таким образом, от лучшего к худшему» 234 . Ему, видимо, важно было отметить демократический и прикладной характер этой науки, благодаря которой выходцы из городского сословия устраивали себе карьеру на поприще государственных служащих, судей, нотариев и т. д. Тем не менее среди учеников Ксифилина фигурирует и сам император, которого тот «посвящал в юридические науки, как в тайны Элев- сина». 235 Действительно, Константин IX Мономах, который, по свидетельству Пселла, «строил из себя» этакого византийского Марка Аврелия и подобно ему являлся с тетрадкой в руках к учителю, обратил внимание на двух молодых людей и, желая использовать их для осуществления своей программы «демократизации» государственного аппарата, 236 для начала привлек одного из них (Пселла) к работе в имперской канцелярии, а другого (Ксифилина) – к работе в суде, а позднее создал для них специальные учебные заведения по праву и по философии, поставив во главе первого Ксифилина с титулом номофилакса (хранителя законов) и во главе второго – Пселла с титулом ипата философов. 237 Мыслились ли эти отдельные учебные заведения, расположенные в разных местах, в качестве подразделений-кафедр некоего единого организма университетского типа, остается, как мы видели, спорным. 238 Нас в данном случае больше всего интересует основанное Константином IX Мономахом юридическое училище ( διδασκαλεον νμων), которое в источниках называлось также и школой ( σχολ, παιδευτριον), а у Михаила Атталиаты риторически «музеем законоведения» ( μουσεον τς νομοθετικς). 239 |
| Одним из самых продуктивных жанров кон. XI - XII в. оставалась историография. Младшими современниками Михаила Пселла были Михаил Атталиат и Иоанн Скилица , первый написал «Историю», а второй - компилятивное «Обозрение историй», по жанру относящееся скорее к хронистике. Сочинение Атталиата отмечено более широким, чем у Пселла, географическим и социальным кругозором, а также центральной ролью военно-аристократического идеала в изображении персонажей. С др. стороны, образы, создаваемые историком, менее рельефны, а анализ причинно-следственной связи событий более поверхностен, чем у Пселла. Историография эпохи Комнинов начинается 2 произведениями, посвященными основателю династии имп. Алексею I: это «Материал для истории» (после 1118) Никифора Вриенния и «Алексиада» его жены Анны Комнины . 1-е из них представляет собой своего рода записки, построенные скорее по географо-топографическому, чем по хронологическому принципу. Особый колорит придает «Материалу» широкое использование семейных преданий, рассказов очевидцев и собственных воспоминаний автора. Изложение Вриенния отличается драматизмом и динамичностью, а фигура имп. Алексея, представленного как идеал аристократической доблести, служит сюжетно-композиционным стержнем повествования. «Алексиада» (после 1148), по жанру заявленная как история и действительно соблюдающая большинство ее канонов, постоянно тяготеет к энкомию, что осознает и сама писательница. Это напряжение добавляет к изложению как бы 2-й план, побуждая автора стремиться к предельной объективности везде, где это ни бросило бы тень на главного героя. Героико-эпический образ Алексея I органично встраивается в историческое повествование. Анна блестяще владеет не только приемами классической историографии, но и новеллистической техникой. Практически каждый эпизод «Алексиады» обладает собственной сюжетной структурой, причем повествовательное время иногда трансформирует историческое, чтобы придать рассказу большую динамику. Произведение проникнуто личностным началом: эмоционально-заинтересованное отношение автора к своему труду подчеркивается вплетаемыми в ткань произведения лирическими отступлениями, служа как более полному раскрытию сюжета, так и автохарактеристике самой писательницы, к-рая не лишена чувства юмора. |
| По мнению царя, они состояли в охранении благосостояния церкви, в заботе о процветании веры и утверждены дисциплины, в ревности о делах Божественных. Епистимонаршее право дано василевсам Богом 33 . Итак, император Исаак Ангел в понимании обязанностей епистимонарха церкви не стоял изолированно, а примыкал к воззрениям других императоров, выражал общий взгляд на характер и значение церковной политики византийских василевсов. Его воззрение было и господствующим в Византии, так как свои корни имело в действующем государственном законодательстве, идеи которого легли в основу и дополнительных императорских новелл. Господствующий взгляд на василевса, как епистимонарха церкви, впервые, по нашему мнению был выражен законодательным порядком в юридическом памятнике IX века – « Επαναγωγ το νμου π Βασιλεου κα Λοντος κα A= λεξνδρου», хотя специального термина πιστημονρχης мы здесь и не встречаем 34 . Он повторен, без всяких почти перемен, в Пространной Эпанагоге конца X века 35 , в юридическом сборнике Михаила Атталиата (около 1073 года 36 , в Малом Синопсисе Василик (XIII в 37 ), в Алфавитной Синтагме Матфея Властаря ( ΧΙV в. 38 ). Синтез суждений этих законодательских памятников о царе, как епистимонархе церкви, можно представить в такой редакции. Царь, будучи законодателем, высшим правителем и судьёй для подданных государства, по отношению к церкви является защитником и хранителем ( πκειται εκδικεν κα διατηρεν) учения Священного Писания установленных семью вселенскими соборами догматов, покровителем и попечителем православия и благочестия. Правообразующая деятельность царя выражается в гражданских законах и простирается только на государственные отношения. А на область отношений, регулируемых церковью, законодательная власть василевса не распространяется: в этой области действует патриарх, здесь имеют абсолютное значение каноны, так что все то, что введено законом или обычаем в противность священным правилам, не может служить законодательным образцом и в государственном отношении. |
| по поводу возвышения митрополита Апро. По мнению царя, они состояли в охранении благосостояния Церкви, в заботе о процветании веры и утверждении дисциплины, в ревности о делах божественных. Епистимонаршее право дано василевсам Богом. 148 Итак, император Исаак Ангел в понимании обязанностей епистимонарха Церкви не стоял изолированно, а примыкал к воззрениям других императоров, выражал общий взгляд на характер и значение церковной политики византийских василевсов. Его воззрение было и господствующим в Византии, так как свои корни имело в действующем государственном законодательстве, идеи которого легли в основу и дополнительных императорских новелл. Господствующий взгляд на василевса как епистимонарха Церкви впервые, по нашему мнению, был выражен законодательным порядком в юридическом памятнике IX в. – «παναγωγ το νμου π Βασιλεου κα Λοντος κα λεξνδρου», хотя специального термина ёяшттщоуархл? мы здесь и не встречаем. 149 Он повторен, без всяких почти перемен, в Пространной Эпанагоге конца X в., 150 в юридическом сборнике Михаила Атталиата (около 1073 г.), 151 в Малом Синопсисе Василик (XIII в.), 152 в Алфавитной Синтагме Матфея Властаря (XIV в.). 153 Синтез суждений этих законодательных памятников о царе как епистимонархе Церкви можно представить в такой редакции. Царь, будучи законодателем, высшим правителем и судьей для подданных государства, по отношению к Церкви является защитником и хранителем (πκειται κδικεν κα διατηρεν) учения Священного Писания и установленных семью Вселенскими соборами догматов, покровителем и попечителем Православия и благочестия. Правообразующая деятельность царя выражается в гражданских законах и простирается только на государственные отношения. А на область отношений, регулируемых Церковью, законодательная власть василевса не распространяется: в этой области действует патриарх, здесь имеют абсолютное значение каноны, так что все то, что введено законом или обычаем в противность священным правилам, не может служить законодательным образцом и в государственном отношении. |
| Помимо продажи и покупки хлеба на тесном местном рынке, хлебная торговля, несмотря на все трудности сухопутья и мореплавания, связывала между собой отдалённейшие провинции, и являлась, в сущности, единственной, прочно-налаженной межобластной торговлей Византии, во все века её существования. Не будем повторять уже сказанного о хлебоснабжении столицы Египтом в IV–VI вв. Укажем лишь на другие пути и рынки хлебной торговли, отмеченные в наших источниках. Житие пр. Иоанна Милостивого показывает, что, вопреки общеизвестному мнению о гибели земледелия в Ю. Италии, Сицилия не переставала быть второй житницей империи и поставляла, при нужде, хлеб даже в Александрию 956 . О подвозе сицилийского хлеба в Солунь говорят чудеса вмч. Димитрия 957 . Южная Италия, равным образом, славилась своим хлебом, и в Калабрию за ним ходили суда даже с отдалённого Кипра 958 . О том, как египетский хлеб ввозился в Британию, мы говорили в другой связи. Для Палестины хлебной житницей являлись местности, лежавшие около Мёртвого моря, и в ближайших частях Счастливой Аравии. Отсюда, как свидетельствуют жития пр. Саввы Освященного и Герасима Иорданского, ввозился хлеб в палестинские монастыри 959 . Когда империя утратила Египет и Сицилию, то снабжение византийской столицы хлебом легло на Элладу, в частности на Эвбею 960 , М. Азию 961 и особенно Фракию. Отсюда правительство стремилось притянуть возможно большие запасы зерна, всякий раз как перед Константинополем вставали зловещие призраки голода 962 . У Михаила Атталиата находим интереснейшие подробности о хлебной торговле фракийских крестьян, которые на своих телегах везли зерно по монастырям и городам, где его покупали и горожане, и корабельщики, снабжавшие хлебом столицу, пока Михаил VII не завёл хлебной монополии и не устроил элеваторы (φоνδακαι) в Редесте, куда крестьяне отныне были обязаны ссыпать своё зерно, и откуда его продавало с огромными барышом государство 963 . Развитая торговля хлебом, естественно, вызывала существование особых хлеботорговцев (σιτοκπηλοι), которые скупали хлеб у крестьян, и продавали его по городам или в столицу. |
|
|
