| Справедливо называют их тиранами, которые порабощают душу, оковывают ее крепкими узами, лишают ее всякой доброй деятельности и ослабляют в ней стремление и любовь к истине и благу. Они-то суть такие враги нашей веры, что нет ничего труднее, как одержать над ними победу. Спросите сребролюбца, почему он мало верит Библии ? Может быть, он скажет, что Она не представляет ему довольно ясных признаков Божественного происхождения; но в самом деле причиной его маловерия есть страсть к любостяжанию, которое названо в Писании идолослужением ( Кол. 3, 5 ). Спросите этого притяжателя, который пользуется беззаконно усвоенным имуществом, почему он не одобряет христианского учения? Может быть, он станет отвечать вам, что оно не удовлетворяет всем потребностям его разума; а в самом деле гнусная корысть заставляет его искать в нем недостатки, потому что, убедившись в Божественном достоинству сего учения, он не усыпил бы своей совести и должен был бы за отъятое воздать четверицею ( Лук. 19, 8 ). Спросите этого хульника, почему он позволяет себе злые насмешки над Евангельским словом? Конечно, он будет оправдываться тем, что не умеет иначе смотреть на учение, которое столько противоречит началам его разума; но в самом деле его трогает и ожесточает то, что, по внушению сего учения, идут нечестивые в муку вечную ( Матф. 25, 46 ). Спросите, наконец, сих людей, из коих один гордится своими познаниями, другой величается своими добродетелями, а третий не принимает иного руководства в жизни, кроме ума своего, – спросите их, почему Евангельские истины не заслужили в глазах их никакого внимания? Каждый, без сомнения, скажет что-нибудь в свое оправдание; но, если бы они могли быть довольно откровенны, чтобы искренно признаться и осудить свои страсти, то первый отвечал бы, что он не хочет сделаться нищим духом ( Матф. 5, 3 ) и быть младенцем в училище Христовом; другой сказал бы, что он не может терпеть мысли, чтобы спасение почитать даром благодати Божией, а не мздою своей праведности; третий сказал бы, что при тусклом свете разума он свободнее может ходить в похотях растленного сердца и удобнее скрывать безобразие внутреннего человека. |
| Ибо еретики, кидаясь туда и сюда, и на этом как-бы вновь созидая свою ересь, говорят: вот плакал и говорил: ныне душа Моя возмутися (Иоан. XII:27), и молился, да мимоидет чаша (Матф. XXVI, 39); почему же, если говорил это, Он-Бог и Отчее Слово? Так; написано, богоборцы, что плакал, и говорил: возмутися, и на кресте сказал: Елои, Елои, лима cabaxфahi? еже есть: Боже Мой, Боже Мой, вскую Мя ecu оставил (Марк. ХУ, 34. Матф. XXVII, 46); молился и о том, да мимоидет чаша: и сие написано. Но я желал бы также, чтобы и вы дали ответ. Ибо каждое из ваших возражений необходимо отражать тем же. Если Глаголющий есть простой человек, то пусть плачет и боится смерти, как человек. Если же Он-Слово во плоти (для нас необременительно-повторять всегда одно и то же), то чего было бояться Ему-Богу? Или почему убоялся смерти, будучи Сам жизнь и других спасая от смерти? Или почему, говоря: не убойтеся от убивающих тело (Лук. XII:4), Сам убоялся? Почему Тот, Кто говорит Аврааму: не бойся, яко с тобою есмь (Исаия XLIII, 5), и Моисея поощряет к мужеству пред фараоном, и Навину говорит: крепися и мужайся (Iuc. Навин. I, 6),-Сам пришел в боязнь от Ирода и Понтия? Притом, другим став помощником, чтобы не имели страха (ибо сказано: Господ мне помощник, и не убоюся, что сотворит мне человек,-Псал. CXVII, б). Сам устрашился игемонов, людей смертных, и добровольно пришедши на смерть, убоялся смерти? Совместно ли с чем и не злочестиво ли-говорить, что убоялся смерти или ада Тот, Кого видевше вратницы адовы убояшася (Iob. XXXVIII, 17)? Если же по словам вашим убоялось Слово, то почему же незадолго пред сим, говоря о злоумышлении Иудеев, Оно не спаслось бегством, но когда искали, сказало: Аз есмь (Иоан. XVIII:5)? Господь мог и не умереть, как говорил: область имам положити душу Мою, и область имам паки прияти %ю; и: никтоже возмет %ю от Мене (Иоан. X:18). Напротив того. бояться свойственно было не естеству Слова, как Слова, христоборцы и неблагодарные Иудеи, но Слово было во плоти, подверженной страху. |
| IX:17). Ибо Бог есть Отец Его до естеству, а наш – по благодати; и Богом Его сделался по домостроительству, поколику Он сделался человеком, а наш Он Владыка я Бог по естеству» (св. Афанасий, слов. против ариан., Хр. чт, 1840, III, стр. 17). Та же мысль у св. Кирилла Иерус. (Оглас. поуч. XI, п. 19, стр. 200 в русск. перев.) и св. Григория Богослова (Твор. св. отц. III, стр. 86). small> ); г) когда сказал: „о дни том, или о часе никтоже весть, ни ангели, иже суть на небесех, ни Сын, токмо Отец» (Марк. XIII:32; Мат. XXIV:36), – сказал и по человечеству Своему, находясь притом в состоянии проиавольного самоуничижения („Для всякого явно, что Сын знает, как Бог, – приписывает же Себе незнание, как человек, поскольку только видимое может быть отделяемо от умопредставляемого. Ту же мысль подает и то, что наименование Сына поставлено здесь отрешенно в безотносительно, т. е. без присовокуплении: чей Он Сын, чтоб разумели мы сие неведение в смысле более сообразном с благочестием, и приписывали оное человечеству, а не Божеству» (св. Григорий Богослов, в Твор. св. отц. III, стр. 94). То же говорят св. Афанасий (соптг Arian. огат. 4), Матф. XXVI:39), – показал в Себе две воли: человеческую, которая, по немощи плоти, молилась, чтобы стра-дание миновало, и Божескую, которая совершенно сходна или тождественна с волею Отца, и готова была принять страдание и смерть ( „Как человек, сделавшийся подобным человекам, Он молился, чтобы Его миновало страдание; а как Богь, по Божескому существу непричастный страданию, Он готов был принять страдание и смерть“ (св. Афанасий, слово против ариан., в Хр. чт. 1840, III, стр. 207). );) когда воззвал на кресте: ,Боже Мой, Боже Мой, вскую Мя еси оставил» (Матф. 46) то воззвал Он, от лица нашего: ибо не за Себя страдал Он, а за нас, в не Сам Он был оставлен Богом Отцом (это и невозможно по единству и нераздельности Их существа), но мы были оставлены, для примирения коих с прогневаннык Божеством Он и восходил на крест (Св. Григор. Богосл. слово 30, в Твор. |
| Вот и Петр, так как после тяжкаго своего отречения (от Христа) сам тотчас вспомнил о своем грехе и исповедал свою вину без всякаго обличителя, - и плакася горько (Матф. XXVI, 75); то омыл свое отречение так, что сделался даже первым между апостолами, и ему вверена была вся вселенная. Но надобно возвратиться к предмету. Сказанное достаточно показало нам, что падающих братьев не должно оставлять без попечения и в небрежении; что надобно и предостерегать их от греха, и много заботиться о них после греха. Так делают и врачи: и здоровым людям говорят, что может сохранить их здоровье и отогнать всякую болезнь, и не бросают пренебрегших их приказаниями и впадших в болезнь, но тогда-то особенно и показывают великую заботливость о том, чтобы освободить их от болезни. Так поступил и Павел: не бросил блудника после того тяжкаго беззакония, котораго не обретается и между язычниками, но и тогда, как он отвергал узду, не хотел принять врачевства, скакал и отбивался, довел его до излечения, и довел так, что опять соединил с телом Церкви. И не сказал сам себе: какого ожидать успеха, какого добра? Он соблудил, сделал грех, и не хочет отстать от разврата, но еще надмился, гордится и делает рану неизлечимою; так оставим его и бросим. Ничего такого не сказал; напротив, по этому-то самому и показал особенную заботливость, что видел его повергшимся в ужасный разврат, и не переставал устрашать, грозить и наказывать, употреблять все меры и средства, и сам и чрез многих других, пока не привел его к сознанию греха, к ощущению беззакония, и не очистил совершенно от всякой скверны. Так сделай и ты; поревнуй тому евангельскому самарянину, который показал столько заботливости о раненом. Там шел мимо и левит, шел и фарисей; и ни тот, ни другой не наклонился к лежащему, но оба без жалости и сострадания оставили его и ушли. Некий же самарянин, нисколько не близкий к нему, не прошел мимо, но, остановившись над ним, сжалился, и возлил на него масло и вино; посадил его на осла, привез в гостинницу, и одну часть денег отдал, а другую обещал за излечение совершенно чужого ему человека (Лук. |
| «Невестка против свекрови своей» [напр.,] так, как жена Исава восстала против Ревекки (Быт. XXVI). «Враги человеку домашние его.» Примеров этого я не подыскиваю, так как их больше, чем сколько мы нуждаемся в доказательствах. Итак если дела находятся в таком положении, то вы, Самария [или: Самарии] и Иерусалим! не доверяйте лжепророкам. Я же, — говорит пророк, — «буду взирать на Господа» и возрадуюсь в Боге, Спасителе моем, или Иисусе моем, «и услышить меня Бог мой». — Затем будем следовать переводу Семидесяти, которые говорят: «Горе! Горе! Мщение твое пришло», т. е. имеющее быть наложенным наказание за преступления. Он говорит «Мне отмщение, и Я воздам говорит Господь» (Римл. XII:19; Втор. XXXII, и в другом месте: «Пришли дни мщения Твоего» (Осии IX, 7). Ибо Господь мстит за вопиющих в Нему день и ночь и говорящих: «Доколе, Господи святый и истинный, Ты не судишь и не мстишь за кровь нашу тем, которые живут на земле» (Апокал. IV, 10). Итак пришло мщение, и ныне будет плач от них, т. е. мщений, так что возрыдают те, воторые прежде смеялись и немедленно, по отшествии своем из этой жизни, понесут мучения, которые оный богач, векогда покрытый пурпуром и непрерывно веселившийся, несет в аду, где плач и скрежет зубов (Лук. XVI; Матф. VIII:12; XIII, 42.) А следующие затем слова: «Ныне будут», ты понимай или в отношении к концу жизни каждого, или в отношении к уничтожению всех вещей и дню судному, когда на всех без исключения придет общее мщение. Итак не верьте друзьям, так как всякий друг хитро подставляет ногу; а тот, кто по какой-либо причине является другом, не столько есть друг того, кого он как будто любит (ибо от amore он называется amicus) сколько друг предмета, который он любит. Некто спрошенный, что такое друг, отвечал: „Второй я.“ Посему если нам представят в пример Пифогорейцев, которые взаимно один за другого отдавались в поручители пред тираном, то мы скажем, что суждение произнесено от Бога не против всех друзей и не против всех обнаружений любви, и не в отношении во всякому времени, а только к тому, о котором Апостол сказал: «В последние дни наступят времена погибельные: ибо люди будут самолюбивы, жадны, надменны, горды, злоречивы, родителям не повинующиеся, неблагодарны, преступны, не имеющие любви, не соблюдающие договора, клеветники, невоздержны, не кротки, немилосерды, предатели, дерзки, напыщенны, больше любящие удовольствия, чем Бога» (2 Тим. |
| Хотя этот праведник и гораздо лучше нас, но он и боролся с гораздо большею силою; потому что лукавый с особенною силою возстал против него. Впрочем подвиги определяются не мерою искушений, но значительностию деяний. Таким образом, хотя нынешний подвиг твой и меньше, но это нисколько не может уменьшить твоих венцов. Так и принесший два таланта принес не менее представившаго пять талантов. Почему? Потому что, хотя прибыль была и не одинакова, но усердие одинаково почему и тот и другой получили одинаковую честь, услышав: вниди в радость Господа твоего (Матф. XXV, 21). Что же Исаак? Он не был посылаем в дальнее путешествие, как отец, и не был принужден оставить свою землю, как тот; однако и он вытерпел главнейшее из зол - страх безчадия. Когда же он молитвою прекратил это зло, его постиг другой страх, больший прежняго; так как не все равно - страшиться ли за безчадие, или за самый корень деторождения; жена его так мучилась родами, что для нея жизнь была горше всякой смерти. Об этом послушай, как она сама говорит: аще тако ми хощет быти, почто ми жити (Быт. XXV, 22)? Голод же испытал и Исаак; и хотя в Египет он не ходил, но и он испытал то, чего едва не потерпел там отец его, подвергшись опасности за свою жену. Притом, отца его все соседи уважали, а его гнали, как врага и неприятеля, и не давали ему насладиться плодами собственных его трудов; сильно стеснив его, они сами пользовались его трудами. Когда же он приобрел себе друзей и увидел детей своих в полном возрасте, когда надеялся найти в них великое утешение и иметь хороших помощников в старости, тогда именно он и впал в крайнее уныние. Во-первых, старший сын взял себе жену иноплеменницу, вопреки желанию отца, причем внес в дом несогласие и ссору, и этим самым сильно опечалил его. Сыновния жены причиняли Исааку и Ревекке множество неприятностей, которых всех Писание не перечислило, но указало на них одним словом, сказав, что быша противящеся Ревекце (Быт. XXVI, 35), предоставив самим понять сказанное тем, у кого есть дома и дети, уже вступившие в брак. |
| Кто из нас дерзнет похвалиться, что в нем нет греха? Посему кто не должен признаться и в том, что в нас нет собственнаго внутренняго мира, ни мира с Богом, ни мира с самими собою? «Ты, Господи Боже наш, мир даждь нам» (Иса. XXVI, 12)! Бог – Отец наш, и готов дать нам вожделенный мир, братия Христиане! Для сего Сам Он нарекся «Богом мира» ( 1Сол. 5:23 ); для сего даровал нам Единороднаго Сына Своего Иисуса Христа, Который «есть мир наш» ( Eф. II, 14 ); для сего послал в силе Духа Своего «благовествующих мир» ( Рим. Х, 15 ), от которых, по непрерывному преданию священнаго рукоположения, и в нас недостойных «положено слово примирения» ( 2Kop. V, 19 ). Но что говорит «Мир наш» благовестникам мира, которых Он послал во всякий «град и дом», – ко всякой Церкви и ко всякой душе? – «Аще убо будет дом достоин, приидет мир ваш нань; аще ли же не будет достоин, мир ваш к вам возвратится» ( Матф. Х, 13 ). Таким образом сколь ни готов для нас мир от Бога: нам приносят его тщетно, если мы недостойны принять его. Что же может соделать нас достойными принять мир, нам подаваемый? Между человеками приобретается мир или самою бранию, или правдою, или по милости: – бранию, когда победитель предписывает мир побежденному; – правдою, когда ищущий мира или удостоверяет в справедливости своей, или сделанную несправедливость заглаждает удовлетворением; – по милости, когда тот, кто не имеет ни силы, чтобы завоевать мир, ни правды, чтобы заслужить оный, предается великодушию оскорбленнаго враждою и непритворною покорностию собственною, или притом и споручением вернаго и могущественнаго посредника, приобретает милость мира. Но «мир Божий», кто может, или восхитить силою от Всесильнаго, или правдою заслужить от Того, «пред Которым не оправдится всяк живый» ( Ncaл. CXLII, 2 )? Кто хотя однажды побежден грехом, тот уже «раб греха» ( Uoah. VIII, 34 ) и «виновен противу всего закона Божия» ( Uak. II, 10 ), требующаго всецелой святости и «совершенства по образу Отца небеснаго» ( Mamф. V, 48 ); и потому он не имеет уже ни силы, ни правды; он не может сам собою изгнать воцарившагося в нем зла, и, если делает какое, несовершенное, добро, оно всегда относится к обязанности настоящей и потому никогда не составит удовлетворения правосудию Божию за зло, прежде соделанное. |
| 287 (Ст. 13). Из этого указания можно заключить, что Евреи в пустыне, покрайней мере в начале своих сранствовавий, не имели других вьючных животных кроме осла, который из числа всех животных, находящихся тогда в числе собственности Иудеев, один только был нечистый. Позже, в Левите XI, даны указания о всех чистых и нечистых животных, а в книге Числ X40;III, 15, повелено выкупать первородное всех животных нечистых, т. е. тех, которые не могли быть приносимы в жертву; чистые же (Числ X40;III, 17), обязательно приносились в жертву и выкуплены быть не могли. – Из этого можно заключить, что впоследствии были в пустыне у Иудеев и лошади и верблюды, но упоминание в начале странствования одного только осла, чрезвычайно определительно рисует скотоводство Евреев, выходящих из Египта, и, по всей вероятности, не имевших еще никакого другого вьючного животного. 289 (Ст. 16). См. прим. 6-е этой главы. В притчах Соломоновых (глава I, 1–3) повторяется та же мысль, и повторяются подобные же обороты восточной речи для выражения необходимости помнить закон Господень. Из этого ясно, что ст. 9 и 16 говорят не «о хранилищах» (Матф. XXIII, 5), а о памяти сердца: «сын мой (гов. причт. III), законов не забывай.... милостыни и вера да не оскудевают тебе: обложи же я на твоей выи, и напиши я на скрижали сердца твоего». 290 (Ст. 17). Не Ханаанской, а Филистимской, потому что прибрежье Ханаана, вероятно, было уже занято этим народом (Пелеста Египетских памятников), пришедшим по-видимому с острова Крита, в виде колонии, поселившейся на берегу моря в Палестине, вследствие избытка населения в метрополии, которая во время XVII династии была царицей морей. (Ленорман: он считает их родственными Пелазгам). Филистимляне усиливаются лишь впоследствии, после занятия горной Иудеи Израильтянами, но имя их известно в Ханаане еще при Аврааме (Бытия XXVI, I). 291 (Ст. 17). Если бы Израиль пошел по кратчайшей дороге, ведущей пустыней на Герар, то он должен был идти прямо войною против воинственного племени, занявшего прибрежье и южную Палестину, имея за собою другого врага – Египтян. Народ Израильский, после долгого и унизительного рабства, должен был быть подготовлен к заявлению прав своих на землю Ханаанскую и правильной организацией и сильным законом, который еще не был дан ему. Вследствие этого Господь направляет его к Синаю, приготовляя безопасность Израиля надолго уничтожением войска главнейшего его врага, приготовляя и самого Израиля дарованием ему Божия закона и национальных прав, и сознания народного единства. |
| Но слушайте меня со вниманием; я хочу изложить вам все, начав несколько выше. Вечеря была в ту священную ночь, в которую Христос был предан; называю ее священною потому, что от нея получили начало безчисленныя блага, которыя дарованы вселенной. Тогда и предатель возлежал вместе с одиннадцатью учениками и, когда они вкушали, Христос говорит: един от вас предаст Меня (Матф. XXVI, 21). Помните эти слова, чтобы впоследствии, когда мы дойдем до молитвы, нам было видно, для чего Он так молится. Обрати внимание и на промышление Господа; не сказал Он: Иуда предаст Меня, чтобы ясностию обличения не сделать его более безстыдным; но когда тот, угрызаемый совестию, сказал: еда аз есмь, Господи, тогда Он говорил Ему: ты рекл еси (ст. 25); даже и тогда не хотел обличить его, но поставил его самого обличителем себя; однако и тогда Иуда не сделался лучше, но, взяв кусок хлеба, вышел. Когда же он вышел, то Иисус обращаясь к ученикам, говорит: вси вы соблазнитеся о Мне; но Петр сказал в ответ; аще и вси соблазнятся, аз никогда же соблазнюся. Иисус опять говорит: аминь глаголю тебе, прежде даже алектор не возгласит, трикраты отвержешися Мене. Когда же тот опять стал возражать, то Христос оставил его (ст. 31-35). Ты не убеждаешься словами, а противоречишь, - как бы так говорит Господь; - убедишься самыми делами, что не должно противоречить Господу. И эти слова также помните; потому что памятование о них будет полезно нам при разсуждении о молитве. Он указал предателя, предсказал бегство всех и Свою смерть: поражу пастыря, сказал Он, и разыдутся овцы (ст. 31); предсказал о том, кто отречется от Него, когда и сколько раз, и все это предсказал с точностию. После всего этого, представив достаточное доказательство своего предведения будущих событий, Он пришел в некоторое место и стал молиться. Еретики говорят, что эта молитва относится к Его Божеству, а мы говорим, что она относится к Его домостроительству; разсудите же вы сами и для славы Единороднаго произнесите безпристрастное решение. Хотя я обращаюсь к суду друзей, но убеждаю и прошу произвести суд безпристрастный, без угождения мне и без вражды к ним. |
| Он не имеет участия в наследии своих братьев; но он стал сонаследником Христу. Кому ж, скажешь, мы оставим одежды, домы, рабов и поля? Ему же, и притом с большею безопасностью, нежели при жизни его; для этого нет никаких препятствий. В самом деле, если варвары сожигают вместе с умершими их имущество, то тем более ты должен отослать вместе с умершим принадлежащее ему имущество, только не для того, чтобы оно сделалось прахом, как у тех, но чтобы умершего облекло в большую славу, чтобы, если он отшел отселе грешным, разрешило его от грехов, если праведным - увеличило его награду и воздаяние. Но ты желаешь видеть его? Живи подобно ему, - и ты вскоре достигнешь священного того видения. Кроме того, ты должен помыслить и о том, что если нам не поверишь, то самое время непременно уверит тебя в этом; но тогда уже не будет для тебя никакой награды, потому что утешение получится от изобилия времени. Если же теперь станешь любомудрствовать, то получишь два величайшие блага: освободишь себя из среды зол, и увенчаешься светлейшим венцом от Бога, поскольку великодушное перенесение несчастий гораздо важнее и милостыни и других добродетелей. Представь, что и сам Сын Божий умер, и притом для тебя, - а ты умираешь за себя самого. Он, хотя и сказал: аще возможно, да мимо идет от Мене чаша сия (Матф. XXVI, 39), хотя скорбел и ужасался, - однако не хотел избегнуть смерти, но подъял ее со многим страданием и подвигом. Он не просто только претерпел смерть, но претерпел поноснейшую смерть; да еще и прежде смерти подвергся бичеванию, и прежде бичевания - поношению, поруганию и злословию, научая тебя все переносить мужественно. Впрочем, умерши и отложив тело, Он опять восприял его с большею славою, подавая чрез то и тебе благие надежды. Если все это не басня, то не плачь; если все это признаешь истинным, то не проливай слез; если же ты сам плачешь, то как можешь уверить эллинов, что ты этому веришь? 5. Но, не смотря на эти убеждения, ты все еще не можешь переносить своей скорби? Но потому-то ты и не должен плакать об умершем, что он освободился от многих таких несчастий. |
|
|
