| Еще один аспект воспоминаний о выразительных средствах хора отца Матфея касается собственно музыки. Агнеса Яковлевна считает, что особенно трепетно отец Матфей относился к полутонам. «Например, знаменитое песнопение «Блажени, яже избрал и приял еси, Господи…», которое исполняется на заупокойных службах. В конце альты поют: «И память их в род и род…» Эти полутона надо петь так (считал отец Матфей), как Козловский пел в опере «Борис Годунов» арию юродивого. Ведь плач юродивого – он тоже построен на полутонах, эти полутона очень маленькие, - они как стон, как вздох». От себя добавлю, что практически все пение хора отца Матфея изобиловало полутонами. Часто во время богослужения ты поражался, как он к определенному моменту службы «настраивал» хор. Часто это касалось момента Евхаристического канона. В Трапезном храме, за поздней Божественной Литургией, хор с самой мирной ектении был невероятно «собран»: он пел нежно и «на полутонах», причем отец Матфей, перемещаясь по клиросу от одной партии певцов к другой, прямо во время исполнения тех или иных песнопений как бы устраивал для себя своеобразное «прослушивание» партий, выделяя одну и приглушая другую. Никогда не забуду, что с самого начала Литургии он «поднимал» первые тенора как своеобразный камертон, иногда на невероятную высоту, не позволяя хору «опустить мелодическую планку». И все остальные голоса как бы «подтягивались», доводя это напряжение уже до «Милость мира…», когда хор, образно говоря, расцветал, как прекрасный цветок, наполняя звуком весь объем храма Преподобного Сергия (передняя часть Трапезного храма), и в этом звуке уже невозможно было различить отдельные голоса певчих – это был плотный, могучий, яркий и светлый звуковой поток, переливающийся волнами и пульсирующий. Непередаваемое ощущение и невозвратимые воспоминания! На всю жизнь запомню, как впервые услышал степенну 7-го гласа «Плен Сионь» в исполнении хора отца Матфея. Необычность мелодии, яркость исполнения, некая «дерзость» в интерпретации и смелость, с какой отец Матфей давал звучать этому сложному произведению – никогда не изгладятся из памяти! Сколько раз я потом слышал это песнопение, но это трудно даже сравнить со свежим и необыкновенно ярким, мастерским исполнением тех далеких уже 80-х годов… |
| О непростом характере отца Матфея вспоминают многие. Но строгость его касалась не личных качеств человека, а исключительно его отношения к служению. Он очень ценил тех, кто относился к певческому послушанию добросовестно, самоотверженно, кто любил дело, которым занимался. И при всей своей суровости, вспоминает митрополит Амвросий (Ермаков), отличался поистине кавказским гостеприимством. Мировая знаменитость, он жил очень скромно, все гостинцы, какие привозил с родины, из Осетии, — орехи, фрукты, варенье, мёд, — раздавал студентам. А если узнавал, что у кого-то из его учеников дома неприятности, давал денег на дорогу. Отец Матфей за работой. Фото: arhimatfei.ru Но прохладного, небрежного отношения к пению отец Матфей не терпел, воспринимал как личную обиду. Да, многие певчие болезненно переживали замечания наставника, считали их придирками, обижались. Но тот отвечал: «А я обижаюсь, когда вижу потенциал человека, который может славословить Бога, но по каким-то причинам этого не делает». Иерей Максим Бурдин вспоминает: однажды в качестве домашнего задания отец Матфей попросил студентов выучить песнопение. На следующем занятии оказалось, что никто его просьбу не выполнил — поленились. Тогда регент закрыл журнал и спокойно произнес: «Пошли ВОН. Все». В звенящей тишине студенты боялись пошевелиться. «Пошли вон, кому говорю!» «И все ушли. С комком в горле и внутренним горением совести — обидеть именно его никто не мог себе позволить, — пишет отец Максим. — К следующей лекции стихиру знал каждый, а престарелый уважаемый архимандрит долго извинялся перед юными студентами, что вспылил». По плодам… Репетиции отца Матфея проходили по системе: один поет, остальные слушают. Затем все вместе начинают анализировать, что получилось удачно, а что нет и почему. А разучивать очередное произведение начинали или с самого красивого, или с самого сложного, или с ключевого момента. Новичков отец Матфей долго не допускал до серьезного пения: «Молчи, сиди, слушай!» Лишь через полгода начинал требовать результата, заставляя «ушами смотреть, а петь глазами». Тех, кто начинал с нуля, он не боялся, а вот тех, кто уже до него учился пению, пел в каком-нибудь хоре или солировал, жестко переучивал, заново ставя дыхание. |
| Поражала его работоспособность. В наших беседах он порой приводил факты, например, из истории Московской консерватории: как читал свой курс тот или иной профессор хороведения или дирижирования… Откуда он все это черпал, трудно сказать. …Отец Матфей был мастером партесного пения, но, что меня удивило: наверное, всю музыковедческую литературу, выпущенную в советское время о древнем пении, он знал и хорошо проштудировал. Он любил знаменный распев и изумительно его исполнял! И когда сейчас порой идут споры, как исполнять знаменный распев, дискутируют об этом, многие рьяные любители знаменного пения говорят, что нужно его петь по крюкам, а не по нотам, - скажу, что отец Матфей исполнял его по нотам. Но он его не пел, а молился! Я просто поражаюсь, как он пришел к осмыслению знаменного распева. Он его действительно не пропевал: он прочувствовал каждое слово, это была сама жизнь. Сейчас говорят, что некие ревнители-музыканты будут «умозрительно восстанавливать знаменный распев». Но ведь у нас есть живая традиция исполнения знаменного распева в Русской Православной Церкви, и этим классиком знаменной традиции был отец Матфей. Я еще раз повторяю: он не исполнял его, он молился. Более того, он говорил, что в советские годы, когда он преподавал церковное пение семинаристам, он заставлял каждого из них петь догматики наизусть, а это основа основ правильного понимания знаменного распева. Несколько лет тому назад я смотрел по ТВ трансляцию Великой Вечерни на Рождество Христово из Храма Христа Спасителя, пел хор отца Матфея. И вот, на литии духовенство торжественно выходит из алтаря… И эту первую стихиру отец Матфей исполнял знаменным распевом: это был классический столповой знаменный распев. Распевались все «фиты», это было удивительно красиво!.. Это было органическое сочетание шествия духовенства к кафедре, сопровождаемое замечательным пением хора отца Матфея! После этого я ему позвонил, мы обменялись впечатлениями. Он мне говорил тогда: «Вот как я певцам объясняю: видите, здесь «фиты» идут? Долгий распев… Это волхвы идут по горам, они поднимаются и опускаются, поднимаются и опускаются…» |
| Не может быть, чтобы уроки, которые отец Матфея преподал нам всем своим служением, остались бесплодными. Ведь живы его ученики, живы те, кто пели в его хоре, те люди, которые прошли «через его руку». Они, наверное, навсегда запомнят самое главное: его самоотверженное служение Богу. Почему хор так любил и почитал отца Матфея? Видимо, все-таки в первую очередь потому, что он служил Богу, а не маммоне. И, как ни парадоксально это звучит, в последние годы некоторые церковно-музыкальные коллективы как-то «теряют ориентиры» в сложном современном мире. А служить нужно, прежде всего, Богу, и тогда, наверное, Господь подаст и все остальное, все приложится... Николай Григорьевич, как вы считаете, какие перспективы развития есть у лаврского хора? Отец Матфей не оставил преемников по себе – сознательно или несознательно. Но вы сами отмечали, что мастеру такого уровня трудно подготовить преемника. У него, конечно же, были ученики (все здесь присутствующие – тоже в какой-то мере его ученики). Но ученики – это не преемники дела. Как вы думаете, по какому пути пойдет развитие пения в Троице-Сергиевой лавре? Николай Денисов Николай Григорьевич Денисов: – Я начал бы ответ свой немножко отдаленно. Прошло 40 дней со дня его кончины, но как при жизни отец Матфей был всегда рядом со мной, так остается и после кончины. И когда возникает вопрос (в частности, о церковном пении), я всегда думаю, как бы на него ответил он. Если вы спрашиваете о моем взгляде (не священника, мирского человека) на церковное пение, то давайте сначала заглянем в историю. Христианское пение, по Преданию, началось с того, как Спаситель, возшед на гору Елеонскую, запел с учениками. С того времени, сколько существует христианство, традиции церковного пения преемственно передавались от учителей к ученикам. Если мы возьмем Православный Восток, где христианство существовало практически 10 веков до того, как было принято на Руси, все эти 10 веков оно передавалось изустно, от поколения к поколению. Не путем новаторства, не путем ломки традиций. |
| После Почаева была учеба в Московской духовной академии. Запомнилось, как пел в легендарном хоре у архимандрита Матфея (Мормыля). Он строгий очень был. Я стоял от него по правую руку, в баритонах — кто пел у о. Матфея, знает, что это значит… Права на ошибку не было! То, как я сейчас служу, — плод его трудов. И когда слышу на службе других священников, по подаче голоса сразу узнаю «стиль отца Матфея». Что касается работы в Отделе внешних церковных связей, то все приходит с опытом. Сдержанности и ответственности за сказанное и написанное пришлось учиться. Помню, на первом курсе академии у нас была риторика, которую вел преподаватель из МГУ. Однажды он дал нам домашнее задание: представьте себе, что вы — настоятель на московском приходе, к вам едет Лужков (тогда — мэр Москвы), и его необходимо встретить приветственным словом. На следующий урок мы все должны были представить наши приветственные слова. Так я написал хуже всех: все ошибки, которые только можно было, сделал! Тогда я и подумать не мог, что когда-то придется писать официальные тексты, выверять до запятой и говорить на камеры так, чтобы не дать повода «ищущим повода» и вместе с тем правильно донести позицию Церкви… За годы учебы и работы интересных людей довелось увидеть очень много. На самом деле, каждый человек — это целый мир, у каждого чему-то можно поучиться. Надо только уметь этот мир видеть. Я боюсь кого-то особенно выделить, чтобы не обидеть остальных очень достойных людей, которых Господь посылал и посылает мне на жизненном пути. Но из необыкновенных, выдающихся личностей сразу вспоминается Патриарх Болгарский Неофит. Столько благородства в этом человеке, в его поведении, манерах! Он сам по себе высокий, статный, благолепного вида. А то, что у человека на сердце, отображается и на лице. Я его несколько раз видел — и до того, как стал священником, и после — и при встрече он всегда меня узнавал, называл по имени, и это было очень приятно. И не только меня он помнит, но и очень многих людей. Тепло вспоминаю уже покойного архиепископа Афинского Христодула. Очень энергичный, с прекрасным чувством юмора, он был пламенным патриотом Греции. Его часто критиковали, но, на мой взгляд, он как раз является примером нам, священникам, как надо безбоязненно и смело вести людей за собой. |
| Нельзя не привести воспоминания Агнесы Яковлевны о спевках, которые отец Матфей проводил со своим хором (как правило, такие спевки проходили в нижнем ярусе Лаврской колокольни, в большом зале). «С каждой такой спевки мы выходили как с церковной службы – они были у него как проповедь. Она объясняла нам суть духовного содержания песнопений. Если любой регент возьмется за свое дело без этого, у него ничего не получится! Именно поэтому «просто так» подражать отцу Матфею – невозможно. Нужно подражать ему и в духовном смысле». Многие певчие, которые имели профессиональное музыкальное образование, были подготовлены и искренне хотели петь в хоре, бывало впоследствии не находили общего языка с отцом Матфеем и были вынуждены оставить хор. Но, как вспоминает Агнеса Яковлевна, он всегда говорил: «Кто хочет со мной работать, тот работает!» В своем рассказе об отце Матфее она вспоминает еще один любопытный факт – воспоминани регента хора кафедрального собора в Одессе Вирановского: «Хор отца Матфея поет тепло, а хор Матвеева (Николай Васильевич Матвеев – известнейший на ту пору регент, руководил хором в Скорбященском храме на Ордынке) – академично». И вот, по ее словам, «раньше было это непонятно, а теперь поняла: тепло – потому что от сердца, каждую нотку он ласкал, как ребенка, каждое песнопение исполнялось от сердца. Поэтому все песнопения были цельные, доходящие до сердца верующих». И еще один штрих вспоминается из нашей беседы с Агнесой Яковлевной Ткаченко. Она рассказывала, что когда руководителю Академического камерного хора Владимиру Минину корреспондент задала вопрос: «Какой самый лучший церковный хор в Московской области?», тот сказал: «Это Объединенный хор Лавры и Академии под управлением отца Матфея. «Когда я его в первый раз услышал, я был потрясен!» Это высказывание выдающегося дирижера Владимира Минина, оценка такого профессионала в области церковной музыки, также очень существенно. Наверное, интересно отметить, что отец Матфей пришел не на «пустое место». Певческим коллективом, который он возглавил по послушанию Лаврского начальства, до этого руководил протодиакон Сергий Боскин, человек во многих отношениях неординарный, музыкант и живописец, принимавший активное участие в открытии Троице-Сергиевой Лавры в 1946 году после четвертьвековой мерзости запустения на этом святом месте. |
| «Его служение было драгоценным для Церкви» Памяти архимандрита Матфея (Мормыля) Я беседую с монахиней Еленой (Хиловской), сотрудницей издательства «Православная энциклопедия». Нашу сегодняшнюю беседу мы посвятили приснопамятному архимандриту Матфею (Мормылю) , регенту Объединенного хора Свято-Троице-Сергиевой лавры и Московских духовных школ. Матушка Елена также принимала участие в подготовке и издании недавно вышедшей в свет книги «Рыцарь церковного пения», посвященной отцу Матфею (Мормылю). Отец Матфей отошел ко Господу 15 сентября 2009 года, прошло уже восемь лет... Мы часто с тех пор поднимали в своих интервью тему церковного пения, лаврского хора, говорили о личности отца Матфея в разных ее аспектах, приглашали для этого разговора многих людей, кто знал его лично. Сегодня, я считаю, у нас появился еще один уникальный шанс: поговорить, повспоминать, прикоснуться еще раз мысленно к этому времени церковной жизни – такому, казалось бы, близкому, но, к сожалению, все дальше и дальше уходящему от нас… Архимандрит Матфей (Мормыль) – Матушка Елена, насколько вы были близко знакомы с отцом Матфеем? – С отцом Матфеем я не была близко знакома. Работая в 1980-е годы в библиотеке Московской духовной академии, я, естественно, была прихожанкой лаврских и академических храмов. Дело в том, что в свое время я профессионально занималась музыкой, поэтому, само собой, не могла быть и равнодушной к тому качеству, с каким исполнялись церковные песнопения. Для меня было важно, и что поют, и как поют. И я сразу отметила для себя, что разница в качестве между семинарским пением и пением лаврских хоров (которые в то время, я считаю, вообще могли быть поставлены на один уровень с профессиональными хорами), конечно, была велика. Другое дело, что в каждом таком опыте прикосновения к музыкальному сопровождению богослужения был какой-то свой, особый смысл и свои положительные моменты. Что касается хоров, которыми руководил непосредственно отец Матфей (Мормыль)… Конечно, нельзя было не поддаться исполнительскому обаянию тех хоров, которыми он руководил! Конечно, это было совершенно другое качество, другой масштаб, другой подбор церковных песнопений!.. |
| — Вам не обидно, что Вас считают таким сердитым? — Очень легко быть добреньким церковным музыкантом, якобы любящим всех певчих. В прелесть можно впасть на этом пути… Владыку Лонгина я однажды спросил: «Владыка, почему Вы, когда выходите из алтаря, никогда не улыбаетесь?». А он мне ответил: «Володя, больше всего в жизни я не люблю играть какую-то роль». Эта позиция мне очень нравится. Вот с какой стати я должен, допустим, молчать, не обращать внимания на то, что человек не попадает в ноту, когда мой святой долг указать на это? Другое дело, какими словами. Тоже в свое время спрашивал: «Владыка, как мне делать замечания?». Такой совет он мне дал: «Прежде чем делать замечание, ты трижды Иисусову молитву прочитай — немножко себя, свои чувства в порядок приведи». И это очень помогает. Теперь, обращаясь к музыканту с обличительным словом, я сначала очень долго думаю, можно ли это сделать сейчас, не травмирую ли я его… В общем, сложный вопрос вы мне задали. Дирижеры, вошедшие в историю, были в большинстве своем тиранами. Взять того же Герберта фон Караяна, которого я очень люблю и уважаю… — Когда разговариваешь с людьми, так или иначе связанными с церковной музыкой, всплывает имя архимандрита Матфея (Мормыля). Вы с ним как-то соприкасались? — Архимандрита Матфея я считаю своим учителем. Правда, я не сидел у него на лекциях, но после того как меня с ним познакомил Владыка Лонгин, он оказывал мне очень большую помощь. Я периодически звонил ему, иногда мы пересекались на Подворье. Отец Матфей иногда мог беседовать со мной по часу — для монаха это очень много! — и рассказывать, как должно петься то или иное конкретное песнопение, какая тут или там должна применяться вокально-хоровая техника… Поскольку у меня уже было хоровое образование, меня интересовали вопросы, касающиеся именно церковного исполнительства, — и отец Матфей все очень детально мне объяснял. Он мне многое дал — в церковном плане, но, безусловно, консерваторское образование тоже помогало. Сочетание одного и другого дало очень интересный эффект… |
| Вечером в Государственном театре оперы и балеты старший регент Успенского кафедрального собора города Лондона Евгений Тугаринов провел мастер-класс для хормейстеров, регентов и студентов музыкальных образовательных учреждений республики. Начиная работу с женским хором Ставропольской духовной семинарии, Евгений Святославович подчеркнул, что он приехал не учить, а поделиться опытом, полученным за 40 лет профессиональной деятельности. «Отец Матфей, поднимаясь на клирос, всегда радовался, исполняясь особой любовью к своему послушанию, — отметил он. — Мы можем петь профессионально, но богослужебное исполнение в первую очередь требует духовности, особого трепета и сердечности». 23 апреля в Свято-Георгиевском соборе Владикавказа прошло сводное выступление участников фестиваля и их награждение правящим архиереем. На закрытии I Международного фестиваля музыки, который прошел в тот же день в Государственном театре оперы и балета, выступил братский хор Свято-Троицкой Сергиевой лавры под руководством архимандрита Глеба (Кожевникова). В программу выступления вошли известные церковные песнопения в аранжировке архимандрита Матфея. В завершение состоялось награждение архиерейскими грамотами тех, кто принял особо активное участие в организации фестиваля, — заместителя министра культуры и массовых коммуникаций РСО-Алания Галины Тебиевой; инициатора форума, настоятеля Свято-Георгиевского храма Беслана протоиерея Сергия Мальцева; епархиального секретаря священника Саввы Гаглоева. Архимандрит Матфей (Мормыль) — выдающийся регент, церковный композитор и педагог, профессор Московской духовной академии , без малого полвека возглавлявший хор Свято-Троицкой Сергиевой лавры. Родился 5 марта 1938 года в станице Архонская (ныне Пригородный район Республики Северная Осетия-Алания) в верующей казачьей семье. Получив среднее образование в родной станице, поступил в Ставропольскую духовную семинарию, которую окончил в 1959 году, и в тот же год поступил в Московскую духовную академию. В 1961 году был принят в число послушников Лавры и назначен уставщиком и старшим регентом монастырского хора. В декабре 1962 года пострижен в монашество, весной 1963 года — рукоположен во иеромонаха. В 1963 году защитил кандидатскую работу на тему: «Воскресение Христово в изложении русских богословов-апологетов». С 1963-го по 2005 год — преподаватель Московских духовных школ. В 1971-м году был возведен в сан архимандрита. С 1988 года — профессор, в 2004 году удостоен звания заслуженного профессора Московской духовной академии. Скончался в ночь на 15 сентября 2009 года. |
| Начиная с середины 60-х гг., наблюдается явное оживление в области исследований древнерусского богослужебного пения. В это время появляются работы крупных музыковедов, прямо не связанных с медиевистикой. Это работы С.Сиребкова, В.Протопопова и Н.Герасимовой-Персидской, посвященные проблемам партесного пения. В середине 70-х гг. в ряде консерваторий и музыкальных институтов открываются отделения и кафедры русской певческой палеографии, на которых защищаются многочисленные дипломные работы и диссертации, а также устраиваются различные научные конференции и семинары. Однако к началу 80-х гг. многими начинает сознаваться, что широкий фронт медиевистических исследований лишен качественного смыслового стержня. Причины этой внутренней опустошенности довольно точно определил Г.Никишов, связавший «буксование науки» с преобладанием в ней «узкой технологической проблематики, с отсутствием глубокого исторического мышления и с недостаточностью живого ощущения национальной культуры, как многогранного единства». Но если говорить еще более точно, то причина этого пустого буксования заключалась в абсолютном отрыве исследований древнерусского богослужебного пения от полноты церковной жизни. Богослужебное пение, являющееся неотъемлемой частью богослужения и жизни христианина, рассматривалось как самостоятельная музыкальная система. Естественно, что такой подход блокировал все пути к истинному пониманию предмета. Нецерковность светской медиевистики усугублялась тем, что среди церковных людей, непосредственно связанных с пением, то есть среди регентов и певчих, древнерусское певческое наследие практически не было известно и не вызывало никакого интереса. Конечно, в определенных церковных кругах существовала тяга к старым монастырским распевам. Ярким представителем этой тенденции можно считать большого знатока и пропагандиста монастырских распевов регента Троице-Сергиевой лавры архимандрита Матфея (Мормыля). Но, во-первых, фигура архимандрита Матфея являлась скорее исключением, а во-вторых, монастырские распевы есть только отголосок древнерусской певческой системы и не составляют предмета медиевистики. Таким образом, нецерковность светских медиевистов имела логическое продолжение в медиевистической некомпетентности церковных певчих. В свое время князь В.Ф. Одоевский писал, что «драгоценные церковнопевческие крюковые рукописи до тех пор будут оставаться непонятными иероглифами, пока наши археологи не сделаются музыкантами, а наши музыканты – археологами». Перефразируя эту мысль применительно к описываемому историческому моменту, можно прийти к следующей формуле: древнерусская певческая система может быть освоена и постигнута только тогда, когда медиевисты станут церковными людьми, а церковные певчие – медиевистами. |
|
|
