| Русское правительство не признавало фактического присоединения Афона к Греции и вплоть до Октябрьской революции принимало меры по урегулированию юридического статуса Афона. Уже вскоре после оккупации Афона Петербург выразил свой протест по этому поводу. «Русское правительство, всегда оберегавшее Афон от возможности вторжения на его территорию турецких войск и не допускавшее на нем сооружения крепостей, не может считать допустимым длительное пребывание на нем отряда, посланного Грецией даже без предварительного оповещения о том России», — писал в то время министр иностранных дел С.Д. В тех условиях, когда отторжение Афона от Османской империи стало свершившимся фактом, главной задачей русской дипломатии в этом вопросе было сохранение на Св. Горе церковной власти Константинопольского патриарха, что могло оградить афонскую общину от давления со стороны национальных Церквей балканских государств, и недопущение ее единоличного захвата какой-либо иной державой. Претендентов было двое – Болгария и Греция. Последняя оказалась проворнее и успела первой захватить не только Салоники – ключевой пункт Южной Македонии – но и послать свой отряд на Афон. Русские дипломаты не очень-то верили заявлениям греков о том, что внутреннее управление на Афоне останется неизменным и потому выход из создавшегося положения видели в установлении над Афоном совместного покровительства всех православных держав, чья духовная культура была связана со Св. Горой. Греки вынуждены были согласиться на этот вариант, поскольку им очень хотелось получить Салоники и часть островов в Эгейском море с преимущественно греческим населением. Русский проект встретил поддержку и со стороны сербского, болгарского и румынского правительств. С целью предварительного его обсуждения было запланировано совещание генеральных консулов этих стран в Салониках, но оно оказалось сорванным, поскольку большинство участников не успели получить инструкции от своих правительств. Драгоценное время было упущено: теперь между бывшими союзниками по антитурецкой коалиции начались трения по поводу раздела османского наследия в Европе, приведшие вскоре ко Второй балканской войне. В этих условиях о сотрудничестве в афонском вопросе не могло быть и речи. |
| 95 . Но ты еще не хочешь сознать, в какие стремнины и пропасти душевной погибели повергает и погружает тебя нежелание повиноваться ни Христу, ни ученикам Его, следовать Вселенским Соборам, обращать ум к разумным доводам, и притом вытекающим из священных вещаний; а обвиняешь общего Владыку, лжешь на доблестного Павла, восстаешь против вселенских и святых Соборов, клевещешь на отцов, а своих первосвященников и отцов, лишая достоинства истинных отцов, осуждаешь на погибель, и к разумным соображениям остаешься глухим; так все спасительное у тебя поглощено страстью гибельного предрассудка. Пусть же вместо нас скажет тебе песнопевец и богоотец Давид; образумьтесь, бессмысленные люди! когда вы будете умны, невежды? ( Пс. 93:8 ), да не исторгнет общий враг рода нашего, окружающий нас такими сетями, как рыкающий лев, ища, кого поглотить, души ваши, и не будет спасающего ( Пс. 7:3; 21:4 ; 1Пет. 5:8 ). 96 . Итак, ты имеешь тот сборник доводов, о котором просил ты, мой почтеннейший и любознательнейший из мужей; если же когда-нибудь Господь возвратит нам плененные книги и записки наши; то, может быть, при вразумлении и помощи нам от Всесвятого Духа, получишь и те доводы, которые представляют новые духоборцы, или лучше – беснующиеся против всего преблагого и триипостасного Божества, – ибо у них ничего в Нем не оставлено, чего бы они не оскорбляли своим безумием, – равно (получишь) и опровержения, выводимые из доводов, которые они сами представляют; увидишь и обнаруживающиеся в этом их злобу и коварство; покажу и непреложные свидетельства блаженных и богомудрых Отцов наших, которыми пристыжается и совершенно отчуждается от благочестия отступническое мнение. Окружное послание Фотия, патриарха Константинопольского, к восточным архиерейским престолам В коем речь идет об отрешении некоторых глав и о том, что не следует говорить об исхождении Святого Духа «от Отца и Сына», но только «от Отца». Как видно, воистину не бывало злодею пресыщения от зол, а равно и какого-либо предела ухищрениям и козням его, которые искони старался он учинить против рода человеческого; и как до пришествия Господа во плоти обольщал он человека столькими тысячами уловок, выманивая его на дела чуждые и беззаконные – благодаря которым и навязал силою тиранию над ним, – так и после этого не перестал он тысячами обманов и приманок ставить препоны и западни доверившимся ему. Отсюда множились Симоны и Маркионы, Монтаны и Мани, пестрое и многообразное богоборчество ересей; отсюда и Арий, и Македоний, и Несторий, и Евтих с Диоскором, и прочая нечестивая рать, против коих были созваны семь святых и Вселенских Соборов и собраны со всех краев отряды священных и богоносных мужей, лезвием духа (ср. Еф. 6:17 ) отсекшие самосейные дурные сорняки и уготовившие в чистоте возрастать ниве церковной. |
| Считать такие пояса заносными из России или же заимствованными из обычной житейской обстановки, так как простой и даже интеллигентный восточный обыватель любит щеголять в широких поясах, мы не решаемся. Западная богослужебная практика, как известно, также не чужда обычая употреблять при богослужении широкие пояса, хотя и дозволяет их только епископам, священники же довольствуются узкими поясами. Священнический подризник (стихарь) – камисий, имея рукава «широци и долзи», узко стягивавшиеся у самых кистей рук, в древнее время не нуждался в особых поручах (τ πιμανκια) или нарукавниках, которыми бы можно было стягивать рукава священнических подризников или стихарей и через то давать рукам священников большую свободу действия. В Минологии императора Василия И Македонянина таких особых поручей в изображениях не только святых пресвитеров, но даже епископов мы не видим: рукава их подризников – камисиев украшаются в большинстве случаев особыми полосками (τ λρια) в виде зигзогов в два ряда и иногда крестом между ними 106 . Экзегеты православного богослужения древнейшого времени, умалчивая о существовании в богослужебном одеянии священнослужителей особых поручей, говорят об этих украшениях на рукавах (ες τ πιμανκια λρια) и придают им особенное символическое значение. «Обшивки на рукавах стихаря, по словам Германа, патриарха Константинопольского, знаменуют узы Христовы, которыми, связав, отвели Его к архиерею Каиафе и Пилату» 107 . Поручи, как самостоятельная часть в облачении пресвитеров и епископов, – несомненно позднейшого происхождения. Поручи явились сначала в костюме византийских императоров и составляли естественное и необходимое дополнение дивитисия=далматики или саккоса, надевавшогося поверх остальных одежд и имевшого весьма короткие рукава, для прикрытия туники или стихаря 108 . Появились в церковном употреблении поручи прежде всего в архиерейском облачении и несомненно вместе с саккосом, дарованным византийскими императорами сначала Константинопольскому патриарху, а потом другим патриархам и почетнейшим Митрополитам. |
| —217— и что он был весьма благодарен тому, кто мог дать лучшее и более правильное объяснение». 975 На таких уроках могли предлагаться для критического разбора теории философов или еретиков. 976 В филологических и философско-богословских занятиях существенную помеху должно было составлять для Фотия его незнакомство с языками; он не знал ни латинского, ни еврейского. Можно поэтому судить, как редко встречались в то время люди со знанием языков. Приобретенные познания, какой-бы области они не касались, не оставались у Фотия мертвым капиталом. Собрав солидные сведения по юриспруденции, впоследствии, уже при Василии Македонянине (867–886), он принимал участие, как канонист, в законодательной работе правительства. 977 Хорошо знакомый с медицинской литературой, он охотно оказывал врачебные услуги обращавшимся к его помощи. 978 Но занятия юриспруденцией и практической медициной оставались только побочными; Фотий прежде всего был ученым и преподавателем. Как ученый, он обладал бесспорно крупными достоинствами. Громадная память, выдающееся трудолюбие, обусловленная ими эрудиция, стремление к строгой объективности, 979 ясность мысли и точность изложения могли-бы обеспечить —218— ему ученую славу в любую эпоху. Не пустое тщеславие и стремление к многознайству, а могучий инстинкт исследователя побудил его приняться за нелегкую работу собирания и систематизации литературного наследства древности. Такая работа едва-ли была понятна современникам; но она была в высокой степени своевременна и впоследствии доставила автору почетное место в истории всемирной духовной культуры. К средине IX века «большая часть древних сочинений была отчасти уже потеряна, отчасти скрывалась без вести. Более близкую связь с духовной жизнью времени сохраняли лишь немногие произведения, прежде всего пустые грамматические и риторические учебники, затем избранные из древних поэтов, историков и ораторов, но все лишь в небольших отрывках, приспособленных для скромных потребностей школьного обучения. Тогда-то и выступил Фотий литературным Колумбом. Что оставалось еще от древней литературы, он должен был по большей части открывать прямо-таки вновь; и много «старых книг, наследия предков», спас он от гибели. Светлая радость открытия, упрямая настойчивость поисков ясно просвечивают в его сообщениях. Он рассказывает о старых книгах с такою радостью и живостью, как будто дело идет о литературных новинках». 980 |
| 5 июня 1913 года, по распоряжению Св. Синода на Афон прибыла комиссия во главе с архиепископом Никоном (Рождественским) , которого активная часть братии отказалась выслушать. Проявление монахами открытой враждебности архиепископу Никону (Рождественскому) отчасти объясняется тем, что Владыка осудил в категоричной форме богословские формулировки имяславцев. Афонские иноки наотрез отказались принять послания Св. Синода и Константинопольского Патриарха. Этим была упущена последняя возможность тушения пламени возникшего конфликта путем церковного суда, как это и положено по православным каноническим правилам. После чего логика конфликта перестала укладываться в канонические рамки православных церковных споров, и даже в рамки братских отношений в православном обществе. Российский МИД посчитал необходимым, как можно скорее погасить конфликт на Афоне, исходя из сложившейся на тот момент международной обстановки. Святая Гора Афон находилась в самом центре территорий, охваченных пламенем балканских войн 1912–1913 годов и, переживая смену государственной власти над Афоном, коронацию нового греческого монарха. Оттоманская Порта управляла Афоном, как территорией с особым статусом, включенной в состав славянской провинции Южная Македония. Пока Афон принадлежал Турции, статус негреческого афонского населения определялся следующими правовыми гарантиями: 1) дипломатической защитой со стороны европейских христианских государств (например, см. Берлинский договор от 13 июля 1878 г., где в ст. 62 «Монахи Св. Афонской Горы какова бы не была страна их происхождения, сохранят свои владения и прежние привилегии и будут пользоваться без всякого исключения, полным равенством прав и прерогатив»; 2) правом автономии славянских монастырей, основанном на их собственных уставах; 3) финансовой самообеспеченностью, за счет большого числа богомольцев и доходов от подворий и имений, главным образом в России. Это положение изменилось после того, как Афон перешел в состав Греции. 12 ноября 1912 года армия Греции вошла на Афонский полуостров без боя, так как турецких войск там никогда не было. Русское правительство возразило против присутствия греческих солдат на Афоне, и в особенности, против нахождения их вооруженного отряда на территории СвятоПантелеимоновского монастыря. Греческие власти согласились покинуть обитель и вернули монастырский пароход, на котором собирались перевозить болгарских военнопленных. |
| V. Брачное право Церкви 53. Таинство брака 53.1. Определение брака в римском праве Брак – это общественный и, в частности, правовой институт, заключающийся в продолжительном союзе лиц мужского и женского пола, составляющем основу семьи. В «Дигестах» содержится определение брака, принадлежащее римскому юристу Модестину (III в.): «Брак – это союз мужчины и женщины, общение жизни, соучастие в божеском и человеческом праве». Данное определение вошло в канонические сборники Православной Церкви и таким образом было адаптировано и санкционировано Церковью, приобрело церковный авторитет. Это определение включено в «Номоканон в XIV титулах» Патриарха Константинопольского Фотия , в «Алфавитную Синтагму» Матфея Властаря , в «Прохирон» Василия Македонянина, перевод которого составил 49-ю главу славянской «Кормчей книги». В «Кормчей» определение брака дано в следующей редакции: «Брак есть мужеве и жене сочетание, сбытие во всей жизни, божественныя и человеческимя правды общение». В «Номоканоне в XIV титулах» это определение сопровождается замечанием об основных свойствах брака: физическом (моногамный союз лиц разного пола), этическом («общение жизни» – общение во всех жизненных отношениях) и религиозно-юридическом (соучастие в божеском и человеческом праве). Римское право условием действительности брака полагало взаимное согласие на него: «Не может быть совершён брак иначе, как по согласию всех, то есть тех, кто вступает в брак и в чьей власти они находятся» 434 . По форме это согласие могло быть устным, письменным (в виде договора) или выраженным совершившимся делом – переходом невесты в дом жениха. Браку предшествовал «сговор», или обручение. На нём родные или опекуны жениха и невесты договаривались о материальном обеспечении семьи, уточняли размеры приданого, которое невеста приносила в дом жениха. Обручённая невеста в некоторых отношениях уравнивалась с женой. Жених мог принять на свой счёт нанесёную ей обиду и подать в суд на обидчика. Неверность невесты со времён императора Септимия Севера (193 – 211 гг.) приравнивалась к прелюбодеянию со всеми вытекающими последствиями. 53.2. Брак в Ветхом Завете |
| (Stefan Bezantinus de urbibus. Vol 1. Lipsiae. 1825 an.). У Стефана Византийского Халастра помещена около Фермейского залива: и Галатиста стоит недалеко от него, так что часть его видна из этого села. Посему-то я признал совместимость второй с первой. Но где находилось озеро, соименное Халастре: этого не указал Стефан. Однако я думаю, что оно находилось там, где теперь направо от дороги, по миновании Анастасиинской обители, видны рытвины, и где местность называется Водяница откуда мы поднимались выше и выше. Халастра вместе с другими окрестными городками и сёлами, после вторжения дунайских Славян, Дреговичей и Сагудатов, в область Солунскую в 675 году, заселена была этими пришельцами. Они переменили и название её, греческое Халастра в славянское Галатиста, вероятно в память родины своей на Дунае, где поныне есть город Галац. Производите это название и подобные ему, Галич, Галиция от слова алый, алеть в смысле блестеть. И вы в имени Галатиста расслушаете звук славянский. А я такое расслушание своё считаю не обманчивым ещё и потому, что подле самой Галатисты издали замечена, была мной на смежной с ней горе блестящая белизна в малом размере. В это село перенесена была епископская кафедра из города Еркулиона, (он же Ардамерий) находившегося близ озера Бежик, и навсегда разрушенного, – полагаю, – Болгарами ранее 997 года, полагаю же, имея под руками Дееписание Афоно-Иверской обители, 997 года, индикта 10-го, в котором упомянуто о разорении деревень Болгарами в околотках Каламарии и Сидирокавсии «δι τ ξαλειφθ κα τ χωρα μν πο τν Βουλγρων κατεφγομεν ες τν γν το Πουλγρον δι χυρτητα το τπου. 1 Ардамерийская епископия, подчинённая Солунской митрополии, значится в епархиальном списке Льва мудрого (887−911г.). А в сочинении Леквиена, Oriens Christianus T. II. Упомянут только один бывший Ардамерийский епископ, именем Мелетий, заседавший в Константинопольском соборе 1638 года по случаю суждения о неправославии вселенского патриарха Кирилла Лукария, и подписавшийся так: πρην ρδαμερου Μελτιος. Француз Кузинери в своём путешествии по Македонии (T. II. Paris. 1831) упомянул, что он в Галатисте ночевал в доме Ардамерийского епископа, но не назвал его имени. Этот самый грех сделал и я, ночевав в епархиальном селении епископа, и ничего не разведав о нём, тогда как хозяина своего расспросил о многом другом. По уверению его в Галатисте находится 350 семейств, 6 церквей и 15 священников. Он рассказывал мне, что это село сожжено было Турками в год восстания Греков (1821-й), а на днях один Афонский монах сжёг 6,000 ульев в окрестных местах и скрылся; однако Афонские монастыри уплатили 12,000 пиастров всем потерпевшим убытки. |
| А послание святого Тарасия, патриарха Константинопольского , к Адриану, папе Римскому, говорит: «Гораздо извинительнее Македонии и нечестивая ересь его последователей – духоборцев, чем дерзающие продавать благодать Святаго Духа: ибо те пустословят, аки бы Дух Святый есть творение и раб Бога и Отца, а сии, как мнится, делают его своим рабом». Ибо продающий что-либо продает как господин продаваемого, а покупающий, желая быть господином покупаемого, ценою серебра приобретает оное. Послание присоединяет, что грех их подобен греху Иуды предателя, – рассуждая таким образом: если Дух единосущен Сыну и равночестен Ему, а Иуда, предавший за серебро Сына, осуждается, то необходимо и продающим Духа потерпеть не меньше наказание, чем и Иуда. Но да приидет «Сирена Церкви», «Лира, услаждающая пением всю вселенную», лучше всякого врача знающий и мудро растворяющий духовные врачества, божественный, т.е. Златоуст, да научит нас и тому, что строгость божественных правил иногда требуется ослаблять, растворяя состраданием. Ибо мы знаем, как купивших золотом хиротонию он лишил священства, а золото велел взять обратно от наследников рукоположившего их, поскольку самого его уже не было в живых (сей Антонин, не устрашившийся предложить на продажу дар Святого Духа, был Ефесский председатель). Обрати при сем внимание на величайшее сострадание святого: ибо те сначала долгое время клятвенно утверждали, что сего никогда не делали, но быв посрамлены явными обличениями, когда им напомнили места, и времена и количества золота, они потом сознались, что так было, и говорили, что они вовлечены были в сие дело не развращенностию нрава, но скорее неопытностию, в том предположении, что существует такой обычай, чтобы освободиться от светского суда, которому были повинны. В наказание за сие «Небесная оная Душа» и «Превосходнейший Истолкователь щедрот Божиих» – не присоединив к извержению и отлучение, как судят божественные правила, не отогнал от Церкви (так как при добровольном признании всегда ослабляется тяжесть наказаний, а при обличении – наказание увеличивается), но, строгость правил растворив кротостию, позволил им причащаться Таин внутри алтаря, думая тем в достаточной мере утешить души их, скорбящие о лишении священства. |
| «По воле вселенского собора (никейского), говорит канон второй 2208 должны быть только 4 патриарха во всем мире, подобно 4-м евангелистам, 4 райским рекам, 4 частям мира, а также, как говорят мудрецы, 4-м элементам, родителям сущаго. Глава – патриарх Рима, согласно повелению апостолов, которые определили это в своих канонах, после него патриарх Александрии, потом – Ефеса, затем Антиохии». Основание Константинополя и возвышение столичного епископа нарушило этот порядок. Отсюда необходимость новой регламентации, что и сделано в каноне третьем 2209 . «Это было волею вселенского (никейского) собора, чтобы патриаршая кафедра Ефеса была перенесена в имперскую столицу и вместе получила честь присущую двум сторонам – священству и царству, с тем однако, чтобы епископ Ефеса по-прежнему уважался и не пренебрегался из-за того, что над ним возвысился другой». Стол же высокое уважение ефесскому епископу усваивалось также и на западе. По крайней мере в адресе ответного послания Либерия от 366 г. на первом месте стоит имя ефесского епископа Евифия 2210 . Во второй половине в., когда все наиболее влиятельные епископы вступили на путь римского иерарха, это высокопочетное положение ефесского митрополита должно было принести его кафедре более реальные плоды. Как мы видели 2211 , влияние находившегося в фаворе у Констанция Македония константинопольского было весьма велико. «В Кизику нарек он епископом Елевзия, а в Никомидию, читаем у Сократа 2212 , Марафония 2213 . Этого мало. Возможно им же были поставлены епископом сардским – Эортасий, а епископом пергамским Драконтий 2214 . Рядом с этим покровительствуемое им омойузианское учение широкой волной разлилось по Азии и нашло особенно благоприятный прием в пределах бывшего царства Атталидов. Последовавшее в 360 году возвышение Евдоксия и начавшееся гонение не только не могли сломить омойузианскую партию в пределах Азии, но напротив, содействовали ее усилению. Особенно быстрым темпом пошло последнее в наступившее вскоре после этого царствование Юлиана. |
| Кроме того, Вальсамон, несомненно, слегка лукавил. Канонист такого уровня, как он, не мог не знать, в какой исторической ситуации принимался этот канон, и смысл, вкладываемый в него отцами Собора. Ведь на самом деле, говоря о том, что «в преимуществах, принадлежащих святейшему престолу Римской церкви и ее предстоятелю, совершенно да не будет никакого нововведения, ни ныне, ни впредь», отцы Собора, скорее, стремились преградить дорогу римским претензиям в сторону Востока, нежели лишний раз подчеркнуть эти «преимущества и честь». Какой смысл был напоминать римским легатам о преимуществах понтифика, если восточные патриархи только что с большим трудом убедили папу не вторгаться в дела Восточной церкви, где главенствовал Константинопольский архиерей? Очевидно, они боялись тех «нововведений» (и, конечно, со стороны Рима), которые позволят папе, забыв и презрев очередные договоренности с Константинополем, вновь начать судить епископов Востока и самих патриархов, а также оценивать, насколько канонична церковная практика греков. Однако для Вальсамона главное иное: не «консервация» «чести и преимуществ» папы, а как раз констатация факта их наличия у Рима в совсем еще недавние времена, чтобы потом говорить об обоснованности закрепления аналогичных прав за Константинополем; и, наконец, уже о законности перенесении этих прав на «Византийского папу». Решив первую задачу, можно было взяться и за вторую, далеко не простую. Ее сложность обусловила активную многовековую дискуссию о «правильном» толковании 28-го канона Халкидона, в которую включались в разное время виднейшие византийские канонисты. В свое время, желая упрочить положение Константинопольского патриарха, Отцы Халкидонского Собора постановили: «Престолу ветхого Рима Отцы прилично дали преимущества: поскольку то был царствующий град. Следуя тому же побуждению и сто пятьдесят боголюбезнейших епископов предоставили равные преимущества святейшему престолу нового Рима, праведно рассудив, да град, получивший честь быти градом царя и синклита и имеющий равные преимущества с ветхим царственным Римом, и в церковных делах возвеличен будет подобно тому, и будет второй по нем». И вот эта неопределенность последнего словосочетания, сознательно допущенная в V веке, чтобы не обострять отношений с Римской церковью, теперь требовала своего «истинного» уразумения. |
|
|
