| Патриарху Фотию принадлежит решение вопроса об отношении Восточной Церкви к Западной, вопроса, порожденного иконоборческой эпохой, одним из последствий которой явилось крайнее принижение Константинопольской патриархии перед Римским престолом. Фотий задался целью повысить значение Константинопольского патриарха и поставить его выше Римского папы. Достигает он этой цели, частью утверждаясь на актах Вселенских Соборов и церковной практике, частью действуя личным авторитетом и настойчивостью. Возгоревшаяся таким образом борьба между Константинопольским патриархом и Римским папой впервые точно обосновывается в энциклике, или окружном послании, с которым Фотий обращается в 868 г. к восточным патриархам. В этой энциклике им перечисляются все вины латинян. Он выступает в ней против догматической стороны их учения (filioque), против светской власти папы и против притязаний Римской Церкви на первенство. Право Константинопольской Церкви на первенство Фотий обосновывает тем доводом, что с перенесением императорской власти с Запада на Восток перенесены были вместе с нею и привилегии Римского первосвященника; не менее того он настаивает на апостолическом характере Константинопольской кафедры. Эти соображения особенно верны теперь, когда Запад имеет своего императора. К этим положениям Фотия в Риме отнеслись с крайней неприязнью: вражда увеличивается еще вследствие вопроса о преобладании над новообращенными народами, болгарами и моравами. Момент появления Фотиевой энциклики в 868 г. следует считать кульминационным пунктом борьбы Восточной и Западной Церкви. В этой энциклике собран весь материал, на котором строится принцип отделения Восточной Церкви от Западной. Впоследствии Михаилу Кируларию оставалось лишь бросить в лицо Римскому папе подобранными Фотием обвинениями и этим произвести официальное разделение обеих Церквей. Теория Фотия о власти патриарха касается и отношений духовной и светской власти. Вопрос этот, грубо поставленный в иконоборческую эпоху, был разработан Фотием научным образом в Номоканоне. Этот акт церковного законодательства определяет право царя и право патриарха и значение патриарха в Церкви. |
| Надлежало и их кафедры внести в общий синтагматион, во избежание и фактического беспорядка в общецерковных собраниях: случалось, что митрополиты восточных епархий удалялись со своих кафедр равночестными им митрополитами епархий западных, раньше принадлежавших к Иллирику, – и такое столкновение вызывало соблазн среди народа, да и по существу не соответствовало характеру и назначению архиерейского служения. Составление нового «чина» совпало и с периодом оживленной законодательной деятельности в Византии, относящимся к царствованию Македонской династии: тогда не только церковное самоопределение достигло наивысшей степени развития, но и византинизм, как система самобытной культуры, сделался объектом глубокого всеобщего опознания и выражался в расцвете мощных внутренних сил. В связи с общим возрождением в Византии и в соответствии с фактическими запросами и состоялось, при совместном участии церковной и государственной власти, составление особого регламента для установления права чести каждого из митрополитов и архиепископов, подчиненных вселенскому патриаршему престолу, и для определения порядка их восседания во всех официальных собраниях. Регламент приобрел для последующего времени значение действующего закона, сохранившего свою силу – в разных отношениях – и в турецкую эпоху истории Константинопольской церкви. В «изложении» или каталоге с именем св. Епифания указываются пять городов или епископий, которые были подчинены митрополиту Кесарии Каппадокийской, в таксисе императора Льва Философа исчисляются по одной редакции восемь, а по другой – пятнадцать епископий, подчиненных тому же митрополиту, но в изложениях императоров Андроника II и Андроника III вовсе не указаны подчиненные Кесарийской митрополии епископии. И действительно, в XIV и в первой половине XV b. Кесарийская митрополия находилась в печальном положении, вследствие занятия области турками. В связи с этим, в январе·1327 г. состоялось важное административное распоряжение вселенского патриарха Исаии и священного при нем синода, в силу которого митрополит Кесарии получил во временное управление и для пользования доходами (κατ λγον πιδσεως) митрополии на Востоке – Севастии, Евхаит, Икония и Мокиса и архиепископию Назианза, Эти епархии, – как сообщает синодальное деяние, – были уже продолжительное время лишены законных архиереев, вследствие господствовавшего беспорядка и ненормальности в политическом положении, возникших от нашествия безбожных врагов (турок,), и поэтому местная православная паства не имела архиерейского попечения, наблюдения и освящения. |
| К этой общей характеристике преп. Исидора Пелусиота , как экзегета, нужно прибавить еще одну черту, – как толкователя – аскета. Мы сказали, что Исидор является толкователем – аскетом по преимуществу. Этим отчасти объясняется то, что он нередко пользуется созерцательным методом при толковании Священного Писания и впадает в аллегории, которыми, впрочем, пользуется он весьма умеренно и, нужно сказать, умело. С этой стороны, в экзегесе св. Исидора заметно то спекулятивное созерцательно-мистическое направление, которое было в ходу в толкованиях египетских монахов. Все сказанное об экзегетике преп. Исидора Пелусиота в связи с тем фактом, что он прекрасно знал Священное Писание, характеризует его, как одного из лучших экзегетов V-ro века. Иеромонах Иоасаф Россейкин Ф.М. Фотий и Василий Македонянин (Первое низложение Фотия, патриарха Константинопольского)//Богословский вестник 1915. Т. 1. 4. С. 835–864 (2-я пагин.) —835— Уже восемь лет стоял Фотий во главе византийской церкви и за это время успел, как личными дарованьями, так и своим управлением, в высокой степени упрочить свое положенье. Прошло то время, когда поддержка выдвинувшей его партии имела для него существенное значенье: личность патриарха затмила партию и, в своем влиянии и общей деятельности, давно перешагнула партийные грани. Блестящие личные качества, ум, красноречие, привлекательность обращенья и такт подкупали в пользу Фотия всех, кто встречался с ним без партийного предубеждения и закорузлого непонимания. Для тех, кто был способен ценить его ученость, возможность стоять в сношениях с ним представлялась счастьем, которого стоило добиваться во чтобы то ни стало. Его неутомимая деятельность и напряженная энергия убеждали всех, что власть и высота патриаршего сана не была для него целью удовлетворить личному самолюбию, а прежде всего средством для достиженья более важных и высоких задач церкви и нации. При указанных условьях, влиянье Фотия в обществе должно было распространиться очень широко. Не говоря о личных друзьях патриарха, среди которых были такие люди мирового значенья, как Константин Философ, и также талантливые византийцы, как Григорий Асбеста, около Фотия группировался широкий круг его учеников и восторженных поклонников, из которых многие, принад- —836— лежа к лучшим фамилиям, должны были постепенно занимать в обществе высокие положения, открывавшие им широкую возможность проводить в жизнь идеи своего любимого учителя и содействовать осуществлению его планов. |
| Поэтому закон, с свойственной ему правомерностью, и не обращает недовольного состоявшимся решением к суду местного патриарха, а направляет его к престолу царствующего города» (стр. 194 – 196). Прекрасно: а что если местным патриархом был сам константинопольский? По толкованию г. Барсова выходит, что и в таком случае следовало апеллировать к другому патриарху, «не заинтересованному в деле»; иначе бы закон утрачивал «свойственную ему правомерность». Так наш канонист путается в сетях своей собственной аргументации! Между тем смысл закона, ясный и сам по себе и по изложению в Фотиевом номоканоне, ставится вне всякого спора и сомнения позднейшей (123-й) новеллой Юстиниана, которая точно также знает только две инстанции церковного суда по делам епископов: митрополита и (местного) патриарха 26 . Конечно, и после халкидонского собора повторялись случаи решения при константинопольской кафедре спорных и других дел, уже бывших на рассмотрении областных соборов другого патриархата, – благодаря именно этому обстоятельству, что в столице всегда находилось достаточное число митрополитов из разных диоцезов, чтобы для каждого дела мог составиться σνοδος νδημοσα. Естественно было стремление взвести эту практику к какому-либо законному или каноническому началу. А для этой цели всего ближе было воспользоваться: во-первых, вышеприведенным законом Гонория и Феодосия (421 г.), которым восточный Иллирик (тогда еще принадлежавший к округу римского епископа) в известном отношении подчинялся юрисдикции константинопольского иерарха 27 ; во-вторых, 9 и 17-м канонами, халкидонского собора, которые, оставшись в своей первоначальной редакции и по издании 28-го канона и сопоставленные с этим последним, естественно получали такой смысл, что константинопольский патриарх в праве принимать апелляции из других патриарших округов. Первое сделано в Эпанагоге Василия Македонянина (в составлении которой, как выше указано, следует допустить участие патриарха Фотия 28 ; последнее – в анонимной (и г. Барсову неизвестной) схолии к 9-му канону халкидонского собора, которая впервые встречается в каноническом сборнике Симеона Магистра , но едва ли не принадлежит тому же Фотию, современнику Симеона 29 . |
| Тогда разошелся по Греции новогреческий перевод Арменопула, напечатанный в первый раз в 1744 г. в Венеции и потом повторенный новыми изданиями. 48 На первое руководство Малакса делают иногда указания и издатели Пидалиона, например, в 28 Ап., как на перевод правил (μετφρασις τν καννων), а в Синтагму Ралли вошло из него «не изданное дотоле определение патриарха Неофита (1611) περ διαφρων γαμικν κεφαλαων. Впрочем, это определение в Синтагме изложено не на новом языке, а равно ни сам Ралли, говоря об источнике, откуда взял определение, ни Бинер, говоря на основании, кажется, свидетельства того же Захарии, об обширном употреблении компиляции Малакса между греками, ничего не замечают относительно языка её. 49 Более точные сведения мы имеем о языке второго, указанного у Захарии, практического юридического руководства, продолжающего быть таким до ныне у греков. Прохирон Арменопула (1320–1382), составленный, главным образом, по Прохирону Василия Македонянина с дополнениями из Прохиронов последующих императоров, в своем первоначальном виде был издан, по свидетельству Анфима Газского, 50 в Париже (1540) и Лондоне (1656). «Но некто Спанос (Σπανς), адрианопольский дидаскал, своим переложением на простую речь лишил (σπνισεν) его первоначальной его красоты». Этот перевод Спаноса с прибавлением руководства о браках издан был в 1-й раз в 1744 г. в Венеции, 51 потом в 1777, 1793, 1805 и в последний раз с прибавлением правил, некоторых из апостольских «наиболее ныне употребительных», всех вселенских и 6-ти поместных соборов, из отеческих – Дионисия Александрийского , Василия Великого , Тимофея и Феофила Александрийских, послания Геннадия Константинопольского , правила (одного) св. апостолов, извлечений из деяний апостолов, и окружного послания Геннадия Константинопольского , из царских книг, также на новогреческом языке. 52 Прохирон Арменопула имел до последнего времени обширное практическое употребление в пределах древней Византийской империи, как кодекс гражданского и уголовного права, за употребление его в конце прошлого столетия говорит число изданий и то, что им широко пользуется Никодим в Пидалионе; об употреблении его в последующее время свидетельствует, между прочим, русский перевод его в 1831 году для жителей Бессарабии. |
| Научно ли это, справедливо ли это? До нас сохранилось довольно сведений о патриархе Фотие от его соотечественников – византийских греков, современных ему, или живших в близкое к нему время, но проникнутых крайне враждебным отношением к нему и старавшихся всячески чернить его. Это – или лица, принадлежавшие к оппозиционной Фотию церковно-иерархической партии в Константинополе и ведшие с ним фанатическую борьбу в течение многих лет, – или лица, писавшие в угоду тогдашнему византийскому правительству македонской династии, которое имело свои причины превратно представлять некоторые факты Фотиевой истории, или просто фанатики и обскуранты, не могшие сочувствовать просвещенным взглядам и стремлениям Фотия, или лица, проникнутые папистическими тенденциями, первым и самым сильным противником которых является в истории патриарх Фотий – величайшее преступление, которого, по мнению папистов, не могут покрыть никакие знания, никакие добродетели, никакое благочестие. Большей частью все эти черты сливаются и отражаются у писателей, враждебных Фотию, – только у иных преобладают одни, у других другие. К первой категории биографов Фотия принадлежат три писателя, не только примыкавшие к враждебной Фотию церковно-иерархической партии, но стоявшие во главе ее, и в течение многих лет руководившие борьбой этой партии против Фотия. 1) Феогност, архимандрит из студийского монастыря, по низложении предшественника Фотиева патриарха Игнатия и возведении на его престол Фотия, бежавший в Рим, и там в 862 году представивший от имени Игнатия и его приверженцев донос на Фотия в неправильном будто бы захвате патриаршего престола и в преследованиях, воздвигнутых на Игнатия и приверженцев его, не хотевших подчиниться новому патриарху. Этот донос принимается, как первый источник сведений о начальных годах патриаршества Фотиева. 2) Митрофан, митрополит смирнский, один из главных вождей оппозиционной Фотию партий, едва ли не мечтавший сам по низложении Игнатия быть на месте, занятом Фотием; потом выступивший против него одним из выдающихся обвинителей и судей на константинопольском соборе 869 года, на котором, как известно, положены были Фотию порицания и проклятия, изумляющие своим фанатизмом и кощунством. |
| В случае трех первых из названных сообществ это было восстание против административной и вместе с тем духовной юрисдикции патриархата и, по существу, было отмечено чувствами глубокой враждебности по отношению к политике эллинизации, проводившейся патриархатом. В действительности «вселенский» патриархат давным-давно прекратил свое существование. Не может быть и речи о его преемственности как таковой. Его удаление из Константинополя, которое ни в коей мере не означает подавления его как греческого религиозного института, является исключительно установлением пределов его законной роли. Греческое сообщество может и, без сомнения, будет сетовать о такой перемене, но никак не весь остальной православный мир... Удаление патриархата из Константинополя будет на руку католическим кругам, поскольку приведет к снижению его статуса... И только англо-саксонские (британские и американские) протестанты выразили озабоченность в связи с географическим будущим патриархата. Но на самом деле подобная озабоченность в англиканском мире происходит больше из политических, нежели религиозных соображений . Но не только турки высказывали сомнения в подлинности фанариотской риторики. В 1924 г. в официальном журнале Александрийской патриархии «Пантенос» вышла статья митрополита Леонтопольского Христофора «Положение Вселенского патриархата в Православной Церкви» , автор которой вскрывал подлинные мотивы агрессивных действий Константинопольского патриархата: В первую очередь заслуживает внимания то, что... стремления, охватившие Вселенский патриархат, обнаружились ровно тогда, когда Вселенский патриархат... из-за войны Греции против Турции в Малой Азии полностью лишился единственно отведенных Константинопольскому патриархату канонами Вселенских соборов церковных областей «Понтийского, Асийского и Фракийского диоцезов», и пастыри в них остались без паствы. Чтобы обеспечить паствой утративших ее пастырей, с одной стороны, различные крупные церковные области, из тех, что еще остались, как, например, епархии Халкидона, Деркоса, Родоса, Хиоса, а также некоторые из епархий Македонии и Эпира, были поделены надвое или натрое, а с другой стороны, понадобились и новые епархии, куда они могли бы быть назначены. |
| А как же император? С одной стороны, в «Эпанагоге», как замечают исследователи, закреплены некоторые традиционные для Восточной Церкви воззрения на Римского императора и его власть: «Царь есть закономерная власть, общее благо всех подданных», «царь есть судья и хранитель того, что заключено в Священном Писании , что было установлено на Вселенских Соборах» 293 . Но вместе с тем уже в седьмой главе без всяких оговорок положение патриарха практически приравнивается к императорскому статусу. Таким образом, «Эпанагога» выдвинула рядом с царем другую власть – власть духовную, по своему значению не только не уступавшую ей, но даже в чем-то превосходящую. Вроде бы в подтверждение известной 6-й новеллы императора св. Юстиниана Великого «Эпанагога» говорит о царстве и священстве как двух величайших дарах человеку от Бога, а сама духовная и политическая власть сравнивается с душей и телом. «Государство наподобие человека состоит из членов и частей, наиважнейшими и необходимейшими членами являются царь и патриарх. В ведении царя находятся тела граждан, в ведении патриарха их души». Однако из этой редакции, как ее воспринимало древнее сознание, скорее напрашивался уже вывод о превосходстве священства над царством и даже о признании священства источником политической власти, чем об их равенстве. Это становится тем более очевидным, что «Эпанагога» ничего не говорит о священстве императора. У царя есть только политическая власть, духовная принадлежит исключительно Константинопольскому патриарху. Нет ни слова о его традиционном праве учительства, царь более не признается епископом, хотя бы и «внешним». Кроме того, закрепляется правило, согласно которому императорские эдикты не должны противоречить церковным канонам. Последнее положение тем более кажется странным, что данный неписаный правовой принцип без всяких напоминаний соблюдался в Византии. Очевидно, акцент был сделан не случайно и в совершенно новом контексте: поскольку решение Константинопольского патриарха признавалось по «Эпанагоге» единственно безгрешным, царь должен был постоянно просить совета у него и, естественно, следовать его указаниям 294 . Иное объяснение этой нормы просто лишено внутренней логики и бессмысленно. Да и как может быть иначе, если толкователем всех канонов и вселенских определений становится исключительно патриарх? |
| Как стало ясно уже буквально на следующий день после воцарения Василия I, Македонянин совершенно не собирался мириться с тем, что многие территории захвачены арабами, а потому исподволь начал готовить почву для проведения военных операций, преследующих своей целью возврат исконных византийских земель. Конечно, в одиночку такие смелые планы едва ли могли быть реализованы, а единственными потенциальными союзниками в борьбе с сарацинами на Западе являлись потомки Карла Великого. В свою очередь попытки привлечь их к своим планам для Василия Македонянина означали непременное примирение с Римским папой, имевшим на франков серьезное влияние. Это примирение было тем более необходимо, что Западная Римская империя уже давно не представляла единого политического тела, и лицо, носившее на Западе титул «императора», не обладало единоличной властью. Только папа мог стать центром интеграции усилий всех западных государей, их представителем в переговорах с Константинополем. Императору нужен был лишь повод для мирных инициатив с папой, который нашелся очень быстро. Выше уже отмечалось, что в течение нескольких лет наиболее грозным врагом Македонянина являлся кесарь Варда – близкий друг и благодетель Константинопольского патриарха св. Фотия. Трудно предположить, что отношения патриарха с молодым сановником отличались добросердечностью, и уже тем более они не могли улучшиться после того, как Варда пал от руки Василия. И архиерей стал первой жертвой затеянной императором политики примирения с Римом, уже 25 сентября 867 г. низвергнутый царем со своей кафедры. Правда, сплетничали, будто накануне патриарх отказал императору в причастии, за что и поплатился, но эти слухи мало похожи на правду. Ведь совершенно очевидно, что Василию I не было необходимости создавать повод для смены патриарха – как полновластный правитель Римского государства, он с полным основанием единолично решал такие вопросы. Безусловно, царь не мог не понимать, что его шаг будет с восторгом встречен на Западе, где св. Фотия уже заочно анафематствовали. |
| В весьма сжатом виде глава 1-я излагает учение о священном Писании и о Предании, как основных источниках церковного права и за тем в таком же виде – сведения о памятниках церковного права первых трех веков (Апостольских Постановлениях и Апостольских Правилах). —50— Глава 2-я в сжатом виде сообщает сведения о соборах вселенских и поместных и правилах, изданных ими, а также и изданных некоторыми св. отцами в отдельности; далее – сведения о государственном законодательстве до церкви относящемся (законодательства Феодосия, Юстиниана – императоров Исаврийской и Македонской династий). Затем – без указания внутренней связи и как бы посему случайно введены §§ об употреблении римского права на западе и о покаянных номоканонах восточных и западных. Отличительною особенностью этих глав служит – при богатстве их содержания и ученой цитации, – сжатость и обработанность внешнего изложения: здесь по преимуществу господствует стиль учебной книги. Глава 3-я (с стр. 394 до конца книги) начинается довольно пространным трактатом исторического характера о разделении церквей и о попытках их соединения (стр. 394–447). Строго говоря этот трактат не стоит во внутренней связи с историей законодательства и обязан своим появлением, вероятно, внешнему мотиву – облегчить чтение книги читателю, не имеющему достаточных сведений по церковной истории. – За тем § 43-й говорит об условиях право-образования в Константинопольской церкви – именно о важном значении Константинопольского патриарха для всего православного Востока и значении императорской власти в делах церковного управления и в частности в церковном законодательстве (канонические теории, пытавшиеся обосновать юридически эти условия, фактически сложившиеся еще ранее). Далее автор сообщает исторические сведения о константинопольских соборах против еретиков XI–XIV вв., при чем представляет в переводах и важнейшие догматические определения этих соборов. Привнесение этого, по существу исторического элемента, автор оправдывает тем, что эти соборы, опровергая и осуждая еретиков, в то же время были охранителями православных догматов; их определения и приговоры заносимы были в церковные синодики, которые торжественно каждый год прочитывались как нормы исповедания православной веры (стр. 514). Следующий за тем § 45-й перечисляет определения патриаршего Константинопольского синода по разным предметам церковного управления за время от 885 г. по 1445 г. в хронологической последовательности с кратким обозначением содержания их и указанием (под строкою) изда- |
|
|
