| —548— представленном в Совете академии, – именно: если бы о. Ильинский представил на соискание степени магистра богословия один только первый из поименованных выше трудов своих (т. е. исследование о Синтагме Матеея Властаря), то и тогда, в виду и почтенного объема и высоких внутренних достоинств этого труда, он заслуживал бы искомой ученой степени, а он представил не только исследование о Синтагме, но и перевод ее на русский язык, – перевод, изобилующий множеством ученых подстрочных примечаний, основанный на тщательном изучении самого текста (среднегреческого византийской эпохи) и вместе источников и пособий, так или «иначе касающихся Властаревой Синтагмы. Оба эти труда стоят в теснейшей внутренней связи один с другим; тем не менее, по недостаточности времени, оппонент нашел полезным и удобным поделить возражения с своим сотоварищем по оппозиции. Предоставляя последнему возражать против исследования магистранта, он, как специалист греческого языка, взял на свою долю собственно второй труд о. Ильинского – перевод Синтагмы и на нем сосредоточил все свои возражения. Установив общее положение, что всякий перевод должен быть по возможности точен, ясен и чист, он указал в переводе магистранта несколько погрешностей в этих отношениях, – погрешностей, впрочем, весьма немногочисленных и зависевших большею частью от неустановленности терминов. Так, πιστοφς на стр. 4–5 у магистранта переведено словом „покаяния“. По мнению же оппонента, точнее следовало бы перевести: „внимания“ (как у Демосфена, Полибия и др.), или, наконец, „обращения“ (как в Деян.4:3 ; Сир.49:3; 18:21 ), только во всяком случае не „покаяния“, чего πιστοφ никогда не значит и для чего употребляются специальные термины μετνοια и μεταμλεια. – Диспутант в оправдание своего перевода сослался на славянский (Синодский) перевод второго правила св. Григория Нисского , с которым рассматриваемое место Синтагмы стоит в очевидной связи. Далее, на стр. 196 μοφιον переводится у магистранта —549— словом „ожерелье“, тогда как оно значит собственно „на плечах носимое“, „наплечник“. По Дюканжу, μοφιο первоначально означало покрывало, которое носили женщины на голове и плечах; а у Льва Грамматика это прямо говорится о Пресв. Богородице; всем известна также часть архиерейского облачения с именем „омофор“. Для обозначения же ожерелья употребляются слова – πειτpχλιον, μσος и под. |
| Годы учебы Перейдя к изучению более сложных произведений святителя Григория Богослова, Константин столкнулся с определенными трудностями. Дабы постичь все произведения любимого автора, он хотел продолжить свое образование, но в Фессалониках не было подходящего наставника. Он решился обратиться к некоему человеку, приехавшему в Фессалоники, о котором шла слава, как о знатоке грамматики. Константин умолял его, говоря: «Сделай доброе дело, научи меня грамматическому искусству». Тот же на все жаркие просьбы и мольбы юноши решительно отвечал: «Не трудись, отрок. Я зарекся никого не учить этому до конца дней своих». Вновь Константин чуть не со слезами умолял его: «Возьми всю причитающуюся мне долю отцовского наследства, но научи меня». Однако знаток грамматики не захотел и слушать его. Поняв, что все усилия напрасны, Константин оставил его, и, вернувшись домой, стал горячо молиться о том, чтобы исполнилось желание сердца его. Бог не посрамил упования юноши. Покровитель друнгария Льва и благодетель всего семейства, логофет Феоктист, узнав о способностях Константина и о его желании учиться, пригласил юношу в Константинополь дабы он учился у лучших наставников, преподававших впоследствии юному императору. Константин с радостью отправился в путь, молясь Богу: «Боже отцов наших и Господь милости, Который словом сотворил все и премудростью Своей создал человека, чтобы он владел всеми созданными Тобою тварями. Дай мне премудрость, обитающую рядом с Твоим престолом, чтобы, поняв, что угодно Тебе, я спасся. Я раб Твой и сын рабыни Твоей». Приехав в Константинополь, Константин с радостью приступил к учебе. Круг тогдашнего образования составляли: грамматика, риторика и диалектика, изучаемые в низших классах, и арифметика, геометрия, музыка и астрономия, составлявшие курс высших классов. Грамматику, с которой началось учение, Константин прошел всего в три месяца. После грамматики Константин постепенно прослушал все остальные науки, уделив также большое внимание чтению античной литературы. Между наставниками его были: Лев Философ, человек, удивлявший в свое время обширной и глубокой ученостью не только соотечественников, но и иностранцев и славившийся в особенности как отличный знаток математики, астрономии и механики, и святитель Фотий Великий, впоследствии Константинопольский Патриарх, ученостью изумлявший современников и потомков. В то время святитель Фотий был государственным сановником, но, несмотря на это, величайшим счастьем для него было видеть окруженным себя толпами юношей, с которыми он мог делиться своими многосторонними и глубокими сведениями. Этот наставник скоро почтил Константина самой искренней дружбой. |
| Отличие икон от идолов . 32. Но свирепый и тупоумный Лев, не знавший ничего такого, нашедши сосуды гнева совершены в погибель ( Рим. 9:22 ) – [в лице] некоторых сверстников распутных, праздных, привыкших к порокам, поистине развратителей юношества, заботившихся о телесной красоте и угождавших его желаниям, развращается вместе с ними и чрез них предлагает всем нечестивое и богопротивное учение; между ними был как бы другой Ианний, а не Иоанном называться достойный ( 2Тим. 3:8 ), устремившийся первым в этот лабиринт, сын земли, происходивший из Ассирии, говоривший басни, а не истину, новый пустослов, справедливо названный Леканомантом 97 , сведущий более других в грамматике, злейшее бесовское орудие нелепейшего из всех пустословий, человек нечестивейший и способный приводить в смятение великие дела 98 . И сначала царь непосредственно приступает к твердейшему и соименному победе столпу православной веры 99 и испытывает образ его мыслей, [Col. 280] чтобы сделать его боязливым и безгласным пред своими единомышленниками, как предлагая обещания мирских благ, а не то, что свойственно живущим по Богу, так и угрожая множеством испытаний и тяжких бедствий в настоящей жизни. Но когда увидел непреклонность доблестного священноначальника и на опыте убедился, что тот стоит выше его ожиданий, то, восшедши на престол и призвав к себе окружавших святого патриарха, с высокомерием, как лев, стал изрыгать то, что было негодного и скрытого в нечестивой душе его, говоря, что служители истины и учители Божественных предметов погрешили в вере, потому надобно теперь войти в рассуждение о догматах, дабы при рассмотрении различных мнений лучшее было отделено от худшего голосом многих и получило утверждение. На это каждый из призванных отвечал императору, как приготовился, опровергая нелепые его баснословия и доказывая поклонение честным иконам свидетельствами из Писания и отеческими вероопределениями. Когда же, выслушав это, он вызвал на средину виновников зла и ревнителей лжи, предлагая, чтобы обе стороны состязались при нем о подлежащих вопросах, то отцы наши, зная неисправимость образа его мыслей, рассудили, что не следует вступать в собеседование с людьми, привыкшими заниматься шутками, особенно когда нет между ними беспристрастного судии; а пламенный столп благочестия, Феодор, видя негодование против них свирепейшего [Льва], решительно сказал ему следующее. Именование иконы |
| III) О символических книгах римско-католического исповедания и подробный критический разбор главнейших догматов этого исповедания с предварительным их изложением и очерком их истории. IV) Обзор важнейших событий в жизни западной церкви за время правления папы Пия IX. Остались неоконченными отделы о сектах и о событиях за время правления папы Льва XIII. Ординарный профессор Григорий Воскресенский по русскому и церковно-славянскому языкам (с палеографией) прочитал студентам II курса, после общих замечаний о значении древнего церковно-славянского языка для науки общего сравнительного языковедения и в частности для славяно-русской филологии: 1) краткий очерк новейшего сравнительного языкознания и более подробный очерк изучения церковно-славянского и русского языков, 2) общие и более частные понятия и правила по предмету славяно-русской палеографии, 3) историко-филологическое обозрение церковно-славянского и русского языков – по программе, сопровождая чтения палеографическим и грамматическим разбором древних церковно-славянских и русских памятников по составленной тем же профессором «Славянской христоматии», вып. 1, М. 1882 г. и 4) обозрение первоначальной церковно-славянской письменности (ученые труды, относящиеся к жизнеописанию свв. Кирилла и Мефодия, критическая оценка источников, жизнь и просветительная деятельность свв. Кирилла и Мефодия и их ближайших учеников). По истории русской литературы, после общего —29— введения (понятие об истории литературы, как науке, объем, содержание и ученые труды по истории русской литературы) и более частного введения в курс русской народной словесности (понятие о народной словесности, различные взгляды на нее, важность ее для народной психологии и эстетики, научные приемы, труды по славяно-русской мифологии), прочитал согласно программе: 1) о песнях, сопровождающих народные праздники, свадебных песнях и обрядах, народных заклятиях, сказках, пословицах, и богатырском эпосе (предварительные статьи: сборники богатырских былин, сочинения о былинах, различные взгляды на былины – эстетический, исторический, мифологический, критико-сравнительный прием изучения, разбор теорий о происхождении былин Стасова, Потанина, Вс. Миллера), при чем более подробно изложено и разобрано содержание былин о богатыре Илье Муромце, 2) из древнерусской литературы о Слове о полку Игореве и 3) из истории новой русской литературы – о Ломоносове, Державине, Фон-Визине 2395 , Карамзине, Жуковском, Крылове, Грибоедове, Пушкине и Лермонтове. – Остался непрочитанным отдел древнерусской литературы. |
| Король созывал пиры крайне редко и исключительно по большим праздникам. Хотя в таких случаях старался поразить всех гостеприимством и собирал множество людей на свою трапезу 214 . Высокого роста (около 190 см), с красивыми большими и живыми глазами, привлекательный и веселый, он очень нравился женщинам. Впрочем, как и они ему. Из всех недостатков современники выделяли склонность Карла к блуду и прелюбодеянию. У него было 5 жен и множество наложниц; после смерти последней жены, уже глубоким стариком, Карл имел 3 или 4 наложницы. Рассказывают, что даже своих дочерей он заставлял вести не вполне целомудренную жизнь и поощрял их распущенное поведение в надежде, что никто не возьмет их замуж и как следствие не появятся новые претенденты на королевский престол. Правда, он дал им блестящее образование. Сохранился даже древний апокриф 824 г., будто одному из монахов было видение о страшных муках, претерпеваемых Карлом Великим после кончины за пристрастие к слабому полу 215 . Здоровье его было отменным, и король страдал разве что от лихорадки, для лечения которой регулярно принимал горячие минеральные ванны. Враг роскоши, он до конца дней носил традиционную франкскую одежду – полотняную рубаху и штаны, а на ногах сапоги. Поверх король набрасывал на плечи свой любимый зеленый плащ. Но на торжествах Карл блистал золотой одеждой, украшенной драгоценными камнями, а его плащ скрепляла золотая пряжка 216 . Покровитель образования и культуры, он тщательно следил за сохранностью старинного германского фольклора и приказал собирать песни о героях, а также велел составить немецкую грамматику. Латынью он владел, как родным языком, хорошо понимал и довольно прилично говорил по-гречески. Высоко ценил ученых и до последних дней интересовался наукой. Во время еды ему обычно читали его любимую книгу «О граде Божьем» блаженного Августина . Озабоченный тем, что право франков и римское право, которым жила Италия и Галлия, нередко противоречили друг другу, Карл велел провести некую систематизацию законодательства. |
| Наиболее значительное христологическое сочинение бл. Феодорита под названием Собиратель («Эранист» – букв, проситель, нищий), составленное около 447 г. и направленное против монофизитов, сохранилось полностью. Название трактата, как пишет бл. Феодорит в предисловии, должно указать на то, что монофизитство есть не более чем собрание древних ересей, начиная с Симона волхва и гностиков и кончая Аполлинарием, Арием и Евномием. Сочинение состоит из четырех книг, из которых первые три написаны в форме диалога между православным и нищим-монофизитом: речь идет о неизменяемости Божественной природы Христа, несмешиваемости Божества и человечества, а также о бесстрастности Божественной природы. 4-я книга представляет собой суммарное изложение этой доктрины в 40 силлогизмах. В трактат включены 238 цитат из 88 святоотеческих текстов – есть все основания предполагать, что это собрание цитат было подготовлено антиохийцами к Ефесскому Собору 431 г. с тем, чтобы там использовать его против Кирилла Александрийского . Трактат бл. Феодорита дошел до нас во второй редакции, появившейся после Халкидонского Собора 451 г., в ней ко 2-му диалогу добавлены 12 цитат из догматического послания папы Льва I. Небольшой трактат Изложение правой веры сохранился под именем Иустина-мученика, однако в сочинении Севира Антиохийского «Против бесчестного Грамматика» он упоминается как произведение Феодорита. Предположительно он составлен бл. Феодоритом до начала споров между Кириллом и Несторием. В начале трактата автор упоминает о своих «обличениях иудеев и эллинов», что, как предполагает М. Ришар, является ссылкой на сочинения Против иудеев (утраченное) и Врачевание эллинских недугов. Трактат Ответы православным о некоторых недоумениях сохранился под именем Иустина мученика и может быть приписан бл. Феодориту с теми же основаниями, что и Изложение правой веры. В Катенах на Луку Никиты Ираклийкого Вопрос 58 цитируется как принадлежащий Феодориту; в рукописи X в., опубликованной А. Пападопуло-Керамевсом , весь трактат надписан именем бл. Феодорита (Quasten J. P. 548–549). |
| Но жизнь стала на сторону Юстиниана: выпущенные в Василиках его постановления были потом внесены в них позднейшими юристами, предпочитавшими, очевидно, старые узаконения новым. Этого мало: Лев иногда покушался на замену правил вселенских соборов и апостольских своими измышлениями. Легко понять, что подобная замена не могла существовать долго. Везде этот император оставался себе равным. В своих новеллах Лев постоянно цитирует Св. Писание, святоотеческие и соборные определения и гражданские кодексы, всюду выдвигает свою богословскую и юридическую начитанность и тем подкупает читателя в свою пользу. Но содержание новелл скоро заставляет забывать об этом внешнем —37— блеске. Лев напр. весьма серьезно рассуждает о том, что «в делах гражданских полезнее законы гражданские, а в делах духовных, для благоустроения их, полезнее священные постановления», и в тоже время с тою же серьезностью начинает решать вопросы о том, можно ли причащать родильницу до сорока дней, когда нужно крестить детей и пр. Такой характер законодательной деятельности Льва вынуждает даже ученых, защищающих его, признать, что значение его новелл по содержанию не велико, что влияния на главнейшие начала права они не оказали никакого, и что весь их смысл заключается в их дополнительном отношении к Василикам. Византийское общество если и было обязано благодарностью Льву, то только за издание последних. Литературное оживление в правление Македонской династии падает главным образом на царствование Константина Порфирогенита. Говорим – главным образом, потому что причины этого оживления, о которых уже говорилось, начали свое действие раньше Константина, даже раньше вообще Македонской династии. Последняя только усилила это оживление, а не создала его. Уже в царствование Феофила мы видим кружок ученых при дворе с Иоанном Грамматиком и Львом Философом во главе. В это же самое время обучается юноша, из которого потом выйдет знаменитый Фотий. Брат императрицы Феодоры кесарь Варда основал в Магнаврском дворце высшую школу, нечто в роде университета, в которой преподавались преимущественно светские науки. |
| Замечательно то, что когда Толстой выходит из пределов описаний телесно-духовной природы, душевного человека, талантливость его уменьшается, а есть такие места в его произведениях, где талант его как будто иссякает. Это там, где ему приходится описывать самые внутренние, глубокие духовные причины, а не телесно-душевные. Напр., отношение к болезни Наташи отца ее графа Ростова и сестры Сони Толстой описывает так: «как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери ежели бы он не знал, что ежели она не поправится, то он не пожалеет еще тысяч и повезет ее заграницу... Что бы делала Соня, ежели бы у нее не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи для того, чтобы быть наготове исполнить в точности все предписания доктора и что она теперь не спит ночи для того, чтобы не пропустить часы, в которые нужно давать пилюли.. И даже ей радостно было бы, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение». Или вот пример в таком же роде: «досадуя на жену за то, что сбывалось то, чего он ждал, именно то, что в минуту приезда, тогда как у него сердце захватывало от волнения при мысли о том, что с братом, ему приходилось заботиться о ней вместо того, чтобы бежать тотчас же к брату, – Левин ввел Жену в отведенный им нумер». Это – топтание на месте шепелявого старца Акима, метко подчеркивает Мережковский. Есть в таких случаях прямо грамматические неправильности, которые мог бы исправить любой учитель. Напр., «ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого-нибудь не весело». Этого двойного повторения бы не допустит и порядочный ученик. Не удивительно то, что эта небрежность объясняется из телесно-душевного склада писателя, становящегося слабым даже в стиле, когда он начинает трактовать о вещах духовных. Замечательно также то, что эти шероховатости стиля остались после семикратной переписки произведений Толстого его женой и его собственных корректур. Чем ближе Толстой к телу, тем глубже и вернее его психология! |
| Титулы XIV-XXXIX посвящены частному праву: брачному (Eisag. XIV-XXI - об обручении, о брачном даре и о приданом, о порядке и об условиях заключения брака, об имущественных отношениях супругов, о прекращении брака), обязательственному (Eisag. XXII-XXVIII - о договорах дарения, купли-продажи, найма, хранения, товарищества и др.) и наследственному (Eisag. XXIX-XXXVI - о наследовании по закону и по завещанию, о составлении и недействительности завещаний, о кодициллах, о легатах). Примыкающие к ним 3 титула (Eisag. XXXVII-XXXIX) регулируют соответственно статус лиц и порядок освобождения рабов; опеку и попечительство; вещное право. Структура «И.» отступает от классической 3-частной схемы изложения правового материала (лица - вещи - иски), к-рая применена, напр., в Институциях Юстиниана. Частноправовые титулы в «И.» расположены примерно в той же последовательности, что в «Эклоге» (см.: Signes Codo ñ er, Andr é s Santos. 2007. P. 75-76). По уровню юридической техники (распределению правовых норм по титулам и главам, соблюдению грамматических правил и др.) «И.» значительно превосходит «Прохирон» (см.: Бенеманский. 1906 . С. 155-164). Сохранился ряд неофиц. переработок «И.», относящихся к X-XII вв. ( Zachariae. 1839. P. 69; Mortreuil. Histoire du droit. T. 2. P. 414-435). В т. н. «И.» со схолиями (Eisagoge cum scholiis) структура «И.» сохранена, отсутствует лишь предисловие; содержание в основном соответствует оригиналу, но первоначальный текст «И.» снабжен многочисленными схолиями, где нормы «И.» сопоставляются с законодательством имп. Юстиниана. Н. ван дер Вал и Й. Локин считают, что в выделении этой редакции нет необходимости, т. к. первоначальный текст «И.» не сохранился ( Wal, Lokin. 1985. P. 94). Пространная «И.» (Eisagoge aucta) состоит из 54 титулов, основанных на «И.» и «Прохироне», с добавлением фрагментов законодательства Юстиниана, «Василик», новелл Льва VI и др.; в приложениях к этой компиляции находятся трактат о сроках, Земледельческий, Воинский и Морской законы. |
| Афанасьева Наталия Ефимовна, Москва 25.08.2011 в 13:10 Один из основополагающих вопросов, встающих в связи с настоящей дискуссией, – это взаимоотношения русского и церковнославянского языков. Сторонники языковой реформации не знают, а скорее делают вид, что не знают о том, что церковнославянский язык – это есть неотъемлемая часть русского литературного языка, его высокий стиль. Существуют, точнее существовали в 19-м веке, совместные грамматики русского и церковнославянского языков (напр., Лев Поливанов «Русская и церковнославянская этимология для средних учебных заведений ». М., 1997. Репринт ), существуют совместные словари русского и церковнославянского языков (напр. Словарь церковнославянского и русского языка, составленный Вторым отделением АН. В 2 т. СПб., 2001. Репринт ). Кроме этого словаря, показателен Словарь живого великорусского языка В. И. Даля, где церковнославянизмы органично входят в живой великорусский язык и, что парадоксально и еще не исследовано, часто совпадают именно с лексемами диалектными. В упомянутом в одном из комментариев современном « Словаре русского языка » имеется огромное количество церковнославянизмов с пометой «устар.» или «книжн.», напр., «”многажды” - нареч., устар. – много раз, неоднократно». ( Словарь русского языка в 4 т. Т. 2. С. 280 ). На грамматической общности церковнославянского и русского языков построены методики преподавания церковнославянского языка, в том числе и в духовных семинариях, когда путь познания языка идет от знакомого к незнакомому, от общего к особенному. Например, в теме «Причастия» преподаватель исходит из того, что основа действительного причастия в русском и церковнославянском языке идентична (за исключением формы м.р. ед.ч. им.п.), при этом русское деепричастие – исторически не что иное, как церковнославянское краткое причастие, напр., «делая» - на церковнославянском языке это причастие «делающий». О том же говорится и в учебнике Льва Поливанова: «Русские деепричастия по форме своей суть церковнославянские причастия без различения родов» (С. 42). Кроме того, мы можем сказать, что вообще все причастия в русском языке – церковнославянизмы, в отличие от соответствующих прилагательных, имеющих исконно восточнославянское происхождение (напр., «горящий» - «горячий», «могущий» - «могучий»). |
|
|
