| Мы видели, что Лазарь был одно время блюстителем Киевской митрополии и был сменен в этом звании Мефодием. Чтобы понять характер политической деятельности Лазаря, надобно припомнить, за какие главные интересы шла борьба в стране. Мы видели, что интерес войска или козачества рознился с интересом городового народонаселения. Старшина козацкая стремилась к тому, чтоб вся власть находилась в ее руках и чтобы над нею было как можно менее надзора со стороны государства: отсюда сильное нежелание видеть царских воевод в городах малороссийских. Иначе смотрело на дело городское народонаселение: ему тяжело приходилось от козаков и полковников их, и потому оно искало защиты у царских воевод и от врагов внешних, и от насилий полковничьих. Духовенство относительно этих двух стремлений не могло сохранить единства взгляда: взгляд архиереев, властей был отличен от взгляда городского белого духовенства. Архиереи сочувствовали стремлению старшины козацкой: для них важно было, чтобы страна удержала как можно более самостоятельности в отношении к Московскому государству, ибо эта самостоятельность условливала их собственное независимое положение. Оставаться в номинальной зависимости от константинопольского патриарха, а не подчиняться патриарху московскому, который не захочет ограничиться одною тенью власти, – вот что было главным желанием малороссийских архиереев; интересы их, следовательно, были тождественны с интересами старшины козацкой. Напротив, городское белое духовенство, по самому положению своему тесно связанное с горожанами, разделяло стремления последних, и это не случайность, что протопоп городского собора, лицо тогда очень важное, является в Москве представителем горожан, доносит великому государю о их желании видеть у себя воевод. С таким характером мы видели нежинского протопопа Максима Филимонова; теперь с таким же характером является другой протопоп, Симеон Адамович. Но архиерей черниговский Лазарь Баранович и прежде являлся в глазах московского правительства человеком, холодным к его интересам, и теперь, принимая на себя роль посредника, примирителя, он хлопочет, однако, о том, чтобы требования старшины козацкой относительно вывода воевод были исполнены. |
| Не стало гетмана в Чигирине, не было митрополита в Киеве; здесь волновались не менее важным вопросом: как выбирать преемника Сильвестру Коссову? Хлопотал воевода Андрей Бутурлин, призывал епископа черниговского Лазаря Барановича, печерского игумена Иннокентия Гизеля, других игуменов и говорил им всякими мерами, с большим подкреплением, чтоб поискали милости великого государя, правду свою к нему показали, были под послушанием и благословением великого государя святейшего Никона патриарха , без царского указа за епископами не посылали и без патриаршего благословения митрополита не избирали. Епископ Лазарь отвечал, что он рад царской милости и патриаршему благословению, но надобно подумать с архимандритами и игуменами. 7 августа Лазарь приехал к воеводе и объявил, что духовенство киевское приговорило быть под послушанием Никона патриарха , что теперь они едут в Чигирин на погребение гетманское, а когда возвратятся и укрепятся между собою, то отправят кого-нибудь из своих к великому государю. Выговский писал Лазарю: «Выбирайте митрополита между собою, кого хотите, а нам теперь по смерти гетманской до того дела нет». А между тем в Москве, ничего не зная, рассуждали с Павлом Тетерею, приехавшим в послах еще от гетмана Богдана Хмельницкого. 4 августа Тетеря представлялся государю и говорил речь: «Егда богодарованную пресветлейшего вашего царского величества державу нынешними времяны, над малороссийским племенем нашим утвержденну и укрепленну, внутренними созираю очима, привожду себе в память реченное царствующим пророком: от господа бысть се и есть дивно во очию нашею, воистинно соединение Малые России и прицепление оныя к великодержавному пресветлейшего вашего царского величества скифетру, яко естественной ветви к приличному корени. И якож древле Давиду израильские девы ликоствующе в тимпанех с радостию и гуслех припеваху: победи Саул со тысящами, а Давид – со тмами, тако и пресветлому вашему царскому величеству истинно все Российстии сынове припевати можем: иные цари победиша со тысящами, ты ж, великодержавный царь наш, победил еси со тмами. |
| «Государь», – пишет он в своем письме к нему, – по челобытью моему дал указ, да Трубы мои в его царской типографии будут напечатаны... Смиренно молю благословения святыни твоей, да сие Божие дело в совершение приидеть... Честный иеромонах Симеон Ситиянович, яко искусный в Богословии, на сие дело уготованный, да досмотрить. О благословении и поспешении ему смиренно святыню твою молю...» 247 В ответ на это от патриарха последовала благосклонная разрешительная грамота, сохранившаяся в бумагах Симеона: «о вашем прошении», говорится здесь, «еже сотвористе о печатании Труб есть и благочествиейшаго самодержца повеление и ваше благословение. Точию типография не у собрашася со всеми нуждными. Мало потерпи на ны и воздаст ти ся просимое...» 248 Устроив, таким образом, дело в его главных основаниях, Лазарь Баранович обращается теперь к Симеону и в письме своем к нему от 1669 года убедительно просит его принять на себя труды по этому изданию. «Посылаю в типографию его царского величества», пишет он здесь, «Трубы на праздники нарочитые с гербом его царскаго величества... Сколь благосклонно принял ты Меч, яко воин его царского величества, столь снисходительно да приклонится ухо к трубам... Оне вострубили бы нам, что старание и труды твоей пречестности содействовали успеху дела. Постарайся же, друг мой, яко в деле Божием; да не унываем, делая добро...» При этом, во внимание к предстоящему труду Симеона, Лазарь считает нужным сделать ему подарок: «посылаю Вам», говорит он далее, «майской, а следовательно здоровой, полынной водки, приготовления старого нашего братскаго аптекаря, благочестиваго иерея; думаю, что понравится. Извольте ваша пречестность на здоровье кушать, а Труб моих охотно слушать» 249 . Симеон, конечно, согласился на просьбу своего любимого архипастыря и в ответном письме к нему благодарит его за «прислание гостинца сиверскаго» 250 . Однако ж, и это дело, без сомнения, по независящим от Симеона обстоятельства, не состоялось: сначала «мотчание в печати Труб учинилось за умалением бумаги, за неприсылкою от архангельского города» 251 ; затем они, по неизвестной причине, были Лазарем взяты обратно и изданы им в киевской типографии уже в 1674 году. |
| Поместим здесь дела и заслуги Лазаря Барановича на поприщах иерархическом и литературном, руководствуясь в некоторых случаях исследованиями мглинского протоиерея А. Страдомского. Наследовав епархию, хотя свободную от преобладания католицизма, но чрезвычайно расстроенную от долговременного влияния иезуитов и униатов, признавшую зависимость от государей России, но раздираемую честолюбивым от гетманов Малороссы искательством несбыточной самостоятельности, а потому подверженную обольщениям и междоусобным раздорам со всеми ужасами кровопролития, Лазарь с самого начала святительства, как искусный кормчий, со всею за-бодливостью действовал к управлению вверенной церкви на путь мира и истинного православия. Подобно Богдану Хмельницкому, он выше своих соотечественников постиг истину, что Малороссия может благоденствовать только под мощным крылом орла всея России, а потому Баранович, когда, по случаю неуспеха измены Виговского отторгнуть Малороссию от России, сближение с Москвой сделалось свободнее, у престола царя Алексея Михайловича ходатайствовал себе о подтвердительной грамоте, чтобы «почему ему пред на епископии быть». Обыкновение у монархической власти испрашивать привилегию на сан архиерейский, до Барановича неизвестное в Великой России, давно существовало у православных иерархов польско-литовских владений. Алексей Михайлович пожаловал эту привилегию Лазарю грамотою от 28 февраля 1660 года; в ней было пояснено право пользоваться по-прежнему всякими доходами Черниговской кафедры, с повелением во всем исполнять царские указы. (Историч. акты IV, 144). Заметно, этим испрашиванием привилегии от царя Лазарь желал выразить искреннее повиновение московскому двору, потому что перед тем в июне 1659 г. все малороссийское духовенство, по уверению Маркевича,(«История Малороссии II, 34–35), обольщенное статьями Гадятского договора, присягнуло польскому королю, и вскоре потом, когда в октябре того года на переяславском съезде чиновники российского государя при утверждении киевского митрополита Дионисия требовали находиться ему под благословением московского патриарха, то малороссийское духовенство неохотно покорялось великороссийскому священноначальнику. |
| «Соизволивший» на сие государь (не говоря уже об архиереях) прекрасно осознавал беззаконность вторжения в юрисдикцию патриарха Константинопольского. Об этом царь Алексей Михайлович прямо писал последнему в декабре 1662 г.: «...по нужде допускается и преминение закона. Мы рассудили меньшим пожертвовать большему: ибо лучше нарушить правило, запрещающее епископу рукополагать в чужом пределе, нежели соблюсти правило, но допустить, чтобы те души впали в погибель». Питирима, писал государь, «мы понудили рукоположить этого епископа» (здесь и далее выделено мной. — А. Б.), для спасения украинского православия, которое якобы вслед за Киевским митрополитом Дионисием Балабаном готово было соединиться с папистами»! «Подданные наши казаки, называемые черкасами, живущие в городах Малой и Белой России, — утверждал самодержец, — поползновенны и удобопреклонны к иноземному ярму; ныне же особенно узнали мы их удобопреклонность к соседним им папистам». Кто создал у царя такое впечатление — очевидно. Нагнетание страхов перед пронизывающей все и вся «изменой» — любимое средство карьеры политических дельцов. Извещенный о «шатости» украинцев царь не обратил внимания даже на то, что чтившее митрополита Дионисия левобережное духовенство совершенно безропотно приняло незаконного московского ставленника, рукоположенного к тому же анафематствованным Никоном архиереем. Даже Лазарь Баранович, которого явочным порядком известили о смещении с должности местоблюстителя Киевской митрополии, не выказал и тени обиды. Не медля отбыв в свою епархию, Лазарь 2 августа 1661 г. отписал государю, что «боголюбиваго епископа Мстиславскаго и Оршанскаго, господина отца Мефодия Филимоновича, истиннаго богомольца вашего величества, я честно почтил и принял, со всем духовным собором, как брата и сослужителя своего, и посадил на престол митрополии Киевской блюстителем, отдав ему в целости все имущество, церковное и монастырское». Облеченный высоким саном московский агент, прибыв на Украину с изрядным запасом денег для оперативной работы, стал действовать столь энергично, перебегая от одного претендента на гетманские клеиноты к другому, что окончательно запутал Москву и Украину. Первый приведенный им к присяге гетман Самко в январе 1662 г. горестно извещал Москву: «Такой баламут, как Мефодий, и в епископы не годится. Государь пожаловал бы нас, велел Мефодия вывести из Киева и из черкасских городов, а если его не выведут... и мы на раду не поедем... Сначала сложился он с Василием Золотаренком, а теперь сложился с Брюховецким». |
| «Сочинение...» включает 4 трактата: по диалектике и логике, по физике, по метафизике и т. н. диспут о Боге и ангелах. Это единственный полностью сохранившийся восточнослав. лекционный курс натурфилософии сер. XVII в. В труде заметно влияние скотизма и схоластического аристотелизма в его новоевроп. версии. В рукописи сохранилось полемическое соч. «Prawdziwa wiara stara Cerkwie Wschodniey prawosawno-catholickiey» (НБУВ ИР. Ф. 312. 480/302с - 484/306с), написанное как ответ на работу польск. иезуита, преподавателя моральной теологии в Академии и ун-те виленского Об-ва Иисуса Б. П. Бойма ( Boym B. P. Stara wiara, albo Jasne pokazanie, i ci, co w dizuniey trwai, starey wiary nie maj. Vilnae, 1668), в к-рой иезуит обосновывал примат Римского понтифика и учение о Filioque. Составить возражение Бойму убеждал И. Лазарь (Баранович) (письмо от 31 авг. 1668). Первоначальная версия ответа И. была готова, вероятно, к 1671 г. и просмотрена Лазарем, к-рый просил И. смягчить резкий тон сочинения, а также отказаться от нек-рых неточных выражений (напр., что «Дух Святый исходит от Отца чрез Сына») (письма от 13 мая и 13 авг. 1671). Сохранившиеся 6 кодексов (надиктованные, по всей видимости, И. своему секретарю И. Армашенко) отражают этапы работы И. над текстом. По-видимому, И. предполагал издать это сочинение в приложении к трактату Лазаря (Барановича) «Nowa miara starey wiary, Bogiem udzieona», также написанному как ответ Бойму, однако архиеп. Лазарь этому воспротивился (письмо от 13 мая 1671). Соч. «Nowa miara...» было опубликовано впосл. типографией в Новгороде-Северском (1676). Рукопись И. была хорошо известна современникам. Предположительно ею пользовался Симеон Полоцкий, составляя «Беседы об исхождении Св. Духа». Известен слав. пересказ работы И., составленный в 1705 г. иером. Товией (Петрашкой-Гуторовичем). Авторство И. в отношении традиционно приписываемых ему сочинений на церковнослав. языке и на простой мове ставится под сомнение, поскольку нет данных о том, в какой степени И. |
| «Лучше есть яд, поданный с любовью, чем упитанного тельца, поданного с враждой! — заявил он. — Я сего у царя никогда не требовал и не требую, но просил лишь позволения своим людям входить и выходить со двора свободно». Царь был крайне оскорблен и даже жаловался восточным патриархам, но люди Никона смогли привезти с Воскресенского подворья свои продукты. Утром 3 декабря на заседании церковного собора стали читать грамоту Никона Константинопольскому патриарху, не целиком, но выбирая заранее отмеченные обвинением места. Павел, Иларион и Мефодий сопровождали чтение дикими выкриками и ругательствами, но все остальные светские и духовные люди стояли на своих местах безмолвно. Царь беспокоился все больше и наконец не выдержал. — Бояре, бояре! — закричал он. — Что БЫ молчите и меня выдаете, или я вам не надобен?! При звуке сих ужасных слов как бы колыхнулся строй бояр, некоторые выступили вперед, но ни от кого не прозвучало ни единого возгласа. Лишь бестрепетный военачальник князь Юрий Алексеевич Долгоруков нашел несколько слов в защиту царя и на уничижение Никона. Алексей Михайлович стал впадать в скорбь, а патриарх сказал: — О царь! Ты сих предстоящих тебе и собранных на сию сонмицу девять лет вразумлял, и учил, и к этому дню уготовлял, чтобы против нас говорили. Но все напрасно: не только сказать не могут, но и уст отверзнуть, тщетно учились! Однако я тебе, царь, совет даю: если повелишь им в нас бросать камни, то это они вскоре сотворят, а вот оговорить нас, хоть еще девять лет учи, не сумеют. В ярости бросился царь на престол свой и, спрятав лицо, долго пребывал недвижим. Наконец Алексей Михайлович встал и обратился к премудрому ученому философу Лазарю Барановичу, архиепископу Черниговскому и Новгород-Северскому, стоявшему в ряду архиереев: — Лазарь, что ты молчишь и ничего не глаголешь, почто выдаешь меня в деле, в котором я на тебя надеялся?! — О благочестивый царь, — ответил Лазарь, выступив вперед и благоговейно приложив руки к груди, — как могу против рожна прать и как могу правду оговаривать или ей противиться? — И с этими словами встал на место свое. |
| 721 Антоний был уже стар и дряхл. Соперником его выступил издавна враждовавший против него львовский епископ Иосиф Шумлянский. С митрополитом Винницким были у него старые счеты. Иосиф вступил на кафедру против его воли, с утверждения покойного Тукальского. Добиваясь звания митрополита, он, под предлогом старости и дряхлости Винницкого, вмешивался в управление южно-русской церкви и в 1670 году разъезжал по Малороссии, возмущая казаков против Дорошенко, но был схвачен на ярмарке в Могилеве на Днестре и высидел несколько времени в Чигиринской тюрьме. Но митрополит Тукальский, может быть, из мести к Винницкому, исходатайствовал ему освобождение из заключения. Шумлянский продолжал свою настойчивость в поисках митрополии, и в 1673 г. 10 марта выпросил себе у короля Собиеского привиллегию на администрацию. По смерти ж Тукальского (1676 г.), добиваясь киевской митрополии, подал королю в 1677 году на гродненском сейме письменное обязательство о принятии унии, если сделают его митрополитом. Но так как назначение его открыто униатским митрополитом угрожало смутой между униатами, которые имели своего митрополита: то просьба его, в то время, несмотря на личную расположенность к нему короля, не имела успеха. Смерть Винницкого в 1679 году открыла простор его честолюбию и проектированной им темной интриге. Шумлянский, уже изъявивший готовность принять унию, назначен был администратором православной киевской митрополии в польской Украйне. Образ действий его мы изложили выше. M. Гедеон князь Святополк-Четвертинский В 1684 году гетман Самойлович вошел в сношение с Москвой. Русским посланцам поручено было, в виду враждебных православию действий Шумлянского, настоять на избрании киевского митрополита, с подчинением его московскому патриарху. Гетман согласился, но только просил государей (это было в правление царевны Софьи) послать грамоту к константинопольскому патриарху и выпросить его согласие. Затем приступлено было к избранию митрополита. Старший из епископов, местоблюститель митрополии, Лазарь Баранович был не в ладах с гетманом. |
| Голицын указал на Мазепу как на человека, ему, следовательно, правительству, угодного; это указание должно было иметь важное влияние на выбор, и Мазепа должен был не на одних словах поблагодарить боярина: он дал ему десять тысяч рублей. На Украйне дело уладилось; но мы видели, как чутко Голицын следил за московскими толками, за внушениями своих недоброжелателей; и теперь он писал Шакловитому: «Что про гетмана будет слов, пожалуй, отпиши подлинно». Шакловитый уведомил, что внушают: зачем Самойлович свергнут без розыска? Голицын отвечал: «О гетмане, как учинилось, и о том писал я в отписках своих и в грамотах, из которых о всем можешь выразуметь. А пристойнее того и больше учинить невозможно. А что про него розыскивать, и такого образцу николи не бывало: извольте посмотреть в старых делах. А что от которого лица какое злословие, и то Богу вручаю: он-то может рассудить, какая в том наша правда. Мы чаяли, что те лица воздадут хвалу господу Богу и нам милость, как то учинилось без всякой помешки и кровопролития и замешания. Коли уж рассудить не могут, и они б взяли себе в пример турского султана, который то учинил назад тому два года: одним летом переменил двух ханов по татарскому челобитью, не розыскивая; только тому рад был, что они были у него в послушании и бунта никакого не учинили. Не мудро б и нам не переменить, только посмотрели б, что из того родилось». Московские пересуды не помешали встретить и наградить Голицына как победителя; дело на Коломаке было выставлено как особенная заслуга Оберегателя. Голицын по возвращении из похода был так же могуществен, как и прежде, к нему и к сыну его Алексею обращались люди, желавшие получить что-нибудь от правительства. Так, обратился к ним полумертвый от старости Лазарь Баранович, который спешил воспользоваться падением Самойловича и прислал в Москву жалобу на приятеля падшего гетмана, киевского митрополита Четвертинского. 30 марта 1688 года черниговский архидиакон Антоний привез царям грамоту. «Забвен был, яко мертв, – писал старик, – бых человек яко без помощи, еще живу мне сущу погребохся. |
| " Зачем же, - спрашивает иудей, - вам разорять наши синагоги, когда мы не делаем ничего худого вашим церквам? " Здесь, казалось, было бы кстати христианину Галятовского припомнить иудею тот способ обращения иудеев, арендаторов панских имений, с православными церквами: это в числе других причин и довело народ до варварского избиения иудеев в Малороссии, в эпоху Хмельницкого; Галятовский должен был знать эту эпоху. Сомнений в справедливости известий о поругании иудеями церквей быть не может, так как не только русские, но и польские историки повествуют о том же: даже римско-католические священники, при всей своей ненависти к схизме, находили неприличными поступки панов, отдававших в распоряжение иудеев православные церкви. Отчего же Галятовский об этом не говорит ни слова? Быть может, он не хотел об этом упоминать, чтоб не раздражить поляков, так как оскорбление церквей падало более на них, чем на иудеев, только пользовавшихся тем, что им дозволялось. Как бы то ни было, не касаясь в своей книге этого важного обстоятельства, Галятовский довольствуется тем, что почерпнул из чужеземных источников, и повторяет свой жестокий приговор над иудейским племенем в таких выражениях: " Мы, христиане, должны ниспровергать и сжигать жидовские божницы, в которых вы хулите Бога; мы должны у вас отнимать синагоги и обращать их в церкви: мы должны вас, как врагов Христа и христиан, изгонять из наших городов, из всех государств, убивать вас мечом, топить в реках и губить различными родами смерти " . Галятовский оставил против магометан два сочинения: оба написаны в эпоху войны против турок, которая предпринята была совокупными силами России и Польши. Война эта сильно занимала нашего автора. Первое из упомянутых сочинений " Лебедь с перием своим " посвящено в 1683 году гетману Ивану Самойловичу. По склонности к символизму, господствовавшей в тогдашних литературных приемах, Галятовский под именем Лебедя разумеет христианство или даже самого Спасителя; противоположный ему символ магометанства орел. В посвящении своем автор говорит, что Лебедь своим голосом и пером возбуждает христиан на ратоборство против мусульман. Сочинение это написано по-польски, так как польский язык был еще в большом употреблении между высшим классом в Малороссии; но существует современный русский перевод, писанный по-славянски церковной речью и нигде не напечатанный. Автор задается целью изложить учение, вымыслы и способы, как христиане могут на войне победить басурман и истребить их гнусное имя с лица земли. |
|
|
