| Надеется, что ты все же будешь настаивать на своем решении, так как сейчас “не ладно”. Один из моих раненых написал мне лишь мне понятным образом, что это сейчас совершенно бесцельно, даже само начальство не слишком уверено, и жертвы будут бесполезны. Как видишь, что-то здесь не так – многие так говорят об этом. Это совпадает с отзывом Павла о Каледине, что последний совсем не уверен в успехе. Зачем упорно лезть на стену, разбивать себе голову, зря жертвовать жизнью людей, словно это мухи? Вот и твое письмо! Как чудесно – так рано, в 101/2! Бесконечно тебе благодарна, голубчик. Я очень тронута всем, что ты пишешь, это даст мне возможность быть тебе помощницей, я и раньше стремилась к этому, но чувствовала, что министры меня не любят. Только хочу поскорее хоть сколько-нибудь поправиться, так как лазарет очень хорошо действует на душу и служит отдыхом для усталой головы. Вчера у меня была m-me Оржевская, после нее греческий И. Он едет завтра, надеется, что ты получил его последнее письмо, так как ты не телеграфировал. Сегодня он опять тебе напишет. Должна сказать, что наши дипломаты ведут себя позорно, и если Тино будет изгнан, то это произойдет по нашей вине – ужасно и несправедливо, – как мы смеем вмешиваться во внутреннюю политику страны, принуждать к роспуску одного правительства и интриговать в пользу возвращения революционера на прежний пост. Я уверена, что если бы тебе удалось убедить французское правительство отозвать Серайля (это мое личное мнение), там сразу все успокоилось бы. Это – ужасная интрига франкмасонов, к числу которых принадлежат французский генерал и Венизелос, а также много египтян, богатых греков и т.д., собравших деньги и подкупивших даже “Новое вр.” и другие газеты, чтоб они писали одно плохое и не помещали хороших статей о Тино и о Греции. Ужасный позор! Сегодня больше писать не могу. В Красном Кресте все говорят, что предложение Михень об отдельном ведомстве совершенно необоснованно, это нельзя отделять от Красного Креста. Благослови тебя Боже! Нежнейшие поцелуи шлет тебе твоя старая Женушка. |
| Когда ты занимаешься социальной работой, то приходится принимать иногда очень сложные решения, часто нет правильного выбора, и потом непонятно, верно ты поступил или нет — и это очень непростая часть работы. — Когда надо решать, кому ты помогаешь, если у тебя ограничены ресурсы, а запросов много? — Да. В прошлом году было очень тяжелое ощущение, потому что есть десятки тысяч пострадавших и надо решить, кому помогать, по какому принципу выбирать, кому верить — ведь в такой ситуации довольно сложно проверять информацию, потому что не у всех восстановлены документы. Кроме того, когда помощь оказывается сразу с нескольких сторон, возможно, что человек, который к тебе пришел, грубо говоря, за тушенкой, может быть, уже получил ее в «Красном Кресте». Или, наоборот, кто-то говорит, что ему помощь вообще не нужна, а на самом деле она ему очень нужна и он просто в стрессе. Это достаточно тяжело, и это довольно сложная работа, особенно когда ты ей занимаешься долго и без смены. — А кроме того, это еще непосредственная работа с человеческим горем, потому что одно дело — пожар в лесу, а другое дело — люди, пережившие трагедию, и ты с ними лицом к лицу, а они могут быть и резки, и грубы, и обижены, и так далее. — Знаете, я к этому спокойно отношусь, потому что на любом ЧС к концу почти все, кому нужна помощь, становятся резкими, грубыми и обиженными. Когда я проводила тренинги для волонтеров, я объясняла, что в этом случае не нужно обижаться, что это просто человеческая реакция на стресс: когда люди только что лишились всего и им вдруг приходится бегать по учреждениям с заявлениями, когда непонятно будущее, когда они понимают, что все как было уже не вернется, что больше не будет такого дома, какой был, и что погибли семейные фотографии, реликвии и ценности, которые бережно хранили, они, естественно, взбудоражены, и им надо куда-то излить свои эмоции. К сожалению, часто мишенью для этого становятся именно люди помогающих профессий. И это одна из причин, по которой люди очень часто в пожаре и его последствиях обвиняют… пожарных. Почти все пострадавшие, с которыми я общаюсь, говорят: «Приехали пожарные, ничего не делали, стояли на месте, были сонные, как мухи, и у них в машине не было воды». Эту цитату я почти дословно видела в книжке Трегубова «Пожарная тактика», по-моему, 1924 года издания. |
| Ольга Альбертовна, с начала 1923 г. стала работать в Красном Кресте (вероятно, на добровольных началах); в начале июня она вместе с дочерью отправляется в Пертоминск – сопровождает большой провиантский поезд от Красного Креста. На обратном пути, Ольга Альбертовна была задержана в Архангельске и, вместе с дочерью, провела ночь в Архангельской тюрьме; в московской квартире ее ждали с ордером на арест, поэтому она, вместе с ребенком, сразу уехала в Баку (через некоторое время вернулась в Москву). Вскоре после свидания с его семьей, Бориса Осиповича, 1 июля 1923 г., перевели из Пертоминска на Соловки. Считается, что это была первая партия политзаключенных, прибывших в Соловецкий лагерь из Пертоминска, хотя, по другим данным, первые партии политиков прибыли на Соловки 6–7 июня. В течение лета, все политики из Пертоминска (около 200 человек) были отправлены на Соловки и размещены в Савватьевском скиту, тут же переименованном в «политскит». И, что интересно, слово «политскит» мгновенно вошло в обиход, как среди самих политиков и других заключенных, так и в лагерной администрации. Сразу в Савватьеве были избраны фракционные старосты, которые образовали старостат. Б. О. Богданов стал старостой меньшевиков и, одновременно, являлся общим старостой скита. С лета 1923 и до 1925 г., всех, вновь приговоренных к лагерным срокам политиков (социалистов и анархистов), отправляли только на Соловки, где были организованы еще два политскита – на Большой Муксалме и на Анзере. В советской пенитенциарной системе никогда не было понятия «политический режим» («политрежим»), да и само слово «политзаключенный», как юридически значимый термин – отсутствовало. Однако, де-факто, до 1936–1937 гг. были и политзаключенные, и политрежим. Этот статус отстаивался осужденными в борьбе с лагерным и тюремным начальством. Основные характеристики политрежима (особый статус) сводились к нескольким принципам, в отношениях с лагерной администрацией. Политики требовали отдельного, от других заключенных, содержания. Выступали, как единый самоуправляющийся коллектив: все переговоры и контакты с лагерной администрацией велись только через старостат, в который входили старосты всех фракций. Старосты представляли коллектив, наиболее важные решения принимались на общих собраниях фракций, голосованием. Политики отказывались от принудительного труда, считая, что лагерные работы являются средством перевоспитания преступников, коими они себя не считали. |
| Очнулся я на руках у тётки Машки. Она осторожно, мягкой влажной тряпкой обтирала мне лицо и крутым матом несла всех местных «генералов» и «генералиц»: — У, нелюдь проклятая… сучья падаль… рабьи души… вместо немчуры с мальками воюют! Нечисть дьявольская мальков не трогает, Бога боится, а вы кто? Из какой скорлупы вылупились, какая тварь вас высиживала?! Дезертирщики, рожи легавые! Хайла-то на дитячих пайках отъели и беситесь от безделья… Плакатишку начертили бы: «Малявок бить — не немца рубить» — да и сидели бы под ним, в тряпочку бздели, псы государственные… А эти воспиталки, — фу, прости Господи, никто их, шалав, не дячит, — так вот они и лютуют над вами, поскрёбышами. Винцо бы лучше красное пили, а не кровь людскую, фараоновы шаркухи… — Обидно ты ругаешься, Коровья Нога. Не боишься, что с ругани своей упадешь да более не поднимешься? — проворчал старик охранник. — Молчи ужо ты, старый вертухай, отсосал у всех начальничков всё, что сосётся, да и шёл бы ты, нечестивец, на пенсион грехи отмаливать да каяться — геенну огненную-то давно заработал… Боюсь? Окаянные! Да забоись вас — вы сразу освежуете. Сами-то в боязни родились, испугом живёте, рабами умрёте, куроеды треклятые. А падать-то мне — куда? Я ж низко сижу да снизу гляжу, а коли стукнуть на меня вздумаете, так я вас с собой на этап ковылять потяну, а как это сделать, сами научили. Сами ссучились и из всех сук сделали… — Да хватит тебе, замолчи, Машка, тяжело больно и так, а малёк-то твой отойдёт, крепче головой станет. Иди к нам, выпьем! — взмолился Гиена Огненная. Заведение наше, то есть детприемник НКВД РСФСР, в народе называвшийся «детскими „Крестами“», находился в бывшей предвариловке — тюрьме предварительного заключения, в ту пору ненужной, тесной в новых обстоятельствах для взрослого народонаселения. Карцер помещался в самой малой камере. На стене его кем-то давным-давно была выцарапана странная надпись: «Кому — татор, а кому — лятор», а на двери был криво нарисован синий крест. Я спросил тётку Машку, принёсшую мне жратву: «Почему синий крест, а не красный?» — «А леший его знает… Может, он-то и намалевал. Видать, красный цвет ему не цвет — не советского он исповедания. Да и не лечить вас сюда сажают, а синеть от разных терпений. При красном-то кресте — лечить бы пришлось». |
| Гостиница «Космос», куда поселили Вику с семьей, небольшая. Тут живет 70 человек из Журавлевки. Волонтеры сюда не приезжают. Поэтому лекарства и одежду российским беженцам из приграничных сел привезти некому. — Хоть бы кто Вике помог, — возмущается Валентина Михайловна (имя изменено по ее просьбе), — в «Красном кресте» нам ничего не дают. Вика ходила в соцзащиту, просила памперсы дополнительные — так ей сказали: «Найми сиделку и иди работай». Она аж расплакалась. Как она маму оставит? За какие деньги сиделку наймет? У нас тут одни старики. Хоть бы кефир дали. Никто не говорит, что будет с нашими домами. Мы же не можем вечно в гостинице жить, сколько это будет еще длиться — год, два, три? Ничего не обещают. Сказали, закончится все — отвезем вас. А когда? Когда это будет? Обещали нас на зиму домой. Но это невозможно. Кончили с марта месяца топить, в дом я ездила — все сырое. У нас же там и холодильники, и стиральные машинки, и микроволновки. И уже мародерство у нас там началось. Губернатор обещал, что будут консервировать на зиму дома — обогреватели ставить. Но если света нет, что они сделают? В Журавлевке осталось около пяти человек. Это глубокие старики, инвалиды и лежачие больные. — Куда, например, Миша бросит Валю, если она неходячая, — говорит Валентина Михайловна. — Или Валька с Игорем — куда она поедет, если он лежачий. Они не хотят сами ехать. Если женщина под себя ходит, может, она стесняется выезжать. Бабушка сказала одна: «Никуда не поеду. Что будет, то будет. Убьют значит убьют. Но у своей хате». А сейчас ни газа, ни света. Суп не сваришь даже. Можно, конечно, холодное с хлебом есть. Но там же и хлеба нет. У одних дочка в Москве. Но она, чума болотная, чего-то не приезжает за ними. Бабушка, Раиса Федоровна, ей 82 года, живет на улице Комарова, 5, в Журавлевке совсем одна там, пока связь была, звонила, плакала. А сейчас и связи нет, не знаем, что с ней. Раньше отказывалась выезжать, а теперь кто ее заберет-то? Сестры Бабушка с пятилетним внуком возвращаются с обеда. Здание гостиницы круглое. Коридоры круговые, замкнутые. Пока бабушка идет, мальчик успевает проскакать круг. |
| В письме от 19 февраля 1897 г. она писала великому князю: «Благодарю Вас за сведения о моем брате – очень-очень горюю о его нравственных страданиях. Им обоим страшно тяжело друг другу не писать теперь, но мне кажется, что это лучше так. – Для меня большое утешение знать, что Ваше Высочество поняли моего брата и сердечно к нему относитесь». Благодарностью наполнено и письмо от 28 апреля: «Ваше Высочество, я не нахожу слов, чтобы выразить Вам, как глубоко я чувствую все, что Вы сделали для моего брата. Я знаю, что побудило Вас назначить его в эту командировку – благодарю Вас и Великую Княгиню за добрые и сердечные к нему отношения. Дай Бог, чтобы возложенное на него дело заставило его серьезно заняться – работа и деятельность – лучшие средства при его нравственном состоянии» . Действительно, новая командировка была для Джунковского совершенно неожиданной – ему предстояло возглавить медицинский отряд Иверской общины сестер милосердия, снаряженный великой княгиней от российского общества Красного Креста. Отряд из 19 человек должен был организовать госпиталь для помощи турецким раненым на театре Греко-турецкой войны. Новое поручение вполне соответствовало родовому девизу Джунковских «Богу и ближнему». Евдокия Федоровна писала брату 24 апреля 1897 г.: «Вот судьба и тебе поработать в моем дорогом Красном кресте , благословляю на путешествие, на доброе дело – в добрый час – счастливый путь! Пиши все своему другу и сестре» . А на следующий день – день отъезда – сестра служила молебен о путешествующих в Знаменской церкви Царского села и напутствовала брата: «Господь посылает тебя на такую деятельность, на которой ты можешь принести много- много пользы ближнему – и я уверена, что ты выполнишь свой долг» . Прощание с великим князем и великой княгиней было очень сердечным. « я пошел к Их Высочествам, сначала к Великой Княгине, а потом к Великому Князю, получил у них по образку, а Великий Князь мне подарил 2 дюжины чудных шелковых рубашек, которые он себе сделал, отправляясь на войну в 1877 году и которые он всего раз или два надевал, совсем новые, — вспоминал Джунковский. — я их донашивал еще в последнюю всемирную войну и сейчас, когда я пишу эти строки, у меня еще сохранилась одна из них, я храню ее как дорогую память» . Это прощание очень взволновало Владимира Федоровича, всю дорогу до вокзала он не мог проронить ни слова. «Так, как они простились со мной, можно было проститься только с самым близким, родным», — писал он в воспоминаниях . |
| Богородичен отпустительный Тебя, как Посредницу спасения рода нашего,/воспеваем, Богородица Дева,/ибо плотию, от Тебя принятою, Сын Твой и Бог наш,/на Кресте претерпев страдания,/избавил нас от тления, как Человеколюбец. Догматик Через Тебя, Богородица,/ ставший предком Божиим пророк Давид/благозвучно о Тебе провозгласил/ пред сотворившем Тебе величие:/«Предстала Царица справа от Тебя»./Ибо Тебя Матерью, носительницей жизни сделал Бог,/без отца благоволивший воплотиться от Тебя,/чтобы обновить в нас Свой образ, погубленный страстями,/и, найдя заблудившуюся в горах овцу,/взяв на плечи ко Отцу принести,/и по Своей воле соединить с небесными Силами и спасти мир –/Христос, имеющий великую и богатую милость. На стиховне, Богородичен Приклонись к мольбам рабов Твоих, Всенепорочная,/прекращая беды, на нас восстающие,/от всякой скорби нас избавляя:/ибо Тебя одну как твердую и надежную опору мы имеем,/и в Тебе защиту обрели./Да не постыдимся, Владычица, Тебя призывая!/Поспеши исполнить моление Тебе с верою взывающих:/«Радуйся, Владычица, всем помощь,/радость и покров и спасение душ наших!» Богородичен отпустительный От века сокровенное/и Ангелам неведомое таинство,/через Тебя, Богородица, явлено живущим на земле,/– Бог, воплощающийся в неслитном единении двух естеств,/и ради нас добровольно принявший Крест, –/им Он воскресил Адама первозданного/ и спас от смерти души наши. Догматик В Красном море/образ Невесты, брака не познавшей,/был начертан некогда./Там – Моисей, разделитель воды,/здесь же – Гавриил, служитель чуда./Тогда морскую глубину, не омочив ног, прошел Израиль,/ныне же Христа без семени родила Дева./Море после прохода Израиля осталось непроходимым,/Непорочная по рождении Эммануила осталась неповрежденной./ Боже Сущий, –/и предсуществовавший, и явившийся как человек,/помилуй нас! На стиховне, Богородичен Храм и дверь, дворец и престол Царя, –/Ты, Дева досточтимая;/чрез Тебя Искупитель мой, Христос Господь,/явился спящим во тьме, как Солнце правды,/просветить желая тех, кого Он создал/Своею рукою по образу Своему./Потому, Всепрославленная,/как материнское дерзновение к Нему стяжавшая,/непрестанно ходатайствуй/о спасении душ наших. |
| Кришнамурти, который во время Второй мировой войны официально заявлял о своем пацифизме и абсолютной незаинтересованности, в 1914 г. тоже оказался в затруднительном положении. Он был готов сражаться, да и возраст ему это позволял, но Анни Безант не разрешила ему включаться в какой-либо вид военной деятельности – не потому, что его могли убить, а потому, что армейский рацион предполагал потребление мяса, тогда как его призвание (не говоря уже о брахманских запретах) требовало, чтобы он оставался вегетарианцем. Однако его более расторопный брат Нитья успел какое-то время побыть мотоциклистом при Красном Кресте во Фландрии, пока Анни не остановила и его. Большую часть войны братья провели в Лондоне, готовясь к экзаменам или гуляя по окрестностям. Впрочем, Анни Безант не была единственным препятствием готовности юных индийцев помочь фронту. Работать в «Эндслей Палас-Отель», превращенном на время войны в госпиталь, им бы не позволили из-за цвета кожи. Предполагалось, что пациенты могут возражать, если их будет обслуживать индиец, да еще претендовавший на роль Мессии. То, что в нем привлекало духовно настроенных аристократов, было бы отталкивающим в глазах среднего класса. Кришнамурти и Нитье было не привыкать к насмешкам и расовой дискриминации, и они старались относиться к некоторым инцидентам дипломатически. Труднее сдерживать свои чувства было леди Эмили, разделявшей страсть королевы Виктории ко всему индийскому. Постоянное вмешательство Анни Безант вкупе со странным окружением, эксцентричное поведение его английских воспитателей и надсмотрщиков, чрезмерное напряжение жизни начинали надоедать и досаждать Кришнамурти. Сражения шли своим чередом, а он пребывал в стороне, и обыденная частная жизнь – если, конечно, возможно применить такой эпитет к его жизни становилась невыносимой. Как любого человека, его глубоко волновали военные события и соответствующие идеи времени. В те дни Пруст, например, писал, что люди воспринимали войну как мистику, с помощью которой описывают жизнь в Боге. Война захватывала все внимание людей, не оставляя энергии ни на что другое 170 . |
| Салютисты не имеют, 124 как некоторые из сектантов, напр., баптисты, веслеянцы, особых специально построенных зданий для своих молитвенных собраний. Они нанимают для общественного богослужения театры, концертные залы и другие помещения в этом роде. Чтобы дать некоторое понятие о месте их молитвенных собраний, скажем несколько слов о зале в улице Обэр, в Париже, которую нам довелось несколько раз видеть. Над входной дверью дома, где помещается это зало, находится вывеска, подвешенная на кронштейне, с надписью: «Армия Спасения». Вблизи этой вывеска на внешней стороне здания нарисован маслинными красками знак армии (род герба), представляющий из себя красное кольцо, окруженное пламенем. Вверху этого кольца находится корона с пятью рожками. В середине кольца, по желтому фону, нарисован голубой крест, на кресте латинская буква S и две скрещенные шпаги. На кольце надпись, сделанная белыми буквами: «Кровь и огонь». Под короной надпись: «Армия Спасения», такая же надпись на нарисованной желтой ленте под знаком. Внутренность залы разделяется на две не равные части, из которых большая назначена для публики, а меньшая – для салютистов. Эта последняя устроена в виде трех ступеней, идущих во всю ширину залы. Ширина первой ступени, приблизительно, около двух аршин, ширина же второй и третьей ступеней по аршину с четвертью. Зало очень светлое. Вечером освещается эдиссоновскими лампочками. При входе в залу, с правой стороны, находится касса, а с левой – стол с маленьким шкафиком, наполненным книгами и фотографиями, предназначенными для продажи. Затем идут ряды стульев в количестве более двух сот. На правой и на левой стене прибиты пано из красной материи, с такого рода надписями: «Спасены ли вы?», «Кровь Иисуса Христа очищает от всякого греха», «Бог видит все», «Думайте о вечности», «Иисус вас любит» и пр. Между этими пано находятся разные гербы, украшенные французскими национальными флагами. По той и другой стене, выше пано, укреплены флаги: французские национальные, русский императорский флаг, швейцарский и др., которые доходят до потолка. Средняя часть первой ступени второй части залы отделена от публики красным барьером, за которым находятся стулья для офицеров. К этому барьеру приглашают для раскаяния во грехах. На первой же ступени с правой стороны поставлено пианино, а с левой длинная скамья. На второй и на третьей ступенях находятся по три скамьи. За барьером, на стене, по темно-коричневому фону изображен описанный нами выше знак армии (род герба). Слева от этого знака на красном пано надпись: «Да здравствует Иисус», а справа: «Мир для Бога». Эти надписи украшены флагами. |
| Этот двойной кенозис есть то, что типичный марксистский критик религии как самоотчуждения человечества упускает: «современная философия не имела бы своего собственного субъекта, если бы не божественная жертва» . Ведь для того чтобы появилась субъективность — не просто как эпифеномен, сопутствующее явление глобального субстанционального онтологического порядка, но как основа для самой Субстанции, разделение, негативность, обособление, самоотчуждение должны считаться чем-то, что имеет место в самом сердцевине божественной Субстанции, то есть движение от Субстанции к Субъекту должно случиться в самом Боге. Говоря вкратце, отчуждение человека от Бога (факт, что Бог является ему как недоступная вещь-в-себе, как чистое трансцендентное иное) должно совпадать с отчуждением Бога от себя самого (самым пронзительным выражением чего, конечно, являются слова Христа на кресте «Отче, отче, для чего ты меня оставил?»): конечное человеческое «сознание только представляет Бога, поскольку Бог пред-ставляет себя; сознание происходит лишь на дистанции от Бога, поскольку Бог дистанцируется от себя самого» . В гегелевском «примирении» между Субъектом и Субстанцией нет абсолютного Субъекта, который в полной самоочевидности присваивает/интернализирует все объективное субстанциональное содержание. Но «примирение» также не означает (как это имеет место в линии германского идеализма от Гёльдерлина до Шеллинга), что субъект должен отречься от своей hybris? , когда воспринимает себя как ось мира, и признать как основополагающее «децентрирование» свою зависимость от определенного первоначального глубинного Абсолюта, который располагается по ту сторону или ниже субъект-объектного разделения, а также субъективного концептуального понимания. Субъект не является своим собственным истоком: Гегель решительно отвергает фихтеанское понятие абсолютного я, которое устанавливает себя и есть не что иное как чистая активность этого самополагания. Но субъект также не просто вторичное случайное следствие некой досубъективной субстанциональной реальности: нет субстанционального Бытия, к которому субъект может вернуться, всеохватного органического Порядка Бытия, в котором субъект должен найти свое место. |
|
|
