| После трагедии в Новых Атагах, когда были убиты сотрудники Международного Красного Креста, с которыми я простилась накануне, я очень переживала. Мне предложили там работать, и я заняла их пустующее место. Тут стала замечать другую грань, которая не отделяет, а, напротив, объединяет русских с чеченцами. В Красном Кресте были одни иностранцы, и я часто вместе с чеченцами удивлялась: почему они не понимают простых вещей? Скажем, такая сценка. Радушные чеченцы потчуют медиков с Запада, и тут ко мне подходит потрясённый хозяин: «Сл’юшай, какой-то дикий эти французы, швейцары... Мы им стол готовим, а они подбегают, в тарелочка положил, в уголочек забежал – и там сидят, к’юшают!» Чеченцу я сказала, что так на Западе принято, это у них «фуршет» называется – сами со стола берут и отходят. А позже прочитала лекцию зарубежным друзьям. О том, что на Кавказе и в России принято стол ставить буквой «П», и это не просто стол, а собрание людей, где есть председатель (тамада, глава стола), где всё идёт по распорядку и тосты говорят по старшинству. Иностранцы внимательно выслушали и попросили меня составить цикл лекций о том, «что можно и нельзя» на Кавказе. Так я стала экспертом по Кавказу для многих зарубежных организаций. Знание местной специфики имело большое значение во время кавказских вооружённых конфликтов. Я консультировала зарубежные гуманитарные организации в то время, когда работа федеральных органов, например, в Чечне была невозможна. В одной драматической ситуации, связанной с захватом заложников, мы смогли «на бумаге» построить схему их спасения. Увы, условия контракта не позволяют до конца моей жизни раскрывать детали, но, поверьте, мне не стыдно, а наоборот, я горжусь, что знания пригодились. Как говорится, информация – мать интуиции. Мы их спасли! Вот так постепенно стало вызревать у меня желание создать учебную дисциплину, которую я называю «прикладная этнография». Всем нам, живущим в многонациональной России, необходимо иметь хотя бы общее представление об обычаях других народов и, конечно, уважать их. Я уж не говорю о военных и милиции, которые из-за незнания национального менталитета часто подвергают риску человеческие жизни. А священникам без этого вообще не обойтись, особенно миссионерам. Если знаешь, что и как принято в определённой местности, то сможешь сразу включиться в эту жизнь. А не знаешь – то тебя просто высмеют и вообще слушать не станут. |
| Многие из тех, кто остается, учились в местных нелегких условиях. Бывает, и часто, что большая семья отказывает себе во многом, чтобы отправить одного из детей в университет – остальные дети и помыслить не могут об учебе где-то далеко от дома. Вспоминается история с Дюрером и его братом, правда? Когда брат, согласно легенде, пожертвовал всем ради юного Альбрехта, чтобы тот стал хорошим художником. Но это все, казалось бы, относится к прошлым векам, когда образование было привилегией обеспеченных людей, и какой огромной была жертва бедной семьи, чтобы послать одного из детей на учебу! Вот почему любая поддержка молодежи в получении образования сегодня – это огромный стимул для семей оставаться в Косово и Метохии: не будет разлуки студента с семьей, а потом, вероятно, и эмиграции, бегства со своей земли. Чтобы помочь семьям, в которых есть студенты, мы запустили программу ежемесячных стипендий. Одним из наших первых стипендиатов стал Йован Стойкович из Гнилана, лучший молодой аккордеонист в Сербии – читатели знают о нем. В настоящее время он учится в музыкальной школе и гимназии во Вранье, это совсем рядом с Косово, и добивается выдающихся успехов, к нашей общей радости. Юный музыкант, он стал гордостью своей малой родины. Вот слова его отца, когда мы вручали Йовану стипендию: «Я не могу описать словами, как много он для меня значит. Мы отрываем его от себя, чтобы отправить на учебу, но парень остается в сердце». Как и его музыка. Йован Стойкович, музыкант из Косово и Метохии На наш адрес часто приходят горькие и трогательные письма родителей. «У нас четверо детей. Старший сын учится в семинарии в Белграде, дочь изучает сербский язык и литературу в Митровице, вторая дочь учится в средней школе в центральной Сербии, а младший сын учится в средней школе в Гораждеваце. Я работаю в Красном Кресте, мой муж инвалид войны. Если вы можете помочь, помогите, пожалуйста. Бог вас не оставит», – вот так просто, честно, по-матерински. Такова забота, такова борьба нашего народа – скромная, ненавязчивая, тихая, но твердая и решительная. А как мы еще можем, спрашивается, бороться? Не истерикой же в СМИ, в самом деле, не громкими же криками. Сила Божия в немощи совершается – в этом мы убеждаемся ежедневно. |
| 19 сентября Папа мой золотой! Ты скоро возвращаешься. Я невероятно довольна. Только что катались с Мама. У нас будет пить чай дядя Борис. Мы ничего интересного не делаем. Мама эти два дня ездит утром в лазарет, но позже, чем сестры, около 11 часов. Мы теперь всегда обедаем наверху в игральной. Это очень уютно, по-моему. После обеда Мама, Алексей, я и Владимир Николаевич или м[есье] Жильяр играем в одну игру, которая называется «Тише едешь, дальше будешь». Очень весело, потому что можно других есть. Мы играли в эту игру в прошлом году у нас в лазарете. Наши офицеры и солдаты очень хорошо поправляются. У меня сегодня совсем глупое письмо, потому что ничего интересного не делаем. Крепко Тебя, моего душку, целую и люблю. Христос с Тобой + Твой Казанец. Кланяюсь всем, поздравляю и целую Дмитрия с именинами. Третьего дня у нас пили чай Мари и дядя Петя, последний говорил всякие скучные вещи, именно тогда, когда Мари начинала рассказывать что-нибудь интересное, удивительно скучный. Письма Александры Федоровны 19 сентября Я поставила свечки у «Знаменья» и горячо молилась за Тебя. Затем пошла в лазарет и вязала, сидя в разных палатах, я беру с собою работу, чтобы не ходить в перевязочную, куда меня постоянно тянет; перевязала только одного офицера. Мой поезд-склад N 1 теперь в Ровно, и оттуда разъезжает с отрядом автомобилей, которые сформировал и дал мне князь Абамелек из Одессы, – он находится при нем. Они развозят белье и т.п. вдоль всего фронта, и делали это даже под сильным огнем. Я так рада, что Мекк телеграфировал из Винницы, где находится мой большой склад. 20 сентября Серое дождливое утро, но не холодно. Сегодня утром у нас был молебен в Красном Кресте, и потом я раздавала дипломы дамам, окончившим курс сестер милосердия и получившим красный крест. У нас большой недостаток в сестрах. Многие утомлены, или больны, или желают быть отправленными на передовые позиции, чтобы получить медали. Работа здесь однообразная и беспрерывная, а на фронте больше возбуждения, постоянные перемены, даже опасность, неизвестность, и не всегда много дела. Конечно, это гораздо привлекательнее. Одна из дочерей Трепова работала около года в нашем госпитале для инвалидов, но после смерти своей матери никак не могла успокоиться, поэтому уехала на фронт и уже получила медаль на Георгиевской ленте. Из дневника Ольги Николаевны |
| — В пенсионном фонде спрашивают: «А где медаль?» Девочки, какая медаль? Весь дом же горел, вся девятиэтажка. Я вот в этой кофте — сиреневой с белыми цветами — как из дома вышла, так до сих пор в ней хожу. Все вроде были одинаковые, все жили в Советском Союзе, а теперь вон что. Пишите запрос в архив в Москву, чтобы вам подтверждали, что у вас есть медаль — издевательство. Заявление заполняешь, они находят ошибки и возвращают. Переписывайте и в следующий раз приходите. Приходишь — опять находят ошибки, переписывай. Нужно переписывать и приносить, переписывать и приносить — и конца этому нет. Клара Ивановна получает пенсию — 19 тысяч рублей. Большая часть ее уходит на лекарство и съем квартиры. Продукты раз в месяц привозят волонтеры. Нине, дочке Клары Ивановны, нужно ехать в Мариуполь, чтобы попытаться подать документы на компенсацию за утраченное жилье. Но для этого нужна доверенность от бабушки. — Ее нужно оформить у нотариуса, — объясняет Клара Ивановна, — а его выезд на дом стоит 5000 рублей и еще 2500 сама доверенность. Мы пока не поняли, где столько денег сразу взять. Сама-то я до нотариуса не дойду. Клара Ивановна теперь ходить не может совсем. Исти хочу Аза Ивановна приехала в Белгород из Изюма в середине апреля прошлого года. Ей 85 лет. Уехать ей помогла дочь, тоже пожилая женщина — 60 лет. Три месяца назад они подали на получение российского гражданства, но еще не получили. А значит, пенсии для Азы Ивановны пока нет. Дочери пенсия не положена до 65. Денег у женщин нет. — Ходила в Красный Крест тут в Белгороде, — рассказывает дочь Азы Ивановны, — нам дали два ваучера на 500 рублей. В магазине Красного Креста можно потратить. Я на этот ваучер взяла две баночки кабачковой икры, две банки тушенки, моющее средство. Это вот нам на двоих на месяц. Недавно волонтеры знакомые позвонили, сказали, что в Красном Кресте единовременную помощь выдают — 5 тысяч рублей. Я пришла, мне говорят «не положено». Потому что донор выделил только беженцам из ЛДНР, а нам, тем, кто из Харьковской области, не положено. Они говорят: «Знаете, мы не обязаны вам помогать, мы вам помогли немножко. А за этот год вы могли бы уже устроиться куда-то». Да, два пенсионера! Могли бы здесь устроиться замечательно. |
| За плетнем овчарки лаяли, загоняя на ночь овец в степные кошары. Пахло овечьим пометом, дымом кизяка и мятно-полынною свежестью трав. Старый чабан-пастух окликнул путников, нагнулся через плетень и забормотал что-то невнятно, смешивая слова русские, польские, молдавские и турецкие: все эти племена проходили когда-то по его родным холмам и оставили следы своих наречий в здешнем говоре. Кривым пастушьим посохом он указывал то на злую овчарку, заливавшуюся яростным лаем, то на дорогу, в ту сторону, куда они шли, как будто предостерегал их о какой-то опасности. – Что он говорит? Не понимаете, Голицын? – Не понимаю. – Я тоже. Каким-то зверем пугает нас, что ли? Ну его к черту! Просто, подлец, на водку хочет. Бросили ему несколько монет и пошли дальше. Но старик продолжал кричать им вслед, и в лице его, и в голосе была такая убедительность, что Голицыну вдруг стало страшно: в этом глухом овраге, в пустынной дороге, и в красной глине, и в красном небе, и в черном кресте почудилось ему недоброе. «Не вернуться ли?» – подумал, но устыдился страха своего перед бесстрашным Луниным. – Извините, Голицын, я так заговорился, что забыл всякую вежливость. Вы не устали? – Нет, нисколько. – Ну так пройдемте еще немного. Я покажу вам место, откуда вид чудесный. Поднялись на вершину холма, где возвышалась развалина сторожевой турецкой башни: турки когда-то владели Подолией. По крутым ступеням полуразрушенной лестницы взошли на башню. С высоты открылась даль бесконечная; покатые, волнообразные степные холмы, уходившие до самого края неба, а там, на западе, в огненных тучах, видение исполинского города, как бы Сиона Грядущего. Лунин молча глядел на закат. – Не знаю, как вы, Голицын, а я люблю конец дня больше начала. Запад больше Востока, – заговорил он опять. – «Свете тихий, святыя славы… Придя на Запад солнца, увидя свет вечерний»… – как это поется на всенощной? Когда-то с Востока был свет: ныне же последний свет вечерний – только с Запада. Кажется, моя Европа… – Как вы это сказали, Лунин: моя Европа.. |
| Ближний твой болен, посети его, походи за ним, позаботься об его излечении. Ближний твой в горе: у него или семейное огорчение от детей, от домашних, или со стороны напасть какая, или другое какое несчастье: ты утешь его, раздели с ним печаль сердечным участием, задушевной беседой, не допускай его до уныния, обнадежь милосердием Божиим, посылающим испытания для нашей же душевной пользы. Да нам и не перечислить всех дел милосердия христианского; их чрезвычайное и разнообразное множество. Жизнь наша подобна полю. Пойдешь в поле, много найдешь там красивых, душистых цветов, из коих можно сплести красивый венок. И в жизни человека много встречается дел милосердия – этих благовонных цветов, из коих можно сплести себе блаженный и неувядаемый венец на небе. В настоящую седмицу правительством приурочен сбор по церквам в пользу общества Красного Креста. Кто из нас не слышал о Красном Кресте, о его благих задачах, и полезной, попечительной деятельности в посетивших наше родное отечество – Россию различного рода бедствиях! Кто, как не мы сами в недавнем прошлом, в годины засухи, голода и болезней (холера), испытали на себе благую попечительность Красного Креста! А сколько несчастных раненых воинов находили приют и исцеление, благодаря учреждению Красного Креста! Одним словом, общество Красного Креста простирает свою помощь всякому несчастному, и с каждым годом благотворительность его возрастает, но с тем вместе растут и нужды благотворительного общества. Итак, неужели мы откажемся подать помощь благому Обществу, которое, исполняя заповедь Христа, заботится об облегчении участи наших ближних! Наш христианский долг подать посильную лепту на пользу собрату во имя Христово! От века не слыхано, что когда-либо доброе и сострадательное русское сердце затворило двери милосердия для достижения благих целей. Будем соучастниками в деле христианской любви к нашему ближнему! Подавая посильную лепту, мы не остаемся без награды Господа, Который воздаст сторицею, ибо «блажени милостивии, яко тии помиловани будут». |
| Так, в курсе, сейчас экзаменующемся, преобладает «Николай», и это обстоятельство дает курсу отпечаток самолюбивый и рассудочный. 1915 .IV.10. Сергиев Посад. На экзамене. Удивительно, как среди студентов мало Иванов. Это худо. Очевидно, в духовной среде мало Иванов, а потому нет и ивановства: простоты и кротости. Л [Лазарь] 1 . Лазарь. Солдат из запасных Полтавской губ., судя по акценту – хохол. Исповедовался у меня (1914.XI.15) в Красном Кресте. Не очень высокого роста, обросший волосами, цвет которых приблизительно каштановый. Что-то тяжелое и глубоко земляное. Когда-то обижал отца; потом мирился с ним и просил у него прощения, но все чувствует тяжесть на душе и кается тяжелым покаянием. На вопросы о грехах отвечает длинными и бесспорными рассуждениями – как резонер, хотя у него это не резонерство, а просто тяжелая, высокая дума. Благоразумие чрезвычайное. Особых грехов, кроме скверного отношения к родителю (который бил свою жену и за которую вступался сын) нет. В пол отнош ничего греховного. Покорен начальству, не ропщет, и все мотивируя многими резонами. Если бы он был скверен, то получился бы Вий; но, будучи хорошим, он просто тяжел, как свинец (хотя и не тягостен). Что-то замкнутое. 2 . Лазарь (у Леонида Андреева). То же впечатление тяжести, которое я воспринял в случае 1, но неизмеримо сгущеннее. Тяжесть свинцовых глаз. 6 394 . Лазарь Силантьич Ефимов, крестьянин села Троицкого Ряз г , о нем рассказал о. А . Громадного роста, весь согбенный от собственной тяжести и от чувства неловкости, что он выше всех. Очень смиренный и застенчивый. «Всегда он как будто забитый, мне думается, что его смущает его рост». [Лев] 3 . Лев Александрович Тихомиров , бывший редактор «Московских Ведомостей». Не высокий, жилистый, сейчас седой. Красные глаза, стоящие гривой волосы. Гнев, не знающий границ, гордость, величественность. Когда расположен, то очень любезен и приветлив. Темперамент, не допускающий препятствий себе. Резок, суров, но может быть и весьма любезным. Был революционером крайнего направления, и таким остался. Благороден, но в ярости не знает никаких границ. Умен, начитан, с большими интересами; но ум его острый и разрывающий материал, как добычу, не особенно плодотворен: начинает всегда очень сильно, а потом свою деятельность разоряет, и никакого заключения нет. С семейными резок, но семьянин, вероятно, хороший. Любит деньги, скупится, и сам же негодует на себя. Правдив и прям. Рассудочность и скептицизм, но не ослабляющий напора. |
| 1917 .XII.6. Сергиев Посад. Пятна света электричес на стене в Красном Кресте – «как павлин свет», напомнили мне Батум, когда папа позвал меня 1-й раз смотреть пожар. Г [Георгий] 1919 .III.6. Сергиев Посад. Георгий. В этом имени, в звуках его, есть что-то твердое, но не железно-твердое, а, скорее, деревянное, не устойчивость духовной деятельности, а устройчивость довольно случайно и не глубинно определившейся воли, – не устойчивость, а упорство, которое, впрочем, не настолько мелко, чтобы быть отождествлено с капризом. Георгий упорен, но это не неуклонность вожделеющей воли, не страстность воли, в которой открывается темная первооснова бытия (Павел) и не простое бессилие, выражающееся в капризности и причудливых переменах решений (Константин), а большой упор хочу и решил, большой, но не глубокий и не мощный, упор, в котором довольно много усилия и напряжения. Георгий в своем «хочу» довольно односторонен, он не видит других сторон дела, или, скорее, не хочет видеть в данный момент, ибо чувствует, что у него не хватит мощи преодолеть их, вобрать в себя и подчинить себе эти другие стороны, а не раствориться самому в них и не подчиниться им. Георгий не блестящ и, в особенности, не талантлив; но он умен, и умом, хитростью и настойчивостью добивается своего. Георгий не из тех, кому дается все легко; но, тем не менее, дается, ибо он вынуждает, вымогает из недр творческих природы то, чего хочет. Он воистину, есть γεωργς, земледел, ибо он, натужившись, выпахивает почву действительности и, учтя коварство и причуды ее, хитростью и приемами, в которых, однако, больше привычки и эмпирически найденного метода, нежели вдохновения и умозрения, выращивает плоды, которых ждет. Георгий не вдохновен и не парит; но он и не погружен в корыстные расчеты: его практика имеет нечто космическое, более широкое, нежели простая корысть, как его мысль, никогда не огненная, не чистая, не самодовлеющая, не бывает вне практических задач и намерений. [Глеб] В тетради заметок 8 (по общ. счету XXXVI) Валя, сестра моя, 27 апреля 1914 г. записала: |
| Гуманитарную помощь беженцам в Белгороде выдают в Красном Кресте. — Туда люди с 4 утра приходили и занимали очередь, — вспоминает Ника. — Пайки выдают только в 10 утра. Очередь стоит 80–90 человек, но пайков выдают всего 40 штук. Маме удалось получить паек всего один раз. В мае она нашла белгородских волонтеров «Путь в будущее». Они привозили детское питание для Есении, макароны, крупы. В апреле приехал муж Ники: — Звонит и говорит: «Спускайся, я внизу». Я чуть не умерла. Что значит: «Спускайся, я внизу?» Я думала — это загробная какая-то вещь. И стоит потрепанный, покромсанный, покорябанный, с порванной бровью, весь какой-то черный муж. И на поводке полуобморочная собака и кошка. Я его едва узнала. Я тоже была вся седая. Я каждый день звонила в разные волонтерские группы, умоляла, чтобы помогли его вывезти. Но я не знала, как. Свидетельство о том, что он многодетный, было у меня. У Ники и Димы на руках татуировки с именами детей и датами их рождения. Дима на границе показал их. Поспать на подушках семья смогла только летом. Ника подрабатывала вожатой в летнем дошкольном детском лагере, гуляла с детьми и увидела подушки у подъезда. Кто-то выбросил: — Я же не могу при детях забрать. Я их вижу, а достать не могу. Заканчивается моя смена, я провожаю детей и бегом к этому подъезду. Нахожу подушки. И в июне я, наконец, поспала на подушке. Потом нашли на помойке два ковра. Маргарита снова смеется: — Там еще красивый цветок был, я его тоже взяла. Прямо в ведре с землей. Он у нас сейчас на балконе стоит. — Как-то стыдно было, позорно, а сейчас смешно вспомнить, — говорит Ника. — Идет дочь — на плече ковер, в руках горшок с цветком. Да мы так и тарелки, вилки, ложки, чашки нашли, отмыли, прокипятили. Нашли детские качели для Есении. Очень хорошие, польские. Дима быстро устроился на работу. Он занимается дизайном и изготовлением мебели. Малыши пошли в детский сад. — Малые хорошо в саду адаптируются, — рассказывает Ника. — Сейчас Белгород часто обстреливают. И Пелагея, ей 4 года, залезает под кровать и не хочет оттуда выбираться. |
| Тем более поразительно обозначенное в поэме «Двенадцать» третье пространственно-временное единство: присутствие Христа в настоящем времени - времени, казалось бы, глубоко Ему враждебном, нацеленном на уничтожение Его имени и истребление Его последователей. Однако (и это, еще раз подчеркнем, помимо воли поэта) получается, что даже в таких условиях Христос не оставляет Россию. Ведь и она - что видно не только по Петрухе, но и по самому автору поэмы - не смогла вполне и окончательно совершить акт отречения, не смогла в самых глубинах собственного существа забыть свои духовные истоки и свое призвание. В бедных избах, за неимением дорогих окладов, иконы Христа по-прежнему любовно украшались венчиками из белых искусственных цветов, а из глубин старообрядческих кругов исходило древнее произнесение Его имени - Исус... Христос в поэме - образ подчеркнуто народный. Но что можно сказать о красном флаге, смутившем многих читателей поэмы? Флаг, развевающийся на ветру и огромное белое пятно под ним или рядом с ним, в котором сквозь снежную завесу Блок увидел Христа, были в представлении поэта неразрывно связаны. Образ флага символичен и потому многозначен. Его полотнище не случайно названо «кровавым». Действительно, как считают некоторые интерпретаторы поэмы, кровавый флаг может восприниматься как одна из модификаций Креста. Следует добавить, что на этом флаге, как на Кресте, христианка-Россия была сораспята своему Господу. И в то же время именно этот флаг был впоследствии освящен крестной Победой нашей страны над оккультным гитлеровским рейхом. Незадолго до революции Блок завершил формирование книги стихов «Родина» (1907-1916), в которую входит знаменитый цикл «На поле Куликовом». Поэт возвращался памятью к истории сражения, решившего судьбу его народа. В то же время он считал, что путь страны на новых исторических витках в существенных чертах повторяется: « Опять над полем Куликовым взошла и расточилась мгла...» У каждого поколения русских людей, убежден поэт , должно быть свое Куликово поле : « Теперь твой час настал: молись!» |
|
|
