| Приехали великие послы и были приняты великолепно. Курфюрст хотел воспользоваться случаем и заключить с Россиею оборонительный союз; но Петр отклонил предложение, боясь переменить существующие отношения России к европейским державам до окончания турецкой войны. Был заключен с Бранденбургом не союзный, но дружественный договор, в котором было постановлено о свободной торговле с обеих сторон, о непринимании бунтовщиков и неприятелей, о позволении со стороны курфюрста ездить чрез его земли русским людям для наук в Германию. Петр зажился в Пруссии долее, чем сколько было ему нужно, зажился по польским делам. Мы упоминали о междуцарствии в Польше по смерти Яна Собеского. Кандидатов на престол было много: сын покойного короля Яна, Иаков Собеский, пфальцграф Карл, герцог лотарингский Леопольд, маркграф баденский Людовик, внук папы Одескальки, французский принц Конти, курфюрст саксонский Фридрих Август и несколько пястов, т. е. польских вельмож; напоследок виднее всех явились два кандидата – Конти и Август. Отношения России к этому избранию были просты: кто бы ни был на польском престоле – все равно, лишь бы до заключения общего мира с турками Польша не выходила из священного союза четырех держав; поэтому Россия должна была противиться только одному кандидату – принцу Конти, потому что Франция находилась в дружественных отношениях к Турции и враждебных к Австрии. Польша с королем-французом легко могла подчиниться французской политике, и действительно, французский посланник заявил польским вельможам обещание султана заключить с Польшею отдельный мир и возвратить ей Каменец, если королем будет избран французский принц. Так как это заявление очень усиливало французскую партию, то Петр из Кенигсберга послал панам радным грамоту, что до сих пор он не вмешивался в выборы, но теперь объявляет, что если французская факция возьмет верх, то не только союз на общего неприятеля, но и вечный мир зело крепко будет поврежден: французский король, имея дружбу с турецким султаном, во всем ему помогает во вред союзным христианским государям; какой же после того будет христианский союз, когда француз сядет на престол польский? Конти предлагают султан турецкий и хан крымский: может ли он воевать с турками и татарами? Мы, заключал Петр, такого короля французской и турецкой стороны видеть в Польше не хотим; хотим, чтоб вы выбрали из какого ни есть народа, только бы он был в дружбе и союзе с нами и цесарем римским против общих неприятелей креста святого. |
| В Шотландии закрывается последняя католическая семинария Лондон, 9 июля 2009 г. В шотландском городе Берсден в конце этого лета закрывается последняя в этой стране католическая семинария, готовящая священников, сообщает Би-Би-Си. Сейчас в этой семинарии обучаются 9 студентов, и всем им придется закончить обучение в семинарии " Scots college " в Риме, где на данный момент обучается 11 студентов. Как сообщается, католические епископы Шотландии приняли решение о закрытии семинарии из-за большого недостатка желающих католиков становиться священниками и из-за резкого снижения числа католических священников в этой стране за последние годы. Еще недавно в Шотландии было пять католических семинарий, а сегодня недостает квалифицированных специалистов даже для того, чтобы преподавать в единственной существующей здесь семинарии. А как сообщил на днях в интервью британской газете " The Catholic Herald " архиепископ Глазго Марио Конти, в скором времени ожидается, что в епархии Глазго один священник будет окормлять по нескольку приходов. В своем пастырском послании, разосланном по всем приходам епархии, М. Конти попросил прихожан молиться о своих пастырях и не отнимать у них слишком много времени, " так как скоро не каждый приход будет иметь своего священника, а каждый священник получит дополнительную нагрузку и будет очень занят " . Архиепископ добавил, что принял решение ужесточить требования к кандидатам на священники и не собирается “рукополагать всех подряд " , так как " за семь лет своего служения в епархии неоднократно приходил к выводу, что священниками становятся люди совершенно не готовые к этому служению " . М. Конти предупредил, что в ближайшие годы не следует ждать улучшения, так как многие священники собираются уйти на покой из-за пожилого возраста, а некоторые по состоянию здоровья могут перестать служить даже раньше пенсионного возраста. М. Конти, однако, призывает свою паству не отчаиваться, добавив, что совсем недавно рукоположил двух семинаристов в диаконов, отмечает издание. 9 июля 2009 г. скрыть способы оплаты Подпишитесь на рассылку Православие.Ru Рассылка выходит два раза в неделю: Мы в соцсетях Подпишитесь на нашу рассылку |
| Но что же сказать о таких снах, которые предвидят будущее, о снах вещих. Вот факт, передаваемый Фламмарионом из недавнего прошлого, и факт исторический. „Княгиня Конти видит в одну ночь во сне, что одна из комнат ее дворца готова обрушиться, и ее детям, которые спали в той комнате, грозит опасность быть погребенными под развалинами. Картина, представившаяся ее воображению, взволновала ее сердце и всю ее кровь. В ужасе она сразу пробудилась и позвала женщин, которые спали в гардеробной. Те пришли на крик, ожидая приказаний своей госпожи. Она рассказала им свое видение и объявила, что решительно желает, чтобы ей принесли ее детей. Женщины возражают ей старинной поговоркой, —219— что сны – лживы („tous songes sont mensonges“). Княгиня повторила свое приказание с настойчивостью. Гувернантка и кормилицы показали вид, что слушаются, а сами воротились и сказали, что молодые князья спокойно спят, и тревожить их сон было бы действительно убийственным. Видя их упорство, а может быть и обман, княгиня строго потребовала свое платье. Отказываться больше не было предлога: пошли за князьями и едва они были в комнате матери, как комната, где они спали, обрушилась“ 841 . Если сказать, что материнский инстинкт любви удесятирил чуткость ощущений княгини Конти, и она уже слышала и чувствовала начавшееся разрушение комнаты, где спали ее дети, то и этим объяснением ничего не устраняется из убеждения, что душа человека обладает прозорливостью, превышающею всякую деятельность внешних чувств, ибо что же такое, как не прозорливость, представляет собою возможность знать то, что еще не совершилось? Допустим, что княгиня Конти могла уже слышать и чувствовать начавшееся разрушение комнаты; но разве она не могла подумать, что она ошибается, что этот легкий, никем еще не слышимый треск происходит от высыхания стен комнаты, от забравшейся мыши, от лезущего куда-нибудь вора, от движений и дыхания ее собственных детей и т.д. Почему же непременно выбирается одна причина, и притом с такою уверенностью? Наконец, если будущее, которое прозрела княгиня, было еще очень близкое к настоящему, то не мало есть фактов, где время исполнения того, что предчувствовала душа, отодвигается на значительное расстояние. |
| Паны изъявили при этом глубочайшую благодарность за внимание, которым императрица почтила республику этим формальным требованием дозволения, тогда как этого требования не сделано от венского двора, на помощь которому и будут проходить русские войска; паны заявили свое неудовольствие против венского двора и за то, что в Варшаве нет от него ни министра, ни резидента, ни даже поверенного в делах, но все дипломатические дела отправляются женщиною, вдовою умершего резидента Киннера. Так как венский двор никогда не имел большого попечения о польских делах, то вся готовность, какую они рады показать в случае прохода русских войск через Польшу, будет относиться не к венскому двору, но будет данью признательности к русской императрице за ее милостивые попечения о республике. Почти в то же время Ржичевский писал, что сближение России с Франциею грозит в Польше падением русской партии, потому что французская партия самая сильная, и все, кто держался русских друзей, приступят к ней, как скоро увидят сближение русских министров в Польше с французскими; правда, что партии при этом сольются и члены их будут одинаково называться французскими и русскими друзьями, но только с таким различием, что они будут делать не то, чего Россия от них может требовать спустя долгое или короткое время, а станут делать то, что им Франция будет предписывать, да и двор, естественно, принужден будет последовать большинству и силе. Между тем Бехтеев, приехавший во Францию в средине лета, встретил здесь странное явление. Он начал дело с министром иностранных дел Рулье; но принц Конти велел сказать ему, что он примется за его дело и станет докладывать королю, причем наказывал, чтоб Рулье никак об этом не узнал, ибо если проведает, то скажет маркизе Помпадур, с которою у него, принца, вражда, и станут препятствовать делу потому только, что не чрез их руки пойдет. Бехтееву показалось это непорядочно, и он не согласился на предложение Конти. Сколько мог Бехтеев заключить из разговоров с ним и министром Рулье, выходило, что министр не знал о первой поездке Дугласа в Россию, а Конти выставлял себя прямо виновником дела. |
| Между Франциею и Россиею много лет существовало охлаждение. Россия смотрела на Францию как на державу, которая во всяком предприятии готова была России, как говорится, подставить ногу, - и в самом деле Франция всегда благоприятствовала тому, что было враждебно России. В Швеции, в Турции и в Польше наиболее высказывался дипломатический антагонизм двух этих держав. Французские послы везде старались сойтись с партиею, неприязненною почему-нибудь России, и везде, где только могли, возбуждали против нее правительственные власти других держав. Между тем с обеих сторон оставались воспоминания прежних добрых отношений. Не говоря уже о том, что у Елисаветы осталось в памяти ее детство, когда ее готовили в жены тогда еще малолетнему Людовику XV, - не могла у нее изгладиться из памяти более действительная услуга, оказанная Франциею содействием при вступлении ее на престол, хотя последняя размолвка с де ля Шетарди и стирала у нее с сердца прежнее приятное впечатление. И во Франции, при всем политическом антагонизме французской дипломатии к России, просвечивала мысль о дружбе с этою страною. После того, как предположения о браке Елисаветы с Людовиком совершенно испарились, родственник его, принц Конти, в 1742 году сделал попытку предложить руку Елисавете, уже ставшей всероссийской императрицей. На его предложение отвечала Елисавета Петровна, что не намерена выходить замуж. Тогда принц Конти стал доискиваться пути получить по смерти польского короля Августа польскую корону. Некоторые польские паны являлись в Тампль, во дворец, где жил тогда Конти, с изъявлением готовности содействовать его кандидатуре в свое время. Но такой выбор в короли, если бы он и наступил, то зависел бы не от одних этих панов, но также и от большого числа таких господ, которые не думали тогда обращаться к французскому претенденту и, может быть, при избрании не подали бы за него своего голоса. Притом такая кандидатура встретила бы противодействие со стороны Австрии, России и даже Пруссии, союзной тогда с Франциею. Не удавалось французам и в Турции, где французское посольство силилось поссорить Турцию с Россиею, но успело единственно настолько, что турецкий визирь подал ноту, заявлявшую нерасположение Турции к занятию русскими Финляндии. Эта нота не имела дальнейших последствий. После неудачных попыток вредить России то здесь, то там, французская политика начала склоняться к мысли вступить в союз с Россиею, в надежде, что этот путь будет полезнее для Франции. |
| — Да, ладно… Бумагу только не будем писать… Буде у тебя нужда, курфюрст, поможем, вот крест… Веришь? Заключив тайный словесный союзный договор (что все же пришлось закрепить на бумаге), великое посольство собралось к отъезду, но пришлось задержаться на три недели в Пилау из-за важнейшего известия: в Польше начались выборы нового короля. На сеймах и сеймиках шляхетство рубилось саблями и стреляло из пистолей, отстаивая кандидатов. Их нашлось более десяти человек, но славными и достоверными были Август, курфюрст саксонский, и принц Конти, брат французского короля. Француз на польском престоле — значило отпадение Польши от союза против турок и война с Московией. Только здесь, на европейском берегу, Петр понял, что значит политическая игра. Из Пилау он послал гонца к Виниусу с приказом написать такое письмо полякам, чтобы как можно напугать партию французского принца. В Москву сочинили грамоту на имя кардинала примаса гнездинского. В шей говорилось: «…Когда бы в польском государстве француз королем стал, то не токмо против неприятеля святого креста союз, но и вечный мир с Польшей был бы зело крепко поврежден… Того ради мы, великий государь, имея ко государям нашим королям польским постоянную дружбу, также и к панам, раде и речи посполитой, такого короля с французской и турской стороны быти не желаем…» Грамоту подкрепили соболями и червонными. Из Парижа тоже прислали золото. Суетные поляки выбрали в короли и Августа и Конти. Началась смута. Паны вооружали челядь и мужиков, разбивали друг у друга хутора, жгли местечки. Петр в тревоге писал в Москву, чтоб двинули войско к литовской границе на подсобу Августу. Но Август сам явился в Польшу с двенадцатитысячным войском — садиться на престол. Французская партия была бита. Паны разъехались по замкам, мелкое шляхетство — по шинкам. Принц Конти, — так стало известно в Европе, — доехав только до Булони, пожал плечами и вернулся к своим развлечениям. Король Август поклялся русскому резиденту в Варшаве, что будет заодно с Петром. Великое дело закончилось благополучно. Послы и Петр с волонтерами покинули Пилау. 7 |
| 17 июня совершились выборы – двойные: одна партия провозгласила Конти, другая курфюрста саксонского. Члены противных партий рубились саблями. Приверженцы Августа сильно опирались на царскую грамоту, для подкрепления которой Петр прислал еще другую того же содержания; саксонская партия начала брать явный перевес. Виниус, уведомляя Петра об избрании Августа, писал ему: «Я с тем новым королем вашу милость, господина моего, яко кавалера, больше к немецкому народу, неже к петуховому (французскому), склонному, от всего сердца поздравляю». Царь послал поздравительную грамоту Августу и велел объявить панам раде, что для защиты республики от Конти и его партии придвинуто к литовской границе русское войско под начальством князя Ромодановского. Август вступил в Польшу с саксонским войском и присягнул, что принял католическую веру. Получив царскую поздравительную грамоту, он объявил русскому резиденту Никитину, что дает честное слово быть с царем заодно против врагов креста святого и что изъявленный ему Петром аффект никогда не изгладится из его памяти. Посылая поклон царю король поклонился гораздо низко. Между тем, вследствие благоприятных известий из Польши, Петр решился оставить Пруссию и ехать далее на запад. К нему навстречу спешили две образованнейшие женщины Германии: курфюрстина ганноверская София и дочь ее курфюрстина бранденбургская София-Шарлотта. Петр выбрался за границу, чтоб посмотреть на диковины цивилизации, понаучиться многому; цивилизованная Европа выслала двух своих представительниц со своей стороны посмотреть на Петра, на эту диковину, высылаемую нецивилизованною Восточною Европою. Курфюрстины записали впечатления, произведенные на них Петром, – свидетельство драгоценное для нас, потому что обе женщины взглянули на удивительное существо прямо и ясно; их поразила двойственность его натуры: они увидали необыкновенного человека, поражавшего своими блестящими способностями и в то же время своими недостатками, показывавшими, из какого общества вышел он, какое воспитание получил. Их поразила эта двойственность, это противоречие, но они не постарались сгладить его, не мудрствовали лукаво, остались верны своему впечатлению и произнесли самый верный приговор о Петре: «Это человек очень хороший и вместе очень дурной». |
| Если сказать, что материнский инстинкт любви удесятерил чуткость ощущений княгини Конти, и она уже слышала и чувствовала начавшееся разрушение комнаты, где спали ее дети, то и этим объяснением ничего не устраняется из убеждения, что душа человека обладает прозорливостью, превышающею всякую деятельность внешних чувств, ибо что же такое, как не прозорливость, представляет собою возможность знать то, что еще не совершилось? Допустим, что княгиня Конти могла уже слышать и чувствовать начавшееся разрушение комнаты; но разве она не могла подумать, что она ошибается, что этот легкий, ни- кем еще не слышимый треск происходит от высыхания стен комнаты, от забравшейся мыши, от лезущего куда-нибудь вора, от движений и дыхания ее собственных детей и т. д. Почему же непременно выбирается одна причина, и притом с такой уверенностью? Наконец, если будущее, которое прозрела княгиня, было еще очень близкое к настоящему, то немало есть фактов, где время исполнения того, что предчувствовала душа, отодвигается на значительное расстояние. Так Фламмарион передает на этот счет интересный рассказ бывшего судьи, а ныне депутата ф. п., М. Берара, опубликованный им в журнале Revus des Revues от 15 сентября 1895 года. «Тому минуло, говорит г. Берар, уже несколько десятков лет. Я только что кончил длинное и трудное расследование одного ужасного преступления, наведшего на все окрестное население ужас: днем и ночью, в течение нескольких недель, и во сне и наяву, я только и видел, что трупы, кровь и убийц. Будучи все еще под впечатлением этих кровавых воспоминаний, я отправился отдохнуть на воды в один маленький городок, который словно спит в глубине наших, одетых зеленью, гор, тихий спокойный, грустный, без шумящих казино, без крикливых ночных дилижансов. Ежедневно я бродил по лесам, заросшим дубом, буком, ясенем, а также и громадными елями. Один раз, во время таких прогулок, я окончательно сбился с дороги, потерявши из виду высокие горные вершины, по которым я привык находить направление к моей гостинице. К ночи я выбрался из леса на пустынную дорогу, которая шла по узкому ущелью между двумя высокими горами. Спуск был крутой, и в ущелье, в стороне от дороги, поместился маленький ручеек множеством каскадов падавший со скал на равнину. С двух сторон дороги темный лес, молчаливый до бесконечности. |
| Шотландские прелаты выступили против принятия закона об искусственном оплодотворении 22 ноября 2007 г. 14:02 Двое ведущих шотландских прелатов настоятельно призывают политиков серьезно рассмотреть обеспокоенность католической общины по поводу нового законопроекта о человеческом оплодотворении и эмбриологии, который легализует искусственное создание эмбрионов человека и животных. Заявление, опубликованное в воскресенье, подписали кардинал Кейт О " Брайен, архиепископ Сент-Эндрюса и Эдинбурга, и архиепископ города Глазго Марио Конти, который также является председателем Объединенного католического комитета Великобритании и Ирландии по биоэтике. Законопроект, ранее известный как законопроект о тканях человека и зародыша, обсуждался в Палате лордов в понедельник. Он призван обновить нынешнее регулирование искусственного оплодотворения и эмбриональных исследований в Великобритании. В случае принятия этого законопроекта, он легализует создание гибридных эмбрионов, полученных в результате оплодотворения яйцеклетки животного человеческой спермой, и наоборот, а также позволит лесбийским парам называться родителями детей из пробирки без ссылки на отца. Противники законопроекта также обеспокоены тем, что он может возобновить обсуждение абортов, в результате чего возникнет возможность еще большей либерализации этой процедуры. В своем обращении кардинал О " Брайен и архиепископ Конти заявляют, что положение законопроекта о создании гибридных зародышей «не является оправданным направлением законных научных исследований». Они добавляют: «Это опасный и ненужный прецедент, который не уважает достоинство человеческой личности. Мы подчеркиваем, что такая практика запрещена в Канаде, Австралии и во многих европейских странах». Прелаты также с озабоченностью отмечают, что законопроект понизит естественный статус отцовства и нарушит природные узы между родителями и детьми. Отмечая сложность соответствующих вопросов, кардинал и архиепископ предлагают создать национальный консультативный комитет, цель которого — разрабатывать соответствующие рекомендации для правительства по вопросам биоэтики. |
| Речь вовсе не о какой-нибудь истории в духе романов плаща и шпаги, типа «Трех мушкетеров» или «Сирано де Бержерака», и не о киносценарии, написанном для Дугласа Фербенкса , отца либо сына. Так о чем же речь? Когда в эти последние месяцы с вершины моего холма сквозь бесконечную, непрерывную пелену дождя я созерцаю необъятное скопление надвигающихся друг на друга серых гор, растянувшихся на сотни километров, до самого побережья, окрашенного в золотистые медовые цвета, до самого далекого-далекого рая, мне случается страдать не от одиночества, а от приступа самонадеянного воображения, порожденного, вероятно, одиночеством и способного вызвать улыбку у читающих меня друзей. Да, порой я прокручиваю в своим сознании некоторое количество простых мыслей и прихожу к выводу, что эти мысли никогда не были высказаны, по крайней мере с подобающей им простотой, великим и могущественным людям. Нужно ли продолжать мою исповедь дальше? Почему бы нет? Так вот, я смотрю на фотографию г-на Уинстона Черчилля, занимающую почетное место в лучшей комнате дома — я имею в виду место, укрытое от самых сильных ливней, — и воображаю, как мы, он и я, после небольшой прогулки верхом по нашим скверным дорогам спокойно сидим и курим сигары, перед тем как приняться за «кролика по-королевски» под красным вином марки «Романе-Конти». О! Наличие у меня «кролика по-королевски» и Романе-Конти показалось бы мне еще более невероятным, чем присутствие г-на Черчилля. Но ведь потерял же как-то г-н У. Черчилль — правда, в иные времена — десять минут на беседу с Андре Моруа, ловким и скромным посредником между чужими идеями, чья роль в литературе подобна роли скромного швейцара у «Максима», днем и ночью открытого навстречу всем и вся, как бордель. Я иногда себя спрашиваю, а доводилось ли г-ну Черчиллю хоть раз слышать, как говорит скромный француз вроде меня, ум которого, слава богу, не столь ослепителен, чтобы затмить логику, и который чувствует себя в состоянии говорить одним и тем же языком с бедняком и с важным сеньором, с миллиардером и с бродягой, с Черчиллем, с папой римским и даже с самим Господом Богом, если бы тот вдруг соизволил к нему обратиться. |
|
|
