| Остановимся на личности нашего героя. Рассказывают (и эта история может быть в такой же степени признана легендой, как и реальным фактом), будто сразу после его рождения были явлены негативные предзнаменования будущего царствования. Якобы при совершении таинства Крещения младенец Константин испражнился в святую купель, и потому впоследствии получил крайне неблагозвучное прозвище «Копронимос». Понятно, что оно не нуждается в переводе 98 . Однако, по другим данным, это обидное наименование на самом деле является поздней перифразой подлинного народного «имени» царя – «Каваллинос» («кобылятник») 99 . Проведя в седле большую часть своей жизни, царь не мог отделаться от постоянно сопровождавшего его запаха конского пота, что впоследствии использовали недруги. Он был трижды женат, причем не по распущенности, а вследствие смерти первых жен. Первой супругой императора Константина V, как уже говорилось выше, была Хазарская царевна Ирина, с которой он венчался в 732 г. От Ирины родился 25 января 750 г. сын, будущий император Лев IV, и дочь св. Анфуса. Второй брак царя с некой Марией был очень скоротечен, и от него не осталось детей. От третьего брака царя с византийской аристократкой Евдокией (он дал ей титул августы только в 769 г.), происходящей из знатной семьи Мелиссинов, родилось пять сыновей: Никифор, Христофор, Никита, Анфим и Евдоким 100 . Как можно судить по отношениям, царившим между отцом и св. Анфусой, историю который мы поведаем позднее, император был добрым отцом, умевшим находить общий язык со своими детьми и не насиловавшим их волю. Он был жестким правителем и не всегда щадил своих врагов – пример пленных болгарских воинов, которых царь отдал на растерзание константинопольской толпы, достаточно красноречив. Но нередко удивлял своим снисхождением к поверженным противникам, если не видел в них угрозы государству. Позднейшие летописцы-иконопочитатели называли его «беззаконнейшим царем», «всегубительным, безумным, кровожадным, лютейшим зверем», а в народе довлел культ этого императора. Когда уже много после его смерти болгары серьезно угрожали Римской империи, во время богослужения в храме Святых Апостолов народ сорвал с петель дверь в усыпальницу Константина V, ворвался туда и с криком: «Восстань и помоги гибнущему государству!» припал к его гробнице 101 . Когда эпарх города задержал правонарушителей, те утверждали, что двери в усыпальницу отворились сами собой, Божьим провидением – настолько личность императора была популярна в народе 102 . |
| Это видно из содержащихся в указанном списке его разных дополнительных статей несомненно болгарского происхождения, каковы, например, знаменитый «Закон судный людемъ» (это есть не что иное, как болгарская компиляция из известной нам Эклоги Льва Исаврянина и Константина Копронима), отрывки из сочинения болгарского пресвитера 10 века Косьмы против появившихся там еретиков богомилов и другие мелкие статьи -Славянский перевод другого греческого номоканона в 14 титулах сохранился до нас в списке, принадлежащем, судя по характеру письмен, концу 11 или началу 12 века. Список этот находится в московской синодальной, бывшей патриаршей библютеке под 227 и подробно описан в моем сочинении: «Первоначальный славяно-русский номоканон». В указанной рукописи содержится номоканон в 14 титулах и принадлежащая к нему каноническая синтагма в их еще до-фотиевской редакции, то есть без второго (фотиева) предисловия к номоканону и без правил двух известных нам константинопольских соборов, бывших по делу Фотия. Равным образом нет здесь и никаких толкований на правила. Можно догадываться, что перевод этого номоканона и синтагмы сделан был у нас в России при великом князе Ярославе – «книголюбце», о котором замечено в начальной летописи, что он собрал писцов многих и «преложилъ» с греческого языка на русский много книг, необходимых для просвещения Руси. В пользу нашей догадки говорят, во-первых, встречающиеся в этом переводе русские юридические термины, вовсе неупотребительные в языке других единоверных нам славянских народов -болгар и сербов (например, слово – тиун); во-вторых – то обстоятельство, что в памятниках русского церковного права 12 в., именно – в вышеупомянутых «въпрошенияхъ» Кирика, греческие церковные правила приводятся именно в том переводе, какой содержится в рассматриваемом синодальном списке Кормчей. В том же переводе читаются у вышеупомянутого новгородского монаха Зиновия правила, взятые им из номоканона времен великого князя Изяслава Ярославича. К сожалению, в синодальном списке недостает конца, где обыкновенно помещались в старых книгах известия о времени их написания; а если бы он был, то мы, может быть, имели бы в этой драгоценной рукописи один из тех номоканонов, которыми пользовался Зиновий. |
| Найман А.Я. Евреи в хазарском каганате//Хазарский альманах. – Харьков, 2002. – Т. 1. – С. 94–97; Коновалова ИГ. Христианство в Хазарии//Хазары: Второй Международный коллоквиум: Тезисы. – М., 2002. – С. 58–61). Поэтому, решая вопрос о том, кому служил «Георгий наместник» – ромеям или хазарам, надо обязательно учесть краткую и вместе с тем емкую характеристику персидского писателя и географа середины X в. Абу-Исхака ал-Истахри ал-Фарси в его «Книге климатов»: «Самый малочисленный класс [хазар] – иудеи, а самый большой – мусульмане и христиане, но все-таки царь и приближенные его – иудеи» (Сведения арабских географов IX и X вв. по Р. Хр.: О Кавказе, Армении и Азербайджане/Текст, пер. H.A. Караулова. – Тифлис, 1901. – С. 43). Даже если иудаизм был принят хазарским обществом позже начала IX в., представители правящей знати скорее были бы верны культу Тенгри, нежели Христу. 1482 См.: Жизнь и подвиги преподобного отца нашего и исповедника Феодора, игумена обители Студийской, описанные Михаилом Монахом (Версия II)//Творения св. отца нашего преп. Феодора Студита , переведенные с греческого языка. – СПб., 1867. – Ч. 1. – С. 25, гл. 16. 1483 Труды В.Г. Васильевского . Т.З. – C. CCXXXI, 93.16–17, гл. 28. Иначе как фантастическими нельзя назвать хитроумные объяснения этой «дочери керченского царя», предложенные Фридрихом Вестбергом. В ней он видит Ирину, жену Константина Копронима, которая якобы могла быть «не дочерью великого кагана хазар,... а дочь его вассала, керченского кагана, христианина Феодора» (Вестберг Ф. О жизни св. Стефана Сурожского. – С. 231). 1484 Баранов И.А. Таврика в эпоху раннего средневековья. – С. 54–68, 152; ср.: Oikonomides N. Le «systeme administratif byzantin in Crimee aux IXe – Xe s.//МАИЭТ. – 2000. – Вып. 7. – P. 321. 1485 Баранов И.А. Указ. соч. – C. 58. C. A. Плетнева туманно намекает на некие два десятка поселений вдоль побережья Юго-Западной Таврики «со слоем хазарского времени», но тут же соглашается с их явным византийским обликом и отсутствием явных следов пребывания хазар (Плетнева С. А. Очерки хазарской археологии. – С. 165; Плетнева С. Кочевники южнорусских степей в эпоху средневековья. – Воронеж, 2003. – С. 90,93). Это же обстоятельство заставляет с недоверием относиться к предпринимаемым в последнее время попыткам В.В. Майко выдать Сугдею или крупное христианское, явно византинизированное поселение на холме Тепсень за праболгарские центры VIII–X вв. (ср.: Баранов И., Майко В. Праболгарский горизонт Судакского городища середины VIII – первой половины |
| Не лучше было при Константине Копрониме; он простер свое преследование на монахов не только в Константинополе, но и в провинциях; но это прежде всего вело к тому, что богатые сокровищницы книг в монастырях делались жертвою фанатизма иконоборцев. Один из ревностных исполнителей воли Константина в провинции распоряжался следующим образом с монастырскими библиотеками: сочинения отеческие сжигал, а прочие сочинения, сочинения классиков, хотя и не сжигал, однако распродавал 324 . Только к концу иконоборческого господства, со времен Льва Армянина и иконоборцы начинают придавать значение науке, но и это не во имя самой науки, а в видах более успешной борьбы с иконопочитателями 325 . Таким образом, вообще наука после времен иконоборческих должна была начинать свое дело чуть не с самого начала, воссоздаваться как бы после опустошительного пожара. Это однако не помешало умственной деятельности раскрыться и достигнуть значительной зрелости с средины IX века. Византийская культура около средины IX века поднимается от своего глубокого падения, в котором она находилась, быстро и совершенно неожиданно. И казалось, эта умственная деятельность в такой же мере поднималась и возрастала с этого времени, в какой все более и более падала и понижалась государственная и народная жизнь той же Византийской империя. Теперь греки, как бы пробудившись от глубокого сна, сознавали, как непроизводительно прошли для их духовной жизни предшествующие века, какими банкротами в отношении умственной жизни стали они, – и с новою энергией обратились к тому богатому наследию, какое завещано им от языческих предков и христианских мыслителей, как плод многовекового труда. Они старались извлечь эти сокровища из пыли библиотек и принялись за это дело с одушевлением, прилежанием и гордостью, что владеют таким наследием; этот факт тем изумительнее, что порыв к учености и образованности не был мимолетным феноменом, но одушевлял поколения в продолжение целых веков. Но еще больше значения, в вопросе о причинах развития научного духа с указанного времени, имеет меценатство, которое отличало византийских монархов во все течение времени с половины IX века. |
| Геймбаху следовало смотреть дальше, и тогда он увидел бы, что правильное отношение индиктов и лет исчезло в хронографии Феофана около 1-го года Ираклия, с 6102-го (по Феофану) года от сотворения мipa 350 и продолжалось действительно до последнего года Константина Копронима (775 г.), как утверждает и Геймбах 351 . Обращаясь затем к решению основного вопроса, почему и как началось это несоответствие у Феофана, мы должны заметить, что такое решение не может удовлетворить всех требований любопытства по недостатку данных для полного разъяснения дела. С имеющимися данными можно почти только констатировать факт, но не объяснить его. Посмотрим, прежде всего, что говорят люди, задумывавшиеся над этим фактом. Гоар полагает, что пропущен (detractus) один год или Фоки или Ираклия 354 , отчего, естественно, индикты, считаемые по порядку, ушли вперед на единицу сравнительно с соответствующими им годами. Паги также только просто заявляет о пропуске Феофаном одного года, не обмолвливаясь ни одним словом в объяснение факта 355 . Подробнее говорит об этом Геншен; он старается угадать причину начавшегося несоответствия индиктов и лет. Так как индикты опередили года на единицу, то необходимо допустить, что один год действительно пропущен. «Какой? – 5-й год Фоки, который соединен (у Феофана) с 4-м годом этого же императора, потому что, по свидетельству Пасхальной хроники, патриарх Кирияк умер 29-го октября в субботу и похоронен 30-го в воскресенье, а это должно было быть в 599-м году эры александрийской, 10-го индикта. Как могло случиться, что пропущен один год, видно из рассказа Пасхальной хроники под первым годом Ираклия: A septimo Octobris praesentis indictionis 14 usque ad 13 Januarii indictionis ejusdem, scriptum est in publicis tabulis imperii Heraclii. Et a 14 ejusdem indictionis ejusdem mensis scriptum est in " reliquum tempus anni usque ad Decembrem nempe expletum: XV Indictione et Consulatu ejusdem Piissimini Domini nostri 356 . Таким образом, один и тот же первый год Ираклия, разделенный на 2 индикта, дал повод считать первым годом его тот, который на самом деле предшествовал его воцарению и который всецело должен быть отнесен к правлению Фоки. Благодаря этому, необходимо было все деяния Ираклия и его преемников излагать на год ранее» 357 . При этом Геншен утверждает, что начало индиктов с 1-го сентября было перенесено на другое время; а Феофан этого не знал; и естественно должна была начаться путаница 358 . Мнение Геншена ближе к истине, но и оно возбуждает много недоумений. |
| Внешнеполитическая обстановка в Леванте оставалась неизменно сложной. Периодически на территорию империи вторгались враги, сражения с которыми далеко не всегда завершались победой. Неправоверие императора часто использовалось византийскими авторами для объяснения поражений «христолюбивого воинства». Такой подход к тому же, можно было легко подтвердить примерами из ветхозаветных книг. Достойнейший победитель персов Ираклий теряет все свои победы из-за арабского нашествия, ставшего карой за монофелитство. Императоры-иконоборцы Лев III Исавр, Константин V Копроним и Лев IV Армянин при всех своих талантах не могут дать стране мир и изгнать мусульман с исконных земель империи. Напротив, при благочестивых правителях, причем далеко не всегда безупречных по меркам человеческой морали (чего стоит только одна история с ослеплением своего сына императрицей Ириной), внешние враги ослабевают, занятые внутренними делами. Так и получился хорошо известный любому читателю византийских исторических повествований штамп: если на троне сидит «неправильный монарх», то враги побеждают «по его нечестию», если же во главе страны оказывается православный василевс, а череда поражений продолжается, то они уже «по нашим грехам». О смене идеологического фокуса с установки «справедливый правитель – хороший правитель» на «правоверный правитель – хороший» говорит крайне любопытное размышление Продолжателя Феофана. Повествуя о правлении Феофила, он говорит о его стремлении к справедливости и правосудию, хотя и не без оговорок: «Возможно, Феофил заслуживает похвалы за соблюдение законов, но уж вряд ли кто припишет ему кротость и мягкость души» 253 . Ведь Феофил в византийской культуре стал уникальным персонажем, парадоксально объединившем утрированное стремление к справедливости с жестким отстаиванием принципов иконоборчества. Вопреки представлениям историков эпохи Юстиниана, Продолжатель отмечает, что это не дало императору успеха в военных делах: во время войн он постоянно возвращался с поражением, из которых самыми унизительными были битва при Дазимоне и взятие Амории, родного города василевса. Причиной же этого, по мнению автора, стала приверженность идеям иконоборчества. |
| Сначала столицей Хозарии был город Семендер, ныне Тарху, откуда хозарские хаганы были вытеснены нашествием Арабов и перенесли свое местопребывание к устью Волги, в город Итиль, или Атель, расположенный на обоих берегах Волги. На западном берегу жил высший представитель власти – хаган, или хокан, и все власти, а на восточном – торговцы с их складами, охраняемыми многочисленным войском, которое управлялось особенным царем наместником, производившим суд и расправу. Ему помогали в суде семь судей, из которых двое были для магометан, двое для евреев, двое для христиан, очевидно – Греков, и один для Славян и Руссов. Сам, бывши иудеем, он, однако не давал в обиду и другой веры. Однажды, когда магометане разорили христианский храм, он повелел разрушить мечеть магометанскую и казнить фанатичных противников христиан. Что касается хагана, то он и по имени и в действительности считался верховным, священным повелителем 75 , к которому сам наместник входил босыми ногами, а прочие падали пред ним ниц, когда он проходил мимо них, что однако случалось весьма редко, потому что он показывался народу в год раза три. Могущество хаганов было так велико, что с ними входили в родство греческие императоры, которые отдавали за них своих дочерей, или сами женились на хозарках (напр. Юстиниан II, Константин Копроним). Это делали императоры в видах политических, желая иметь в Хозарах защитников от разных кочевников и даже от Персов. Особенная дружба Греков с Хозарами началась по случаю войны Ираклия с персидским царем Хозроем. Цели торговые еще более скрепляли дружбу Греков с Хозарами 76 . Наконец и просветительные виды заставляли Греков иметь сообщение с Хозарами. Известно, что к Хозарам, между прочим, был, посылаем для проповеди самый замечательный проповедник – миссионер своего времени св. Кирилл, просветитель Славян. И можно думать, что его проповедь не была бесплодною. Существование христианского храма в Атели показывает, что среди Хозар было много христиан. А защита его царем дает понять, что христиане пользовались достойным уважением, пока существовала Хозария в описанном федеративном ее устройстве. |
| 587 Пакы же при Маврикии ...о двое главу. – Четвертая выписка из Хронографа (ср.: Хроника Амартола. С. 428). Маврикий – византийский император (582–602 гг.). 588 По сем же бысть ...на Палестинскую землю. – Пятая выписка из Хронографа (см. Хроника Амартола. С. 479). Упомянут византийский император Константин V Копроним (741–775 гг.), сын Леона III Исавра. 590 И совокупившеся обои на Немиз ...а Всеславъ бжа. – Битва на Немиге упоминается и в «Слове о полку Игореве» («На Немиз снопы стелютъ головами ...Немиз кровави брез не бологомъ бяхуть посяни...»). Немига, по мнению большинства ученых, речка, протекающая ныне на территории современного Минска в подземном коллекторе. Древний Минск находился в 16 км к западу от будущего города (См.: Поболь Л. Д. Новые данные о древнем Менеске (Минске)//Древности славян и Руси. М., 1988. С. 47–52), поэтому правомерно говорить о том, что, овладев Минском, Ярославичи «поидоша кь Немиз». Однако картина сражения на берегах реки, какой она описывается и в летописи, и в «Слове», с трудом может быть соотнесена с представлением о маленькой речке, притоке Свислочи. 591 Изяславу же въ шатеръ предъидущю. – Грамматическая конструкция свидетельствует, что фраза, видимо, оборвана. Возможно, далее говорилось о том, как именно был схвачен полоцкий князь, но в тексте остался лишь завершающий штрих: «И тако яша Всеслава...». Такое изъятие вполне вероятно, так как летописец едва ли был склонен сохранять подробности клятвопреступления Ярославичей. Вообще в рассказе о Всеславе много и других умолчаний. 592 Грхъ ради нашихъ ...побдиша половци. – Первое столкновение с половцами – кочевым народом тюркского происхождения, заселившим в середине XI века Причерноморские степи, отмечено летописцем под 1061 г. (приход хана Болуша в 1054 г. завершился заключением мирного соглашения). Но именно поражение 1068 г. заставило летописца обратить особое внимание на половцев, которые на два столетия останутся основным источником внешней опасности для южнорусских княжеств: он вставляет обширное рассуждение о «казнях божиих» (См. коммент. к с. 208–210). О русско-половецких отношениях XI–XII в. существует огромная литература. Из последних обобщающих работ укажем: Плетнева С. А. Половцы. М., 1990. |
| Сойдясь, кричали кто во что горазд (αλλο τις αλλο εκραζε), νо все сошлись на одном: не допускать, чтобы собор состоялся — μη καταδεχεσθαι γενεσθαι συνοδον. Императрица Ирина, однако, решила на следующий день (7 августа) собор открыть. Заседание было назначено в храме святых апостолов. Сама императрица находилась на хорах храма. Собор открылся. Патриарх и некоторые епископы высказались в пользу иконопочитания. Приступили к вопросу оценки собора 754 г. Подчеркнули его невселенский характер, ибо на нем не было представителей никаких других патриархатов, в том числе и папы римского. Как только дошло до этого пункта, толпа военных (конечно, не без предварительного сговора) явилась к дверям храма с тем, чтобы защитить свободу суждений своих единомышленников из среды епископата. Начались крики, волнение. Иконоборческие епископы открыто встали на сторону военных, вторгающихся с саблями наголо. Страсти закипели. Военные грозили смертью патриарху и всем сопротивляющимся. Императрица выслала для переговоров своих приближенных (οικιειαων ανθρωπων). Переговоры не удались. Императрица благоразумно решила отступить. Послала сказать Тарасию через кубикулярия (камерюнкера), чтобы отцы расходились. «Отступление» Тарасия с православными в алтарь было не безопасным. Вооруженные победители пришли в яростный восторг и угрожали побежденным. A иконоборствующие епископы бросились в толпу военных и смешались с ними с криками: «Мы победили!» Долго еще митинговали победители под крики: «Да здравствует VII Вселенский собор», т.е. собор 754 г. Наконец, около полудня, намитинговавшись досыта и проголодавшись, разошлись по домам (ωρας ουσης προσπεινοι, ωσει εκτης γενομενοι οικαδε επορευοντο). Ирина разрядила бескровно этот натиск благовременной уступкой, но от цели не отступила. Надо отдать должное ее хитрости и искусству, с какими она смогла скоро удалить из столицы и разоружить бунтующие элементы армии. Двор под предлогом войны с арабами как бы из предосторожности эвакуировался из столицы в европейский тыл, во Фракию. Одновременно из Константинополя в глубь Малой Азии уведены были ненадежные полки. Там ввиду наступившего мира мобилизованные ветераны «копронимовской марки» были «осчастливлены» милостивыми рескриптами, отставками и отпусками со щедрыми выплатами жалованья. На освободившиеся места навербованы были новые молодые люди. Константинополь оказался под охраной другой по составу гвардии... Так стало возможным, наконец, собрание и проведение до благополучного завершения VII Вселенского собора. |
| приходятся друг другу духовными братьями и сестрами и, следовательно, подобно родным братьям и сестрам, не могут вступать в брак между собою. Однако в памятниках законодательства древней вселенской церкви мы не находим на этот предмет прямого н положительного правила. Такое правило впервые встречается не в каноническом источнике, а в гражданском, и притом – не в официальном, а в частном – в так наз. Ecloga privata, т. е. в частной редакции Эклоги императоров Льва Исаврянина и Константина Копронима. В этой редакции, происхождение которой относятъ к IX в., постановления подлинной Эклоги о браках, запрещенных по духовному родству (tit. II, cap. 2), дополнены таким правилом: «запрещается брак и между духовными братьями и сестрами, возрожденными от св. крещения одним восприемником» (κεκλυνται [πρς γμον]... κα σοι ξ νς ναδχου δι το γου βαπτσματος νεγννθησαν δελφο πνευματικο, τουτστι παληκριον κα κορσιον. – См. Zachariae, Coliectio librorum juris graeco-romani ineditorum, p. 16, not. 17; cfr. p. 15, not. 12). Отсюда это правило перешло в другие сборники, канонические и гражданские; оно встречается, например, кроме нашего Номоканона, в двух греческих рукописных Кормчих 240 , в т. наз. Prochiron auctum (tit. VIII, cap. 33), в трактате о браках Константинопольского хартофилакса Мануила Ксанфянина 241 и в сборнике Малакса (Вулис. 1, гл. 245, 2, гл. 126). Но замечательно, что в синтагме Властаря, которая в среде высшей греческой иерархии XV–XVIII вв. пользовалась гораздо большим уважением, чем все другие канонические сборники, нет занимающего нас правила, а имеется только постановление Прохирона Василия Македонянина (конца IX в.) или «Градского закона» нашей Кормчей, в котором пределы духовного родства, запрещенного для браков, ограничены только следующими лицами: восприемник и его сын, воспринятая и ее родители и дочь». Этим всего проще объясняется, почему правило, изложенное в настоящей статье Номоканона, не всегда соблюдалось в греческой церковной практике и даже, по свидетельству уже известного нам Алексея Спана (см. |
|
|
