| Для того чтобы уяснить значение зазвучавшей в полемике темы, необходимо припомнить, что западно-христианское средневековое понимание грехопадения и его последствий для человека восходит к Августину, влияние которого на западную теологию и соответственно на религиозную ментальность латинского мира было конституирующим. A августиновская традиция в данном своем аспекте восходит к особому прочтению именно тех строк из Послания к римлянам, о которых пишет московский цензор книги Транквиллиона-Ставровецкого. При этом между августиновским и византийским учением о связи человеческой греховности с грехом Адама существует большое различие. Учение Августина о присущем каждому человеку первородном грехе «основано на представлении о нашей наследуемой ответственности за грех Адама... Обреченная масса (massa damnata,) падшего человечества составляет предмет Божьего гнева в силу своей виновности. Она может быть оправдана благодатью, которая единственная способна сначала простить, a потом и восстановить в человеке естественную способность его души созерцать Бога. Это созерцание достижимо только после смерти: в этой жизни человек не может быть ничем, кроме прощенного грешника» 367 . Л. П. Карсавин, выдающийся знаток теологии и истории западного христианства, подчеркивал, что, согласно католическому средневековому вероучению, наследуемая от Адама греховность не просто ошибка, но расстройство всего состояния человека. По отношению к Богу это вина, грех . По отношению к самому человеку – наказание. Через вожделение, связанное с размножением человеческого рода, эта субстанциальная испорченность природы стала передаваться от поколения к поколению. В каком именно смысле человек наследует грех Адама? «Человек обладает грехом Адама не тем, что „подражает» этому греху, не тем, что на нем лежит то же формальное обязательство обладать дарами благодати, a он не может ими обладать по вине Адама, но самым реальным образом, по реальной связи с прародителем, выражаемой телесным происхождением от него» (курсив мой. – М. Д.) 368 . Соответственно невозможно быстрое и окончательное оправдание человека, которое оказывается длительным, мучительно тяжелым, почти что безнадежным процессом, и это имело очень весомые последствия в культуре Запада 369 . |
| В конце XVI века, бесспорно, лучшей братской школой являлась Львовская, а за ней Виленская. Первым устроителем дел братской школы во Львове был, как известно, ученый грек елассонский митрополит Арсений. С самого начала преподавание в этой школе пошло так успешно, что Львовское братство, по прошествии шести лет, могло снабжать учителями другие братские школы, как, например, Виленскую, Брестскую и Перемышльскую, а студенты этой школы были настолько сведущими в греческом и славянском языках, что в 1591 году могли составить «грамматику еллино-славянскую», которая и была в том же году напечатана на славянском и греческом языках в типографии братства. Среди учителей, отличавшихся на первых порах своею просветительною деятельностью, следует поставить: Кирилла Транквиллиона Ставровецкого, подвизавшегося в среде Львовского и Виленского братств, а также Стефана и Лаврентия Зизаниев. 127 Эти два последние педагога или, как их в то время типично называли, «детоводцы», составляли также учебники, в которых тогда ощущалась великая нужда. Так, Стефан Зизаний издал в Вильне в 1596 году, в типографии братства, «Азбуку», которая имела целью не только научить ребенка чтению, но и сообщить ему главные молитвы и краткое исповедание православной веры, 128 а Лаврентий Зизаний в том же году издал также в типографии братства «грамматику славянскую», в конце которой приложил толкование на молитву «Отче наш». 129 Кроме поименованных выше учебников и других книг, Львовское и Виленское братства отпечатали в первые годы своего существования (1586–1600 гг.) еще некоторые, из числа коих укажем на: 1) окружную грамоту Константинопольского патриарха Иеремии, об устранении некоторых обычаев, несогласных с христианским учением, напечатанную во Львове в 1591 году; 2) ответ патриарха Мелетия к иудеом, напечатанный в Львове, в 1593 году; 3) молитвы повседневные, с приложением молитв на всю седмицу св. Кирилла Туровского , пасхалии и лунного течения, изданные в Вильне в 1596 году; 4) Псаломницу (псалтирь) и часовник, напечатанные в том же году в Вильне, 130 и 5) оглашение церкви братской Львовской, изданное в 1600 году в Львове. В этом оглашении или воззвании братство обратилось за материальной помощью ко всем православным – духовным и светским – для поддержания своих учреждений, предназначенных ко спасению веры и русской народности. В этом воззвании указывалось, что даже жиды успели совокупными силами отстоять свою школу и божницу от иезуитов, а у православных русских берут не божницу, а насилуют их христианскую набожность и свободу: «Слыше небо! и внуши земле! щож терпим зле в том Львове», восклицало братство, заявляя при этом всем верным, в виде предостережения, что за упадком веры близко следует и уничтожение народности («народное згинение»). На подлиннике оглашения была вытеснена печать братства, с изображением башни со львом, стоящим в воротах и с надписью: оглашение церкве братской Львовской. 131 |
| Соч. «Зерцало...», в некоторой степени подражающее труду Кирилла (Транквиллиона-Ставровецкого) «Зерцало богословия», носит в первую очередь назидательный характер, содержит инструкции епархиальному духовенству. Книгу открывает гл. «Об артикулах веры» с подробным толкованием православного Символа веры, в которой, в частности, подвергается критике католический догмат о Filioque. Во 2-м разд.- «О сакраментах, албо о тайнах» - излагается правосл. учение о церковных таинствах. Объяснению десятисловия посвящена гл. «О десяти приказанех Божиих». Толкование молитвы Господней изложено в разд. «О молитве к Господу Богу». Пятая гл. носит название «О разсуждении грехопадений человеческих. До перестороги священником и духовным подается, абы ведали, которые грехи к разрешении самого власти епископа належат, а з которых священницы разрешати власть имут». Здесь перечисляются грехи, к-рые может отпустить священник, и грехи, разрешение которых входит в компетенцию епископа. К последней категории относятся колдовство, гадание, знахарство, целительство с использованием освященных предметов. И. пишет, что гаданием в Галичине занимаются нек-рые священники, употребляющие в этих целях Евангелие и Псалтирь, ладан и даже Св. Дары. Таких священников И. считал необходимым извергать из сана. В сочинении впервые в западнорусской пастырской практике обстоятельно изложены обязанности протопресвитеров и приходского духовенства, а также система надзора за деятельностью священников. Этим вопросам посвящен 6-й разд. «Яко ся мают отцове протопопове, а як священницы и весь клир духовный в порядках церковных заховувати». Как указывает И., протопоп обязан обеспечивать присутствие всех клириков протопопии на ежегодном епархиальном Соборе духовенства, практика созыва к-рых была заведена по инициативе И. Епископ рекомендует священнослужителям исповедоваться как можно чаще - не менее одного раза в месяц; за назначение достойного духовника для клириков несет ответственность протопоп. В данном разделе содержится также обширное поучение о необходимости ведения в приходах церковных метрик для регистрации крещений и венчаний. Ответственность за ведение метрических книг возлагалась на епископских наместников (благочинных), а также на местные Соборы духовенства. Считается, что именно в 1680 г., после выхода в свет «Зерцала...», во Львовской епархии была начата метрическая реформа. |
| XVII в. в кругу митр. Иова (Борецкого) идеи объединения всех древнерус. земель под властью рус. царя и Московского патриарха. Место И. в православной книжности кон. XVI-XVII в. Сочинения И. наиболее близки к произведениям, созданным в острожском кружке: к книге Василия Суражского «О единой истинной православной вере» и к анонимному противокатолич. соч. «Послание до латын от их же книг». Мн. темы произведений И. совпадают с вопросами, которые были затронуты в письмах Львовского братства, отправленных в 80-90-х гг. XVI в. вост. предстоятелям: К-польским патриархам Феолипту и Иеремии II Александрийским патриархам Иоакиму и Мелетию. Братчики жаловались на нестроения в жизни Западнорусской митрополии: на то, что Киевский митр. Онисифор и епископы - «двоеженцы и блудодеи», на поставление во священники недостойных людей и на покровительство им епископов, на симонию, на отсутствие со стороны епископов попечения об устройстве школ и типографий (см.: Флоря Б. Н. Восточные патриархи и Западнорусская Церковь// Дмитриев М. В., Флоря Б. Н., Яковенко С. Г. Брестская уния 1596 г. и общественно-политическая борьба на Украине и в Белоруссии в кон. XVI - нач. XVII в. М., 1996. Ч. 1: Брестская уния 1596 г.: Ист. причины. С. 117-130). По-видимому, были близки позиции И. и Иова (Княгиницкого). Оба считали необходимым активно противодействовать лат. прозелитизму и проповеди др. конфессий. В письме от 23 авг. 1619 г. Кириллу (Транквиллиону-Ставровецкому) Иов упрекал последнего за то, что он в кн. «Зерцало богословия» (Почаев, 1619) не критиковал «латину и иные еретики к пересторозе (для предупреждения.- Авт.) православных». Иов (Княгиницкий), так же как и И., считал необходимым для церковного деятеля, в первую очередь книжника, отшельнический подвиг, о чем он писал Кириллу (Транквиллиону-Ставровецкому), призывая его брать пример с тех отцов и учителей Церкви, «иже в первех пожиша в пустынях и во скитех, в безмолвии искушающеся и просвещающеся; сии же бяху Василий, Григорий, Иоанн Златоустый и прочии» ( Голубев. |
| Отношение Филарета к богослужебным и учительным книгам, напечатанным в Речи Посполитой, в типографиях Виленской, Львовской Братской, Киево-Печерской, Супрасльской, поначалу было вполне терпимым. Но взгляд Патриарха на печатную продукцию Западной Руси резко изменился после того, как в 1627 г. в Россию была завезена книга Кирилла Транквиллиона-Ставровецкого «Учительное Евангелие». Игумен Московского Никитского монастыря Афанасий, родом киевлянин, ознакомившись с книгой своего земляка, докладывал Филарету, что православному христианину никак нельзя содержать ее в своем доме и читать, поскольку она уже осуждена и запрещена соборно в Киеве за многочисленные еретические идеи. Афанасий проанализировал сомнительные моменты, присуствующие в книге Транквиллиона. Справщики игумен Илия и Иван Наседка также исследовали это произведение и нашли в нем еще больше еретических мест. В результате царь и Патриарх издали окружную грамоту, которая повелевала «Учительное Евангелие» и все прочие книги Кирилла Транквиллиона, которые имеются у кого-либо, повсеместно изъять и сжечь. Книг же литовской печати и даже рукописей из Речи Посполитой впредь не принимать под страхом наказания от гражданских властей и анафемы от Патриарха. Вероятно, к вопросу о еретических суждениях в упомянутой книге добавились и опасения относительно повреждения Православия среди выходцев из Западной Руси, о которых уже говорилось. Филарет испытывал серьезную озабоченность в связи с возможным проникновением латинства и ересей через книги литовской печати. Поэтому в 1628 г. последовали еще более жесткие распоряжения со стороны Патриарха и царя. Велено было учесть все богослужебные книги литовской печати по храмам и монастырям и по возможности отправить их в Москву. Не может вновь не поразить на редкость мудрый и взвешенный подход Патриарха к делу. При всей своей решимости бороться с литовскими изданиями он все же объявляет, что литовскими книгами можно пользоваться, пока на замену им не пришлют новые, московской печати, что Патриарх старался сделать как можно скорее. Вновь можно сопоставить такой подход с деятельностью Патриарха Никона, который в подобных ситуациях обычно шел напролом, действуя самыми крайними мерами без учета возможных последствий. |
| Но с 1627 г., когда привезена была в Москву из Литвы в значительном числе экземпляров книга Кирилла Транквиллиона Ставровецкого «Учительное Евангелие» взгляд Филарета на книги литовской печати изменился. Игумен Никитского монастыря Афанасий, киевлянин, которому поручено было сделать выписки из книги Транквиллиона, донес (1 октября) патриарху, что этой книги «всякому верному христианину и в доме держати, и чести недостоит», так как она уже осуждена в Киеве Собором архипастырей за содержащиеся в ней ереси и читать ее запрещено православным под страхом проклятия . Царь и патриарх велели Афанасию указать самые ереси, и он одни места в книге, которые считал еретическими, подчеркнул, а против других сделал пометки. Тогда царь и патриарх велели еще рассмотреть книгу богоявленскому игумену Илии и соборному ключарю Ивану Наседке. Эти последние нашли в ней, кроме указанных Афанасием, и многие другие погрешности и ереси и (3 ноября) изложили их в 61-й статье. Критики были слишком придирчивы и иное называли ересью по одному лишь недоразумению и непониманию литовского языка . Получив такое свидетельство о книге, царь и патриарх издали (1 декабря) окружную грамоту, в которой, объявляя, что в этой книге «сыскались многия ереси и супротивства древним учительным Евангелиям и иным святых отец Божественным книгам», указывали: «На Москве и во всех городех литовския печати (не только) «Учительныя Евангелья» архимандрита Кирилла Транквиллиона Ставровецкаго, (но) и иныя книги его, Кириллова, слогу (хотя оне вовсе не были рассмотрены) собрати и на пожарех сжечь, чтоб та ересь и смута в мире не была». Этого мало: указывали еще объявить всем людям, чтобы «впредь никто никаких книг литовския печати и письменных литовских не покупали», а кто «учнет литовския книги какия-нибудь покупати», тем быть от царя в великом градском наказании, а от патриарха в проклятии. В Москве 4 декабря действительно сожжены были рукою пристава всенародно 60 книг «Учительного Евангелия» Транквиллионова «за слог еретический и составы, обличившиеся в книге» . |
| Как же в нормативной христианской культуре Московской Руси понимались последствия Адамова грехопадения и соответственно греховность человека? Повторю, что, как ни неожиданно, отражение даже этого коренного вопроса христианского мировоззрения в текстах Московской Руси не изучено. Обычно принимается, что грех и греховность понимали так же, как на Западе – в рамках того, что называют «общехристианским» вероучением. В самом ли деле так же? Такого рода сомнение возникает при чтении многих русских источников XV–XVII вв., в том числе при чтении текстов, опубликованных в приложении к замечательной книге Т. А. Опариной 360 . В качестве примера возьму отклик на «Учительное Евангелие» Кирилла Транквиллиона-Ставровецкого 361 . О самом Кирилле Транквиллионе-Ставровецком мы знаем, что в конце 1580-х – начале 1590-х гг. он был учителем во Львовской братской школе и в Вильно. В начале XVII в. Транквиллион снова во Львове и выступает здесь одним из руководителей знаменитого Успенского братства. В 1610-е гг. мы его встречаем как игумена сначала Уневского, a потом Любартовского монастырей, позднее, в 1621–1625 гг., как проповедника в Замостье. На рубеже 1625–1626 гг. (видимо, после осуждения написанного им «Учительного Евангелия» собором киевского духовенства в 1625 г.) Транквиллион перешел в Униатскую (Греко-Католическую) Церковь . Он известен и как автор еще двух больших книг – «Зерцала богословия» и «Перла многоценного» 362 . Хорошо известно, что в Москве, в кругу патриарха Филарета, «Учительное Евангелие» вызвало резкие нарекания. Первым цензором книги был назначен киевлянин, бывший монах Киево-Печерской лавры Афанасий Китайчич, подвизавшийся в 1620-е гг. в России и ставший игуменом одного из русских монастырей. Он составил заключение о книге Транквиллиона-Ставровецкого 363 . Вторая группа цензоров – Иван Наседка, справщик Печатного двора, и игумен московского Богоявленского монастыря Илья – познакомились одновременно и с отзывом Китайчича, и с самим сочинением. Книга была признана содержащей многие «латинские ереси» и была запрещена к распространению. Более того, экземпляры запрещенной книги разыскивались и какое-то количество экземпляров было даже сожжено на Красной площади 364 . |
| Одни из православных совращались прямо в католичество, другие переходили в унию, отдаваясь под власть папы. В половине XVII в. православная Церковь потеряла там до половины своих членов. Даже православные, оставаясь верными своей Церкви, при сближении с католиками и униатами, мало – по – малу усвояли некоторые из католических воззрений, обрядов и обычаев. Следы этого встречались и в юго – западной литературе; не всегда были свободны от них и такие ревнители православия, как например киевский митр. Петр Могила († 1647 г.). Основанная им (в 1631 – 1632 г.) по образцу иезуитских, киевская коллегия, где усвоены были схоластические руководства и усилено преподавание латинского языка, особенно много способствовала распространению в юго – западной Церкви заимствований с Запада. Северная Русь рано или поздно должна была узнать об этом и подозрительно отнестись к выходцам из юго – западной Руси, равно как и книгам, оттуда вывозимым. В первый раз на это обратил внимание патр. Филарет. В 1620 г. соборно предписывая перекрещивание католиков, переходящих в православную Церковь , он простер это требование на униатов и на тех православных, кои были крещены униатскими священниками или по католическому чину чрез обливание. В 1627 г., по его поручению, московскими книжниками был исправлен привезенный в Москву катехизис Корецкого (на Волыни) протопопа Лаврентия Зизания 317 . В 1628 г. грамотой царя и патриарха было указано всюду отбирать и сожигать, как еретические, сочинения черниговского архимандрита Кирилла Транквиллиона Ставровецкого (Учительное евангелие, Перло многоценное и др.) и, под страхом наказания, запрещено покупать какие – либо литовские книги; у кого они были, описывались и отбирались наравне с сочинениями К. Транквиллиона 318 . С течением времени эти постановления стали забываться и подозрительность в отношении к юго – западной Церкви – слабеть. Боярин Ртищев осмелился вызвать (1649 г.) южно – русских ученых для образования Андреевского братства; царь Алексей Михайлович обратился к их же содействию для перевода и исправления книг. |
| И в самой Киево-Литовской Руси шли споры о некоторых книгах. Так, игумен Московского Никитского монастыря Афанасий, по происхождению киевлянин, наблюдая широкое распространение в Москве «Учительного Евангелия» Кирилла Ставровецкого, по школьно-латинскому прозванию Транквиллиона, написал патриарху, что книга эта уже осуждена в Киеве собором, а посему «всякому верному христианину и в доме держати и чести не достоит…» Царь и патриарх просили Афанасия составить доклад, указав и подчеркнув все еретические и неправильные места. Параллельно ту же задачу богословской критики возложили и на московских богословов: Богоявленского игумена Илию и протопопа Ивана Наседку. Эти оказались еще более придирчивыми критиками и изложили свои замечания обстоятельно в 61 пунктах. В результате, в циркулярном указе царя и патриарха объявлялось всем, что в Учительном Евангелии «сыскались многие ереси и супротивства древним Учительным Евангелиям и иным св. отец божественным книгам». Отсюда практический вывод. Во всех городах разыскать книги этого автора «собрати и на пожарех сжечь, чтобы та ересъ и смута в мире не была». По этому же поводу и в этом же указе сделано еще более широкое и строгое обобщение, чтобы впредь никто никаких книг литовской печати и литовской рукописи не покупал, а кто «учнет литовские книги какие-нибудь покупати, тем быть от царя в великом градском наказании, а от патриарха в проклятии». 4.XII.1627 r. в Москве всенародно сожжено было «за слог еретический и составы, обличившиеся в книге» 60 экземпляров Уч. Евангелия Транквиллиона. После этого пред патр. Филаретом встал вопрос о генеральной чистке от книг литовской печати. В 1628 г. царь и патриарх вновь приказали произвести по всем церквам точную перепись: а) сколько в каждой церкви книг московской печати и литовской?; б) от каких годов печати идут литовские книги?; в) не останутся ли церкви без пения, если все литовские книги отобрать? и г) церкви извещались, что решение царя и патриарха твердое, — что на место отобранных будут высланы книги московской печати, а литовские дозволялось держать лишь по нужде до получения новых, «чтобы в церквах без пения не было»; д) требовалось заявление о литовских книгах и от всех решительно граждан в ожидании указа, как в дальнейшем поступать с ними. |
| И в самой Киево-Литовской Руси шли споры о некоторых книгах. Так, игумен Московского Никитского монастыря Афанасий, по происхождению киевлянин, наблюдая широкое распространение в Москве «Учительного Евангелия» Кирилла Ставровецкого, по школьно-латинскому прозванию Транквиллиона, написал патриарху, что книга эта уже осуждена в Киеве собором, а посему «всякому верному христианину и в доме держати и чести не достоит…» Царь и патриарх просили Афанасия составить доклад, указав и подчеркнув все еретические и неправильные места. Параллельно ту же задачу богословской критики возложили и на московских богословов: Богоявленского игумена Илию и протопопа Ивана Наседку. Эти оказались еще более придирчивыми критиками и изложили свои замечания обстоятельно в 61 пунктах. В результате, в циркулярном указе царя и патриарха объявлялось всем, что в Учительном Евангелии «сыскались многие ереси и супротивства древним Учительным Евангелиям и иным св. отец божественным книгам». Отсюда практический вывод. Во всех городах разыскать книги этого автора «собрати и на пожарех сжечь, чтобы та ерес и смута в мире не была». По этому же поводу и в этом же указе сделано еще более широкое и строгое обобщение, чтобы впредь никто никаких книг литовской печати и литовской рукописи не покупал, а кто «учнет литовские книги какие-нибудь покупати, тем быть от царя в великом градском наказании, а от патриарха в проклятии». 4.XII.1627 г. в Москве всенародно сожжено было «за слог еретический и составы, обличившиеся в книге» 60 экземпляров Уч. Евангелия Транквиллиона. После этого пред патр. Филаретом встал вопрос о генеральной чистке от книг литовской печати. В 1628 г. царь и патриарх вновь приказали произвести по всем церквам точную перепись: а) сколько в каждой церкви книг московской печати и литовской?; б) от каких годов печати идут литовские книги?; в) не останутся ли церкви без пения, если все литовские книги отобрать? и г) церкви извещались, что решение царя и патриарха твердое, – что на место отобранных будут высланы книги московской печати, а литовские дозволялось держать лишь по нужде до получения новых, «чтобы в церквах без пения не было»; д) требовалось заявление о литовских книгах и от всех решительно граждан в ожидании указа, как в дальнейшем поступать с ними. |
|
|
