| Что касается войска казаков, то те из них, которые умели хорошо управлять конем и имели быстрых лошадей, убежали в свою сторону и спаслись; пешие же и другие попали под острие меча и были перебиты своими врагами венграми, предавшись милосердию Господа своего. И как могло быть иначе, когда венгры враги веры и ненавистники креста и евангелия и носят имя, им подходящее, именно, кальбиин 120 по-гречески кальвин, и лютеране. Молдаване уже стали казакам большими врагами и убивали их, когда они в первый раз были разбиты валахами и проходили тысячами по их стране. То же самое было (с ними) и теперь, потому что они явились на помощь их врагу Василию. Тогда и те, кои были привержены к нему с начала его несчастий до сего времени, обратилась против него, и он был испытан подобно Иову, Евстафию и им подобным. Он потерял тогда всех своих родственников, друзей, даже жену и детей и все свои богатства, как об этом скажем далее. Потом он лишился также своего зятя, сына Хмеля, того смелого наездника. Где теперь твоя рассудительность, о Василий? где твоя способность различения? где обилие твоих богатств? Ты всеми теперь покинут. Правду говорил тот, кто сказал: „когда сходит определение (свыше), слепнут очи“. Если бы Василий не был хорошим наездником, то не мог бы спастись от рук своих врагов. Он ушел к казакам и поселился в первом городе их владений, по имени Рашко 121 . Отсюда он послал известие о случившемся с ним Хмелю и своему зятю. Глава XXI. Яссы. – Грабеж Тогда для нас возобновились наши горести и страхи, ибо венгры тотчас пришли в Яссы и заграбили все, что нашли вне монастырей. Нас обуял сильный страх пред ними: ночью мы не могли заснуть, а днем ютились в надежной башне. Враг Василия, новый господарь, едва прибыв в Яссы, тотчас устремился на крепость Сучаву и, окружив ее, начал осаду. Он не замедлил прислать (письмо) нашему владыке патриарху для успокоения его духа и назначил нам мертек, т. е. содержание – съестные припасы и напитки, в бóльшем количестве, чем при Василии. То же он сделал для аги казначейства. |
| Это стремление, не достигающее цели, а потому роковым образом возвращающееся к своей исходной точке и без конца повторяющееся. О таком понимании бессмысленности жизни красноречиво говорят многочисленные образы ада у древних и у некоторых христиан. Царь Иксион, вечно вращающийся в огненном колесе, бочка Данаид, муки Тантала, Сизифов труд – вот классические изображения бессмысленного томления у греков. Аналогичные образы адских мук можно найти и у христианских визионеров. Сведенборг видел в аду Кальвина, осужденного вечно писать книгу о предопределении. Каждый вновь написанный лист проваливается в бездну, вследствие чего Кальвин обречен без конца начинать работу сначала. В аду все – вечное повторение, не достигающая конца и цели работа, поэтому даже само разрушение там призрачно и принимает форму дурной бесконечности, безысходного магического круга. Это червь неумирающий и огонь неугасающий – две силы, вечно разрушающие и вместе с тем бессильные до конца разрушить. Змей, сам себя кусающий за хвост, – вот яркое символическое изображение этого круговращения. Круговращение это не является чем-то только воображаемым нами. Ад таится уже в той действительности, которую мы видим и наблюдаем; чуткие души в самой нашей повседневной жизни распознают его в его несомненных проявлениях. Недаром интуиция порочного круга, лежащего в основе мирового процесса, и составляет пафос всякого пессимизма, религиозного и философского. Ярче всего этот пессимизм выражен в Книге Екклесиаста: Суета сует, – сказал Екклесиаст, – суета сует, – все суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? Род проходит, и род приходит, а земля пребывает вовеки. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь. Все вещи – в труде: не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием. |
| Средоточием особенностей, как протестантской догматики, так и Кальвиновой в особенности составляет учение о восстановлении падшего человека. Кальвин, как и предшествовавшие ему реформаторы, в противоположность католичеству, стремился отнять у самодеятельности человека всякое значение в деле спасения и приписать его одной благодати Божией. Бог спасает человека Своею благодатью не только без всякого участия со стороны самого человека, но даже вопреки ему: вот основная идея учения Кальвина об экономии нашего спасения. В системе женевского теолога эта идея развита и формулирована в частностях гораздо последовательнее и определеннее, чем у других реформаторов. Исходным пунктом воззрения его на дело спасения служит всецелое повреждение человеческой природы чрез грехопадение Адама и нераздельно связанный с ним первородный грех. В этом пункте учения Кальвин значительно расходится с воззрениями Цвингли. Цюрихский реформатор, указывая источник греха в чувственной природе человека, не признает повреждения ее чрез грех слишком глубоким, всецелым. Грех, по его мнению, не уничтожил всего доброго в нас. Он есть не более, как немощь или болезнь, лишение любви Божией 436 . Совсем не так понимал повреждение природы человеческой Кальвин, ближе примыкавший в этом пункте к Лютеру. Как холодный мыслитель, избегая крайних и гиперболических выражений (каковы напр. человек по грехопадении стал соляным столпом, деревом, истуканом и под.), Кальвин признает первородный грех всецелым повреждением природы человека, проникшим все его силы и сделавшим его неспособным ни к чему доброму. «Весь человек, говорит Кальвин, сам по себе есть не другое что, как похоть (concupiscentia) 437 . Он весь (totus) от головы до ног так проникнут растлением, что в нем нет ни одной части свободной от греха, и потому все, что ни делает он, вменяется ему в грех 438 . О новорожденных Кальвин говорит: природа их во всей целости есть некоторое семя греха; потому не может не быть ненавистна и отвратительна для Бога 439 . В сочинении против Тридентского собора 440 , обвиняя в пелагианстве католическое учение об остатках в человеке свободной воли, Кальвин признает liberum arbitrium совершенно утраченным вследствие падения и волю человеческую – порабощенною греху. |
| Хотя Кальвин и принял основные положения лютеранского учения о Церкви, он осознавал необходимость поднять авторитет пастырей и церковной организации. И тем не менее, Кальвин писал: «Следуя слову Божию, мы говорим, что она есть общество верующих, согласившихся следовать этому слову» . Крещение для кальвинистов необходимо «как печать не для того, чтобы придать силу обещанию о спасении, как будто бы последнее само по себе не полноценно, но лишь для того, чтобы подтвердить его нам». В евхаристологии Кальвин занимает среднее место между Лютером и Цвингли. Покаяние как Таинство отвергалось. В кальвинизме оно не имеет сакраментального значения. Был солидарен Кальвин и в отвержении Священного Предания. «Ни указы, ни декреты, ни видения, ни чудеса не должны быть противопоставлены этому Священному Писанию» . Однако Кальвин не столь категоричен: «Признаем то, что было определено древними соборами, и отвращаемся от всех сект и ересей, отвергнутых святыми учителями, как-то св. Иларием, св. Афанасием, св. Амвросием, св. Кириллом» . Главным «достижением» Кальвина, логически завершившим лютеранство, было учение о спасении. Проследим логику его рассуждений. Как и Лютер, Кальвин считает, что природа человека совершенно искажена грехом. «Все, что исходит от него, совершенно справедливо осуждается (Богом) и вменяется в грех» . Потеряв свободу воли, человек творит зло по внутренней необходимости, что делает его виновным перед Богом. Бог же предписывает безвольному человеку «непосильное для него, чтобы убедить человека в его собственном бессилии» . Несоответствие своего учения о потере человеком свободы воли святоотеческому Кальвин вполне осознает и сетует на это. На добро человек неспособен, но только на зло. Добро – дело благодати. Кальвин, вместе с Лютером, отвергает «синергизм» и учит, что он оправдывается верой в свое спасение. «Хотя Бог, совершая наше спасение, возрождает нас для благотворения, мы исповедуем, что добрые дела, которые мы совершаем под водительством Святого Духа, не играют роли в нашем оправдании» . |
| Значимость theologia naturalis дня этики Кальвина можно еще кратко пояснить на примере установлений. Среди ordinationes Dei или creationis 303 особую важность для Кальвина имеет брак, а среди связанных с грехом установлений промышления – государство. Все, что Кальвин говорит об этике брака (3, 50; 45, 528) или государства (49, 249; 53,143; 55,245; 24,354), имеет своим источником его theologia naturalis, то есть – после приведенных выше разъяснений это понятно – такое познание установлений творения, которым может обладать только христианин. Кальвин более не принимает в расчет языческую theologia naturalis. Это означает, что Кальвин в своей этике всецело опирается на извлеченное им из творения понятие lex naturae, по крайней мере там, где речь идет о проблемах совместной жизни людей, – мы бы сказали, о проблемах социальной или общественной этики. Кальвин как раз и есть тот «дилетант», который, не становясь католиком, основывает свою этику на установлениях творения. Разумеется, здесь не упраздняется любовь, которая даруется Христом, и верное понимание которой возможно только исходя из Христа. Однако Кальвин не пытается построить свою этику на основании одного лишь этого понятия. То, чем является любовь в браке или чем является любовь в государстве, усматривается именно благодаря тем особым предназначениям, которые Бог сообщил браку и государству (2, 675; 49,474). Брак и государство являются, хотя и в разном смысле, Божиими установлениями (23, 49). Оба установления находятся под промышляющей благодатью, в обоих установлениях человек и его действие являются орудиями Бога (49,187; 23, 20). По этой причине Кальвин любит называть ответственных за государство лейтенантами или офицерами Божиими (49, 187; 23, 20). Он даже заходит столь далеко, что находит подтверждение Божественного достоинства государства в Писании в том, что его служители называются там «богами» (7, 83). Только так можно понять, каким образом Кальвин может рассматривать оба установления – промыслительное установление государства и спасительное установление Церкви – в их единстве во Христе, сообщая им при этом не только совершенно различные функции, но и совершенно разные иконы (53,137; 7, 89; 49, 477). |
| Наконец к этому же времени относится и его “Небольшой трактат о св. причастии”, предназначавшийся для обыкновенной читающей публики и потому написанный по-французски. Кальвин, очевидно, решил поселиться в Страсбурге надолго. Еще летом 1539 года он принял страсбургское гражданство, записавшись для этого в цех портных. В то же время он стал серьезно подумывать о том, чтобы основать собственный семейный очаг, и просил друзей помочь ему в поисках подруги жизни. В письме к Фарелю Кальвин высказывает свой взгляд на те достоинства, которыми должна отличаться его будущая жена. “Я не принадлежу, как ты знаешь, к числу тех людей, которые гоняются лишь за внешней красотой и поклоняются даже недостаткам любимой женщины. Мне может понравиться только женщина кроткая, скромная, терпеливая, хорошая хозяйка, заботящаяся о здоровье своего мужа”. Кальвин не скоро нашел подходящую подругу жизни. Брат одной девушки из благородного семейства и с хорошим приданым, горячий поклонник Кальвина, очень хлопотал о его союзе с сестрой, но последний опасался, чтобы богатая девушка не была слишком притязательна, и, не желая обижать брата отказом, поставил условием, чтобы невеста предварительно научилась французскому языку. Девушка обиделась, и Кальвин был спасен. Другое сватовство также почему-то расстроилось, и Кальвин, уже назначивший было день свадьбы, готов был совершенно отказаться от своего намерения жениться. “Я еще не нашел, – пишет Кальвин Фарелю, – не разумнее ли было бы совершенно отказаться от поисков”. Наконец поиски увенчались успехом. В лице Иделетты Штордер, вдовы одного обращенного им анабаптиста, он нашел женщину, вполне соответствовавшую его идеалу. Она была бедна и вместо приданого принесла мужу своих трех детей от первого брака. В сентябре 1540 года свадьба была отпразднована с большой торжественностью. Брак Кальвина был очень счастлив. Со свойственной ему сдержанностью, почти граничащей с полным безразличием ко всему, что не имело отношения к его деятельности, он очень редко и мимоходом упоминает о жене при ее жизни. |
| В среде университетской, где много было молодых немцев из Германии и Швейцарии восторгавшихся действиями и сочинениями Лютера и Цвингли, Кальвин встретил большое сочувствие к реформации. По свидетельству Безы религиозные споры того времени заинтересовали и Кальвина в Орлеане 27 . Особенно сильное влияние на образ религиозных воззрений Кальвина произвел гуманист Мельхиор Вольмар, родом из Германии, преемственно преподававший в университетах Орлеана и Буржа. Хотя он преподавал только греческий язык, но, как ученик Лефевра и страстный последователь учения Лютера, он ставил задачею преподавательской своей деятельности служение делу реформации. На кафедре, вместо Гомера и Демосфена, он объяснял Евангелие и послания ап. Павла по греческому тексту, раскрывал слушателям учение об оправдании верою и другие догматы евангелического учения. Кальвин увлекался уроками Вольмара и сделался самым близким его другом 28 . По словам Флоримон-Ремонда 29 Вольмар сперва развил в Кальвине «вкус к ереси», затем влил в душу его яд ереси. Угадывая в Кальвине будущего поборника реформации, продолжает тот же писатель, Вольмар советовал ему изучать богословие и променять кодекс Юстиниана на Евангелие Иисуса Христа. В доме Вольмара Кальвин встречался с одним молодым человеком острого ума: это был Феодор Беза, в последствии друг Кальвина, сотрудник и продолжатель реформаторской его деятельности. Надобно догадываться, что в ближайшее к атому время произошла в Кальвине окончательная перемена религиозных убеждений, подготовленная пребыванием его в университетах. Мы говорим: надобно догадываться, потому что для точного определения года, когда Кальвин разорвал духовный свой союз с католичеством, не имеем явных показаний. В предисловии к толкованию Псалмов (Opp. t. III, ed. Amct.) Кальвин переход свой в протестантство называет внезапным обращением (subita conversio). Но из ответа его на послание кардинала Садолета к женевскому правительству в 1537 г. видно, что Кальвин был подготовлен к отпадению от католичества сознанием его недостатков, прежде чем сблизился с людьми протестантского образа мыслей. |
| Кальвин в то время был на сейме в Вормсе. Не застав его в Страсбурге, женевские посланные отправляются за ним в Вормс. Кальвин отвечает на переданное ими письмо в довольно неопределенных выражениях. Он охотно исполнил бы их желание, но связан разными обязательствами: из Вормса он еще должен отправиться в Регенсбург, да и отпустят ли его страсбургцы. При этом он, однако, не забывает ставить свои условия – он хочет быть не простым проповедником, а восстановителем церкви, требует, чтобы бернские и страсбургские власти дали открыто свое согласие, и во всяком случае он согласен приехать в Женеву только на время. С тех пор между Кальвином и женевцами завязывается оживленная переписка. Последние согласны на все условия, письма летят за письмами, посольства следуют за посольствами. Но Кальвин то готов уже согласиться, то снова отступает в ужасе перед грозящими ему опасностями. “Вернуться в Женеву? – пишет он Вире, – отчего лучше не идти на крест?” Но Вире, приглашенный на время в Женеву из соседней Лозанны, и Фарель, и Бусер, и многочисленные друзья во всех евангелических кружках не перестают его уговаривать. Страсбургцы соглашаются его отпустить. Фарель снова стращает его гневом Божьим, и наконец Кальвин уступает. Женева победила, Женева ликует. С тех пор, во все продолжение лета 1541 года, совет поглощен заботами о том, как бы торжественнее обставить его возвращение. Старательно придумывают, чем бы можно было ему угодить, восстановляют его прежние законы церковной и гражданской дисциплины, призывают назад его изгнанного друга, Матюрина Кордье. Несколько заседаний совета посвящено лишь вопросу об отыскании для него удобной квартиры “с садом”. С лихорадочным нетерпением женевцы ждут его, “нашего дорогого брата, который нам безусловно необходим, которого народ так страстно требует”. И наконец, под 13 сентября, мы читаем в протоколах: “Maitre Жан Кальвин прибыл из Страсбурга и очень извинялся в своем долгом промедлении”. Возвращение изгнанного проповедника было настоящим триумфальным шествием. Еще раньше, чем он выехал из Страсбурга, навстречу ему был выслан герольд; Фарель был приглашен участвовать в торжественной встрече. Народ приветствовал его восторженными криками. Кальвин вернулся в Женеву настоящим победителем. В тот же день было решено за счет города перевезти семейство Кальвина из Страсбурга и просить страсбургцев уступить его Женеве навсегда. Ему назначили годовое жалованье в 500 флоринов (1200 руб.), 12 мер пшеницы и два ведра вина. Магистрат поднес ему даже сюртук, за который уплачено было из городских сумм восемь талеров (десять рублей). Заботливость властей о его удобствах порой доходила до смешного. Глава VII. Реформы Кальвина |
| J. P. Meyer, A Marginal Jew. R. N. Soulen, Handbook of Biblical Criticism, 2d ed. R. Strimple, Modern Search for the Real Jesus. Кальвин, Жан (CALVIN, JOHN) Жан Кальвин (1509–1564) родился в городе Нуайон (историческая область Пикардия во Франции), но стал реформатором в Швейцарии, в Женеве. ещё в Париже, когда Кальвин занимался гуманитарными науками, его увлекли принципы Реформации; его богословское мышление в значительной степени основывалось на трудах св. Августина. В дополнение к систематическому изложению богословия в труде «Установления христианской веры», реформатор Жан Кальвин был зачинателем протестантского экзегезиса Библии. «Комментарии Кальвина на Священное Писание» до сих пор широко используются. Кальвин и его коллеги по Женевской Академии стали также первопроходцами в таких областях, как подготовка проповедников Евангелия, протестантская научная школа и всестороннее воплощение в жизнь христианской этики. Апологетика Жана Кальвина. Последователи Жана Кальвина отнюдь не едины в своём понимании его апологетического подхода. В их число входят представители как классической, так и предпосылочной апологетики (см. апологетика классическая; апологетика предпосылочная). Представителей предпосылочной апологетики, восходящей к Герману Дойевеерду (Dooyeweerd), возглавляют Корнелиус Ван Тил (Van Til) и такие его последователи, как Грег Банзен (Bahnsen) и Джон Фрейм (Frame). Классические апологеты следуют пониманию идей Кальвина у Б. Б. Уорфильда (Warfield), а представителями их являются Кеннет Кантзер (Kantzer), Джон Герстнер (Gerstner) и Р. Ч. Спраул (Sproul) (см. Kantzer). Сам Кальвин присоединился бы к классическим апологетам. Опора Кальвина на классическую апологетику. Вопреки мнению представителей предпосылочной апологетики, взгляды Кальвина на роль человеческого разума при благовествовании не слишком отличаются от взглядов живших до него великих мыслителей. Как и °Августин, и °Фома Аквинский, Кальвин верил, что всеобщее Божье откровение проявляется в природе и запечатлено в сердцах всех людей (см. откровение общее). |
| Как немецкая Реформация связана с Мартином Лютером и швейцарская с Ульрихом Цвингли, так Реформация романских и вообще западноевропейских стран неразрывно связана с именем Жана Кальвина. Среди реформаторов он был самой выдающейся личностью. Если Лютер и Цвингли превосходят его многосторонними дарованиями, свежестью и ясностью духа, то по строгой последовательности, по логической силе мысли, по организаторскому таланту он несравненно выше их. Жан Кальвин явился родоначальником многих протестантских Церквей. Он наложил печать своего духа на Реформацию в чуждых ему странах, для французов же его сочинения явились началом литературного развития, обогащения духовной жизни народа и создания национального письменного языка. Кальвин почти на целое поколение моложе Лютера и Цвингли. Он сын того времени, когда в Германии и Швейцарии существовали уже первые реформаторские движения. Не ему принадлежит первая мысль отделиться от Древней Церкви и образовать новое христианство на основании Священного Писания. Вообще революционный элемент, заключающийся в Реформации, не мог получить своего начала от Кальвина, так как он принадлежит, можно сказать, ко второму поколению деятелей Реформации. Кальвин был воспитанником немецкой Реформации и, значит, не оригинальным мыслителем. Но всем своим действиям и делам он придал такой индивидуальный оттенок, что нельзя не видеть во всем этом его колоссального значения. Жан Кальвин родился 11 июля 1509 г. в Нойоне в Пикардии, то есть романской Швейцарии, принадлежащей Франции, в семье фискального прокурора и секретаря при епископском суде. Родители предназначали своего сына к духовной карьере, но хотели дать ему лучшее светское образование. Благодаря своим связям отец выхлопотал 12-летнему Жану пребенду в местном капитуле, доходы с которой обеспечивали ему нужные для обучения средства. После обучения в местных школах Жан Кальвин в 14 лет был отправлен в Париж для продолжения образования. Здесь, пройдя факультет искусств, он сначала обучался в коллегии Ламарш, где в совершенстве изучил латинский язык, а затем в схоластическо-церковной коллегии Монтегю начаткам философии с ее обычными приемами и диспутами. После этого, повинуясь желанию отца, считавшего к тому времени юридическую карьеру «более надежным путем к богатству и почестям», Жан Кальвин перешел в известный тогда преподаванием права Орлеанский университет, а затем в Буржский. Пройденная юридическая школа оставила свой след на духовном складе Кальвина: точность терминологии, умение облекать мысль в юридическую форму и противопоставлять свои доводы положениям противника обнаруживаются во всех его трудах. Параллельно с правом Жан Кальвин продолжал изучать и классические науки, а по смерти отца переехал в Париж, где целиком отдался классике. Самым любимым его древним автором был Сенека. |
|
|
