| А по другую сторону Круглово пруда возле монастырские стены монастырской же луковой огород, а на нем живет Пятницкой черной пономарь». Западная часть Пафнутьева сада по ту сторону березовой аллеи, которая с левой стороны от дороги в Ильинскую слободу, и по ту сторону березовой рощи, которая с правой стороны от той же дороги, присоединена к нему для устройства тут лесного двора только в 1850 году, а до тех пор на месте этой части была восточная линия домов Ильинской слободы. (Где находился лесной двор перед 1850 годом, не знаем; на плане лавры 1779 года он рядом с лекарским двором, о котором мы упоминали выше, с. 270, по ту его сторону от монастыря.) А после возведения в северо-западном углу этой новой части сада так называемой «новой стройки», о которой сейчас ниже, она и еще была расширена в северную сторону. Каменная стенка вокруг старой части Пафнутьева сада складена митрополитом Платоном в 1777–1778 годах; часть стенки около новой части сада, одинаковая по своей вышине и по своему виду с Платоновской, – 1850 года, а нарядная, так сказать, и более высокая часть стенки от новой стройки до ворот в Пафнутьев сад и потом простая стенка с северной стороны – одновременны с новой стройкой. В Пафнутьевом саду близ монастырской стены находится колодезь, который, как говорили мы выше (с. 52–54), со всею вероятностию должен быть принимаем за колодезь, образованный из источника, чудесно изведенного преподобным Сергием. Келарский пруд, как записано в Кратком летописце монастыря, сряжен, или устроен, в 1552 году келарем (отчего и получил название Келарского) Адрианом Ангеловым. В настоящее время он представляет собою остаток от четырех прудов, бывших по южную сторону монастыря (за исключением Круглого пруда, о котором сказали мы сейчас выше). В описи монастыря 1641 года читаем: «выше Подолнаго монастыря: пруд Пятницкой, пруд Келарской, пруд Клементьевской, да пониже Подолного монастыря пруд, а на нем стоят два анбара мелнишных, а в анбарах по трои жерновы, мелют вешнею водою». Пруд, что пониже Пятницкой церкви, спущен когда-то давно, до митрополита Платона, при котором на юго-восток от монастыря только видна была остававшаяся от него мельничная плотина (как со слов Платона говорит князь Щербатов в «Истории осады Троицкого монастыря»; Пятницкий пруд спущен после 1808 года, ибо в сем году он еще упоминается, а Клементьевский пруд спущен весьма недавно, а именно в 1853 году (в позднейшее время он назывался также Банным, каковое название должно объяснять тем, что на берегу его находились торговые бани села Клементьева). |
| Было совсем другое: — было глубокое ко всему безразличие человека, который пустился в присядку вместо того, чтобы спустить курок. После такого анекдота все все равно и все можно. Предложи Ты мне в то утро, не то что пройтись по саду, а подписаться под Твоей гипотезой, что никогда я не любил Натальи, я бы подписался без малейших колебаний. Я тогда же видел, что Ты все понимаешь навыворот, но было не до того. Потом только мучила злость; представлял, как Ты громогласно докладываешь о своем торжестве Наталье. Хотел даже писать ей, да не написалось. Снявши голову, по волосам не плачут. А кроме того остановила мысль — кто она, Твоя Наталья? Не развратил-ли Ты ее до того, что она сочла-бы себя обязанной показать Тебе мое письмо? Надеюсь, что теперь Ты поймешь, что вся Твоя апелляция к «Клементьевскому утру», как к началу и доказательству возможного между нами понимания и сближения — верх слепоты и бессмыслия. Замечательно до чего Ты всегда все тщательно и цельно выдумаешь и до чего все впустую. Кроме Тебя не знаю ни одного человека, который при таких изощреннейших понятиях о жизни, так элементарно ничего-бы в ней не понимал. Ты любишь говорить о трагедии — пустые слова. Трагического ощущения жизни как раз в Тебе то и нет ни на грош, конечно, если трагическим ощущением считать мироощущение героя, а не завсегдатая партера. Ты же «партер», зритель 1-го ряда, благополучный и ко всему равнодушный, как кресло под ним. И вся эта Твоя Маниловщина, Твои объективные истины, взаимное понимание, дутый пафос, все это одна бескровная риторика черствого сердца. Пойми-же, объективная истина моей жизни — Наталья. Общей эта истина у нас с Тобою быть не может. Ни к какому взаимному пониманию нам потому придти нельзя и стремиться не только бессмысленно, но и кощунственно. Больше нам говорить не о чем. Алексей. Р. 3. С Тебя может статься, что Ты начнешь следующее письмо с глубокомысленных рассуждений на тему о противоречии содержания моего письма и факта его написания, с доказательства «тезиса», что очевидно-же нам есть о чем говорить, раз мы фактически говорим. На этот случай сообщаю Тебе, что письмо это я написал прежде всего в уверенности, что Ты его дашь прочесть Наталье (Тебе сейчас это только выгодно, прекрасный случай показать свое благородство). Мой же расчёт, говорю откровенно, весь на завтрашний день. Сейчас мое письмо вызовет в Наталье только глубокую обиду за Тебя и сожаление о моем ослеплении, это ясно. Но я твердо верю, что время и прежде всего сам ты — работаете мне на пользу. Человеку, которому осталась только смерть — спешить некуда. Поживем — увидим. |
| Их программа была небогатой: закон Божий (катехизис и начальные сведения по библейской истории), чтение и письмо, грамматика и церковное пение . При поступлении в академию студенты должны были взять обязательство по ее окончании не оставлять духовное сословие, т. е. стать священниками или учителями духовных школ. В большинстве случаев предпочтение отдавалось второй профессии, так как жизнь священника не выглядела особо привлекательной. Но и здесь были свои трудности: епархиальные архиереи имели обыкновение, кто мягче, кто жестче, подталкивать преподавателей семинарий и уездных училищ к принятию священства. Выход из этого положения подсказывало каноническое право, согласно которому женитьба на вдове являлась препятствием для посвящения в сан. Вследствие этого браки со вдовами получили такое распространение, что Святейший Синод в 1834 г. своим указом запретил епархиальным архиереям давать разрешения на такие браки всем обязавшимся избрать духовное поприще, предоставив это право Комиссии духовных училищ. К концу 40–х — началу 50–х гг. обнаружилось, что число выпускников семинарий стало значительно превышать число священнических вакансий. Тогда Херсонский архиепископ Иннокентий Борисов, один из наиболее образованных иерархов своего времени, как член Святейшего Синода внес в него предложение запретить прием в семинарии сыновей церковнослужителей. В Синоде эта идея вызвала протест ряда епископов. Митрополит Филарет Дроздов представил Святейшему Синоду свое особое мнение, в котором указывал на то, что из среды церковнослужителей вышло много выдающихся иерархов, таких, как Платон Левшин, Серафим Глаголевский, Иннокентий Смирнов и др. Предлагавшаяся мера, по мнению митрополита, могла «наполовину уменьшить в духовенстве число способных к высшим должностям». В 1849 г. число безместных выпускников возросло до 7448, так что по предложению Петербургского митрополита Никанора Клементьевского (1848–1856) обсуждение этой проблемы было поручено особой комиссии. В конце концов Святейший Синод разрешил выход из духовного сословия, освободил духовных лиц от обязанности посылать своих сыновей в духовные учебные заведения, допустив домашнее образование их детей, а в школах средней и низшей ступени был введен numerus clausus [ограничение на число поступающих (лат.)] . |
| Терапевтически было потому с моей стороны большой психологической ошибкой как Клементьевское письмо, так и все мое упорное стремление, не считаясь с нуждой Алешиной жизни, навязывать ему свою правду. Но конечно, как Ты и пишешь, моего большого вопроса: — не глубже ли (метафизически) Алешино непонимание меня, моего требования, чтобы он меня понял, — все эти психологические раздумья никак не касаются, ибо важно в последнем счете не то, — имеет ли Алексей право своим инстинктивным нежеланием понять меня пользоваться как выздорав- ливающий диетой, а то — верно-ли, что вопрос истины есть вопрос крови, а не сознания. Осложняется для меня это Алешино утверждение еще и тем, что в сущности я сам всегда защищал почти все то, что Алексей сейчас утверждает, как будто вопреки своим прежним убеждениям. Не Алексей, а я всегда ставил «священное» выше «гуманного» — дар выше долга; не Алексей, а я всегда отстаивал не только право, но и долг кровью защищать свою любовь. В известном смысле его письмо большой шаг навстречу моему мироощущению и миросозерцанию. Было время, когда он уступал Тебя без боя, а я сознательно шел на все, и не ему, потому упрекать меня в том, что я боролся за Тебя одними силлогизмами. И все-же во мне все совершенно иначе, чем в нем. Я всегда считал своим долгом кровью и жизнью защищать правду. Алеша в своем письме свою кровь считает правдой, и потому дляправды в его мире места, в сущности, не остается. Что теоретически вся правда на моей стороне — я верю и сейчас. В этом смысле Алешино письмо меня отнюдь не поколебало. Но жестокую мою самоуверенность оно как-то смягчило. И сейчас во мне волнуется первое впечатление от Алешиного письма: — а что если и действительно нет никакой вне нас стоящей правды, за которую мы проливаем кровь, ради которой страдаем, во имя которой умираем, а есть толь- ко правда нашего человеческого страдания, нашей бедной крови, нашей одинокой смерти? Не утешенный никакою верою в правду, Алеша должен страдать конечно гораздо глубже меня. В этой глубине его страданья мне и почувствовалась, когда схлынула первая обида, та его более глубокая правда, в которую я по настоящему, вероятно, не поверил, но о которой мне все-же захотелось сказать Тебе. |
| в силу какой-то изначально мною допущенной ошибки гримировать Любовь Ивановну, успокаивать Винченко, выбегать к нетерпеливому превосходительству и взволнованным барышням. Все это я делал, но делая, себя проклинал и не столько за то, что так несвоевременно «влип» в глупую историю Клементьевского спектакля, сколько за весь тот строй своей души, благодаря которому, в конце концов, только и «влип». Ведь всякая мелочь нашей жизни, если внимательно присмотреться, всегда обусловлена какою-нибудь существенною нашей чертою. Оттого каждый человек и несет ответственность не столько за то, что он делает, сколько за то, что он есть. Как только спектакль кончился, я вышел в парк отыскивать Марину. Вечер стоял тихий, теплый, но, несмотря на звездное небо, темный. Она сидела, как мы и сговорились, на небольшой. обсаженной акацией площадке, под висячим желтым фонарем. Узнав ее издали, я, подойдя ближе, на секунду почти усомнился: — она ли? Передо мной сидела совсем новая женщина, которой я никогда не видал. На ней было бледно-зеленое платье: на лице, вместе с тенью свисавшей над самой её головою ветки акации — дрожала улыбка, а в глазах, в самой печальной их глубине, чему то своему смеялись лучистые искры. Она была очень интересна и было в ней что-то... японское. Поздоровались мы очень просто, дружественно и сердечно. Новая Марина в Маринином привет- ствии никак не участвовала, — словно час её был еще впереди. Подчиняясь такой её воле, я ничем не выдал своего удивления её новому облику; разговор наш сразу же влился в естественное для него русло простой, оживленной, вполне беспроблемной беседы. Я предложил руку; мы пошли вглубь парка, сразу же заговорив об Алексее, который, приведя Марину в Клементьево, немедленно же ушел, сказав, что не останется, так как не желает встречаться со мною. Все, что Марина говорила о нем, было очень верно и тонко; она ведь знает его очень давно. Но до чего же Марина другая женщина, чем Ты, Наташа, и до чего же она менее женщина, чем Ты. Главный догмат её миросозерцания тот же, что и мой. Душа каждого человека и для неё—многодушие. А жизнь — невозможность изжить свои души. Она долго доказывала Алеше, что он не обманут, что обмана вообще нет, а всюду есть только «двойная душа». Но он этого, конечно, не принял; принять не хотел, скорее не мог. Мне очень понравилась Маринина мысль, что все люди делятся на таких, что изживают души своего многодушия одну за другой, и на совершенно иных, постоянно стремящихся к полному аккорду своего многодушия. Первые, к которым она причисляет и Алешу, живут постоянными катастрофами; всегда от чего-то отрекаются и к чему-то стремятся; сжигают свои корабли и чают |
| Обратимся к значениям этих слов. А. В. Святославский в статье для «Православной энциклопедии» указывает, что голубец, или голбец – «крест с кровлеобразным покрытием; надгробие, напоминающее по форме дом» [Святославский: 716]. В исследовании о русской мемориальной скульптуре встречаем толкование обоих слов. Так, струбец, или срубец – «видимо, является историческим предшественником голубцов . Такие “срубцы” представляют собой квадратный, размером примерно с колодезный, сруб из нескольких венцов под двускатной кровлей, без окон и дверей. Такое низенькое и приземистое сооружение, установленное над могилой, иногда сопровождается стоящим рядом столбиком-голубцом» [Ермонская, Нетунахина, Попова: 25] Таким образом, результаты исследования рукописи 138 (Оп. 3) из собрания П. Н. Тиханова позволяют сделать вывод о том, что она представляет собой подносной экземпляр перевода сочинения аббата Ж.-И. Мишона «Новое решение вопроса о святых местах». Помимо текстологического анализа, на это указывает и оформление рукописи. На сегодняшний момент авторам статьи не удалось определить, каким путем книга из личного архива митр. Никанора (Клементьевско - го) или библиотеки Александро-Невской Лавры попала к коллекционеру П. Н. Тиханову. Павел Никитич Тиханов (1839–1905) был брянским литератором и коллекционером. В разные годы жизни он был правителем Черниговской губернской ученой архивной комиссии, вольнотрудящимся в Русском отделении Императорской публичной библиотеки, а также стоял у истоков основания Общества любителей древней письменности [Лопарев: 63; Гришин]. Ученый посвятил жизнь собиранию и изучению рукописных памятников и собрал коллекцию из более чем тысячи документов русских и иностранных книг и документов. В 1907 г. его архив и собрание были куплены Публичной библиотекой у наследников [Абрамович; Капралова; Троицкий]. Коллекция П. Н. Тиханова отличается бессистемностью расположения материалов и их разнородностью, что затрудняет возможности исследователей выделить единые комплексы материалов в её составе. На рукописях и документах из собрания ученого также отсутствуют каталожные шифры и пометы владельца. К сожалению, это не позволяет установить пути попадания перевода сочинения Ж.-И. Мишона в собрание Тиханова. Таким образом, недавно обнаруженная в Отделе рукописей РНБ рукопись перевода сочинения аббата Мишона «Новое решение вопроса о святых местах» является подносным экземпляром, выполненным членами Русской духовной миссии в Иерусалиме архимандритом Порфирием (Успенским) , иеромонахом Феофаном (Говоровым) и П. Соловьевым. Рукопись была преподнесена митрополиту Никанору (Клементьевскому) , а работа над переводом имела важное значение в контексте спора о святых местах и разгоравшейся Крымской войны. Список литературы |
| В низшем и высшем грамматических классах Николай Клементьевский обучался по два года и в 1801 переведён был в «поэзию». В это время, по случаю посещения Лавры блаженной памяти Государем Императором Александром I-м, Клементьевский, как один из лучших учеников, удостоился, вместе с Константином Богословским и Матфеем Богдановым, произносить пред Императором в семинарской зале составленный на этот случай разговор в стихах и в награду за то получил от монарших щедрот 20 рублей 1 . Через год после того он переведён был в класс «риторики», в котором оставался три года. В «философии» пробыл два года, а в «богословии» один, уделяя в продолжении этих курсов, по собственному желанию и усердию, время занятию русскою историею и языками греческим и еврейским – с таким успехом, что по-гречески мог говорить и сочинять, а с еврейского языка делать переводы. Значительные успехи в изучении языков греческого и еврейского, при добром и кротком поведении, обратили на Клементьевского внимание начальников семинарии и, в особенности, митрополита Платона. По его назначению, Клементьевский, по окончании курса, определён был 1809 г. 8 января учителем греческого и еврейского языков в Троицкую семинарию. В 1811 году, оставаясь учителем еврейского языка, он перемещён был на должность учителя в высшем грамматическом классе. В 1812 лаврское семинарское правление ходатайствовало пред Митрополитом Платоном об определении Клементьевского в должность учителя высшего красноречия и риторики «и по особенной наклонности к монашеству, и по отличным дарованиям, и по практическому знанию языков и словесности испытанного и надёжного к высшим должностям». 10 января того года состоялась резолюция преосвященного митрополита: «риторика Клементьевскому» – написанная дрожащею рукою изнемогавшего старца-Святителя 2 . Здесь мы прощаемся с именем Николая Клементьевского и встречаем новое имя – Никанора, сорок три года носимое почившим архипастырем. Новоопределённый учитель высшего красноречия и риторики, вероятно, тотчас же по определении своём на новую должность, на 25 году возраста изъявил давно питавшееся и уже примечаемое со стороны желание вступить в иноческий сан. От 4-го февраля 1812 года преосвященный Платон ходатайствовал пред Святейшим Синодом о разрешении постричь учителя Клементьевского в монашество. Указ последовал от 6-го марта. 9-го апреля последовало пострижение. 21-го числа того же месяца совершено было преосвященным митрополитом Платоном рукоположение новопостриженного во иеродиакона, – последнее рукоположение, совершённое знаменитым митрополитом 3 . Во иеромонаха |
| О ВЫЛАЗКЕ НА ЛИТОВСКИХ И РУССКИХ СТОРОЖЕЙ В один из тех дней, когда еще в крепости Троицкого Сергиева монастыря было множество храбро боровшегося против врагов воинства, на рассвете воскресного дня была великая мгла в зимнее время. Воеводы же снова устроили вылазку на заставы литовские, в Благовещенский овраг и на Нагорную заставу к Благовещенскому лесу, а иных людей послали к Нагорному пруду за сады на заставы русских изменников. Выйдя же, конные люди заставу в Мишутине овраге побили, а вскоре, поспешив на Нагорную заставу, и ее потоптали по Красной горе вдоль до Клементьевского пруда и многих побили. Из Сапегиных же таборов многие роты пришли, и был большой бой. Но из крепости вышли на помощь многие люди конные и пешие и прогнали литовцев снова до Клементьевского пруда. Александр же Лисовский, как змей засвистав со своими аспидами, желая поглотить православное воинство, вскоре пришел с конными и пешими людьми и с русскими изменниками из Терентьевской рощи против Красных ворот на пошедших на вылазку троицких людей, бьющихся с полком его, с русскими изменниками, – как свирепый лев ревущий, желая всех поглотить. Троицкое же воинство билось с ними крепко, но, не будучи в состоянии одолеть, отошло от них в крепостные рвы. Литовских людей с крепостных стен многих побили. Воеводы же из крепости еще устроили для помощи своим конную вылазку, а старшими с ними отпустили старцев Ферапонта Стогова, Малафея Ржевитина и прочих старцев двадцать человек. Те же, выйдя, мужественно устремились на литовских людей. К ним же поспешили с Красной горы бившиеся там с литовцами и поляками, а другие спрятались на Красной горе в Глиняном овраге. И молитвами преподобного и великого аввы Сергия и блаженного Никона устрашил Бог беззаконных. И привиделось Лисовскому, что из монастыря вышло бесчисленное великое воинство, и тут испугался злой враг кровопийца и побежал, гонимый Божьею силой, со всем своим воинством под гору за мельницу на луг и в Терентьевскую рощу. Троицкое же воинство мужественно их побивало. Тогда взяли живым ротмистра Мартьяша, славного ратоборца, и других панов с оружием ввели в город. |
| RELIGARE («РЕЛИГИЯ и СМИ») , religare.ru постоянный URL текста: http://www.religare.ru/2_47003.html 01 ноября 2007 Сергей Фирсов Архиерей николаевской поры Источник: http://journal.aquaviva.ru Вода живая В ноябре 2007 года исполняется 220 лет со дня рождения митрополита Санкт-Петербургского Никанора (Клементьевского). Эпоха Императора Николая I – время во многих отношениях парадоксальное, до сих пор оценивающееся по-разному. С одной стороны, ее справедливо называют эпохой реакции, последовавшей после подавления движения декабристов, но, с другой, это – " золотой век " русской литературы, олицетворяемый гением Пушкина. В условиях господства принципов триады православие-самодержавие-народность архиерей должен быть администратором и решать задачи по окормлению паствы в рамках синодальной системы. Самодержцу на столичной кафедре нужны были исполнители, чья инициатива ни при каких обстоятельствах не выходила бы за синодальные рамки – и по форме, и по существу. Поэтому, прекрасно понимая масштабы личности таких иерархов как Филарет (Дроздов) и Филарет (Амфитеатров), Николай I не хотел ставить их во главе Священного Синода. Ярким доказательством этому и стало назначение в ноябре 1848 года митрополитом Новгородским и СанктПетербургским преосвященного Никанора (Клементьевского). Он родился 26 ноября 1787 года в семье сергиево-посадского священника Степана Алексеева, который и дал своему сыну фамилию Клементьевский – по названию села, где служил. Будущий иерарх учился в Троицкой семинарии, которую окончил в 1809 году, показав блестящие знания, особенно иностранных языков. Неслучайно, в дальнейшем он преподавал греческий и еврейский языки, писал богословские трактаты на латыни. Приняв постриг в 1812 году, всю свою дальнейшую жизнь Никанор связал с монашеством, достаточно быстро проходя различные ступени церковной иерархии. Уже в 1818 году он – ректор и профессор богословия Вифанской Духовной семинарии, член консистории; в следующем году – настоятель Высоко-Петровского монастыря. Неполных 39-ти лет архимандрита хиротонисают во епископа Ревельского, викария Санкт-Петербургской епархии. Его учено-учебная деятельность не прекращается: в 1827 году преосвященному поручают контролировать духовные школы столицы. |
| По окончании Троицкой семинарии Н. С. Клементьевский был оставлен при академии митр. Московским Платоном (Левшиным) , 8 янв. 1809 г. назначен учителем греч. и евр. языков, 6 сент. 1811 г. переведен преподавателем в высший лат. грамматический класс с сохранением должности учителя евр. языка. 10 янв. 1812 г. переведен на преподавание в класс высшего красноречия и риторики как первый кандидат на эту должность «по отличным дарованиям и по практическому знанию языков и словесности» с жалованьем 325 р. в год (РНБ ОР. Ф. 15. А-141. Л. 4-4 об.). В 1812 г. в Троицкой семинарии учителем греч. языка был его брат И. С. Клементьевский-Платонов. 4 февр. 1812 г. митр. Платон подал ходатайство о разрешении на постриг Н. С. Клементьевского в монашество. 6 марта 1812 г. был получен указ Синода и 9 апр. того же года в храме преподобных Зосимы и Савватия Соловецких ректор Троицкой семинарии архим. Евгений (Казанцев) совершил монашеский постриг Клементьевского с именем Никанор в честь ап. Никанора, а 21 апр. митр. Платон рукоположил его во диакона. Это было последнее рукоположение, совершенное митрополитом; при этом он сказал Н.: «Храни обеты, иди путем смирения и терпения; будешь первенствовать в соборе владык» ( Здравомыслов. 1897. С. 192). В день погребения митр. Платона, 16 нояб., в Троицком соборе лавры архиеп. Московским Августином (Виноградским) Н. был рукоположен во иерея, 19 июня 1813 г. назначен проповедником Московской Славяно-греко-лат. академии и соборным иеромонахом Донской иконы Божией Матери мужского монастыря . 23 янв. 1814 г. произнес надгробное слово при погребении в Донском мон-ре Н. Н. Бантыш-Каменского , обратив на себя внимание митр. Новгородского и С.-Петербургского Амвросия (Подобедова) . Никанор (Клементьевский), митр. Новгородский, С.-Петербургский, Эстляндский и Финляндский. Портрет. Сер. XIX в. (Нововалаамский мон-рь, Финляндия) Никанор (Клементьевский), митр. Новгородский, С.-Петербургский, Эстляндский и Финляндский. Портрет. Сер. XIX в. (Нововалаамский мон-рь, Финляндия) Рекомендован архиеп. Августином Комиссии ДУ в качестве бакалавра исторических наук в учрежденную по новому уставу МДА: «Как проповедник иеромонах Никанор имеет отличные способности и сведения» ( Смирнов. 1879. С. 4). 19 авг. 1814 г. определен бакалавром церковной истории, 22 окт.- членом цензурного комитета при МДА. Избран помощником архим. Филарета (Амфитеатрова) , инспектора МДА. Архиеп. Августин предлагал выбрать другого помощника, потому что собирался поставить Н. наместником лавры (назначен 31 окт. 1814), но Н. согласился исполнять обе должности. 8 нояб. 1814 г. в московском Архангельском соборе архиеп. Августином возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем второклассного Вифанского в честь Преображения Господня мужского монастыря с оставлением при МДА в должности бакалавра церковной истории. 27 апр. 1818 г. назначен членом конференции МДА. |
|
|
