| В эпоху Возрождения, особенно в конце XV – начале XVI веков, недовольство римским клерикализмом и схоластическим аристотелизмом вызвало широкую тягу к альтернативным течениям античной мысли – платонизму и стоицизму. Сенека и Цицерон ставятся на книжные полки рядом с творениями святых отцов. Идет поиск простоты веры. Лабиринтам библейской герменевтики противопоставляется простота Книги Природы, данной самим Создателем… Авторитарности духовенства – самодостаточность разума. В этой атмосфере рождаются различные толкования «естественной религии», вновь поднимается старый вопрос о соотношении веры и разума, который красной нитью проходит через всю историю новой философии… В атмосфере архитектурного и литературного классицизма начинается становление нового русского богословия. Через схоластику и западную книжность оно унаследовало даже отдельные ренессансные установки, но они не были отрефлектированы. А тут уже пришло время романтизма… Одно дело – сочинять латинские вирши, посвященные олимпийским богам, понимая «естественную религию» как некое прообразование христианства (что на рубеже XVIII–XIX столетий было даже академической модой), другое – видеть в ней выход из тупиков христианской культуры и «разумное» упрощение догматики (как, например, позднее в толстовстве)… Что разумные аргументы в делах веры необходимы, сознавал уже одиннадцатилетний наследник российского престола цесаревич Павел Петрович. В письме к своему наставнику по Закону Божию, архимандриту Платону (Левшину) – будущему московскому митрополиту, он, замечая, что его учитель берет себе за правило показывать согласование «заключающихся в Священном Писании уставов и бытий с естественным разумом» 8 , высоко оценивает критическую установку философии Декарта. «Несказанно расширилось и возросло, – пишет он, – учение светское с тех времен, как ревнующий по правде поборник Картезий, отложась от порабощения аристотельского, любопытствующий разум на путь явственного и бодрствующего исследования поставил» 9 . То, что, по видимости, понимал будущий монарх, не могло в нормативном порядке быть усвоено системой духовного образования. Пройти всеми лабиринтами смыслов от Декарта и Спинозы до Канта и Гегеля, разобраться в отношениях христианства с «естественной религией» было куда как не просто… Легче, как это сделал Ириней Фальковский, отнести скептицизм, рационализм, натурализм, спинозизм и пантеизм к порокам, препятствующим познанию божественной истины (vitiis, quae cognitioni divinae veritatis opponuntur) 10 , – и более их не замечать… |
| Первый опыт систематического изложения догматики в России принадлежит архиеп. Феофану (Прокоповичу) , преподававшему в Киево-Могилянской академии с 1712 по 1715 г. План, по которому построена система Феофана (Прокоповича), в основном соответствует предмету догматического богословия: Бог в Самом Себе и в отношении к миру. Однако в частностях он несовершенен: в 1-й части из учения о Св. Троице выделено в самостоятельный трактат учение о Св. Духе (хотя это оправдывается целями антизап. полемики); 2-я часть включает темы, целиком взятые из «лютеранской схоластики», что не может быть оправдано с т. зр. догматов христ. веры; о Церкви как институте новозаветном сказано вскользь и т. п. Такой оставалась догматика до преобразования КДА в 1819 г. Конспект архим. Моисея представляет иной план: в нем он следует католич. догматисту М. М. Добмайеру ( Dobmayer M. Systema theologiae catholicae. Solisbaci, 1807-1818. 6 t.). В плане архим. Моисея догматика делится на 3 части: в 1-ю входят 7 членов, в которых раскрываются понятие о Боге, способ богопознания, учение о существе Божием, учение о Св. Троице, учение о творении мира и промышлении Божием о нем, учение о духах и антропология; 2-я часть делится на 3 члена - о первородном грехе, о Христе Спасителе и о спасении; 3-я часть также делится на 3 члена - об определении Суда Божия, об исполнении божественного определения в смерти каждого человека и об исполнении божественного определения в конце мира. И. в своем конспекте догматики следует конспекту архим. Моисея в делении на 3 части, но в основание их кладет общую идею, связывающую их в органическое целое ( Ястребов. С. 550-551). Он критикует системы протестант. богословов Г. Ф. К. Генке, К. Ф. Аммона, Г. А. Шотта за отсутствие внутреннего единства, отрывочность. «Почему, напр., наши Ириней (Фальковский) и Феофилакт (Горский),- отмечает И.,- помещают известное число трактатов в своей системе? Да просто потому, что так делали схоластики». Объединяющей идеей, «средоточием, куда должны сходиться и действительно сходятся все истины веры», И. считал идею Царства Божия. Основываясь на этой идее, можно делить христ. учение, согласно И., на 3 части: учение о Боге как основателе нравственного царства; учение о Боге как восстановителе этого царства; учение о Боге как Судии Своего Царства (Там же. С. 552-553). |
| Смирнов (1855). С. 291. Об Иринее Фальковском см.: Булашев Г. Преосв. Ириней Фальковский, епископ Чигиринский, в: ТКДА. 1883. 6–9 (здесь и записка Иринея о состоянии академии в 1802 г.: 8. С. 550 и след.); Флоровский. С. 104 и след. 1423 Макарий. С. 144; Шпачинский. С. 429, 434. Еще дольше схоластический метод преподавания философии продержался в Казани (Можаровский. Ук. соч. С. 24–26; Благовещенский. С. 67), а также в Александро-Невской семинарии (Мартынов. С. 76; Чистович. С. 39). 1424 Смирнов (1855). С. 157, 209 и след. О Владимире Каллиграфе см.: Попов. Арсений Мацеевич (1912). С. 164–167; Барсов Н. Малороссийские проповедники XVIII века, в: Христ. чт. 1874. 1. С. 269 и след., 575 и след.; Горский А. Историческое описание Свято-Троицкой Сергиевы лавры. 2 (М., 1890). С. 122; Харлампович. С. 707; ср.: Зеньковский. 1. С. 113 и след. 1425 Смирнов (1855). С. 158–170; Титлинов. Феофилакт Лопатинский, в: РБС; он же. Гавриил Петров. С. 9 и след. 1426 Смирнов (1855). С. 299. 1427 Там же. С. 300, 353 и след. О Дамаскине см.: Горожанский Я. Дамаскин Семенов-Руднев, в: ТКДА. 1893–1894. 1428 Смирнов (1855). С. 300 и след. 1429 Макарий. С. 127 и след., 147–156. Во 2-й половине XVIII в. инструкция Самуила Миславского оставалась в силе при преподавании всех дисциплин (там же. С. 124–143). 1430 Смирнов (1855). С. 301–330; ПСЗ. 31. 16047, 16061. 1431 Смирнов (1855). С. 297. 1432 ПСЗ. 24. 18273 (1797 г.); 25. 18726 (1798 г.); Титлинов (см. библиогр. к § 20). 1. С. 7 и след. В 1802 г. Святейший Синод распорядился ввести в духовных училищах и семинариях в качестве особого предмета основы медицины (ПСЗ. 27. 20334). В 1794 г. под впечатлением французской революции было приостановлено преподавание французского языка, возобновленное лишь в 1797 г. (Знаменский. Духовные школы. (1873). С. 774). 1433 Рождественский. Исторический обзор (1902); Довнар-Запольский (см. библиогр., общ. лит. б); Зеньковский. 1. С. 113] и след.[; Флоровский; Милюков. Очерки. 2. 2 (1931); Багалей. Опыт истории Харьковского университета. Харьков, 1894. 1; Загоскин Н. История Казанского университета. Казань, 1902–1903. 3 т. Наряду с реформой уже существовавших университетов в Москве и Вильне, были открыты новые высшие учебные заведения: университеты в Дерпте (1802), Харькове (1804) и Казани (1804), Петербургский педагогический институт (1804, с 1819 г. – университет) и Александровский лицей в Царском Селе. Университеты стали центрами шести учебных округов, на которые была разделена вся Россия – обстоятельство, важное для реформы духовных школ 1808 г. В губерниях образовывались гимназии и уездные училища. |
| и на успение Богоматери 814 г., в качестве образцовых, помещались в наших христоматиях; известный ученый архипастырь Евгений Болховитинов , от которого осталось 4 тома проповедей 236 (К. 1834 г.); ученый ректор киевской академии, потом епископ Чигиринский Ириней Фальковский, оставивший до 1300 проповедей (не изданы); архангельский епископ Неофит Докучаев, слывший Златоустом севера (несколько его проповедей изд. в Спб. 1822. 1823 и 1824 г.); нижегородский Моисей Близнецов-Платонов (издал в печати несколько слов порознь в разное время в 1802–1812 гг.); пензенский Иннокентий Смирнов , проповедническая деятельность которого относится, впрочем, главным образом ко времени его петербургской жизни (Собр. сочин. Спб. 1821). Из белого духовенства особенно славился проповедным даром петербургский священник А. Малов, известный своей солидарностью с мистиками (Слова его изд. в Спб. 1822–1824 г.). В Москве проповедничество было в большом ходу у белого духовенства, так что некоторые ученые священники представляли иногда свыше 50 проповедей в год. Архиереи разных епархий побуждали ученых священников к исполнению проповеднического долга, назначая для каждого из них обязательное число проповедей в год (наприм. Моисей нижегородский – 12), которые они обязаны были сказывать в кафедральных и уездных городских соборах по особому расписанию очередей. Кроме обычных проповедей, при церквах духовно-учебных заведений, при соборах и некоторых приходских церквах по-прежнему обычаю продолжали преподаваться народу катехизические поучения, представлявшие собой некоторого рода публичные курсы по богословским предметам, догматике, нравственному богословию и литургике. В 1821 г., сетуя о крайне низком уровне религиозного образования в народе, св. Синод указом 25 янв. предписал архиереям употребить всевозможное пастырское попечение об усилении этого рода церковного обучения пасомых по всем епархиям. Многие духовные лица принимали живое участие в составлении, переводе и издании для общества разных назидательных сочинений, особенно во время усиления издательской деятельности Библейского общества. |
| 337 Консисторское Архивное Дело 1797 г. 49. Доношение в Святейшей Синод от 15 мая 1797 г. за 106. 339 Так как сохранившиеся подлинные акты этого инцидента (Акты Аскоченского т. III, 112) не раз уже служили предметом описания (Аскоченский «Киев», т. II, стр. 404–406; проф. С.Т. Голубев «Дело, возникшее вследствие оскорбительного письма Иринея Фальковского к митрополиту Иерофею» Киевские Епархиальные Ведомости, 1870 г 10, 235–245; Г.О. Булашев «Преосвященный Ириней», стр. 106–118); то мы в своем изложении не будем касаться подробностей; большее внимание мы уделим той стороне инцидента, которая является подтверждением заботливости митрополита Иерофея о процветании науки в Академии (к тому же факты, относящиеся к этой стороне, или совсем игнорируются в прежних описаниях, или если и упоминаются, то весьма кратко). 341 Об этих репетиторах читаем в «Истории Киевской Академии» Серебренникова: «на квартирах у богатых учеников жили бедные из студентов высших классов, в качестве репетиторов, – так называемых «инспекторов». За свои труды инспектора получали жалованье, а иногда только квартиру и стол». Может быть неудовольствие Романовского и объясняется тем, что он, с поступлением репетируемого им мальчика в митрополичий хор лишался доходной статьи?! 342 Так, он, между прочим, предъявлял здесь митрополиту следующие чрезмерные «предложения»: 1) «указом из дикастерии все исследования ученических проступков и следующие по оным указные наказания от сего священного класса (богословии) навсегда отдалить, поскольку чрез оные и время от священного учения отниматься и внимание студентов к Божиему Слову бесполезно расстраиваться будет: а напротив того все оные исследования и наказания приказать делать или в академическом правлении, или в особом каком публичном собрании всей Академии, либо некоторой части, смотря по важности вины»; 2) «в случае других каких-нибудь нужных по классам объявлений, если не угодно будет Вашему Высокопреосвященству одному мне в точном исполнении оных учинить доверенность, приказать приходить со мною в класс ректору Академии для свидетельства, а не префекту, коему в класс мой для смотрения ходить не следует». Это «предложение» Иринея было нарушением § 13 префектовской должности (Духовный регламент – «о домах училищных»), по которому префект обязан был посещать все классы без исключения. 3) «Дело студента Романовского прошу приказать разобрать либо в Академическом правлении (в котором по сим и другим причинам следовало бы и мне присутствовать), либо в другом месте». Желание присутствовать в правлении является еще более странным домогательством, так как в указе Святейшего Синода от 31 октября 1798 года прямо сказано: «при Академии быть правлению, в коем присутствовать ректору с префектом» (Указ. кн. 1798 г. 177, § 10). |
| —55— В этой области, отвлекаемый архипастырскими заботами, он сделал не столько, сколько бы мог и хотел. Он, что наиболее важно, не оставил богословской системы, мысль о которой была у него. И при всем том, его богословское наследство громадно. Пунктом, на котором более всего сосредоточивалось богословское внимание Филарета, был вопрос об источниках христианского учения, при решении которого он неутомимо выдвигал первенствующее значение слова Божия. С этим воззрением тесно был связан его „подвиг в деле перевода Библии на русский язык“. Я, чтобы не злоупотребить вниманием почтенного собрания, и ограничусь в своей речи учением Филарета о слове Божием, но это учение Филарета я изложу обстоятельно. Я – поклонник, пламенный поклонник русского богословия. Я не могу не быть крайне внимательным к слову русского богослова, особенно – такого авторитетного, как Филарет. Я представлю его учение не таким, каким его кому-либо желательно было бы видеть, а таким, каково оно на самом деле. Вместе с тем мне, как историку русского богословия, слово всякого русского богослова представляется в исторической перспективе. И я не могу не начать своей речи о богословии Филарета указанием на его предшественников. В своем учении о первенствующем значении слова Божия Филарет не был новатором: до него уже сложилась довольно прочная традиция русского богословия. Первым богословом, провозгласившим у нас слово Божие единым началом богословия, был славный архиеп. Феофан Прокопович , родоначальник русской богословской науки. Во введении к своему богословскому курсу, читанному в бытность его ректором киевской академии (1712–1716): Prolegomena de definitione, objecto, causa, portione, methodo et principiis theologiae – он с полною решительностью заявил: solum Dei verbum, solam sacram scripturam esse principium theologiae. Позднее 112 Ириней Фальковский, —56— ректор той же академии († епископом чигиринским 1823) в сокращенном изложении системы Феофановой: Christianae, ormhodoxae, dogmatico-polcmicae theologiae, olim a clarissimo viro Тнеорнапе Prokopowiez ejusque conminuamorihus adornatae – Compendium (Mosquae 1802, 1810; Petropoli 1827) с тою же определенностью повторил тезисы Феофана; sola sacra scriptura, seu solum Dei verbum, est principium theologiae (Proleg. § 12). Testimonia patrum non sunt eloquiis Dei aequiparanda, sed generant tantum humanam fidem. |
| февраля 17 титулом члена Св. Синода, а июня 14 алмазной панагией. 1776 г. марта 17 он переведен в Ростовскую епархию; в 1777 г. сентября 22 пожалован архиепископом; в 1783 г. сентября 22 митрополитом Киевским с предоставлением ему и титула члена Св. Синода, а ноября 13 Высочайшим указом, объявленным Св. Синоду, дозволено ему по примеру киевских предместников своих носить и белый клобук. В Киев прибыл он 29 ноября того же года. Сей Преосвященный, сам воспитывавшийся в академии Киевской и долго исправлявший в ней учительские и начальнические должности, а после того видевший в Москве и в разных епархиях великороссийские училища, заметил, что тогда последние предвосхищали уже славу у первой, ограничивавшейся не обширным кругом словесных наук и преимущественно древними только языками, хотя по временам заводимы были классы и для новых. В самых философских и Богословских науках здесь держались еще старинных систем и схоластического способа преподавания, но не было общих гимназических наук, по крайней мере всегда и беспрерывно; не было также попечения и о чистоте русского языка и лучше знали латинский 200 . Посему Преосвященный вскоре по вступлении своем в Киевскую епархию обратил первое свое внимание на академию и с 1784 г. учредил в ней особые классы арифметики, истории, географии и языков русского и французского, прибавив к ним еще рисовальный, а когда указом государыни императрицы Екатерины II 1785 г. мая 15 повелено было духовным училищам присвоить способ учения народных российских училищ и Св. Синод указом 27 декабря того же года предписал употреблять и классические книги тех училищ; то весь прежний способ учения в Киевской академии был переменен, а с назначением в следующем году и достаточного жалованного на учащих и учащихся оклада, прекращены и все прежние средства содержания их. Для приучения учителей к новому способу преподавания Св. Синод предписал отсылать их в народные училища, а для образования в высших науках Преосвященный отправил двух студентов и в Московский университет. В 1787 г., когда императрица, бывшая тогда в Киеве, указом 15 марта позволила ему «на счет академии посылать студентов и в иностранные университеты для приобретения лучших знаний в науках, дабы академия могла снабдить себя искусными учителями», то он послал еще двух студентов и в Виленский университет; а между тем обучавшийся в венгерских училищах воспитанник академии Киевской, Иван Фальковский (после бывший Ириней епископ викарии и коадъютор Киевский) обучал уже юношество чистой и смешанной математике. По возвращении первых, в университеты посланных студентов, он определил их учителями, а в Московский отправил еще двух. |
| Во главе писателей, воззрения которых на значение 50-й главы в русском церковном правосознании имели наибольшее значение среди духовенства, должен быть поставлен смоленский епископ Парфений Сонковский (1761–1795) 342 . Ему принадлежит составление известной в русской богословской литературе книги „О должностях пресвитеров приходских». Книга эта в течение столетия выдержала более 25-ти изданий 343 . Она издавалась, большею частью, по распоряжению св. синода; предлагалась и предлагается приходскому духовенству со стороны св. синода в качестве руководства в пастырской деятельности; была источником, пособием и образцом при преподавании в духовных семинариях и при составлении руководств так называемого „пастырского богословия»; принимается и в настоящее время, как литературное пособие, преподавателями практического руководства для пастырей церкви в духовных семинариях; по отзыву одного из известных иерархов-писателей 344 , она и впредь „надолго останется прекрасным руководством для священников». В этой-то книге (§ 122) „рассуждение О тайне супружества», напечатанное в кормчей, указывается, как источник правил о браке, на основании которых составлены автором книги руководственные пресвитерам внушения о действиях в отношении к таинству брака. – Преосвященный Ириней Фальковский (1763–1823) 345 , автор известного учебника по догматическому богословию (Orthadoxae Theologiae dogmaticae compendium), составил на основании 50-й главы, „краткое толкование церковных правил о степенях родства всех видов для правильного разбора их, при совершении таинства брака». Издатель итого толкования в „Руководстве для сельских пастырей» (1876 г., 5 и 7) говорит об издаваемом им „сочинении» преосвященного: „собственно говоря это не сочинение, а, как сам преосвященный называет „сокращение», или, еще точнее – сокращенный перевод из кормчей книги, но такой перевод, так превосходно составленный, то есть так наглядно, отчетливо и, в тоже время, просто представляющий все разнообразные виды и степени родства, для определения позволительности или непозволительности их сочетания при таинстве брака, что при нем не только несравненно легче, чем при других, у нас на этот предмет изданных руководствах, разбирать часто слишком многосложное родство различных лиц между собою; а и самые правила об этом кормчей книги, с одной стороны, как основное руководство в нашей церковной практике, с другой, как пространно и на древне-церковном, не везде удобопонятном, языке изложенные, становятся яснее и удоприменимее к делу рассмотрения различных видов и степеней родства. |
| писания и проч. У нас прежде всех других поместил подобные трактаты в своем «Введении в богословие» преосвящ. Феофан Прокопович , и уже вслед за ним преосвящ. Георгий Конисский , Ириней Фальковский и др. 11 Некоторые, впрочем весьма не многие, из последующих наших богословов присоединяли к этому в начале, или в конце своих введений в богословие, апологетические трактаты о религии вообще, об откровении и в особенности о божественном происхождении христианской религии 12 . К этим последним примыкает ближайшим образом «Введение в православное богословие» преосв. Макария, с тою, впрочем, существенною разницею, что уважаемый автор главнейшую и наибольшую часть своего труда посвятил задачам богословской апологетики; поэтому мы в праве смотреть на этот труд, как на первый оригинальный опыт систематического построения богословской апологетики в нашей отечественной литературе; но в то же время должны сознаться, что этот опыт не только первый, но пока остается у нас единственным. Недавно изданным в свет «апологетическим лекциям о божественности христианства преосв. Иннокентия, читанным им в свое время студентам киевской духовной академия и с его слов записанным его слушателями, по нашему мнению, многого недостает для того‚ чтобы на них можно было смотреть, как на опыт целой системы богословской научной апологетики, и вследствие неполноты содержания в исследовании основных предметов апологетики, и вследствие преобладания в них ораторского таланта автора над требованиями строго-методического и систематического изложения. По всем этим особенностям труд преосв. Иннокентия с большим правом, по нашему мнению, может быть отнесен к разряду апологий, нежели к системам богословской апологетики, – апологий, бесспорно занимающих самое почтенное, блестящее место в ряду лучших произведений нашей отечественной апологетической литературы как прежнего, так и настоящего времени. Обращаясь к очерку наиболее замечательных апологетических трудов, принадлежащих западным ученым преимущественно новейшего времени, не можем не сказать несколько слов о причинах, обусловливающих более широкое и богатое развитие апологетической деятельности на западе, нежели у нас в России. |
| Нельзя не видеть, что сравнительно с планом системы Прокоповича план Моисея отличается большею логическою стройностью. Но в нем есть свои весьма крупные несовершенства, исправленные Иннокентием. Иннокентий удерживает в своем конспекте Моисеево деление догматики на три части, но в основание этого деления полагает одну общую идею, связывающую части догматики в одно органическое целое. Из лекций Иннокентия видно, что вопрос об определении этой идеи составлял один из пунктов его введения в догматику. «Наши систематики, говорит он, не предпринимали труда выводить все истины догматической науки из одной идеи; отсюда во всех наших системах нет внутреннего единства, а все отрывочно, наборчиво. То же, впрочем, видим и у иностранцев. Виною этого была схоластика, Почему, например, наши Ириней (Фальковский) и Феофилакт (Горский) помещают известное число трактатов в своей системе? Да просто потому, что так делали схоластики». Чтобы составить план лучший, Иннокентий обращается к критическому обозрению существующих планов 44 и, нашедши их неудовлетворительными главным образом потому, что положенная в основание их идея не обнимает всего догматического материала, избирает более, по его мнению, благонадежную для этой цели идею. Такою идеей он считает идею царства Божия. «Царство Божие, говорит он, такое понятие, которое может и должно быть средоточием, куда должны сходиться и действительно сходятся все истины веры, потому что учение веры есть учение о царстве Божьем. В нем должно рассуждать о Боге и человеке и о взаимных их отношениях… В этом делении нашем главное – понятие Бога, как царя. По отношению к человеку Бог представляется под тремя видами – а) как творец, б) восстановитель и в) решитель судеб царства Своего. Эти три стороны определяют состав всякой религии и в частности религии христианской. С сих точек можно делить христианское вероучение на следующие части: 1) учение о Боге, как основателе нравственного царства, 2) учение о Боге, как восстановителе этого царства, 3) учение о Боге, как судии Своего царства». Вот то основание, из которого объясняется принятое в конспекте Иннокентия деление догматики на три, указываемые в нем, части. |
|
|
