| Далее Иова искушает (подобно некогда искушавшей Адама Еве) его жена, призывающая страдальца: похули Бога и умри ( Иов. 2:9 ); через ее посредство (или даже под ее образом – Златоуст 1180 ) Иова вновь искушает диавол. Но и здесь Иов ни в чем не согрешил... устами своими ( Иов. 2:10 ). Именно в разговоре с женой он формулирует ту мысль, которую, по убеждению толкователей, Бог затем отчасти поставит страдальцу в упрек: неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать? ( Иов. 2:10 ). Иов ошибочно думает, что «неожиданные несчастья.., случившиеся вопреки человеческому ходу вещей, есть удар от руки Божией» 1181 . Иов понимает, что эти удары наносятся ему через посредство диавола, но их истинным инициатором он все же ложно считает Самого Бога. И вот на исходе годов страданий к Иову приходят трое его близких друзей: Елифаз Феманитянин, Вилдад Савхеянин и Софар Наамитянин. По мнению греческих толкователей, они были царями древних языческих племен (святитель Иоанн Златоуст 1182 – вслед за текстом Сирской книги). Кроме того, блаженный Иероним полагает, что Елифаз был сыном Исава, то есть приходился Иову родственником 1183 . Древние православные толкователи убеждены в том, что приход друзей к Иову – это еще один этап направленных против Иова искушений со стороны сатаны, действующего отныне уже через посредство Елифаза, Вилдада и Софара. По убеждению экзегетов, приходящие к страдальцу друзья искренне любят Иова, стремятся разделить с ним его скорбь. Однако слова, которые они затем произнесут в адрес Иова, окажутся жестокими, несправедливыми и противоречащими утверждению Самого Господа об абсолютной личной праведности Иова. Друзья станут обвинять его в якобы содеянных им грехах, которых на самом деле он не совершал. Речи Иова и его друзей ( Иов. 3:1–31:40 ), а также последующие за ними в библейском тексте слова Елиуя ( Иов. 32:1–37:24 ) и Бога ( Иов. 38:1–39:31; 40:1–41:26 ) рассматриваются древними православными экзегетами как преисполненные различными типологическими образами (Христа, Его Боговоплощения и совершаемого Им Искупления), а также богословскими и нравственными смыслами. Здесь говорится о самых разных аспектах православных космологии, антропологии и эсхатологии (в том числе рассматривается значимая проблема ответственности детей за грехи отцов, присутствует учение об образе сотворения Богом людской природы, характеризуется место человека в мироздании как некоего «малого мира» – «микрокосма»). Затрагивается здесь и важнейшая тема теодицеи, а также вопрос о происхождении зла. |
| Иов еще не вполне постигает, каким окажется этот Свидетель, и все же – пусть и не понимая этого до конца – по Божественному вдохновению истинно и верно пророчествует о Нем, о Христе. Так, в понимании святителя Григория Великого , слова Иова Земля! не закрой моей крови, и да не будет места воплю моему ( Иов. 16:18 ) свидетельствуют о том, что Святая Церковь , от лица которой глаголет здесь Иов, не скрывает в себе от других – внешних – тайну Христову. Напротив, она проповедует по всей вселенной свое свидетельство о пролитой Господом за мир Крови, провозглашает весть о совершенном Им Искуплении 733 . Слова же Иова И ныне вот на небесах Свидетель мой, и Заступник мой в вышних! ( Иов. 16:19 ), по убеждению святителя Григория Великого , также можно понимать как произносимые здесь не только от имени Иова, убежденного в собственной невиновности, но и от имени Самого Христа; Сам Господь как бы устами Иова возвещает истину, неоднократно провозглашавшуюся Сыном Божиим и в Евангелии: Свидетелем Его посланничества в мир и Его Божественного достоинства на небесах является Сам Бог Отец. Двоеслов в связи с этим напоминает нам речение Господа: И пославший Меня Отец Сам засвидетельствовал о Мне ( Ин. 5:37 ). Иов здесь говорит именно о Христе, его устами глаголет Сам Спаситель 734 . Кроме того, по мысли Двоеслова, эти слова о Свидетеле и Заступнике (см.: Иов. 16:19 ) произносятся Иовом еще и как прообразующим Святую Церковь : она имеет своим Свидетелем на небе Самого Христа, и потому все ее члены – христиане – могут быть уверены в своем грядущем воскресении в Нем – для вечной жизни в Боге 735 . Вслед за этим ( Иов. 16:20–17:1 ) Иов говорит друзьям о личной внутренней устремленности к союзу с Богом и в то же время вновь сознается в своем желании состязаться с Ним, чтобы доказать собственную правоту, а также опять свидетельствует о своей близящейся смерти. Иов восклицает: Многоречивые друзья мои! К Богу слезит око мое. О, если бы человек мог иметь состязание с Богом, как сын человеческий с ближним своим! Ибо летам моим приходит конец, и я отхожу в путь невозвратный. |
| Ведь вместе с ее приходом все те, кто прошли сквозь ее врата, «одни перестали делать худое, а другие освободились от тяжелой работы; одни нашли убежище от бедствий, а другие – препятствие к деланию худого. Особенно же важно то, что» те, кто умирают, «упокоившись, навсегда останутся при этом упокоении; поэтому-то она [смерть] и служит [для них] разрешением от всех зол» 349 . Говоря о том, что умершие вместе наслаждаются покоем и не слышат криков приставника ( Иов. 3:18 ), Иов, по мысли святителя Иоанна Златоуста , говорит о грядущем в новозаветную эпоху состоянии умерших праведников, которые – уже после пришествия в мир Христа и Его сошествия во ад – войдут в рай, чтобы «наслаждаться в Царствии Небесном» жизнью с Богом. При этом под приставником (по чтению Септуагинты – «собирающим дань») Златоуст подразумевает сатану 350 . Точно так же интерпретирует образ приставника, от власти которого оказываются свободны христианские подвижники, и святитель Григорий Великий . Он пишет: «Под названием приставника кого еще понимать, как не того жестокого обольстителя, который некогда вверг род человеческий в залог обмана и с того дня продолжает удерживать его долгом смерти?» 351 Наконец, Иов превозносит смерть и за то, что перед ее лицом малый и великий здесь равны, и раб свободен от господина своего ( Иов. 3:19 ). Как говорит Златоуст, во власти смерти одинаково «находятся все: малый и большой, занимавший высокое место и низкое» 352 . В заключительной части своего монолога ( Иов. 3:20–26 ) Иов недоумевает, почему же Бог вообще дает страдальцам жизнь: ведь у них не может быть никакой отрады в их земном существовании. Итак, продолжая мечтать о покое смерти, Иов говорит: На что дан страдальцу свет, и жизнь огорченным душею, которые ждут смерти, и нет ее, которые вырыли бы ее охотнее, нежели клад, обрадовались бы до восторга, восхитились бы, что нашли гроб? [На что дан свет] человеку, которого путь закрыт, и которого Бог окружил мраком? ( Иов. 3:20–23 ). Все Святые Отцы, комментируя эти слова Иова, как и в целом всю вторую половину его начальной речи, посвященную теме смерти, обыкновенно подчеркивают, насколько же для этого страдальца было вожделенно быстрое наступление физической смерти. |
| Подобно этому и слова Иова о Премудрости Божией, о Которой он несколько раз свидетельствует на протяжении своих речей (см.: Иов. 12:13; 28:12–28 ), также воспринимаются святоотеческой традицией как пророчества о Сыне Божием. Так, комментируя слова Иова У Него премудрость и сила ( Иов. 12:13 ), святитель Григорий Великий решительно утверждает, что Иов «говорит о Единородном Сыне Отца» 670 . Он пишет: «Мы не иначе интерпретируем эти слова, как о Единородном Сыне Небесного Отца, постигаемом Им как Собственная Премудрость и Сила. Павел также подтверждает нашу интерпретацию в [своих] словах Христа, Божию Силу и Божию Премудрость ( 1Кор. 1:24 )», свидетельствуя о Том, «Который всегда с Ним [с Отцом], раз в Начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог ( Ин. 1:1 )» 671 . Мы являемся здесь свидетелями пророчества Иова, в котором ему подлинно приоткрывается одна из самых недоступных для ветхозаветного человека Божественных тайн: бытия в Едином Боге Божественных Лиц – Ипостасей Отца и Сына. Далее в своей речи ( Иов. 12:14–25 ) Иов размышляет о том, что Бог безраздельно и властно управляет судьбами всего мира и всех людей – какое бы место в обществе они ни занимали. По Собственной, недоступной нашему пониманию воле Господь одних возвышает, а других унижает, одним дарует свободу, а других обрекает на плен. Иов говорит: Что Он разрушит, то не построится; кого Он заключит, тот не высвободится. Остановит воды, и все высохнет; пустит их, и превратят землю. У Него могущество и премудрость, пред Ним заблуждающийся и вводящий в заблуждение ( Иов. 12:14–16 ). Святитель Иоанн Златоуст видит в этих словах Иова свидетельство о непреодолимости воли Божией и силы Господнего Промысла. По Златоусту, Иов здесь как бы говорит: «кто может противостать Его воле? Одного можно найти в бедности, другого – в беде, третьего – мучимым болезнью; ...можно встретить различных людей, впавших в различные несчастия согласно с волей Божией, и [нельзя найти] никого, кто мог бы изменить это [Божественное] решение» 672 . При этом Бог, «владычествуя над всем, имеет несказанную силу», а также «точное знание всего существующего и премудрое управление» им 673 . |
| Об этом-то Своем намерении окончательно победить сатану и начинает говорить Иову Господь в последующей части Своей речи. Теперь Он откроет Иову: то, что оказывается абсолютно невозможным для слабого человека, возможно Всемогущему Богу. Здесь нам может припомниться известное евангельское речение: человекам это невозможно, Богу же все возможно ( Мф. 19:26 ). Именно этому, по мысли древних толкователей, и будут посвящены два следующих раздела речи Господа, в которых Он – при помощи символических образов двух могучих животных, являющих собой самого сатану, – будет свидетельствовать об обстоятельствах Своей грядущей победы над диаволом. Животные, о которых будет рассказывать Иову Бог, – «бегемот» ( Иов. 40:10–19 ) и «левиафан» ( Иов. 40:20–41:26 ). Человеку тогда – в ветхозаветную эпоху было невозможно победить сатану, одолеть этого враждующего против людского рода мощного и несгибаемого «бегемота», этого облеченного в непреодолимую броню и смертоносного «левиафана». А вот Господу, грядущему в мир и вознамерившемуся стать Человеком Сыну Божию, это окажется под силу. Человек-Иов, пусть и одерживая временную победу над сатаной, не в силах его повергнуть, одолеть окончательно. Богочеловеку-Христу это удастся. Так, например, пользуясь символическими образами из дальнейшего библейского описания 40-й и 41-й глав чудовищного «левиафана», преподобный Антоний Великий (в передаче святителя Афанасия Великого ) свидетельствует нам о том, что Христос «Спаситель, как змея вытащил удою ( Иов. 40:20 )» в Своем Крестном подвиге диавола, ему-то, «как вьючному животному [Он] «обложил уздою ноздри его» и «просверлил шилом челюсть» (ср.: Иов. 40:21 ; Септуагинта), «связал его, как воробья» (ср.: Иов. 40, 24 ; Септуагинта)» 1069 . Ряд древних церковных писателей считает, что и при описании «зверя»-«бегемота» (в Септуагинте он именуется просто «θηρον» – «зверь»; Иов. 40:15 ; Септуагинта) и в образе «левиафана»-«дракона» (в Септуагинте он именуется «δρκων» – «дракон», «змей» – Иов. 40:25 ; Септуагинта) изображаются некие реально существующие животные. |
| Подобное чтение 24-го стиха позволяет святителю Григорию Великому увидеть в словах Иова надежду на милосердие Божие в отношении тех грешников, что – через наказание Божие – достигают на земле очищения и исправления. Двоеслов пишет: «Итак, Господь не простирает руку Свою на погибель грешникам, если наказанием Он отвращает их от греха; и падающих Он спасает, если впадающие в грех исцеляются телом через их раны. Будучи низвергнутыми внешне, они поднимаются внутри; поверженные телом, они восстают внутренне, в то время как стоящие внешне духовно падают» 900 . Рассматривая конечное свидетельство Иова о том, что он не перестает кричать и стенать о своих несчастьях перед лицом других, и используя при этом чтение Септуагинты – Чрево мое закипело, и не умолкнет; настигли меня дни нищеты; стеная, хожу без обуздания. Стою в собрании, вопия ( Иов. 30:27–28 ; Септуагинта), – святитель Иоанн Златоуст пишет: «...преизбыток постигших его бед понуждал его стенать и сетовать. «Даже желая, я не могу умолкнуть, – говорит. – Стою в собрании, вопия, не стыдясь никого из присутствующих и не смущаясь скопления народа». Это происходит от величины [его] несчастья» 901 . В третьей части своей обширной заключительной речи ( Иов. 31:1–40 ) Иов решительно заявляет о своей нравственной безупречности, несмотря на которую его преследует Бог. В начале ( Иов. 31:1–4 ) Иов говорит о том, что он в своей жизни никогда не согрешал даже помыслами, зрением, а не только поступками. И несмотря на это, Бог, Которому – по Его всеведению – безупречность Иова должна быть хорошо известна, приуготовал праведнику такие несчастья, которых заслуживают одни лишь нечестивцы. Иов говорит: Завет положил я с глазами моими, чтобы не помышлять мне о девице. Какая же участь [мне] от Бога свыше? И какое наследие от Вседержителя с небес? Не для нечестивого ли гибель, и не для делающего ли зло напасть? Не видел ли Он путей моих, и не считал ли всех моих шагов? ( Иов. 31:1–4 ). Как характеризует содержание данного фрагмента, а также сказанного Иовом далее пресвитер Филипп, «начиная с этого места [своей речи] и до конца [ее Иов] описывает свою праведность, особенно – милосердие и добродетели... |
| Так чтение книги Иова служит приготовлением к приятию Евангелия. История книги Иова Как и когда сделалась известна Иудеям книга Иова, как она сохранилась до Вавилонского пленения, неизвестно. Может быть, ещё Моисей узнал историю Иова и приобрел, его книгу во время сорокалетнего пребывания своего у священника Мадиамского. Поучительное содержание её и сходство судьбы Иова с судьбою стенавших под игом Египетским – Израильтян говорило ему само собою о её достоинстве. Когда Моисей возвратился в Египет: то, без сомнения, взял с собою и книгу и предал её Израильтянам, чтобы они, при невинных страданиях, почерпали из неё утешение и пример постоянства в почитании истинного Бога. Таким образом книга Иова, как древнейшая книга мира, перешла в церковь Божию. Во времена Давида и Соломона она имела, кажется, влияние на язык и образ мыслей Евреев; потому что в писаниях встречаются выражения сходные с книгою Иова ( Пс. 103:13; 146:9 ; ср. Иов. 5:10; 38:41 ; Притч. 1:7 ; ср. Иов. 28:28 ). Ясными словами в первый раз упоминает об Иове Иезекииль (14:14–20), предполагая, что его история известна Иудеям. По возвращении Иудеев из Вавилонского плена, при окончательном собрании канона, книга Иова заступила место в числе канонических книг вероятно в тоже время поставлена между агио – графами. С сего времени она употребляема была всеми Иудеями наряду с прочими книгами Св. Писания и вместе с ними переведена на Греческий язык. Только переводил её человек хотя с сильным чувством и знакомый с Греческим изящным языком, но бедный в знании Еврейского языка 38 . В Новом Завете Иов представляется в пример терпения ( Иак. 5:11 ); иногда из его книги заимствуются изречения и выражения, а иногда делаются одни намеки на оные ( Иак. 4:10 ; ср. Иов. 22:29 ; 1Кор. 3:19 ; ср. Иов. 5:13 ; Рим. 11:34, 35 ; ср. Иов. 15:8 ; Рим. 9:19,20 ; ср. Иов. 23:13 ). Расположение частей книги изложение содержания её Вся книга состоит из трех частей: 1) вступления, 2) разговоров и 3) заключения. 1) Во вступлении показывается истинная причина страданий добродетельного Иова. Вопреки злословию сатаны, который чернил его добродетели, производя их из корыстолюбия, Богу на небе угодно было показать, что он твердо стоит на пути добродетели и служит Богу бескорыстно, хотя бы лишён был всех благ жизни. Иов был поражён бедствиями и, несмотря на то, не отпал от Бога и добродетели (1 и 2 гл. ст. 1–10). |
| Дыхание мое ослабело; дни мои угасают; гробы предо мною ( Иов. 16:20–17:1 ). Святитель Григорий Великий понимает под слезящим к Богу оком Иова (ср.: Иов. 16:20 ) его горячую сердечную устремленность к Творцу 736 – к Тому, Кто, по убеждению Иова, поступает с ним столь сурово, но Кого он по-прежнему не перестает искать и любить. Святитель Иоанн Златоуст , изъясняя эти же слова Иова в версии Септуагинты (пред Ним да плачет око мое! ( Иов. 16:20 ; Септуагинта)), говорит как бы от его лица: «Да услышит это Бог, да видит это Бог; вняв мольбам моим и помиловав плачущего, да остановится в наказании меня, тяжко пострадавшего!» При этом образ плача праведника Златоуст соотносит с евангельской заповедью Блаженств, со словами Спасителя: Блаженны плачущие, ибо они утешатся ( Мф. 5:4 ). Святитель Иоанн говорит здесь в связи с этим евангельским образом не только об Иове, но и обо всех переносящих земные страдания святых: «...проливание слез пред Господом бывает с теми, которые блаженно плачут» 737 . Описывая предсмертное состояние Иова и комментируя его слова Дыхание мое ослабело; дни мои угасают ( Иов. 17:1 ), преподобный Ефрем Сирин подчеркивает, что это происходит с ним от переносимых им страшных «горечи и боли», от терзающих страдальца язв 738 . Далее ( Иов. 17:2–7 ) Иов говорит о собственном уничижении в очах друзей. Он свидетельствует о том, что если бы его не преследовали насмешки Елифаза, Вилдада и Софара, то он спокойно уснул бы смертным сном. Иов молит Бога о помощи и заступничестве. Ведь именно Бог закрыл сердца друзей от подлинного понимания причин несчастий Иова и позволяет насмешникам торжествовать над праведником. Сам Бог делает его, Иова, объектом насмешек для окружающих, отчего страдалец пребывает в крайней степени горести. Иов говорит: Если бы не насмешки их, то и среди споров их око мое пребывало бы спокойно. Заступись, поручись [Сам] за меня пред Собою! иначе кто поручится за меня? Ибо Ты закрыл сердце их от разумения, и потому не дашь восторжествовать [им]. Кто обрекает друзей своих в добычу, у детей того глаза истают. |
| Свт. Григорий Богослов сравнительно редко использует И. к. при обсуждении вопросов троичного богословия, но часто - в качестве иллюстрации в нравственных проповедях. Так, в надгробной речи ( Greg. Nazianz. Or. 8. 12) он восхвалял гостеприимство своей умершей сестры Горгонии словами из Иов 31. 32 и 29. 15-16; в надгробной речи «в похвалу отцу…» ( Idem. Or. 18. 38) он напоминает об Иов 40. 4. Словами из И. к. свт. Григорий описывает некоторые конкретные ситуации, напр. плач матери о больном проказой ребенке ( Idem. Or. 14. 11, 14; ср.: Иов 3. 11), словами из Иов 10. 11 он пытается ее утешить, в др. месте он подчеркивает важность заботы о бедных и предостерегает от стяжательства ( Idem. Or. 14. 18; ср.: Иов 31. 40). Свт. Григорий, так же как и др. греч. отцы, считает Иова богобоязненным и терпеливым праведником (ср.: Idem. Or. 21. 17-18), но в сравнении с добродетелями др. ветхозаветных праведников он подчеркивает его «твердость и непреодолимость в страданиях» (ср.: Idem. Or. 18. 24). Свт. Григорий Нисский в полемике по вопросам триадологии и космологии редко прибегает к И. к. (ср.: Greg. Nyss. Contr. Eun. 2. 277, 292; Idem. Or. catech. 4. 1; ср.: Canevet M. Gregoire de Nysse et l " herméneutique biblique. P., 1983. P. 117-118). Мифологический образ дракона в Иов 40. 25 LXX (ξεις δ δρκοντα ν γκστρ περιθσεις δ φορβεν περ να ατου /) свт. Григорий интерпретирует сотериологически. Диавол, к-рый хотел уничтожить Христа телесной смертью, сам «попался на крючок» и был так побежден Богом ( Greg. Nyss. De spatio. 1). Именам дочерей Иова (Иов 42. 14) Григорий дает аллегорическое толкование: Амалтея - добродетельная жизнь; Кассия - чистота и благоухание; Дия - благообразие начинаний, честность ( Greg. Nyss. In Cant. Cantic. 9). Свт. Иоанн Златоуст кроме комментария использует И. к. и в др. творениях. Особенно часто святитель цитирует Иов 1. 21: «Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!» Ими он утешает родителей, потерявших детей ( Ioan. Chrysost. In 1 Cor. 10. 3; 41. 5; Idem. In Rom. 10. 4; Idem. In Col. 8. 6), обосновывает относительность богатства и бедности ( Idem. Homilia 15. 3//PG. 49. Col. 158), необходимость благодарить Бога за все удары судьбы ( Idem. In Hebr. 33. 4; Idem. In Col. 1. 2), преодолевать страх и искушения ( Idem. In Hebr. 20. 3), со смирением принимать страдания ( Idem. In 1 Cor. 28. 3). |
| Иов продолжает: Скажу Богу: не обвиняй меня; объяви мне, за что Ты со мною борешься? Хорошо ли для Тебя, что Ты угнетаешь, что презираешь дело рук Твоих, а на совет нечестивых посылаешь свет? ( Иов. 10:2–3 ). По мысли святителя Григория Великого , Иов здесь признается в том, что его «терзают сомнения по поводу [справедливости] суда Всевышнего» 623 . А всегда ли справедлив Божий суд? При этом, по Златоусту, Иов здесь продолжает заботиться прежде всего о добром имени Божием: о том, чтобы видящие несправедливое наказание страдальца люди не начали обвинять Господа в неправосудности, а также в равнодушии к бедам Собственного творения. Святитель Иоанн, комментируя слова Иова (по версии Септуагинты) Ты презрел дела рук Твоих, а совету нечестивых внял ( Иов. 10:3 ; Септуагинта), пишет как бы от лица обращающегося к Богу Иова: я «боюсь, чтобы [это Тебе] не повредило – ведь некоторые могут подумать или то, что Ты не промышляешь о людях, которых создал, или что порочные пользуются у Тебя особенным благоволением и их желания Тебе особенно угодны» 624 . Иов вновь и вновь возвращается к теме теодицеи – оправдания Бога. Важнейшим для него в первую очередь является то, чтобы никто не смог обвинить Бога в недостатке самого драгоценного, что было Им явлено миру: любви к Собственному творению – к каждому из нас, в том числе и к Иову. Иов – вопреки всему происходящему с ним – верит, что эта любовь существует, что она не может угаснуть в Боге. Он видит, что друзья, глядя на страждущего Иова, рассуждают о справедливости Бога, о Его всемогуществе, но совсем не вспоминают о самом в Нем главном – о Его любви; не говорят Елифаз, Вилдад и Софар об этой Божественной любви именно потому, что вместо нее видят лишь Божественные ярость и гнев. Но разве может вдруг исчезнуть любовь в Том, Кто не претерпевает никакого изменения, ни на миг не теряет Своего абсолютного совершенства? Иов собственной судьбой, самими своими безвинными страданиями как бы опровергает существование такой любви к нему Творца, тем самым перечеркивая возможность веры в нее – а значит, и приобщенности к ней – в умах и в сердцах друзей. |
|
|
