| Отец Олег Хуторской на фоне храма в честь святителя Иннокентия Иркутского. Хабаровск, 25 мая 2013 г. Фото автора В этом небольшом храме находится частица мощей Феодора Санаксарского, дяди святого праведного воина Феодора Ушакова, а в киоте иконы святителя Иннокентия Иркутского хранится возд ух, прежде покрывавший мощи святого в его раке. Справа вверху - образ свт. Иннокентия Иркутского с возд ухом. В Хабаровском храме в честь святителя. 25 мая 2013 г. Фото автора Продолжение моей встречи со святителем состоялось в июле. Когда мы прилетели в Иркутск на Международный фестиваль поэзии на Байкале, то первым делом отправились в Знаменский монастырь к раке с мощами святого подвижника, в 1990 г. возвращенными в монастырский Знаменский храм. Рака с мощами свт. Иннокентия Иркутского. Иркутск, Знаменский монастырь, 7 июля 2013 г. Фото автора У стен этого храма, близ входа в обитель, похоронен еще один Иннокентий - Нерунович. Епископ Иркутский и Нерчинский первой половины XVIII в. Монастырь памятен также тем, что в ночь с 6 на 7 февраля 1920 г. в непосредственной близости от него, у места впадения реки Ушаковки в Ангару, были расстреляны А. Колчак и В. Пепеляев. Памятник А. Колчаку у входа в Знаменский монастырь Иркутска. Скульптор В. Клыков. 8 июля 2013 г. Фото автора Святитель Иннокентий, епископ Иркутский, Нерчинский и Якутский, малоросс из дворянского черниговского рода Кульчицких, почил (а святых почитают по дню кончины) 27 ноября 1731 г. Но это старый стиль. По-новому церковный календарь дает дату 9 декабря. Когда родился Иоанн Кульчицкий, историки точно не знают, указывают 1680-1682 гг. Был он сыном священника. В 1695-1706 гг. он обучался в Киево-Могилянской коллегии, с 1701 года ставшей академией. Учителя у Иоанна были замечательные, впоследствии знаменитые церковные деятели: митрополиты Иоасаф (Кроковский) и Стефан (Яворский), а также архиепископ Феофан (Прокопович). В 1706 г. в пещерной церкви в честь преподобного основателя Киевской лавры Антония Печерского Иоанн был пострижен в монашество с именем в честь преподобного Иннокентия Комельского, в лавре и остался. В том же году рукоположен во диакона, затем во иерея. |
| Питирим же потщася еже бы и самое то соборное деяние сыскати к лучшему решению раскольнического сомнения 10 . Он обратился к Стефану Яворскому письменно и просил, чтобы поискали деяние в книгохранилищах. В 1717 г. в августе с царским указом по этому поводу был послан в Киев монах Феофилакт. Он обратился к Киевскому митрополиту Иоасафу Кроковскому, который дал приказ поискать список деяния. Список нашли в книгохранилище Никольского Пустынного монастыря. Это была «книга в полдесть, на пергамине писаная, плеснью аки сединою красящаяся и на многих местах молью изъедена, древним белорусским характером писаная 11 ». Преосв. Иоасаф свидетельствовал книгу соборно и послал ее в Москву с другими книгами, потребованными для Питирима, при грамоте от 3 сентября 1717 г., в которой писал, что согласно присланному указу, были предприняты поиски в библиотеках дабы, отыскать книги затребованные Питиримом, и особенно деяние. Эта последняя книга была найдена в поименованном выше монастыре при замещавшем игумена Христофоре Чарнуцком; ее свидетельствовали соборно и передали с другими книгами архимандриту Феофилакту. Стефан Яворский , получив книги и грамоту, сделал на последней помету 31 января 1718 г., чтобы с деяния сняли копию и послали Питириму, а список деяния, присланный из Киева, отдали на Печатный двор в государеву книгохранительницу. Обо всем этом было доложено государю, который «повеле оное соборное деяние (бывшее в Киеве на Арменина, еретика Мартина) ныне типом издати скорого ради размножения ко уврачеванию расколом недугующих. Что же оное деяние в себе заключает и в чем оного ересеначальника Мартина обличая, за что его проклинает удобно рассудити может всяк сие деяние внятно читающий. Во свидетельство же вышеописанные истины приложишася еще некие потребные главизны и речения из древния русская рукописные книги харатейные, глаголемые Потребник, подписанный собственною рукою блаженного Феогноста митрополита Московского в лето 6837 (т. е. 1329). Который Потребник како содержит в себе чин и устав церковный и с кем согласуется и единомудрствует явно вся пред очеса представить читающему: сомнящемуся же удобь разрешить недоумения. |
| Особенно дурно отозвались на положении Стефана, да и всей вообще иерархии два политических дела 1718 года – дело царевича Алексея и дело его матери, бывшей царицы Евдокии Лопухиной. В них замешано было несколько важных лиц из духовенства. Дознано было, что духовник царевича Яков Игнатьев был злейшим врагом Петра, внушал Алексею ненависть ко всем делам и к самому лицу его отца, однажды на исповеди, когда Алексей со страхом признался ему, что желает отцу своему смерти, успокоил его, говоря: «Мы и все желаем ему смерти»; что духовник царицы Евдокии Федор Пустынный, ростовский архиерей Досифей и юродивый Михайло Босой говорили ей о близкой смерти Петра и скором возвращении ее на царство, подкрепляя свои уверения разными пророчествами и видениями; что царевич, бежав за границу, писал оттуда письма Досифею, Крутицкому митрополиту Игнатию Смоле и Киевскому Иоасафу Кроковскому; что он более всего надеялся на духовенство и говорил своим приближенным: «Когда будет время без батюшки, тогда я шепну архиереям, а архиереи приходским священникам, тогда меня и нехотя владетелем учинят». Был заподозрен в связи с царевичем и сам Стефан, которого партия царевича и сам он считали своим и на которого рассчитывали, что он снимет с царевича присужденное ему царем пострижение в монашество. По окончании розысков Яков Игнатьев, Федор Пустынный и Досифей были преданы смертной казни; Иоасаф Кроковский умер скоропостижно еще раньше розыска на дороге из Киева в Петербург; Игнатий Смола по старости был уволен на покой (уже в 1721 г.) в Нилову пустынь. Во все время розысков царь находился в таком же страшном раздражении, как во время стрелецких казней, и высказывал крайне резкие отзывы о духовенстве. В 1718 году он решительно высказал мысль об отмене патриаршества и об устройстве для церковного управления духовной коллегии, наподобие учреждавшихся тогда же государственных коллегий. Яворский уцелел во время розысков – ему предназначалось даже место президента в новой духовной коллегии; но отношения к нему царя были окончательно испорчены – президентом он должен был сделаться только номинальным. Петр убедился, что не все и киевляне могли ему сочувствовать, и стал приближать к себе из них новых людей, более соответствовавших его видам. Новые приближенные царя – Феодосий и Феофан |
| Другая подробнейшая Грамота Царя Петра Алексеевича 1710 года на вотчины, данная Митрополиту Иоасафу Кроковскому Божиею поспешествующею милостию Мы, Пресветлейший и Державнейший Великий Государь, Царь и Великий Князь Петр Алексеевич, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержец, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Сибирский, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных, Государь и Великий Князь Новогорода Низовския Земли, Черниговский, Рязанский, Ростовский, Ярославский, Белоезерский, Удорский, Обдорский, Кондийский и всея Северныя Страны Повелитель, и Государь Иверския Земли, Карталинских и Грузинских Царей, и Кабардинския Земли, Черкасских и Горских Князей и иных многих Государств и Земель Восточных и Западных и Северных, Отчич и Дедич, и Наследник, и Государь, и Обладатель, наше Царское Величество, пожаловали Богомольца нашего Преосвященного Иоасафа Кроковского, Митрополита Киевского, Галицкого и Малыя России, повелели ему дать сию нашу Великого Государя, нашего Царского Величества, жалованную Грамоту для того: в прошлом 1709 году нам, Великому Государю, нашему Царскому Величеству, бил челом он, Богомолец наш, Преосвященный Иоасаф Митрополит, что по милости нашего Царского Величества приемши он, Богомолец наш, Престола Митрополии Киевской правление, получил на оной нашу Великого Государя Грамоту; а на угодия Дому Свято-Софийского нашей Царского Величества жалованной Грамоты ему не дано; и дабы Мы, Великий Государь, наше Царское Величество, Его Преосвященного Митрополита пожаловали повелели ему как отдревле по милости нашей Царского Величества, так и на новоприбылыя вотчины дать нашего Царского Величества жалованную подтверждающую Грамоту, о чем тако ж подданной наш Войска Запорожского обеих сторон Днепра Гетман Иван Ильин Скоропадский к нам, Великому Государю, нашему Царскому Величеству, писал, дабы мы Великий Государь, наше Царское Величество, повелели по его подданного нашего Универсалам, что в них изображено, дать ему Богомольцу нашему нашу Царского Величества жалованную подтверждательную Грамоту |
| Если эта клятва моим спасением покажется вашему великодержавию не заслуживающею веры, прошу приставить ко мне какого-либо офицера с солдатами на время моего пути» 425 . Государь 14 августа дал разрешение съездить в Москву, но не в Нежин, и требовал непременно вернуться к празднику Рождества в Петербург, обещая, что и двор ему к тому времени будет готов. «А в Нежин», прибавлял государь, «можно и иным временем, не теперь, съездить» 426 . Любопытно, почему государь сдерживал намерение Стефана к поездкам. В переписке о приезде Стефана в Петербург по делу Тверитинова Петр замечал, в письме 5 января 1715 года: «в Нежин для освящения церкви можете вы и после съездить, как помянутое дело окончится, понеже ваша должность есть тех управить и решить, для кого церкви делаются» 427 . Так как Стефан, несмотря на ясно выраженную волю Петра, в Петербург не ехал, то ему 23 декабря 1715 года Сенат послал указ, чтобы приезжал в Петербург с ризницей для посвящения Вологодского и Архангельского архиереев 428 . Стефан, однако, сославшись на болезнь, не выехал на этот раз в Петербург. В 1716 году Стефан наконец был в Нежине и здесь 25 июля торжественно освящал свой храм. К этому времени прибыли в Нежин и участвовали в освящении Киевский митрополит Иоасаф Кроковский, первенствовавший в служении, Черниговский архиепископ, епископ Переяславский и множество архимандритов, игуменов и прочего духовенства 429 . В Нежине Стефан оставался довольно долго; он здесь говорил проповеди и на Успение, и на Покров 430 . Письмом 18 мая 1718 года Петр вытребовал Стефана в Петербург для участия в верховном суде по делу царевича, повелевая прибыть немедля, не позже как через восемь или девять дней по получении письма, со всеми бывшими в Москве архиереями, налегке, а относительно доставки в Петербург необходимого для житья распорядиться после 431 . Стефан выехал из Москвы 24 мая 432 . 13 июня было уже в Петербурге «рассуждение» по делу царевича с участием Стефана 433 . С этого приезда Стефан уже безвыездно жил в Петербурге до конца 1721 года, когда, вместе со всем Синодом, он в последний раз выехал в Москву 434 . |
| переведенный в Воронеж. Киевская митрополия, только что недавно подведенная под власть московского патриарха, в начале XVIII столетия, с учреждением Святейшего Синода, переживала опять тяжелое время перехода к новым формам жизни. Митрополит Иоасаф Кроковский в 1718 г. вызван был для каких-то допросов в С.-Петербург и, не доехав до С.-Петербурга, скончался в Твери. После него митрополичья кафедра 4 года оставалась не занятой. Пользуясь этим, униатский митрополит Лев Кишка, под покровительством польского правления, отбирал православные монастыри и церкви на унию, а в 1720 г. созвал Замойский собор, на котором постановил определения, прямо враждебные православной церкви. При учреждении Святейшего Синода, назначенному в Киев новому архипастырю, Варлааму Вонатовичу, воспрещено было именоваться митрополитом и употреблять в титуле слова и Малыя России; а чрез 8 лет, в 1730 г.,он лишен был сана и, в звании простого монаха, сослан в заточение в Белозерский монастырь. Преемник его, Рафаил Заборовский, также именовался архиепископом. Первоприсутствующий в Синоде, Феофан Прокопович , хотя сам был по воспитанию киевский, имел какие-то поводы враждебно относиться к Киеву и принизил митрополию Киевскую так, что не осталось следа ее прежнего могущественного положения. Бывшие прежде под ведением ее, православные епархии Луцкая, Львовская и Перемышльская, отпали в унию; а оставшаяся в польском крае единственная православная епархия, Белорусская, в необходимых случаях относилась к русскому правительству (в Св. Синод и Коллегию иностранных дел) помимо киевского архиепископа. В 1729 г. избран был на белорусскую кафедру киево-межигорский архимандрит Арсений Берло. Но он подвергся таким преследованиям, что принужден был оставить епархию и переведен в Переяславль. Бывши пред тем самостоятельным епископом, он не хотел стать в подчиненное положение коадъютора киевского архипастыря, который, притом, сам не имел уже звания митрополита, и просил Св. Синод сделать новую епархию его самостоятельной, в чем ему и сделано было удовлетворение и дозволено именоваться Переяславским и Бориспольским. |
| Поземельные владения Софийского собора находились, прежде всего, в самом Киеве и его окрестностях. В самом Киеве митрополии принадлежало урочище на западной стороне нынешнего старого города, называвшееся в XVI в. Паньковщиней 169 . Вблизи же самого Софийского собора находилась Софийская слобода, которая, впрочем, к концу XVI в. почти совсем опустела. На старом же городе, как видно из документов XVII в., были три церкви, принадлежавшие митрополитам: каменная церковь Спаса, церкви Никиты и Василия. При этих церквах были усадьбы и земельные угодья. Но к концу рассматриваемого периода эти церкви были разрушены; от первых двух не оставалось даже и следа, последняя же впоследствии была возобновлена и существует да настоящего времени 170 . – В низменной части Киева также находилась слобода, принадлежавшая Софийскому собору. В этой слободе была подчиненная митрополии церковь Воздвижения креста. Но в конце XVI в. она, как и другие митрополичьи церкви, обвалилась, так, что в ней нельзя уже было совершать богослужение 171 . Наконец, кроме указанных владений, в Киеве митрополитам во весь рассматриваемый период принадлежало урочище Кудрявец – возвышенность, находящаяся с юго-западной стороны Подола и к западу от Старого города. С давних времен на Кудрявце находился митрополичий загородный дом и сад. Но в 1604 г. латинский бискуп отнял его у православного духовенства и выстроил здесь замок, почему самое ; урочище и слобода долгое время назывались «бискупскими». В 1660 г. Кудрявец снова был возвращен православной кафедре, а впоследствии на месте бывшего бискупского замка м. Иоасаф Кроковский выстроил (в 1718 г.) деревянную церковь во имя Вознесения Господня 172 . Невдалеке от Киева, по ту сторону Днепра, находились два митрополичьи имения – Зазимье и Погребцы. Эти имения сначала, как видно, принадлежали к числу самых богатых. Особенно большие доходы кафедре приносили бывшие в этих имениях лесные дачи. Но в XVI в. Зазимьем и Погребами самовольно завладели киевские подвоеводы и стали без всякого права пользоваться их доходами. Это, впрочем, совершилось постепенно. В лесных дачах, названные деревень была некогда хорошая охота, которой пользовались киевские воеводы. Отправляясь на охоту, воеводы обыкновенно ночевали в этих деревнях и получали от крестьян продовольствие в виде кур, гусей сена и овса. Это добродетельное пожертвование впоследствии обратилось в обязательную пошлину, так что и тогда, когда в деревнях уже не было и воеводы перестали ездить за Днепр, – подвоеводы продолжали nullo jure брать себе каждый год стацию овсом, сеном, курами и гусьми. Не ограничиваясь этим, подвоеводы опустошали, митрополичьи лесные дачи в этих деревнях и продавали в свою пользу дрова из них. Вследствие этого в начале XVII в. мы встречаем жалобу на то, что Зазимье и Погребы разорены совершенно, и что митрополит не получает с них никакого доходу 173 . |
| Сам царевич Алексей пока под благовидным предлогом убежал заграницу, но оттуда еще с большей хитростью был выманен Петром обратно и затем осужден и казнен. Переписка Алексея с русскими архиереями безжалостно выдала последних тоже на беспощадный суд разъяренному царю. Алексей переписывался с Досифеем митр. Ростовским, с Игнатием Смолой митр. Крутицким и с Иоасафом Кроковским митр. Киевским, и так формулировал свой план использования церковного авторитета: «Когда будет мне время без батюшки (а Петр в тот момент собирался заграницу), тогда я шепну архиереям, архиереи приходским священникам, а священники прихожанам, тогда они и нехотя меня владетелем учинят». Петр, конечно, подозревал широкое сочувствие епископата замыслам царевича Алексея, но судил только по прямым уликам. Освященный собор, вероятно, с трепетом исполнял свой тяжелый судебный долг. Досифей Ростовский говорил прямо на соборном суде: «Только я один попался… Посмотрите, и у всех что на уме. Извольте пустить уши и в народ, что в народе говорят?» Митрополит Киевский Иоасаф умер от волнения по дороге в Москву. Лишенные собором сана и отданные на суд гражданской власти митр. Досифей и протопопы Яков Игнатьев и Федор Пустынный были казнены. Игнатий Смола по старости был пощажен и изгнан «на покой». Петр накален был против духовенства. «О бородачи!», вздыхал он, «отец мой имел дело с одним (разумея Никона), а мне приходится иметь дело с тысячами. Когда бы не монахиня (Евдокия) и не монахи, не дерзнул бы Алексей на такое неслыханное зло». Против Стефана не было улик, но партия Алексея считала его своим и рассчитывала, что Стефан снимет с царевича монашество, если он насильно будет пострижен. Феофан, по указанию самого Петра, в том же 1716 г. был вызван в Петербург, как впоследствии стали выражаться, «на чреду», т. е. для выдвижения на архиерейство, из Киевской Академии. Монастырь Александро-Невский должен был стать по плану Петра рассадником нового по духу и ученого епископата. В Феофане эти качества имелись в высшей и блестящей степени. |
| Не будь он для Петра В. «чаровником» в вопросе церковно-практическом, латино-римское направление всего школьного богословия могло возобладать надолго. Тем более, что бесшкольным московским ревнителям всех рангов, пафос латинствующих киевлян казался роднее, православнее, чем петровская еретическая неметчина, которой веяло от Феофана – друга Петра и аннинских немцев. Но победа талантливого Феофана и его протестантского направления одержана была им еще на киевской почве, ибо там нашло и свой сочувственный отклик и свое школьное продолжение. Борьба перенесена in flagranme в Москву. И здесь, в более молодом поколении богословов стихийным чутьем, инстинктивно, решилась в сторону предпочтения Феофановской концепции, несмотря на явные ее и для самих учеников «перегибы» в сторону протестантизма. Старые киевские профессора, Феофилакт (Лопатинский), Иоасаф (Кроковский) шли в философии за Аристотелем, а в богословии за Фомой Аквинским. Новые – избрали себе Баумейстера и новую философию: Декарта, Лейбница, Вольфа. Следуя образцу Феофана, профессора – Сильвестр (Кулябко) и Георгий (Конисский) читали богословие уже под антилатинским руководством протестантов, но все на том же общеевропейском латинском языке. Православное исповедание веры Петра (Могилы) штудировалось по латинскому его тексту. И лишь в 1759 г., по указанию киевского митрополита Арсения (Могилянского), начали текст его зубрить в русифицированном церковно-славянском переложении. Из Киева это новое веяние разлатынивания и обрусения богословской науки еще охотнее принято было в Московской «Академии» ее учителями, выходцами из той же киевщины. Поворот от римо-католической монополии в школе произошел безвозвратный, но он был медленный, пока не подросли и не окрепли новые местные богословы – великорусы. Эта мрачная характеристика служила предисловием к последовавшему затем поручению особой комиссии при св. Синоде составить план преобразования духовных школ. Комиссию составили люди новой иерархической смены, из великороссов: Тверской епископ Гавриил (Петров), Псковский Иннокентий (Нечаев) и иеромонах Платон (Левшин) . |
| В 1703-м году Великий Пётр приветствован был красноречивым ректором её Феофаном при посещении Киева. Митрополит Иоасаф Кроковский и гетман Скоропадский покровительствовали также новой Академии и жертвовали ей деньгами и сёлами. Но величайшим благодетелем её в это время был знаменитейший из митрополитов Киевских, Рафаил Заборовский, который оказал ей пастырскую любовь свою, не менее Петра Могилы , и, подобно ему, завещал ей своё имя, ибо с тех пор она стала называться Киево-Могило-Заборовскою. Он надстроил великолепную залу с церковью над каменным зданием, сооружённым Мазепою, исходатайствовал звание архимандрита ректору Академии, и воспользовался посещением императрицы Елизаветы, чтобы снова утвердить все права, которыми искони пользовалось училище. Митрополит Арсений Могилянский подражал его благочестивому примеру, и послужил к усовершенствованию Академии, сделавшись третьим её благодетелем после Петра и Рафаила. Его преемники, Гавриил, перешедший из Киева на кафедру новой столицы, и Самуил, исполнивший Киев памятью своих духовных добродетелей, были усердными сынами и отцами сей колыбели наук. Самуил испросил у императрицы Екатерины, во время её посещения Киева, чтобы Академия, которую предназначали перенести в Лавру Печерскую, оставалась на древнем своём урочище, где процвела она с такою славою, в бурную годину Малороссии, и с тех пор умножились её оклады от щедрот монарших. Последующие святители шли по стопам Рафаила, Арсения и Самуила, как кокоши, собирая под крылья свои духовных птенцов, которые из сего выспренного гнезда разлетались по всей Руси согревать её лучами просвещения духовного. Кроме великих иерархов, нами названных, много ещё других поступили отселе, на все почти кафедры российские, как некогда из глубины Лавры Печерской, иноки её избирались во вновь учреждавшиеся епархии; можно сказать, что все первоначальные училища духовные, по дальним краям беспредельного отечества нашего, восприяли своё начало от сего источника просвещения, чрез его образованных питомцев. |
|
|
