| И дай, блаженная Троице, ради безчисленныя Твоея милости, за молитв приснодевы Марии, да сподобит мя видети и поклонитися императорскому вашему величеству. И в рождении новых ваших звезд, торжествующему всегда над сопостаты вам и всему христианству, Исмаилтяны попирающе мерское знамение Моамефово и изгоняюще их из Европы, да поставите святейшее христианское знамение Российское с непоборимым и непобедимым Христовым крестом внутрь пречуднаго храма святыя Софии. Аминь. Вашему императорскому величеству малый некий сей дар, но благоуханное собрание из благодатей твоих похвалений, последний раб и дненощный богомолец с благопочтенною всепокорпостию приношу Архимандрит Софроний Лихудев. Подлинная рукопись Слова Похвалительнаго. В лист, на 23 стр. На первой странице изображен в верху ангел, в одной руке у него солнце, в другой труба, и при ней надпись: Солнце восходящее присно поклоняемо бяши. К рукописи приплетен нарисованный на полотне клеевыми красками грудной портрет императрицы Екатерины I, в парчевом одеянии, посверх горностаевая красная мантия; в густых черных волосах трясила с каменьями. Над головою держат корону с державою два ангела, тоже с трубами, и у труб надписи: 1) От человеков должна есть оным честь, их же Бог сподобил чести, 2) О тебе, токмо единой честь воинствует. Сообщением этого доселе неизвестнаго слова мы обязаны В.М. Ундольскому, который, по просьбе нашей, присоединил к нему следующую заметку. Заметка. Братья Иоанникий и Софроний Лихуды прибыли в Московское Государство из отечества своего Греции 6-го марта 1685 года, именно около того времени, когда уважение к греческому языку и учености (также как ныне к Немецкой эрудиции) доходило чуть не до изступления. Все греческие выходцы издавна твердили нам, что без Греков (так же как и ныне без Немцев) нет спасения. И ничего нет удивительнаго, если доверчивая Русь поддалась и поверила на слово Еллинам. Известно, что до-петровская Русь была по складу и формам Русь больше церковная, чем гражданская, значит и потребности ея были больше духовныя, чем житейския, светския. Религию вместе с обрядами заимствовали мы от Греков; и сами архипастыри в течении многих веков были из Греков. Даже после автокефалии и автономии церкви Российской и учреждения в ней патриаршества, и суд и низложение патриарха Никона совершились при главном и непосредственном содействии тех же Греков. Мало того, до самаго въезда Лихудов в Россию в 1685 году, почти вся Малороссия была еще подведомственна патриарху Константинопольскому. |
| Все это у него сидело по нескольку часов и выкладывало в разговорах все саратовские новости до последней тонкости. А он, в особых видах, претерпеливо выносил это высиживанье, исполняя этот труд, как бы долг службы. Из этих то ежедневных разнообразных бесед он вызнавал каждый шаг католического епископа и его свиты... В Варшаве он поставил себя с великим достоинством и сперва делал блистательные успехи по службе. Звезды на него так и ниспадали сверху: сперва Владимира 2 ст.; скоро и Александра. Очень скоро алмазные знаки Александра. Скоро и крест на клобук. Правда и положение его в Варшаве было исключительное, критическое, трагическое. Выехал он в Варшаву в конце 1860 года. 1863 г. был не за горами, а за плечами. Смятения в царстве Польском начались уже с 1861 г. Там, в Варшаве архиепископ видел вокруг себя целый ряд трагедий. Пережил злостное покушение на жизнь великого князя Константина Николаевича. Пережил выстрел в наместника Людерса. Пережил покушение на Ламберта и загадочное самоубийство генерал-губернатора Герштенцвейна. Пережил выстрелы в графа Берга, резню 1863 года, и все ужасы, которые ей предшествовали, сопутствовали и последовали. Там он, – естественная мишень вражеских попыток, держал себя в эту пору с величайшим самодостоинством, тактом и видимой отвагой. Образ своей замкнутой жизни он не изменил ни на иоту. От исполнения своих обязанностей он не уклонялся ни на иоту. Говорили, будто в его карету кидали чем-то. Но это не подтверждается записанными воспоминаниями очевидцев. То несомненно, что он один раз и поразил и умилил своих поляков. Когда скончался римско-католический Варшавский митрополит Дмоховский, с которым архиепископ Иоанникий состоял в почтительно приязненных отношениях, – это было в самый разгар бунта, – архиепископ сел в карету и внезапно появился в палаце католического митрополита; молча, прошел во внутренние покои до самого покойника; по-русски три раза перекрестился большим крестом, низко кланяясь пред святыней, затем поклонился сановному духовному покойнику и, не говоря ни слова, направился к выходу. Присутствующие расступились с глубоким уважением и умилением. Между тем в эту пору напускное раздражение поляков против русских было так велико, что преемник Дмоховского, молодой архиепископ Фелинский не посмел сделать визит старому, давно в Варшаве оседлому и благорасположенному русскому архиепископу. Высокопреосвященный Иоанникий в послании, которого пишущий имел честь удостоиться от него впоследствии, сам выразился об этом предмете так: «архиепископ Фелинский не имел чести познакомиться со мной». |
| Ректором тогда был приснопамятный в летописях Академии архимандрит Димитрий (Муретов , впоследствии архиеп. Херсонский), а инспектором – архим. Иоанникий (Горский, позже также архиеп. Херсонский). Наиболее влиятельными профессорами считались: на младшем курсе прот. И. М. Скворцов, профессор философии, пользовавшийся в Академии высоким уважением, и П. С. Авсенев (после архим. Феофан), профессор психологии, увлекавший студентов своими идеально-мистическими воззрениями и симпатичными чтениями. На старшем курсе наиболее выдавались по влиянию на студентов – арх. Димитрий, читавший свои глубокомысленные лекции по догматическому богословию, арх. Иоанникий, преподававший с успехом нравственное богословие, и Я. К. Амфитеатров, замечательный своими блестящими лекциями по гомилетике. Под руководством этих выдающихся мужей науки и других совершил свое образование Н. А. Фаворов, окончивший академический курс первым магистром 3 . Академическое начальство, по окончании г. Фаворовым курса, назначило его бакалавром по кафедре священного писания. Вскоре поручено было ему временно читать лекции (в 1846 г.) по патрологии и затем он (в 1847 г.) был перемещен с кафедры св. писания на кафедру патрологии. Впрочем, недолго пришлось Назарию Антоновичу преподавать и этот предмет. По смерти Я.К. Амфитеатрова (8 июля 1848 г.) г. Фаворову поручено было сначала временно преподавать церковное красноречие, а потом он был перемещен (в 1849 г.) на эту кафедру, которую он с великой честью занимал до окончания академической службы. Лекции его отличались содержательностью, ясностью, строгой логичностью и отчетливостью 4 . Проповеди Н. А. Фаворова, нередко произносимые 5 в академической церкви, отличались строго-церковным характером, стройностью и ясностью изложения. Те же качества проповеднического слова он желал видеть и в проповедях студентов, удерживая молодых ораторов от высокопарных выражений, искусственных речей и мнимо-оригинальных мыслей. К глубокому сожалению, Киевская Академия скоро должна была расстаться с талантливым профессором. |
| В 1877 г. Высокопреосвященный Иоанникий назначен был экзархом Грузии и членом Св. Синода. В новом крае были новые задачи; но и здесь нашла себе более чем где-либо место и применение та благодетельная система архипастыря, которая так много осчастливила Саратовскую и Нижегородскую кафедры. Бедность и нужда духовенства в Иверии архипастырем усмотрена гнетущая; а с ней царила страшная тьма и необразованность среди духовенства, особенно же в женской половине сословия. Новый экзарх самое живое участие принял в улучшении материального и воспитательного положения семинарии и немедленно приступил к учреждению епархиального женского училища. Всё своё жалование, за время служения в Грузии (4½ года), Высокопреосвященный Иоанникий жертвовал на нужды духовного образования детей грузинского духовенства (около 30 т. р.). Много экзархом Иоанникием сделано для распространения православия и просвещения среди туземцев и для улучшения церковных порядков. В истории грузинского экзархата время управления высокопреосвященным Иоанникием считается «светлой, благодетельной эпохой». 27 июня 1882 г. высокопреосвященный юбиляр возведён был в сан митрополита древлепрестольной Москвы и здесь явил себя достойнейшим преемником великих святителей Московских. Московской кафедре высокопреосвященный юбиляр также оставил неизгладимые следы своего мудрого, твёрдого, справедливого управления и создал памятники, которые сделали имя его и здесь незабвенным. Сюда нужно отнести учреждение и устройство второго женского епархиального училища, на которое пожертвовано архипастырем 10 т. руб., учреждение 10 стипендий при Филаретовском училище, а главное устройство общежитий при вифанской и московской семинариях и Перервенском училище, с изысканием средств для безмездного содержания всех воспитанников. Этим сделано духовенству епархии такое великое благодеяние, подобного которому доселе нигде не находится в летописях и в жизни духовно-учебных заведений других епархий. Подвиг этот поражает всех своей небывалостью и оказал московскому духовенству пособие, равняющееся не менее половины его годовых доходов. |
| Если Парфений Младший, как мы видели, делает о низвергнутом им Парфений Старшем очень неблагоприятный отзыв, то и о Парфений Младшем низвергший его Иоанникий делает в грамоте государю следующий, тоже не особенно лестный отзыв: «Как на патриаршестве был новый Парфений, жестокий нравом и немилосердый (упокой его Бог, понеже и он был человек, если имел на себе какую вину, и то не диво), сослали его от патриаршества в ссылку, а меня взяли от области моей и поставили меня Цареградским патриархом. Так пребыл я немногое время со смирением в мирном подавлении, а как приехал Парфений из ссылки и насильством, с великим домогательством, взял опять патриаршество, то меня отставили. Но его опять от патриаршества сослал султан с великою опалою, и меня снова призвали Собором (в мае 1650 года)... и дали мне владычество патриаршее, владел я мирно, но недолгое время (1 год и 13 дней). В то время восстал некий отставной митрополит, непотребный человек по имени Кирилл, и сел на патриаршество насилием, беззаконно, как разбойник, но он, видя, что его никто не почитает, покинул патриаршество и отошел прочь» (был патриархом 18 дней), затем 18 дней (14?) был патриархом Пателар, но он сам покинул патриаршество, «и на его место учинился некто Ларский митрополит Паисий (1651 года 1 июля), образ его лихим человеком не показует, но что подобает иметь патриарху, он всего того чужд» 450 . В сентябре 1654 года халкидонский митрополит писал об Иоанникии и вообще о положении дел в патриархии: «Державнейший и святейший царю, писать ли мне о непостоянстве патриаршества нашего? Ничто же иное здесь, кроме скорби и болезни, как было и в прошлом: Иоанникии насильно взял патриаршество, много издержал вельможам, и мы это потерпели. Но не прошло и 10 месяцев, как восстал один низверженный от трех или четырех Соборов за многие неприличные и беззаконные дела. Он пошел к царскому девтердару и обещал 40 000 ефимков, чтобы дали ему патриаршество. Когда услышал о деньгах девтердар, то не только патриаршество, но и все иное отдал бы ему и известил о том визиря». |
| Ересь Лизика, подрывавшая главные основы вероучения, без сомнения, и была причиной тех скорбей, которые испытывал Мефодий и о которых говорит жизнь Иоанникия, она именно рассекала единосущное на чуждые противоположности. Весьма вероятно, что еретическое мнение обсуждаемо было на соборе, что Лизик раскаялся в своем заблуждении и был приговорен к особого рода епитимии 129 . Не может быть сомнения, что упоминаемая у всех почти писателей X и XI вв. ересь Зилика не представляет ничего другого, как порчу имени 130 ; это следует заключать как из тождества общественного положения того и другого еретика, так в особенности из дословного сходства всех известий в той части, которая касается наложенной на еретиков епитимии. О степени распространения этой ереси и о значении, какое ей приписывали, можно составить себе понятие по канону, совершаемому в первую неделю Великого поста и приписываемому Феодору Студиту . Здесь Лизик упоминается рядом с главными деятелями иконоборческого периода, Иоанном, Антонием и Феодотом, и имя его везде сопутствуемо анафемой 131 . Как, однако, объяснить, что у писателей Лизик оказывается раскаявшимся, а у составителя канона он предается анафеме, мы не знаем, если не остановиться на той догадке, что канон принадлежит позднейшему времени и что у составителя его был под руками такой список синодика, в котором значилось и имя Лизика. Таким образом, в церковных смутах, начавшихся после восстановления православия, имеют значение весьма разнообразные элементы: и оставленные на своих местах епископы и священники иконоборческого периода, и упорное неподчинение церковной дисциплине со стороны студийских монахов, и, наконец, ересь Лизика. Взятые в отдельности, эти элементы находят для себя достаточное объяснение частью в исключительных обстоятельствах времени, частью в общем религиозном развитии общества. Так, ересь Лизика служит прологом к церковным волнениям XI и XII вв. Но нельзя не видеть, что нам недостает связующих звеньев между отдельными фактами; мы не можем схватить общую картину положения, какая представлялась жизнеописателю Иоанникия. |
| Но светские училища и по числу учащихся и по уровню образования решительно уступалиранее устроенным духовным школам. На государственную службу поступали многие выпускники духовных школ. Поэтому правительство не хотело оставить безвнимания и эту ветвь народного образования. Духовная школа подвергалась основа-тельной перестройке – происходила ее латинизация. Школа старого, греко-славянского типа, доживала последние дни, хотя именно в это время в Новгороде устроено было превосходное греческое училище. В 1706году митрополит Иов вызвал к себе братьев иеромонахов Софрония и Иоанникия Лихудов и с ихпомощью открыл при архиерейском доме две школы: низшую – славянскую и высшую – греческую. Планы ученых греков были обширные: они собирались открыть вНовгороде типографию и подготовить новый, исправленный перевод Библии на славянский язык. Но этим планам не суждено было сбыться. Уже через год иеромонахаСофрония перевели в Москву в греческую школу при типографии, а иеромонах Иоанникий к тому времени был в преклонных годах. В 1716 году митрополит Иовскончался, через год умер и вернувшийся после кончины своего покровителя в Москву иеромонах Иоанникий. Созданная ими школа просуществовала ещё 10 лет. ВМоскве греческое образование сохранялось лишь в типографской школе иеромонаха Софрония Лихуда, пока её не соединили с Академией. Сама же Спасская академияуже в 1700 году была преобразована по киевскому образцу. Архиереи из киевских ученых монахов открывали латинские училища и в провинции. В 1700 году святым Иоанном (Максимовичем) открыта была школа в Чернигове, в1702 году – святителем Димитрием в Ростове, в 1703 году – митрополитом Филофеем в Тобольске. Но священнослужители – великороссы не хотели отдавать в этиучилища своих чад. Чтобы содействовать делу духовного образования, Петр I издал указ, по которому дети духовенства, не обучавшиеся в школах, недопускались к церковным должностям. Без аттестатов «поповичей» запрещено было принимать и в «чины гражданской службы», кроме «солдатского чина». |
| Здесь мы видим не простой перечень свидетельств, но опыт более или менее связного исторического исследования. Пример обстоятельного опровержения возражений латинян, основываемых на свидетельствах отцов, можно видеть в вышеупомянутом сочинении Иоанникия Галятовского «Stary kosciol zachodni» etc., где во второй части 785 автор опровергает 12 доводов, заимствуемых латинянами из учителей церкви восточной и западной (dowody doctorow wschodnich y zachodnich), и 13 доводов, заимтсвуемых латинянами из учения соборов (dowody z soborow uczynione) 786 . Вместе с этим мы находим у отечественных богословов в период до Адама Зерникава и критическое отношение к тексту отеческих творений по данному догмату. Уже в острожском сборнике о вере единой делается общее указание на то, что латиняне повредили отеечские творения по вопросу об исхождении Св. Духа 787 ; в московской книге о вере единой точно указывается несколько примеров таковых повреждений, сделанных латинянами 788 ; а в сочинении Галятовского «Stary kosciol zachodni» etc. уже вполне научно делается опровержение 16 доводов латинян, основанных на подложных свидетельствах )dowody z textu falszywego) 789 . Наконец, были опыты решения канонического вопроса о прибавлении к символу Filioque и истории спора об исхождении Св. Духа. Примеры опытов первого рода можно видеть в великом катехизисе Лаврентия Зизания 790 и в сочинении Лазаря Барановича «Nowa miara starey wiary» (во второй части которого – в rozdzial V говорится «o przydatku w Symbolum Carogrodzkim y od Syna»); примеры опытов второго рода можно видеть в острожском сборнике о вере единой (на л. 93 на об. – 94 на об.) и в том же великом катехизисе Лаврентия Зизания (на л. 263) 791 . Из сказанного о состоянии учения об исхождении Св. Духа до Адама Зерникава 792 и из ранее предложенного исследования об отношении трактата Феофана об исхождении Св. Духа к трактатам о том же Зерникава следует, что все существенное содержание указанного трактата Феофана выработано было ранее его в отечественном богословии и что, следовательно, данный трактат Феофана есть не оригинальное и самостоятельное произведение, а лишь сокращение всего выработанного по этому догмату предшествовавшими ему отечественными богословами. |
| Одного дионисиатского подвижника спросили: – Когда вы стали монахом? И что побудило вас принять такое решение? – Я, чадо мое, хотел стать монахом с самых малых лет, но мне не позволяли этого родители. Они меня женили, у меня родилось двое детей, и в 1955 году в возрасте 66 лет я пришел монашествовать в обитель Святого Григория. – И как ваше сердце позволило вам оставить вашу семью? – Ах, чадо мое, меня жгло изнутри Божественное желание, любовь ко Христу, к монашеской жизни. Так я оставил жену, детей, имущество, невесток и внуков и пришел, чтобы принести Господу свою старость, раз уж не смог отдать молодость. – Долго вы прожили в Григориате? – Я пробыл там восемь месяцев, затем по некоторой причине перешел в Дионисиат. В Григориате был хороший игумен, его звали Виссарион. Он научил меня, как надо совершать свое монашеское правило. Вот так: три сотницы – Христу, одну – Богородице, затем снова то же самое, пока не исполнишь двенадцать сотниц. Потом я стал совершать здесь, в Дионисиате, одну сотню – Иоанну Предтече, одну – святому Нифонту, а потом и другие, сколько хочу. Он дал мне тогда и послушание. Я был строителем, и хорошим строителем. Мне нравилось слушаться. Куда бы меня ни посылали, я говорил «благословите», поскольку, когда я сюда пришел, мне велели говорить только два слова – «простите» и «благословите». Я чувствовал радость и удовлетворение, делая добро для других. – А как нам, общежительным монахам, преуспевать в добродетели? – Да уж ладно, разве ты этого еще не знаешь, не научился? Ну, тогда слушай. Послушание и любовь, а также великое дело – милостыня. Послушание дарует тебе мир, радость и сильное влечение ко Христу, оно ведет тебя прямо в рай. Послушание прощает тебе все грехи, их тебе прощает Бог. Понял? Великое зло – гордость. Как же его отвращается Бог ! Не будем подобны фарисею, который говорил: я даю то, я делаю это... А награду получил тот, кто бил себя в грудь. – Что мне делать, отче, чтобы спастись? – спросил того же подвижника один посетитель-мирянин. |
| Слово похвалительное на преславное венчание благочестивейшей великой государыни нашей Императрицы Екатерины Алексеевны Источник Аще превосходная подлежащая наносят смущение чувством, отнюду же сияние солнца взирающих нань утупляет зение; Нилу реке Египетской смущаему, и низтекающу с превеликим устремлением притупляется слух слышащих; воня восточных аромат обоняние отменяет, жестокость превеликия стужи осязание недейственно поставляет, что же дивно, яко в сицевом превосходнейшем подлежащем (еже есть историа твоих похвал, благочестивейшая великая государыня наша императрица Екатерина Алекеевно) пребудут у мене недейственны чувствы моя, внегда оскудаси память, смутися ум, и связася язык; у мене, глаголю, убожайшаго архимандрита, вашего императорскаго величества последняго раба и богомольца дненощнаго. аще зде и не положив во уме моем, чтоб возмощи возриторствовати, но взыскати прощения, зане нет у мене силы употребить художество какой новой никогда до сего дне обыкновенной риторики, слагая сие многотрудное и державнейшее слово мое, в едино несклонное и благоговейное молчание, сбывшееся от твоих неисповедимых благодатей и от неизреченнаго моего удивления. Понеже славы прочих человеков пишуще и глаголюще, оныя торжествуемы бывают, а твоя могут токмо изявитися удивляюще сих и молчатя творяще. Toe убо еже не скажу будет не то еже скажу, но то еже умолчу, и историа моя буди молчание мое сложеное с благоговейным деянием, до помоста земнаго с крайнейшим благоговением поклонения; с таковым поклонением усмотрю тя, благочестивейшая великая государыня наша, императрица, подобнейшим чистейшей светлости дня много болши математическаго мечтания, неже человеческаго зрения, с разностью яко едино самое неученье беседует с единою самою мудростию, и яко едина самая последность беседует о единой высокости несравненно, противящеся всякое слово естественное, яко два края между собою совокупляются, что я приемлю толику тягость превосходящу моя силы, тяжчае неба сущаго на плечах Атлантовых. Обаче желаю да удовлится ваше императорское величество о огни души моея, его же приношу возжен в кадилнице сердца моего, якоже удовлился Артаксерск о води, юже принесл ему Симит в сосуде дланей рук своих. |
|
|
