| Не странно ли было бы навязывать их духовную помощь, которой они не требуют, и которой они и существования не признают? Какую цель могут иметь молитвы о таких усопших, разве глумление лютеранских и реформатских догматиков?» 40 По словам другого автора: «почившие члены инославных общин, которые вдруг, нежданно для самих себя, попали в (православные) церковные диптихи, в праве оскорбиться. Ведь предварительно требуется потерять всякое уважение к свободной в христианстве личности, чтобы являться с непрошенными услугами пред бездыханным телом!.. Представим себе, что каким-нибудь чудом воскрес-бы из мертвых тот иноверец, над бездыханным телом, которого православный священник, с такими же молитвенниками, совершает панихиду. Неужели с уверенностию можно утверждать то, что явившийся станет благодарить за нежданную услугу? В том то и дело, что услуги-то нет, что в смертный час почивший и не думал о переходе в православие».... 41 Итак, не должно молиться за усопших инославных потому, что многие из них совсем не признают молитвы за усопших, молитвенной помощи нашей не требуют и даже не верят в нее, а следовательно навязывать им такую помощь значить оскорблять их и нарушать свободу их личности и такое навязывание с нашей стороны бесцельно и никакой услуги усопшим не оказывает. – Во всех этих речах слышится какая-то необыкновенная черствость, какая-то щепетильно-самолюбивая забота о том, как-бы не оказать излишнюю услугу и не явиться с нею навязчивым и непрощенным; в них совсем забыто то, что, несмотря на разность исповеданий, мы все христиане, а потому, любя ближних своих, обязаны оказывать их всякую возможную помощь. Умершие лютеране и реформаты при жизни своей не веровали в молитвы за усопших. Но что же из этого? Ведь мы-то православные? Мы веруем, что наша молитва может оказывать умершим великую помощь. По своей православной вере мы признаем, что умершие лютеране и реформаты были в настоящем случае жертвою заблуждения, а потому, как заблуждавшиеся, теперь особенно сильно нуждаются в нашей молитвенной помощи. |
| Господь исполнил моление капернаумского сотника и исцелил от смертной болезни слугу его по вере не болящего слуги, а сотника. ( Лк.7:1–10 ). Господь исцелил бесноватую дочь хананеянки по вере не самой бесноватой, а её матери, которая неотступно молилась Господу о дочери и проявила в молитве своей великую силу веры. ( Мф.15:21–28 ). Если же так, то наша молитва за инославных усопших может быть „не полезна“ не от недостатка их веры, а тогда, когда этом недостаток проявим мы, за них молящиеся. „Что касается в особенности до лютеран и реформатов“, говорят, „они, по догматам своих вероисповеданий, не верят молитвам за усопших. Не странно ли было бы навязывать их духовную помощь, которой они не требуют, и которой они и существования не признают? Какую цель могут иметь молитвы о таких усопших, разве глумление лютеранских и реформатских догматиков?“ 43 По словам другого автора: „почившие члены инославных общин, которые вдруг, нежданно для самих себя, попали в (православные) церковные диптихи, в праве оскорбиться. Ведь —24— предварительно требуется потерять всякое уважение к свободной в христианстве личности, чтобы являться с непрошенными услугами пред бездыханным телом!.. Представим себе, что каким-нибудь чудом воскрес бы из мертвых тот иноверец, над бездыханным телом, которого православный священник, с такими же молитвенниками, совершает панихиду. Неужели с уверенностию можно утверждать то, что явившийся станет благодарить за нежданную услугу? В том то и дело, что услуги-то нет, что в смертный час почивший и не думал о переходе в православие“.... 44 Итак, не должно молиться за усопших инославных потому, что многие из них совсем не признают молитвы за усопших, молитвенной помощи нашей не требуют и даже не верят в нее, а следовательно навязывать им такую помощь значить оскорблять их и нарушать свободу их личности и такое навязывание с нашей стороны бесцельно и никакой услуги усопшим не оказывает. – Во всех этих речах слышится какая-то необыкновенная черствость, какая-то щепетильно-самолюбивая забота о том, как бы не оказать излишнюю услугу и не явиться с нею навязчивым и непрощенным; в них совсем забыто то, что, несмотря на разность исповеданий, мы все христиане, а потому, любя ближних своих, обязаны оказывать их всякую возможную помощь. |
| В 1913 г. были отозваны законопроекты «О духовном судопроизводстве по брачным делам последователей вероучения мариавитов», «Об узаконении браков, заключенных по обрядам инославных и иноверных исповеданий, числившихся православными до издания Высочайшего указа 17 апреля 1905 г., и происшедшего от этих браков потомства», «Об упорядочении гражданско-правового положения сектантов, браки которых не записаны в метрические книги», «Об иноверных и инославных религиозных обществах». Доработка проектов затянулась. IV Государственной думе предстояло также вернуться к рассмотрению докладов согласительной комиссии по законопроектам «Об изменении законоположений, касающихся перехода из одного вероисповедания в другое» и «О старообрядческих общинах». Работа над ними шла вяло и не завершилась до прекращения деятельности Думы. 12 февраля 1914 г. группа депутатов во главе со старообрядцем С.Р. Кирилловым внесла в Государственную думу законопроект «Об изменении правил о преподавании Закона Божия детям старообрядцев», в котором предусматривалось учреждение должностей преподавателей Закона Божия, церковнославянского чтения и духовного пения в начальных учебных заведениях, где обучались дети старообрядцев, с содержанием их из государственной казны. Однако начало первой мировой войны поставило на повестку дня более актуальные проблемы, и Дума уже не возвращалась к обсуждению этого и др. законопроектов по религиозной тематике. Государственная дума поддержала правительство в его действиях, направленных на организацию обороны России во время войны. Но по мере нарастания неудач на фронте левые фракции и центристское большинство перешли в оппозицию. В 1915 г. в Думе был создан «Прогрессивный блок», в который вошло большинство депутатов. Они выдвинули старую идею «ответственного министерства», что подразумевало ограничение самодержавия. 3 сентября 1915 г. Николай II распустил Государственную думу на каникулы. В феврале 1916 г. IV Государственная дума возобновила заседания. Позиция думского большинства по отношению к Синоду была критической. Рассматривая финансовую смету Синода в 1916 г., депутаты стали обсуждать внутрицерковные проблемы, признали необходимым переустройство управления Церкви на началах соборности, расширение местного самоуправления, созыв Поместного Собора и т.д. К концу. 1916 г. оппозиционная направленность Думы резко усилилась. В лагерь противников правительства перешел в т. ч. один из лидеров правых депутатов — В.М. Пуришкевич . |
| в) По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали рапорт Преосвященного Рижского, 20 Сентября 1885 года, по вопросу о том: кому подсудно дело о расторжении брака, совершенного по обряду евангелическо-лютеранской церкви, в случае присоединения впоследствии одного из супругов к православию. Приказали: Рассмотрев настоящий рапорт Преосвященного Рижского и принимая во внимание: а) что по ст. 631 зак. о суд. и взыск. гражд. Т. 10 ч. 2, изд. 1876 г., (ст. 454 Т. 16, ч. 2 изд. 1892 г.) когда в числе брачных лиц одно принадлежит к православному исповеданию, определение уважительности причин к расторжению брака во всяком случае подлежит решению духовного суда Православной церкви; б) что из статьи этой не сделано в законах никакого изъятия на тот случай, когда брак, о расторжении коего возбуждено дело, совершен был по обряду инославного вероисповедания до присоединения одного из супругов или обеих супругов из иноверия к Православию, и в) что всед за обнародованием Высочайше утвержденного 24 Февраля 1832 года мнения Государственного Совета (Втор. Полн. Собр. Зак. Т. 7, отд. 2 на коем основана приведенная 631 ст. 2 ч. 10 т. Свод. изд. 1876 года, издано было для Царства Польского, удостоенного 16 / 28 Марта 1836 г. Высочайшего утверждения, положение о союзе брачном (Дневн. Зак. Т. 18), в коем хотя и установлены особые правила на предмет определения подсудности брачных дел при перемене одним из супругов, после вступления его в брак, вероисповедания, но правила эти не только не рассмотрены на тот случай, – когда из числа разноверных супругов, обязавшихся браком, совершенным по инославному обряду, одним из них присоединится из иноверия к Православию, но, напротив того, прямо постановлено (ст. 199), что браки православных с лицами других исповеданий расторгаются по правилам, определенным в законах Империи, Святейший Синод находит, что дела о расторжении браков, совершенных по обряду инославного вероисповедания, в случае присоединения впоследствии одного из супругов или обоих к Православию, подсудны духовному суду Православной церкви, а потому определяет: 1) о вышеизложенном дать знать указом Преосвященному Рижскому в разрешение его рапорта, а для руководства при возникновении подобных настоящему дел в других Консисториях, дать знать о сем Епархиальным Преосвященным и Грузино-Имеретинской Синодальной Конторе циркулярными указами, и 2) Господину Синодальному Обер-Прокурору предоставить уведомить о настоящем определении Министра Внутренних Дел для соответственных с его стороны распоряжений по духовным управлениям иностранных исповеданий. Ук. Св. Син. Июня 15 дня 1887 г. |
| Об изложенном уведомляю Ваше Превосходительство для сведения и руководства. ––––– Высочайшее повеление об утверждении временных правил для узаконения браков, заключённых по обрядам инославных и иноверных исповеданий лицами, числившимися православными до издания Высочайшего Указа 17 апреля 1905 г., и происшедшего от сих браков потомства 29 . Совет Министров полагал: на основании статьи 87 Основных Государственных Законов (свод. зак. т. I, ч. 1. изд. 1906 г.), в дополнение и изменение подлежащих узаконений, постановить: 1) Браки лиц, числившихся до издания Высочайшего Указа 17 апреля 1905 г. („Собр. узак.”, ст. 526) православными, но принадлежавших к инославному или, при соблюдении условий пункта 3 означенного Указа, к иноверному исповеданию, совершенные до 17 апреля 1905 года по правилам и обрядам того инославного или иноверного исповедания, к которому вступившее в брак в действительности принадлежали, считаются действительными со дня их совершения, и происшедшие от таковых браков дети – законными от рождения. 2) Доказательством совершения указанных в статье 1 браков, а равно законности происшедших от таковых браков детей, служат записи, внесённые в подлежащие метрические книги того инославного или иноверного исповедания, к которому принадлежали вступившие в брак, либо родители ребёнка. При отсутствии записей, событие брака устанавливается судом в порядке охранительного судопроизводства. 3) Имущественные права, приобретённые третьими лицами, в виду признавшейся до издания настоящего узаконения недействительности указанных в статье 1 браков, остаются в силе. 4) К открывшимся до издания настоящего закона наследствам, если родственники, призванные к оным, в силу при знававшейся доселе недействительности указанных в статье 1 браков, ещё не приняли наследства или не подали в суд просьбы об утверждении их в правах наследования, допускаются лица, приобрётшие на основании сего закона права законных наследников. 5) В случаях, предусмотренных в статье 2 настоящего узаконения, ходатайствовать в порядке охранительного судопроизводства о соответственном пополнении метрической книги могут не только заинтересованные в том лица, но также прокурорский надзор, если с пополнением метрических книг сопряжён интерес государства. |
| Неравноправие И. с православными проявлялось прежде всего в правовом статусе религ. общин и ограничениях, связанных с переменой вероисповедания и с прозелитизмом. Российское законодательство не допускало возможности перехода православных в инославие, в то время как переход И. в Православие не только был дозволен, но и поощрялся. Пропаганда неправосл. учений была запрещена. Юридическое преимущество И. над иноверцами заключалось в том, что переход из инославных исповеданий в нехристианские был запрещен, а обратный переход был возможен при определенных условиях, как правило с особого разрешения министра внутренних дел, а на Кавказе - главноначальствующего гражданской частью (наместника). Разрешались браки православных с И. (при условии венчания и крещения детей в правосл. Церкви), но не с иноверцами. В отдельных случаях правительство предоставляло И. дополнительные права. При имп. Екатерине II И., переселявшиеся в Россию из-за границы, получали ряд льгот, могли свободно совершать богослужение. В 1857 г. в Прибалтике 98 чел. подали заявления о желании вернуться из Православия в лютеранство, 44 из них правительство разрешило такой переход. Хотя эта мера противоречила основам российского законодательства, она соответствовала политике опоры на местное нем. дворянство, к-рая проводилась до 80-х гг. XIX в. в Прибалтике, где протестант. общины имели привилегированный статус (см. подробнее: Алексий II (Ридигер), Патриарх. Православие в Эстонии. М., 1999. С. 256-258). 17 апр. 1905 г. был издан указ «Об укреплении начал веротерпимости», к-рый существенно изменил правовой статус И. Снимались прежние жесткие ограничения на переход из Православия в инославие. Общий запрет на переход верующих из инославных исповеданий в нехристианские был сохранен, но для возвращающихся в свое прежнее исповедание (а также в исповедание своих предков) было сделано исключение. После выхода указа переход иноверцев в любое инославное исповедание не встречал препятствий. В 1917 г. Временное правительство приняло меры по созданию внеконфессионального гос-ва. |
| Это возражение против стеснительной в отношении к расколу системы высказывалось и в то время 589 . На эту непоследовательность правительства указывали и этого приравнении в правах с последователями инославных и иноверных исповеданий неоднократно домогались и сами раскольники 590 . Митрополит Филарет, рассматривая возражение и с этой стороны, находит оное также несостоятельным. Он признает то положение, что между расколом и терпимыми в России исповеданиями, действительно, существует различие, но это различие далеко не в пользу раскола. Дело в том, что Московский святитель устанавливает разность между расколом и признаваемыми в России исповеданиями не на конфессиональном отношении того и других к господствующему в России православию, – как это делают защитники признания раскола, а совсем на иных основаниях. Первое отличие нашего раскола от признанных у нас инославных и иноверных исповеданий заключается, по мнению м, Филарета, в антиправительственном и антигосударственном характере раскола. «Большею частью, говорит он, смотрят на раскольников с той же точки зрения, как и на иноверцев; но это большое заблуждение. Иноверцы, различаясь с нами в догматах, ничего не имеют против правительства и следуют правилу: «Божия Богови, кесарева кесареви», а раскольники выражают это так: «Божия Богови, а бесова бесови» 591 . «Очень, очень довольно для христианской веротерпимости терпеть такие верования, которые безвредны для нравственности и вообще для государства, a раскол подрывает основание государства и распространяет безнравственность под видом верования» 592 . Другая «великая разность между так называемыми иностранными вероисповеданиями и расколом», по мнению Московского святителя, заключается в том, что раскол есть «отломившаяся отрасль господствующего вероисповедания», – наш народный недуг, чего, конечно, нельзя сказать о иноверцах. «Римско-католики и протестанты, говорит он, пришли под Российскую державу со своими вероисповеданиями законным путем, и потому по справедливости предоставляется им свобода их вероисповеданий, напротив того, раскольники суть отпадшие и отпадающие от православной церкви, осуждаемые законом государственным, запрещающим такое отпадение (Свод. |
| 72 12 Декабря 1904 г. последовал Высочайший Именной указ, данный Сенату, «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка», пункт 6-й которого содержал определённые обещания готовящихся перемен в вопросе веротерпимости: «Для закрепления выраженного Нами в Манифесте 26 Февраля 1903 года... неуклонного душевного желания охранять освященную Основными Законами Империи терпимость в делах веры, подвергнуть пересмотру узаконения о правах раскольников, а равно лиц, принадлежащих к инославным и иноверным исповеданиям, и независимо от сего принять ныне же в административном порядке соответствующие меры к устранению в религиозном быте их всякого, прямо в законе не установленного стеснения». 73 Из этих документов видно, что законодательное расширение прав подданных неправославного исповедания планировалось Правительством ещё до начала революционных беспорядков. Однако, жизнь внесла свои коррективы. Подготовка основополагающего документа затянулась на несколько месяцев, так что Именной Высочайший указ и Высочайше утверждённое положение Комитета Министров «Об укреплении начал веротерпимости» появились только 17 Апреля 1905 г. – в самый разгар массовых революционных выступлений. Указы содержали важные пункты, принципиально меняющие прежнее отношение Государства к инославным и иноверным исповеданиям. В частности, в них утверждалось «признать, что отпадение от Православной веры в другое христианское исповедание или вероучение не подлежит преследованию и не должно влечь за собой каких-либо невыгодных в отношении личных или гражданских прав последствий, причём отпавшее по достижении совершеннолетия от Православия лицо признаётся принадлежащим к тому вероисповеданию или вероучению, которое оно для себя избрало». 74 В отношении Старообрядчества и сектантства все исповедания делились на три группы: старообрядческие согласия, секты и изуверные учения, запрещённые законом. В отношении двух первых групп новый закон предусматривал значительное расширение прав. Религиозным обществам старообрядцев и сектантов присваивалось название «общин», за ними признавалось право на владение движимым и недвижимым имуществом. |
| В 1904 году Святейший Синод вследствие частных запросов священников местным епископам о том, как поступать, если родные или начальство умерших воинских чинов, принадлежавших к инославным исповеданиям, просят совершить погребение или поминовение сих усопших, преподал указом от 28 января того же 1904 года за 394 следующие указания: 1) «православные священники не должны вносить тела умерших воинских чиновинославного исповедания перед погребением в церкви, но когда в том месте, где скончалось лицо воинского звания инославного исповедания, не будет священников или служителей веры сего исповедания, то, по желанию родственников или начальства усопшего, православный священник может, согласно определению Святейшего Синода от 24 августа 1797 года, проводить тело умершего воинского чина до кладбища в священном облачении и опустить в землю при пении стиха «Святый Боже» и 2) в том случае, когда родственники или начальство усопшего воинского чина инославного исповедания просят о совершении поминовения такого лица, Святейший Синод, принимая во внимание потребность в христианском утешении скорбных родных и близких умершего, просящих о поминовении и ищущих в молитвах православной церкви успокоения в постигшем их горе, а равно и исключительное положение усопших воинов, подвергавшихся наравне с нашими православными воинами, даже до лишения жизни своей, за Монархов наших и за отечество, следовательно и за самую в нём исповедуемую православную веру, признаёт возможным дозволить православным священникам, не совершая по усопшему воинскому чину инославного исповедания поминовения в церкви, отправлять по нём панихиды в частных домах и в помещениях, принадлежащих военному ведомству. О вышеизложенном Святейший Синод, по определению от 28 января 1904 года за 394, предоставил преосвященному митрополиту Антонию уведомить конфиденциальными письмами епархиальных преосвященных придворного, а также военного и морского духовенства, каковые письма и были посланы 31 того же января, причём преосвященный митрополит Антоний присовокупил, что по мнению Святейшего Синода, епископам не следует принимать участие в служении панихид по усопшим иноверцам. 12 |
| 4) Когда священника будут просить о погребении умершего человека, коего вероисповедание никому из местных жителей неизвестно, то он должен предавать его земле с пением «Святый Боже», как христиан инославного исповедания, ибо удостаивать такого человека погребения по православному чиноположению, причем вносить тело его в храм и читать над ним разрешительную молитву, не подобает, из опасения совершить православный обряд над таким человеком, который не только никогда не был сыном Православной Церкви, но, может быть, даже презирал и хулил ее уставы и заповеди; отказывать же вовсе умершему, коего вероисповедание неизвестно, в участии Церкви при погребении его было бы как несогласно с христианскою любвеобильностью, так и несправедливо, потому что он мог быть не только христианином, но и православным. («Донские епархиальные ведомости», 1877 г.). Чем должно ограничиваться участие православного священника в погребении иноверца? Для решения сего вопроса ссылаются на статью 922 (Свод Законов Российской империи, изд. 1857 г., т. ХШ), в которой говорится: «А буде кто из таковых чиновников (т.е. иноверцев) католической, реформатской и лютеранской религии преставится, желая погребен быть от священника Греко-Российского исповедания, а пастора упомянутых религий не будет, в таком случае, как они Евангельское учение содержат и надежду полагают на Христе Спасителе мира, и притом определили себя на защищение нашего православного отечества, священникам полковым тела их провожать с места до кладбища в ризах и епитрахили и опускать в землю с пением стиха «Святый Боже...» Так как в приведенном постановлении не говорится ни о пении заупокойной литии, которой обыкновенно начинается вынос тела, ни о возглашении «вечной памяти», то, по букве закона, участие священника в погребении иноверца должно ограничить следующими действиями: пришед в дом иноверца, он должен облачиться в священные одежды (епитрахиль и ризу) и начинать вынос прямо с пения «Святый Боже...»; с пением Трисвятого проводить тело до могилы и опустить в могилу без возглашения «вечной памяти». |
|
|
