| Страницы русского старчества XIX века: преподобный Зосима (Верховский) и его духовная семья в 1818–1825 гг. Русское старчество — руководство опытным иноком новоначальных на пути спасения — уже почти двести лет прочно связывается с именем возродителя старчества преподобного Паисия Величковского и с именами его учеников — прежде всего старцев Оптиной пустыни. И это справедливо. Оптина и ее наставники еще в XIX веке приобрели всероссийскую известность, стали символом старчества и его воспитательной миссии в религиозной жизни народа. Однако широкая известность Оптиной, как мощное увеличительное стекло, в известной степени исказила историческую картину. С одной стороны, она заслонила множество других светочей, не столь ярких, как оптинский, но не менее чистых; сформировала взгляд на русское допаисиевское монашество как на совершенную духовную пустыню. С другой — особенности Оптиной наложили отпечаток и на восприятие старчества как такового: забылось, что изначально старчество — прежде всего монашеская дисциплина и только потом — служение мирянам и миру. Не умаляя великий подвиг преподобных Паисия Величковского, Льва и других старцев Оптинских, вдохнувших в отечественное подвижничество новую жизнь и открывших его красоту нашему образованному обществу, а с ним — и всему миру, нужно сказать, что русские иноки знали и чтили множество великих и малых наставников — своих отцов и матерей 1 . Преподобный старец Зосима занимает среди них почетное место. Он начал подвиг старчества за десять лет до того, как основатель старчества в Оптиной преподобный Лев прибыл в эту обитель. Ученик старца Василиска, отец Зосима никак не связан с традицией преподобного Паисия и представляет собой яркий пример самостоятельного, автохтонного русского старчества. Основатель знаменитой обители, отец Зосима хотя и имел учеников и почитателей из мирян, но был прежде всего наставником своих учениц-инокинь; к ним обращены его поучения. Преподобный Зосима (Верховский) Публикуемые документы бережно хранились насельницами основанной преподобным Зосимой Троице-Одигитриевой пустыни. После ее закрытия в 1920-х гг. игумения и сестры обратились за духовным руководством к старцу московского Высоко-Петровского монастыря архимандриту Агафону (в схиме — Игнатию ( Лебедеву ) ; †1938) 2 . Ему они передали и материалы из своего архива 3 . В последующие годы эти документы находились в духовной семье отца Игнатия. Последний их хранитель монахиня Игнатия и предоставила их для публикации. “ Заветные” письма |
| Со времени основания до 1841 г. сестры жили по общежительному уставу, составленному прп. Зосимой в соответствии с наставлениями Василия Великого : «Ни одна ничего собственного не имеет, но у всех общее и все в совершенном нестяжании. Ни от кого никаких подарков, ниже от родных, не приемлют, но все отдают на общее содержание». Практиковалось суровое ограничение в пище: «В постные дни трапеза однажды в день в третьем часу пополудни. Млечные снеди во весь год не едят, токмо на всеедных неделях». Введено правило для начальницы не выделять свой стол от стола сестер: «Сама начальница с посещающими гостями не ест, ниже пьет некое усладительное одна без сестр, якобы для угощения, хотя бы и от самих гостей было нечто такое принесено» (РГИА. Ф. 797. Оп. 2. Д. 7918. Л. 98-99). При утверждении общежития в 1841 г. в обители был введен устав, написанный Московским митр. Филаретом (см.: ЦГИАМ. Ф. 203. Оп. 746. Д. 703. Л. 11-18). Престольные праздники отмечались в дни Св. Троицы, Смоленской иконы Божией Матери «Одигитрия» (28 июля), Рождества Иоанна Предтечи (24 июня), св. Симеона, еп. Персидского, и прп. Зосимы Соловецкого (17 апр.), прп. Марии Египетской (1 апр.). Почитались также дни памяти и кончины основателя мон-ря прп. Зосимы (17 апр., 24 окт.), 1-й игум. Веры (Верховской) (17 сент., 20 нояб.), схим. Маргариты (Верховской) (1 сент., 27 июля). В день памяти старца Зосимы 24 окт. все сестры причащались Св. Таин. Два раза в год в храмовые праздники вокруг мон-ря совершался крестный ход. По отзыву, составленному благочинным в 1878 г., «в трапезе есть та особенность, что поминают благотворителей обители, молятся о здравии живых и о упокоении умерших, чего нигде не введено; это заповедано самим старцем Зосимою, и в точности исполняется более полувека» (ЦГИАМ. Ф. 1368. Оп. 1. Д. 92. Л. 5). Собор во имя Св. Троицы. 1838-1855 гг. Фотография. 2005 г. Собор во имя Святой Троицы возведен по благословению митр. Филарета над гробом прп. Зосимы. Перед смертью старец завещал сестрам «первый престол» посвятить Св. |
| Надо сказать, что ни в одном из дореволюционных изданий, ни в одной из сохранившихся рукописей не проставлено имя автора Жития. Но как правильно заметила газета «Московские церковные ведомости», отзываясь о втором издании книги в 1889 году, «Жизнеописание это составлено одною из ближайших учениц о. Зосимы, которая имела полное право называть его «отцем своим» (с. 17, 28). Если не ошибаемся, автор этого Жизнеописания – та самая Вера (в миру Варвара Верховская), родная племянница о. Зосимы, которая была преемницею его по управлению обителью и первою игуменией» 548 . Сам старец Зосима оставил заметку о том, что именно Веру он учил записывать совершившиеся события, свои чувства и впечатления. В Житии старца Василиска, написанном о. Зосимой, есть такое место в рассказе о скорбях в Туринском монастыре: «Егда же сотворились крамоли и несогласие в монастыре, тогда он, старец Василиск, много увещевал крамолствующих и недоброжелательствующих, а мирствующих утверждал пребыти непоколебимыми в своих обетах. О происшествии же крамолы и о разлуке моей со старцем, о сем в точности описано в книжице, составленной от девицы Веры, именуемой Варвары Верховской» 549 . Читая Жизнеописание о. Зосимы, видно, что вся книга написана тем же слогом, что и главы о событиях в Туринском монастыре. Это косвенно свидетельствует о том, что Жизнеописание о. Зосимы принадлежит перу игумений Веры. Кроме того, в ответах автора Жизнеописания старца Зосимы на замечания рецензента находим, что «писавшая книгу старалась [а значит и могла] выдерживать собственные выражения старца» 550 , к тому же она прекрасно знала семью о. Зосимы. Издатели Жизнеописания старца Зосимы на английском языке решительно приписали авторство его племяннице и ученице – игумений Вере (Верховской) 551 . Книга о преподобном Зосиме, явившая миру образ великого пустынника и молитвенника, основателя двух женских монастырей, угодившего Богу своими подвигами, – достойная память матушке Вере, венок на могилу приснопамятной игумении. Как и подобает монахине, на страницах Жизнеописания она ни слова не сказала о бремени управления монастырем, которое несла с кротостью и любовью. Позже княжна Елена Горчакова в книге, посвященной Зосимовой пустыни, напишет о ее первой настоятельнице (лично ей незнакомой) кратко и лаконично: «Благодаря неусыпным заботам своей начальницы, матушки Веры, унаследовавшей от своего отца духовного и наставника кротость и мудрость в управлении, обитель при увеличении материальных средств могла приютить в своих стенах большее число сестер. Оно возрастало весьма быстро, и после кончины игумений Веры, при ее преемнице Афанасии, в Троице-Одигитриевском женском монастыре уже считалось более ста матерей и сестер» 552 . |
| Преподобный Зосима (Верховский) (1767–1833) В девятнадцать лет юный Захария (так звали преподобного Зосиму в миру) оставил мир. В Брянских лесах он был учеником старца Адриана, а после того, как старец переселился в Коневскую обитель, – старца Василиска. В Коневской обители (на одном из островов Ладожского озера) Захария был принят в число братии и пострижен старцем Адрианом в иноческий чин с именем Зосима. Вскоре в этот же монастырь перебрался и старец Василиск, который вместе с преподобным Зосимой поселился в лесных дачах монастыря. Безмолвствуя в течение пяти дней недели, пустынники в субботу приходили в обитель ко всенощной, проводили ночь в кельях настоятеля и в воскресенье, отслушав литургию и отобедав с братией за общей трапезой, снова возвращались в свое уединение. Вскоре об отцах Василиске и Зосиме стало известно во всей округе, и Коневский остров стал наполняться приезжавшими и приходившими издалека за благословением, советами и утешением к этим пустынникам. Но слава человеческая была так тяжела для них, что они просили отца Адриана отпустить их на Афонскую гору или на какой-нибудь необитаемый остров. Престарелый настоятель долго не соглашался на их просьбу и, только уезжая на покой в Московский Симонов монастырь, дал им благословение удалиться из Коневца и посоветовал поселиться в дикой, необитаемой пустыне далекой Сибири. Получив увольнение из Коневского монастыря, Василиск и Зосима хотели все же отправиться на Афон, но это им никак не удавалось, и только тогда старцы отправились в Сибирь. Зима застала в Тобольске, и, по благословению Тобольского епископа, они до самой весны остались в этом городе и жили в Ивановском монастыре. Весной и летом они стали объезжать и обходить разные пустынные места и следующую зиму провели в Кузнецком округе, в семи верстах от деревни, в землянке, вырытой ими среди дремучего леса. Когда началось таяние снегов и разлитие рек, крестьянин, который всю зиму доставлял им их муку, крупу и соль, перестал приходить, и Василиск и Зосима, боясь умереть голодной смертью , решились выйти из леса и добраться до ближайшего селения, до которого было сорок верст. Они надеялись пройти это расстояние за три дня, но заблудились, едва не утонули, переходя через замерзшую реку, и только через десять дней, полумертвые от голода и холода, добрались до деревни. Около двух месяцев бедные пустынники не могли ходить от изнеможения. |
| 215 РГАДА. Ф. 1354, оп. 455, д. Л-37. План дачи генерального межевания села Лобкова 1786 года. Верховская Л. А. Сельцо Буловицы и его обитатели//Край Смоленский. 1993. 9–10. С. 97–99. В районной газете Починковского района публиковалась серия статей о герое войны 1812–1814 гг. и декабристе Иване Семеновиче Повало-Швейковском и его родине сельце Буловицы биографом декабриста Светославом Александровичем Малиновским («Сельская новь». 128–130, 136,138–141 за 1984 год; 1, 2, 4 за 1985 год; 168 за 1986 год и 5 за 1987 год). Но тогда архивные данные о старинной усадьбе на западном берегу озера были еще неизвестны. Иван Семенович Повало-Швейковский (род. 23 сентября 1787 г. в с. Буловицы), блестящий офицер, прошел все войны 1805–1814 годов: участвовал в боях под Смоленском, при Бородино, в течение всего заграничного похода 1813–1814 годов командовал Московским гренадерским полком. Кавалер многих орденов, имел золотую шпагу с надписью «За храбрость», за бой под Парижем получил орден Св. Георгия IV степени. С января 1816 года – командир Алексопольского полка, с которым и вернулся в Россию в феврале 1819 года. Член Южного общества с 1823 года. Осужден был по первому разряду. Отбывал каторгу в Чите и в Петровском заводе, после которой жил на поселении в Кургане, где и умер 10 мая 1845 года на руках у Вильгельма Кюхельбекера. 216 Первый храм в селе Лобкове, метрическая книга которого сохранилась с 1728 года (и это – не год основания храма), имел престол во имя Рождества Пресвятой Богородицы. Там венчался Василий (Богдан) Данилович Верховский (получив на свою долю наследства имение Буловицы с селом Лобковым и деревнями) в 1753 году. Там же был крещен его младшенький сын Захария, ставший впоследствии схимонахом Зосимой. Житие старца Зосимы Верховского говорит нам о том, что его отец строил в Лобково новый храм. Потом его, видимо, подновлял Михаил Яковлевич Повало-Швейковский (зять старца Зосимы), т. к. известно, что в 1790 году в селе Лобкове находился «по художественной и иконостасной работе города Смоленска Георгиевской церкви дьяк Афанасий Петрович Павловский» [ГАСО. |
| Объезжая юг России в поисках пустынных мест, старцы ценили любую представившуюся возможность побеседовать с подвижниками веры и благочестия. Об этом о. Зосима оставил личные свидетельства, например, такое: «Как-то были мы вместе со старцем в Белобережской обители у благочестивого настоятеля оной отца Василия, который, по любви своей к нам, беседуя о многих душеспасительных истинах, между прочим сказал: «Я знаю одного человека (конечно, из смирения он это говорил как о другом, утаивая себя), у которого таковая бывает любовь к Богу или, лучше сказать, страдание Божественною любовию, что он ощущает в оный час, как бы весь тает и как бы душа его отделяется от тела. Во время великого действия молитвы весь воскриляется к Богу и видит себя стоящим на воздухе как бы на аршин от земли». Сей боголюбивый отец, увидав, что старец мой производит молитву весьма медленно, начал любезно советовать, чтобы глаголы молитвенные тот совершал несколько поспешнее, уверяя, что чрез это удобнее отражаются суетные помыслы. При сем он, приложа руку свою к сердцу старцеву, наблюдал движение и биение сердца при произношении, как он советовал, молитвенных слов, то есть «Господи Иисусе Христе, помилуй мя!» Но, ничего особенного не ощутив, велел старцу по своему навыку производить молитву. И вдруг вскипела благодатная сладость в старцевом сердце, которое встрепетало и начало биться во все стороны. Когда сие ощутил оный отец, прославил Бога и старцу моему сказал: «Блажен ты, отче! Твори и подвизайся, как наставил тебя Господь». А мне наедине заметил, что старец мой при помощи благодати Божией далеко преуспел в молитве и достиг внутреннего мира. И назвал меня счастливым, что я нахожусь при таковом духовном и смиренномудром наставнике» 74 . И еще: «Случилось нам пробыть некоторое время в Санаксарской пустыни, где слышали мы много дивного об отце Феодоре» 75 . Несомненно, старцы посетили все известные монастыри и пустыни, где спасались тогда делатели Иисусовой молитвы – «сокровища монашеского», ради которого о. Василиск и о. Зосима и искали пустыню по духу себе. Позже, в письме из Сибири к монаху Павлу 76 , о. Зосимой упоминаются хорошо известные ему «в Белых Берегах равноангельский настоятель Василий, Афанасий и подражатель оных любезный наш Анастасий, а на Песношах свидетельствованный в добродетелях преподобный настоятель Макарий, равно и Самуил, сияющий в благодати... и премудренныя и просвещенныя от Святого Духа искусныя в советах Александр и Филарет» 77 . Какая неисчерпаемая сокровищница духовного опыта, накопленная великими трудами, открывалась в то время в беседах подвижников друг с другом... |
| Благочинный монастырей, Тюменский архимандрит Амвросий, добавил от себя в рапорте: «Нет никакого приличия девицам, посвятившим себя Богови на служение и поступившим уже в монастырь, шататься по миру, а паче переходить с места на место и бродить из города в город неизвестно для чего. Отыскивающему причину, побудившую их желать и просить пашпортов на свободное проживание во всех российских городах... само собою открывается, что какой-нибудь волк, одевшись овечьими одеждами, заманивает их, бедных, на страну далече для своей добычи» 148 . Однако, поскольку верные старцу сестры были не приукажены 149 , то подлежали ведению гражданского начальства. В это время в Тобольск прибыл новый губернатор Дмитрий Николаевич Бантыш-Каменский, и он сделал много для возвращения паспортов и обеспечения свободы передвижения сестрам, которые желали последовать за старцем Зосимой. Консистория, вместо всякого ответа на запрос губернатора, вернула старцу все задержанные паспорта; по документам известно, что в 10-х числах октября паспорта одиннадцати сестер были на руках у приехавшей в Туринск Маргариты 150 . 21 октября (того же 1825 года) наконец-то было подписано увольнение «вдовы Конюховой в Москву и Киев для поклонения святым мощам, как не имеющей никаких дел по консистории и не нужной для монастыря, не принявшей еще на себя образа совершенной монахини; но уволить с тем, чтобы отнюдь не следовала за бывшим попечителем Верховским, в чем ее обязать в Туринском духовном правлении подпискою» 151 . А в ноябре Тобольское губернское правление «отставному порутчику Верховскому на свободное следование в российские губернии вид письменный выдало с обязанием подпискою, чтоб он кроме своих трех племянниц 152 никого из женщин или девиц с собою не брал и в город Туринск не заехал» 153 . Только в декабре сестрам вернули (благодаря второму вмешательству губернатора) несправедливо реквизированные вещи, книги и, главное, трех старцевых лошадей 154 , тогда они и смогли покинуть сибирские пределы. Некоторые родители уезжавших сестер (добрые и благочестивые крестьяне) взялись проводить своих дочерей до Москвы и восполнить недостаток лошадей для переезда. |
| Отец Зосима прибыл в монастырь на четвертые сутки после смерти о. Василиска и успел призвать живописца, чтобы списать с него портрет 137 . Погребение было совершено на седьмые сутки по обычному иноческому чину. Положили его в Туринском монастыре, за алтарем, с северной стороны. Гроб несли о. Зосима и поочередно сестры Туринской обители, которые всей душой любили и почитали этого кроткого, смиренного, любвеобильного, доступного в обхождении, истинного угодника Божия. На погребении, хотя никого и не звали, было более 400 человек посторонних. Многие годы по погребении старца в храме служили заупокойные обедни или панихиды в его память; люди с верой брали с его могилы землю, помогающую при разных недугах. На могилу была положена мраморная плита с высеченной эпитафией: «Друг твой духовный, грешный Зосима Верховский , бывший попечитель сего девичьего монастыря, всех призывает на гроб твой, да Богу возглашают: покой, Господи, раба Своего монаха Василиска, жившего в пустынных пределах множае 60 лет, который во свидетельство любви своей к Богу оставил до 75 действий молитвенных, бывших в сердце его множицу» 138 . К этому времени, наконец, пробудилась совесть у Васильевых. Членам комиссии они заявили о своем примирении со старцем и сестрами письменно: «Сие его удаление 139 , причинив великую горесть всем сестрам и смятение в монастыре, жестоко поразило и наши сердца и дало наконец почувствовать нам и вспомнить все оказанные нам от него старания и его великое к нам о Христе усердие, и потому мы стали усердно искать с ним примирения, и он со своей стороны, имея сердечное на то желание, с радостию склонился к миру» 140 . Вскоре после погребения старца Василиска о. Зосима вернулся в Тюмень и немедленно отправился в Тобольск к преосвященному Амвросию, так как знал, что донесение следователей по его делу, не в пользу его составленное, уже отправлено в Святейший Синод. Великодушный владыка 141 всячески старался смягчить время ожидания о. Зосимой решения из Синода. Пока владыка был жив, старец с сестрами жил в Тобольске на квартире тихо и спокойно. Скончался преосвященный внезапно от горячки, 14 февраля 1825 года. Менее чем через месяц, 5 марта, умер от горячки и архимандрит Филарет (Райский), первый член консистории 142 . Все духовное правление оказалось в непосредственном распоряжении первого Тобольского протоиерея Петра Фелицына, одного из недоброжелателей старцев 143 . Тогда родственники Васильевых, зная, что решение Святейшего Синода еще не пришло, опять стали действовать против старца. |
| Даже советница прослезилась, но дочь ее не плакала, а только, прощаясь, сказала Вере тихо: «Не забудьте все, что я вам вверила сказать старцу, я теперь как окаменелая и не могу плакать, но если бы вы знали, как тяжело моему сердцу!» Это расставание с сестрами, исполненное слез, продолжалось более часа. Растроганный архимандрит не имел духа торопить их, но едва только Вера и Маргарита стали садиться в сани, как Рахиль, доселе стоявшая вдали и смотревшая на проводы, упала без чувств. Испуганная мать бросилась помогать ей, а архимандрит приказал отнести ее в келью, сам же проводил отъезжающих, которых, по милости Божией, приняли в дом свой Андроников как добрый родственник, а жена его как истинный друг. Они доставили Вере и Маргарите великое утешение, узнав, где находился отец Зосима, и известив их, что он у старца Василиска в пустыне. В дом Андрониковых часто заезжал архимандрит, так как, квартируя в городе, каждый день ездил в монастырь по делу комиссии. От архимандрита они узнали, что Рахиль очень нездорова, желает исповедаться и причаститься, но прежде убедительно просит дать ей повидаться с отцом Зосимой, чтобы попросить у него прощения. Архимандрит ей обещал. На другой день после этого разговора отец Зосима приехал к своим племянницам. Кто может описать это свидание после столь горестной разлуки! В тот же день архимандрит сам проводил старца в монастырь, прямо в келью к Васильевым, где он долго наедине беседовал с Рахилью, которая просила у него прощения. Отец Зосима сказал ей: «За себя я от всей души тебя прощаю и у тебя прошу прощения, но как я могу простить тебя за все эти происшествия, суди сама? Если бы я пострадал один, то примирением со мною ты могла бы успокоиться, за все же эти расстройства обители, возмущение, слезы – чем тебя я успокою? Итак, если хочешь быть прощена от Бога, то смирись, открой пред всеми свои несправедливости и получишь прощение от Бога». «Но помогу ли этим хоть сколько-нибудь?» – сказала она. «Ты только сделай свое, – продолжал старец, – а там уже, что будет Богу угодно». |
| У обедни должны были быть все неотложно. После вечерни учреждено было такое правило: акафисты, каноны и по четкам с земными и поясными поклонами, и с умною молитвою. Перед каждым воскресеньем и перед большими праздниками отправлялось всенощное бдение, накануне которого после малой вечерни позволялось часа два или три отдохнуть, в девять же часов вечера собирались все в церкви с отцом Зосимой и до трех часов утра проводили ночь в храме Божием в пении акафистов, в чтении Псалтири и Нового Завета. Между молением три раза садились, и отец Зосима читал поучения. В три часа утра начинался благовест, приходил священник, и отправлялась всенощная по церковному чиноположению, по окончании которой все в молчании расходились по кельям, и ни одна сестра до обедни не должна была ложиться спать, но или читать в кельи книгу, или для разгнания сна тихо заниматься чем-нибудь в своей келье с молитвою Иисусовой. Каждый праздник после обедни священник с крестом и с пением клиросных, в сопровождении всех сестер, а иногда и посетителей, входил в трапезу и окроплял ее святой водою. Все сестры садились за стол, при обычном чтении так называемого жертвенника, то есть во время трапезования одна из сестер, стоя пред аналоем, читала жития святых или другие поучительные священные книги. Тогда все мирские, бывшие у обедни, должны были выходить из монастыря, и все ворота запирались. После трапезы всем сестрам позволялось отдыхать до вечерни, при благовесте к которой отпирались ворота. Трапеза была учреждена во весь год постная, кроме шести сплошных недель, а именно: недели Пасхи, недели Троицкой, двух недель Рождества Христова, сплошной недели Триоди и недели сырной. В прочие же праздники предлагалась рыба, во весь год в понедельник, среду и пятницу (кроме случавшихся в эти дни праздников) наблюдался g-й час, то есть до трех часов никто не имел права ни пить, ни есть, в три часа трапеза без елея однажды в день. В Пятидесятницу в эти дни раздавались паксимады, то есть по полбулочке пшеничного хлеба, а трапеза была неизменно в 3 часа, с разрешением елея. |
|
|
