| И склонили буйную главу Под мечи булатные и стяги. 10 Но уж прежней славы больше с нами нет. Уж не светит Игорю солнца ясный свет. Не ко благу дерево листья уронило: Поганое войско грады поделило. По Сулé, по Рóси счету нет врагу. Не воскреснуть Игореву храброму полку! Дон зовет нас, княже, кличет нас с тобой! Ольговичи храбрые одни вступили в бой. 11 Князь Ингвáрь, князь Всеволод! И вас Мы зовем для дальнего похода, Трое ведь Мстиславичей у нас, Шестокрыльцев княжеского рода! Не в бою ли вы себе честнóм Города и волости достали? Где же ваш отеческий шелом, Верный щит, копье из ляшской стали? Чтоб ворота Полю запереть, Вашим стрелам время зазвенеть За Русскую землю, За Игоревы раны – Удалого сына Святославича! 12 Уж не течет серебряной струею К Переяславлю-городу Сула. Уже Двина за полоцкой стеною Под клик поганых в топи утекла. Но Изяслав, Васильков сын, мечами В литовские шеломы позвонил, Один с своими храбрыми полками Всеславу-деду славы прирубил. А сам, прирублен саблею каленой, В чужом краю, среди кровавых трав, Кипучей кровью в битве обагренный, Упал на щит червленый, простонав: «Твою дружину, княже, приодели Лишь птичьи крылья у степных дорог, И полизали кровь на юном теле Лесные звери, выйдя из берлог». И в смертный час на помощь храбру мужу Никто из братьев в бой не поспешил. Один в степи свою жемчужну душу Из храброго он тела изронил. Через златое, братья, ожерелье Ушла она, покинув свой приют. Печальны песни, замерло веселье, Лишь трубы городенские поют... 13 Ярослав и правнуки Всеслава! Преклоните стяги! Бросьте меч! Вы из древней выскочили славы, Коль решили честью пренебречь. Это вы раздорами и смутой К нам на Русь поганых завели, И с тех пор житья нам нет от лютой Половецкой проклятой земли! 14 Шел седьмой по счету век Троянов. Князь могучий полоцкий Всеслав Кинул жребий, в будущее глянув, О своей любимой загадав. Замышляя новую крамолу, Он опору в Киеве нашел И примчался к древнему престолу, И копьем ударил о престол. Но не дрогнул старый княжий терем, |
| Но говорят, о Медея, что ты всей душой ждала попутных ветров, чтобы скорее оставить свое отечество, и бежать от скипетра отцовского, и без страха пересечь море, не предвидя горькой своей судьбы. Поистине говорят, что когда ты прибыла в Фессалию, то, поносимая гражданами фессалийскими, была скрыта фессалийцем Язоном и после многих тяжких страданий окончила, как пишут, жизнь свою. Но когда по божественному возмездию Язон был обречен на многие страдания, до самой смерти своей, которая была божественной карой, и был он предан заслуженной им смерти, скажи, разве помогло тебе суровое божественное возмездие и обрушившаяся на Язона в конце концов кара богов? Верно говорится в пословице: «Если околело животное, то не поможешь ему, прикладывая к ноздрям целебные травы». Лишь по счастливому случаю богам не суждено бывает наказывать сурово за причиненные обиды, да будет известно смертным, что боги не терпят тяжких проступков, и таким образом смертные не могут без возмездия совершать преступления. Что же далее? Язон с Геркулесом и другими своими спутниками и с Медеей весел и невредим прибыл в пристань фессалийскую. Царь Пелей, расспросив всех о том, жив ли Язон, огорчился в душе, но скрыл муки своего сердца, весело встретил Язона и не отказался, хотя и против воли своей, почтить его царской властью, как и было им ему обещано. НАЧИНАЕТ КНИГА ПЕРВАЯ О ПЕЛЕИ, ЦАР ТЕФСАЛИЙСКОМЪ, 111 ПРИВОДЯЩАЯ АЗОНА, ДА СЯ ПОШЛЕТ ДОБЫТИ ЗЛАТОЕ РУНО В царств Тефсалоникийскомъ, от предреченныхъ пристоящихъ к Раманники, егоже жители мирмидоняне нарекошася, еже мы днесь общимъ именованиемъ Салонисию нарицаемъ, царствова тогда царь некий, праведенъ и благороденъ, именем Пелеусъ, съ его супругою, Фетидою нарицаемою. От ихъ же супружества изыде мужъ толико силенъ, толико смлъ, толико храбръ, именемъ Ахиллесъ. Тхъ мирмидонянъ хотящии именовати Великую Гресию, сирчь Италию, 112 на троянское раззорение пришедшихъ, апрузинян быти рекоша, языкъ нкий, иже на границах царства Киликийскаго живяше. Сего ради страна та Апрузия наречеся, 113 а град Фетисъ, в той стран поставленный, от предреченныя Фетиды имя, глаголютъ, восприявше. Но глаголющие сице – блудятъ, зане мирмидоняне обитатели Тефсалинские наричутся, ихъ же господинъ по смерти царя Пелея, отца своего, родимый Ахиллесъ на троянской брани многая с ними чудаса бранная содя. Якоже о них свидтелствуетъ Овидй Моненисъ, 114 начало баснословн списуя. Глаголетъ бо тхъ мирмидонянъ въ 14 бывших мравиев, по молению царя тесалийскаго, данному богомъ, в человки преобразованных, поне во дни т вси людие царства Тесалийскаго смертною немощию конечн низпадоша, единому оному царю оставшу, иже егда н в коем лсе при корени нкоего древа прилпися, воззрв туто, видв безчисленно мравиевъ собрание рыщущих, в человки обратити молебн проси. И во чтении блаженнаго Матвя апостола мирмидонесъ обитатели суть тесалинские, в нейже самъ апостолъ нколико поживе, явн покажется. |
| Известно, что по плоти живущие Богу угодить не могут: ибо они противятся заповедям Божиим; они все придумывают, и дела промышляют, и мудрствуют во угождение плоти своей, и потому несть Духа Божия в них, но водятся духом мира сего, всегда враждуют на истину и поучаются тщетным в суете помышлений своих- тьма посреди их, и сами не ведят своея пагубы. Заповеди Божии верующим не тяжки, они свет! А им они тяжки, и они не только не могут пребывать в них, но даже и воззреть на них ужасаются. Бог есть Любовь! Любовь все скорби облегчает И горесть в сладость претворяет; Одолевает все напасти, Плотские поглощает страсти. Любовь долготерпит, Живит, миротворит; Любовь не подражает бессловесным И восхищает от земных к небесным. На перлы, на сребро и злато Она взирает, как на блато, И ищет только одного – Кто создал все из ничего... Любовь все чувства возвышает; Любовь дела и жизнь венчает! Кто к Господу любовь имеет, Тот нарушать закон не смеет И, кровию Христа омывшись от грехов, Не возвращается к ним вновь! Возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею мыслию твоею ( Мф 22, 37 ) и «ближняго своего, яко сам себе» ( Мк 12, 31 ). Заступник души моея буди, Боже, яко посреде хожду сетей многих; и избави мя от них и спаси мя, Блаже, яко Человеколюбец. Февраля 24-го, 1835 года 314. К N. N. Замечательно, как труба небесная-Св. Златоуст трубит и возвещает истину во всю вселенную, чтобы услышали народы и обратились от действующей в них бесовской прелести к истинной премудрости Божией. Передаю вам его златое слово: об играх и о плясании. «Земная вся отвергше злая смышленая, приидите, услышим духовное учение, Христос бо созда ны, и хотя Ангелы сотворити ны, но мы сами во звери прилагаемся: еже бо безчинно жити и работати мамоне неправедному, рекше, любостяжанию, еже многая имения собирати, то зверей безстыдство. А еже величатися, и иного укоряти, и обидети, и красти, и лгати, то не человеческое, ниже зверское, но бесовское дело и хотение, тии бо соблазняют, дабы им не единым мучимым быти. |
| И бысть нам сие путное шествие печално и уныливо: бяше бо видети ни града, ни села. Аще бо и быша прежде сего грады красны и нарочиты села видением, но ныне точию пусто место и ненаселяемо... И идохом тою пустынею пять дней, ничто же видехом от человек» (л. 10 об. – 11). Миновав польский город Немиров, русские путешественники переправились через Буг и поехали к волошскому городу Сороки, а оттуда – в Яссы. В столице Молдавского княжества они наняли проводника до Галац. Весенняя распутица задержала паломников: Первый день идохом лесом, а в те поры припал снежок молодой. Покудова до лесу доехали, а он и стаял – так горы-та все ослизли, а горы высокия, неудобьпроходимыя, едва двойкою выбились... 13 дней в Ясех лошади отдыхали, а тут один день насилу снесли, чють не стали. Етакая была нужда!.. Во всю дорогу такой нужды конем не было, день весь бились» (л. 13 об.). В Галаце Лукьянов сел на корабль, умело отбился от притязаний греческих и турецких мытников и поплыл вниз по Дунаю к Черному морю. Полтора дня потребовалось путешественникам, чтобы достичь пролива Босфор. 22 марта 1702 г. корабль прибыл в Константинополь. Здесь русские паломники осмотрели храм Святой Софии, султанский дворец, знаменитые константинопольские столпы, стены и башни города, греческие церкви и монастыри. Пробыв в Стамбуле четыре месяца и съездив в Адрианополь, резиденцию турецкого султана, 26 июля путешественники отправились на корабле через Мраморное и Эгейское моря, пролив Дарданеллы в Архипелаг, где посетили острова Хиос, Сими, Родос – центры эллинистической культуры. Погода благоприятствовала плаванию, и уже 11 августа корабль вошел в устье Нила, пристал к городу Рашид. Земля Египта поразила русских людей своеобразной красотой и богатством. ...по Нилу-реке, – пишет паломник, – городков арапских и сел безчисленное множество, невозможно изчести, что песка морскаго... а жилье все каменное, и селы узоричистыя вельми. А земля около Нила добрая, и чорная, и ровная, бутто нарочно делана, нигде нет ни бугорчика, хош яйце покоти, такова гладка... а вода во всю землю Египетскую пущена из Нила. Ино как с корабля поглядиш: по всей земли толко что небо да вода везде. Зело земля Египетская доволна всем: и людми, и жилам. Что говорить, ета земля у турка – златое дно! (л. 36). |
| Вы, три сына храброго Мстислава, Не худа гнезда птенцы крылаты! Отчин вы мечом не добывали — Где же ваши шлемы золотые? Аль уж нет щитов и ляшских палиц? Заградите острыми стрелами Ворота на Русь с широкой степи! Потрудитесь, князи, в поле ратном Все за землю Русскую родную, За живые Игоревы раны!.. Уж не той серебряной струею Потекла Сула к Переяславлю, И Двина пошла уже болотом, Взмущена врагом, под грозный Полоцк! Услыхал и Полоцк крик поганых! Изяслав булатными мечами Позвонил один о вражьи шлемы, Да разбил лишь дедовскую славу, Сам сражен литовскими мечами И изрублен на траве кровавой, Под щитами красными своими! И на том одре на смертном лежа, Сам сказал: „Вороньими крылами Приодел ты, князь, свою дружину, Полизать зверям ее дал крови!“ И один, без брата Брячислава, Без другого — Всеволода-брата, Изронил жемчужную он душу; Изронил, один, из храбра тела, Сквозь свое златое ожерелье!.. И поникло в отчине веселье, В Городне трубят печально трубы… Все вы, внуки грозного Всеслава, Опустите ваши красны стяги И в ножны мечи свои вложите: Вы из дедней выскочили славы! В ваших сварах первые вы стали Наводить на отчий край поганых! И от вас, не лучше половецких, Таковы ж насилья были Руси! Загадал о дедине любезной Тот Всеслав, на Киев жребий бросил, На коня вскочил он и помчался, Да лишь древком копия добился До его престола золотого! В ночь бежал оттуда лютым зверем, Синей мглой из Белграда поднялся, Утром бил уж стены в Новеграде, Ярослава славу порушая… Проскочил оттуда серым волком, От Дудуток на реку Немигу… Не снопы то стелют на Немиге — Человечьи головы кидают! Не цепами молотят — мечами! Жизнь на ток кладут и веют душу, Веют душу храбрую от тела! Ох, не житом сеяны — костями! Берега кровавые Немиги, Всё своими русскими костями!.. Днем Всеслав суды судил народу И ряды рядил между князьями, В ночь же волком побежит, бывало, К петухам в Тмуторокань поспеет, Хорсу путь его перебегая! Да! ему заутреню, бывало, Зазвонят у Полоцкой Софии, Он же звон у Киевской уж слушал. |
| К иудейско-раввинской письменности относится и 3 книга Ездры, в которой имябожники думают видеть опору для своего учения о вечности имени Иисус. Ссылаются имябожннки и на Каббалу, в которой учение о Мемре в лице «Метатрона» получало еще большую определенность, чем в таргумах 537 и на Талмуд. «Имя Иисус, пишет, например, Булатович, им-еет еще и великое каббалистическое значение... Этот таинственный смысл раскрыл известный ученый, еврейский каббалист, принявший христианство около 1070 г., мароккский раввин Самуил в своей книге «Златое Сочинение» ... В Талмудическом лексиконе имя «Иисус» производится от корня «Шем» и этот корень означает Бог, Бог Господь 538 ... Ссылается Булатович и на раввинское выяснение «Урим и Туммим» в смысле начертания имени Иегова на наперснике первосвященника 539 , умалчивая о других более вероятных выяснениях. Мало того, Булатович ссылается даже на исполненный богохульства иудейско-раввинский пасквиль на св. Евангелие, как на какой-то авторитетный памятник, вполне сочувствуя той вере в магическую действенность имени Божия, какая выражена в нем 540 . «Некоторые (насколько?) призывания или имена Божии были священной тайной, и сколь жива была вера во имя Божие, пишет он, можно судить по тому, что все чудеса Иисуса Христа евреи приписывали призыванию Им некого имени Божия, которое Он якобы выкрал из храма» 541 . Раввинское учение о Мемре имело немалое значение в истории христианской мысли, но значение чисто отрицательное. Поскольку оно возлагало на Мемру то, что откровение возлагало на будущего Мессию, оно приучило иудеев видеть в Мессии только будущего царя, имеющего подчинить им другие народы и тем самым, вызвало враждебное отношение иудейства к явившемуся Мессии – Иисусу Христу. Объединившись у Филона с учением греческой философии о Логосе, оно сделалось неисчерпаемым источником всякого рода враждебных христианству ересей. «Принципиальная противоположность внутренне-материальных сторон филонизма и христианства, пишет проф. М. Муретов , могла породить между ними только непримиримую вражду и антагонизм. |
| Но в этой кукольной трагедии Платона неясным остается, однако, самое важное: ведь дурные нити нашей души приводятся в движение тоже не чем иным, как теми же богами. Поэтому, либо нам все равно нельзя избежать неповиновения богам, либо сами боги бывают то хорошие, то дурные, так что, несмотря на свою кукольность, человеку приходится все же самому следовать одним, а не другим нитям. Так или иначе, но все же у Платона на самой вершине его философско-эстетического творчества утверждается ни больше и ни меньше, как кукольная трагедия человека и игра в качестве основы всей человеческой жизни и всего космоса. Выражения, допускаемые в этом пункте своей космической эстетики Платоном, отличаются весьма резким и решительным характером и не допускают никакого двусмысленного толкования. Прочитаем то, что говорит Платон по этому поводу (отчасти эти тексты приводились нами уже раньше в другой связи): " Представим себе, что каждый из нас, живых существ, является куклой богов, сделанной ими либо как их игрушка, либо для какой-нибудь серьезной цели: ведь нам это неизвестно. Но мы знаем, что вышеупомянутые нами состояния [удовольствие, страдание, отвага, страх, рассудок], точно какие-то находящиеся внутри шнурки или нити, тянут и влекут нас каждое в свою сторону и, так как они противоположны, увлекают к противоположным действиям, что и служит разграничением добродетели и порока. Согласно нашему рассуждению каждый должен постоянно следовать только одному из влечений, ни в чем от него не отклоняться и оказывать противодействие остальным нитям, а это есть златое и священное руководство рассудка, называемое общим законом государства. Остальные нити - железные и грубые; только эта нить нежна, хотя и золотая, остальные же подобны различным видам. Следует постоянно помогать прекраснейшему руководству закона. Ибо рассудок, будучи прекрасен, кроток и чужд насилия, нуждается в помощниках при своем руководстве, так чтобы в нас золотой род побеждал остальные роды. Этот миф о том, что мы куклы, способствовал бы сохранению добродетели; как-то яснее стало бы значение выражения " быть сильнее или слабее самого себя " (Legg. I 644de). |
| Посему и говорит плодовитая лоза: мой есть «грезн», по цвету «Кипров», тот самый истинный грезн показавший себя на «жерди» древяной (Числ. 13:24), которого кровь для спасаемых и веселящихся удобопиема и спасительна, о Христе Иисусе Господе нашем. Ему слава и держава во веки веков! Аминь. Песн.1:14. Се еси добра, искренняя Моя, се еси добра: очи твои голубине. Песн.1:15. Се еси добр, брат мой, и еще красен одр наш со осенением, Песн.1:16. преклади наши кедровыя, дски наши кипарисныя. Песн.2:1. Аз цвет польный, и крин удольный. Песн.2:2. Якоже крин в тернии, тако искренняя Моя посреде дщерей. Песн.2:3. Яко яблонь посреде древес лесных, тако брат мой посреде сынов: под сень Его восхотех и седох, и плод Его сладок в гортани моем. Песн.2:4. Введите мя в дом вина, вчините ко мне любовь: Песн.2:5. утвердите мя в мирех, положите мя в яблоцех: яко уязвлена любовию аз. Песн.2:6. Шуйца Его под главою моею, и десница его обимет мя. Песн.2:7. Заклях вас, дщери Иерусалимли, в силах и крепостех села: аще возставите и возбудите любовь, дондеже восхощет. Сказывают, что очищающие золото по правилам искусства, если красота блеска его померкла от какого-либо с намерением примешенного нечистого вещества, помогают доброцветности плавлением на огне, повторяют это неоднократно и при каждом расплавливании смотрят, на сколько после первого при последующем плавлении золото стало светлее, и до тех пор не перестают очищать вещество огнем, как самый вид золота засвидетельствует собою, что оно чисто и не имеет никакой подмеси. А почему, приступая к настоящему обозрению прочитанного, сделали мы упоминание об этом, будет сие для нас явствовать из самого смысла того, что написано. Естество человеческое в начале было какое-то златое и сияющее подобием пречистому благу, но после сего от примеси порока соделалось худоцветным и черным; как в первых стихах песни слышали мы от невесты, что нерадение о винограде соделало ее очерненною. Его-то врачуя от безобразия, в премудрости зиждущий все Бог не новую какую-либо красоту, которой не было прежде, устрояет для него, но очерненное преплавляя в чистое, чрез это разложение приводит его в прежнюю лепоту. Посему, как строгие испытатели золота после первого плавления смотрят, на сколько прибыло красоты в веществе, утратившем нечистоту в огне, и потом, после второго плавления, если недостаточно очищено первым, вычисляют увеличивающуюся красоту золота, и многократно делая то же, известными науке средствами пробовать узнают всегда приращение красоты; так и теперь Исправляющий это очерненное золото, как бы плавлением каким просветляя душу подаваемыми ей врачествами, в предшествовавших сему словах засвидетельствовал о благообразии в видимом каких-то коней, а теперь уже открывшуюся в деве красоту одобряет как действительно красоту девы; ибо говорит: «се еси добра, искренняя Моя, се еси добра: очи твои голубине» (Песн. 1:14). |
| Не беда, что все мы слабы телом, больны. Беда, что ослабли духом. Не только немощные, но и здоровые телом негодуют на всякое беспокойство в личной жизни. Даже бабушки и дедушки, дяди и тёти крайне тяготятся внуками: — Не отдохнёшь, не сядешь как следует чайку попить… Не дадут полежать, кричат, стучат, шумят, просят есть, одень их, раздень, подай то, подай другое, капризничают. С улицы дети приходят в пыли, в грязи, с мокрыми ногами. Что-нибудь разорвут. Надо на них стирать, гладить, зашивать, штопать. Надо купить обутку, одёжу. Это всё так Особенно в тесноте городских квартир, комнат. Нянек ведь мало кто может держать (я говорю о среде, в которой живу). Такова же и психология современных бабушек и тёток, живущих в деревне, хотя там жить просторнее и привольнее… Но, в общем, иссякло чувство любви и жалости даже к внучатам, к племянникам, не говоря уже о чувстве к неродным детям. Под настроение и чужому ребёнку дадут конфетку, яблочко, посмеются, пошутят с ним, но терпеть шум, возиться с чужим ребёнком никто даром не станет. Все мы устали, всем нам некогда, всем нам надо работать, все мы хотим спокоя. И далеки и непонятны нам слова об «иге», которое надо взять на себя для того, чтобы обрести покой душе. Если бы в нашей душе жила любовь и жалость, если б мы горевали о том, какая жизнь у них будет, мы терпели бы беспокойство от них, не тяготились бы усталостью. Мы почувствовали бы, что дети «иго благое и бремя лёгкое»… Но не найдём спокоя мы, жаждущие устроить жизнь себе к покою. У меня часто теперь такие ощущения, что круг жизни завершается, начало моей жизни с концом сходится. И вот-вот спаяются края онаго таинственного. Старость с детством радостным таинственно сольются. И оттого, что начало жизни и конец ея уже близки к слиянию, оттого, что магнитная сила неизбежная стягивает конец и начало в бесконечное златое кольцо, так как уже проскакивает искра от концов кольца, оттого я и чувствую сладко и радостно, как в детстве, таинственную жизнь, силу, пребывание праздника на земле. А когда концы кольца онаго дивного жизни сведутся, тогда наступит вечность, бесконечность. Только достойно надо конец-то жизни-кольца, из того же и чистого злата, каким было младенчество, ковать. А то и не соединятся концы-ти для вечности-бесконечности. 24 ноября |
| Посему и говорит плодовитая лоза: мой есть «грезн» , по цвету «Кипров» , тот самый истинный грезн показавший себя на «жерди» древяной (Числ. 13:24), которого кровь для спасаемых и веселящихся удобопиема и спасительна, о Христе Иисусе Господе нашем. Ему слава и держава во веки веков! Аминь. Беседа 4. Толкование на Песн. 1:14—2 Песн.1:14. Се еси добра, искренняя Моя, се еси добра: очи твои голубине. Песн.1:15. Се еси добр, брат мой, и еще красен одр наш со осенением, Песн.1:16. преклади наши кедровыя, дски наши кипарисныя. Песн.2:1. Аз цвет польный, и крин удольный. Песн.2:2. Якоже крин в тернии, тако искренняя Моя посреде дщерей. Песн.2:3. Яко яблонь посреде древес лесных, тако брат мой посреде сынов: под сень Его восхотех и седох, и плод Его сладок в гортани моем. Песн.2:4. Введите мя в дом вина, вчините ко мне любовь: Песн.2:5. утвердите мя в мирех, положите мя в яблоцех: яко уязвлена любовию аз. Песн.2:6. Шуйца Его под главою моею, и десница его обимет мя. Песн.2:7. Заклях вас, дщери Иерусалимли, в силах и крепостех села: аще возставите и возбудите любовь, дондеже восхощет. Сказывают, что очищающие золото по правилам искусства, если красота блеска его померкла от какого-либо с намерением примешенного нечистого вещества, помогают доброцветности плавлением на огне, повторяют это неоднократно и при каждом расплавливании смотрят, на сколько после первого при последующем плавлении золото стало светлее, и до тех пор не перестают очищать вещество огнем, как самый вид золота засвидетельствует собою, что оно чисто и не имеет никакой подмеси. А почему, приступая к настоящему обозрению прочитанного, сделали мы упоминание об этом, будет сие для нас явствовать из самого смысла того, что написано. Естество человеческое в начале было какое-то златое и сияющее подобием пречистому благу, но после сего от примеси порока соделалось худоцветным и черным; как в первых стихах песни слышали мы от невесты, что нерадение о винограде соделало ее очерненною. Его-то врачуя от безобразия, в премудрости зиждущий все Бог не новую какую-либо красоту, которой не было прежде, устрояет для него, но очерненное преплавляя в чистое, чрез это разложение приводит его в прежнюю лепоту. Посему, как строгие испытатели золота после первого плавления смотрят, на сколько прибыло красоты в веществе, утратившем нечистоту в огне, и потом, после второго плавления, если недостаточно очищено первым, вычисляют увеличивающуюся красоту золота, и многократно делая то же, известными науке средствами пробовать узнают всегда приращение красоты; так и теперь Исправляющий это очерненное золото, как бы плавлением каким просветляя душу подаваемыми ей врачествами, в предшествовавших сему словах засвидетельствовал о благообразии в видимом каких-то коней, а теперь уже открывшуюся в деве красоту одобряет как действительно красоту девы; ибо говорит: «се еси добра, искренняя Моя, се еси добра: очи твои голубине» (Песн. 1:14). |
|
|
