| Анна Николаевна Шмидт (1851/53—1905) — из обедневшей дворянской семьи. Отец ее был юрист, оставивший свою семью, что заставило А. Н. Шмидт рано начать самостоятельную жизнь. Она получила неплохое домашнее образование и даже преподавала три года в гимназии французский язык. Она жила в Нижнем Новгороде, будучи скромнейшей сотрудницей «Нижегородского листка», и за несколько месяцев до кончины Вл. Соловьева вступила с ним в переписку, до этого времени не зная даже о его существовании. Психически весьма неуравновешенный человек, она жила внутренне глубокой и напряженной духовной жизнью, внешне производя впечатление чудаковатого, очень доброго и отзывчивого человека, которого знал весь город. Не обладая никаким философским образованием, она тайно от всех создала в своих записях целую мистическую систему взаимоотношений мира и Бога, считала себя воплощением церкви и воображала себя чем-то вроде Софии, Премудрости Божией. А узнав об идеях и книгах Вл. Соловьева, стала представлять его Сыном Божиим и своим небесным женихом, который некогда придет судить мир. На эту тему имеется большое ее письмо к Вл. Соловьеву, полученное им 7 марта 1900 года. Вежливый, добрый и всегда благожелательный, Вл. Соловьев отвечал ей в нескольких письмах (по июнь включительно). Не желая обижать и принижать А. Н. Шмидт, он отделывался общими фразами положительного содержания. А. Н. Шмидт во что бы то ни стало хотела увидеться с ним, и местом свидания они назначили Владимир на Клязьме, на полпути из Москвы в Нижний Новгород. Встреча состоялась 30 апреля и продолжалась два часа. Как и следовало ожидать, она не дала и не могла дать никаких результатов. Вл. Соловьев вел себя в высшей степени вежливо и любезно, но сочувствовать психопатическим настроениям А Н. Шмидт он, конечно, не мог. За встречей последовала незначительная переписка, поскольку 31 июля Вл. Соловьев скончался. Но, по–видимому, Вл. Соловьеву, по крайней мере до некоторой степени, удалось убедить А. Н. Шмидт в субъективном характере ее видений, о чем он сам говорит в письме к ней от 23 июня 1900 года: |
| 2. Черты снижения принципиальной бдительности в области истории религии и в области теоретической философии. Очень важно отметить и то, в каких смягченных тонах дается, например, оценка такого колоссального исторического факта, как все магометанство и его священная книга «Коран». Эта неожиданная мягкость религиозно–исторической оценки магометанства выступает весьма ощутительно вперед в сравнении с недавней для того времени работой 1889 года «Россия и Вселенская церковь». В этой последней работе мы читаем, например, следующее: «Мы знаем, что антихристианское движение, проявившееся в императорских ересях, привело в и веках к двум доктринам, из которых одна (монофелитская) косвенно отрицала человеческую свободу, а другая (иконоборческая) по внутреннему своему смыслу отвергала феноменальность божества. Прямое и открытое утверждение этих двух заблуждений составило религиозную сущность ислама, рассматривающего человека как конечную форму без всякой свободы, а Бога как бесконечную свободу без всякой формы» . Подобного рода рассуждение Вл. Соловьева — верно или неверно, это другой вопрос, — казалось бы, оценивает ислам бесповоротно отрицательно: это — соединение фатализма с отрицанием богочеловечества. В своем раздражении против византийского православия он именно эти черты находит в скрытом виде в византийском государстве и византийской церкви, так что в своем подчинении турецкому владычеству византийские греки как раз и получили в явной форме то, что в скрытой форме исповедовали сами. И дальше у Вл. Соловьева мы находим в данном трактате весьма красноречивое, почти ораторское доказательство того, что византийское православие как раз и пришло к тому, чтобы очень легко и быстро подчиниться магометанскому завоеванию . Таким образом, в чрезвычайно низкой оценке религиозной сущности ислама у Вл. Соловьева не может быть здесь никакого сомнения. Совсем другое мы находим в работе 1896 года «Магомет, его жизнь и религиозное учение». Общая позиция Вл. Соловьева сводится здесь к попытке не противопоставлять христианство и магометанство, но скорее сближать их. Судя по Корану, который к этому времени был подвергнут глубокому изучению у Вл. Соловьева, магометанство восходит просто к вере библейского патриарха Авраама (VII, 220), хотя для самого христианства вера Авраама, то есть, попросту говоря, монотеизм, была только отдаленным предшествием подлинного учения о Боге. Вл. Соловьев тщательно приводит тексты из Корана, свидетельствующие о глубоком уважении к Деве Марии и даже к самому Иисусу (247—248). Но Вл. Соловьев не вдается в объяснение того, что Иисус для Корана — лишь один из великих пророков, что он вовсе не Бог и не богочеловек. |
| Это чрезвычайно важное рассуждение Вл. Соловьева, написанное к тому же в год смерти философа, с точки зрения исследователя, ценно в разных смыслах. Прежде всего отмежевание теории вечной женственности от всяких вульгаристических извращений выражено здесь настолько ярко, что ни в каком комментарии не нуждается. 4. Эстетическое творчество и эсхатология. Гораздо ценнее то, что Вл. Соловьев, и на этот раз уже в полном согласии со своими исходными позициями, вовсе не возводит женское начало в какой-то абсолют. Женское начало можно понимать по–разному, но он понимает его только в контексте своей общей философии, где оно играет огромную роль, хотя роль эта вовсе не абсолютна. Еще ценнее в данном рассуждении третий момент, который в литературе о Вл. Соловьеве тоже часто понимался неправильно. Это — образ «Жены, облеченной в солнце», заимствованный из новозаветной книги, носящей название «Откровение Иоанна Богослова». Это — любимый образ Вл. Соловьева, о котором он не раз вспоминает в своих сочинениях. В приведенном рассуждении образ этот толкуется как принцип космической красоты, который не может быть побежден никакими злыми силами и который обязательно приведет к спасению всего мира. Но в «Трех разговорах» (1900) этот же самый образ Жены, облеченной в солнце, с луной у ног и с венцом из 12 звезд, появляется в последние времена среди тьмы и указует путь после соединения церквей (X, 218). Таким образом, вечная Жена трактуется не просто космогонически, но и эсхатологически. При этом эсхатологии предшествует у Вл. Соловьева момент эстетически–творческий, поскольку здесь говорится о красоте, которая должна спасти весь мир. Поэтому мы будем правы, если, кроме приведенных выше шести аспектов софийности, терминологически зафиксируем еще два совершенно новых ее аспекта. Один аспект — это эстетически–творческий‚ то есть по нашему общему счету седьмой. И дальше, очевидно, нужно фиксировать еще восьмой аспект софийности, аспект эсхатологический. Заметим, что образ Жены, облеченной в солнце, в статье о Конте понимался Вл. Соловьевым антропологически, а в работе «Россия и вселенская церковь» понимается богочеловечески, причем этот разнобой у Вл. Соловьева встречается часто. |
| Радуйся, угодниче Божий св[ятитель] отче Николае Чудотворче, преславный тот день. Прихожу я домой, и вдруг в коридорчике лежит Ваше письмо, которое меня и обрадовало. Я очень рада, что я увидела своего святителя, с которым я переписываюсь. Золотой Вл[адыко], я весь тот день... душа у меня болела, как увидела Ваш лик измученный и старикашка мученик, то говорила: «Господи, за что такие люди мучаются». На другой день меня сама Царица Небесная успокоила: значит, так Господу угодно, бескровные мученики будут перед кончиной. Родненький Вл[адыко], у меня теперь занятие есть: десять т[ысяч?] раз смотрю на Вас каждый день и радуюсь, что я, такая великая грешница, как Закхей, имею такого молитвенника великого и святителя, да воздаст сам Господь Вам седмерицею за Ваше утешение, что Вы меня так утешили. Из моего сна видно, что св[ятитель] Феодосий между нами посредник, держал в руках письмо, значит, он и принес, а я Вас, Вл[адыка], видела во сне, что Вы стояли в церкви в облачении золотом в алтаре около с[вятого] Престола, а я в церкви, и Вы с алтаря далеко смотрели на меня, и с тем я проснулась. А назавтра Вашего письма 416 я получила от о. М[ихаила] открыточку, он пишет, что к праз[днику] Рождества Христова он получил от Вас посылочку, которая ему послужила кстати, как он пишет, он Вам открыточку написал, благодарность. А с моей стороны я уже и не знаю, как Вас, родненький Вл[адыка], благодарить, что Вы заботитесь за моего дядю о. М[ихаила], да воздаст Вам Сам Господь седмерицею в сей жизни и в будущей, золотой и дорогой и родненький Вл[адыка]. Моя детская просьба и желание, как его устроить, где Вы будете жить, если Господь Вас освободит, я хочу, чтобы хоть в год одно мне письмецо присылали для моего утешения и подкрепления. О. М[ихаил] будет очень рад, он так Вас любит, писал он мне: «Милый старикашка у нас есть». Вот Господь и сподобил даже мне увидеть на карточке, да еще и молитвенник за нас, грешных. Если Господу угодно будет то 12 февр[аля] я должна быть у Вл[адыки] Г[урия], будем говорить за Вас, и я знаю, что Вл[адыка] Гурий даст для Вас гостинчик, то тогда я Вам вышлю. |
| Как оценить дело Вл. Соловьева? Его манера философствования принадлежит прошлому, она более устарела, чем философия Гегеля, которой в наше время по-новому увлекаются. Его построение всемирной теократии с тройственным служением царя, первосвященника и пророка разрушено им самим и менее всего может быть удержано. Также предлагаемый им способ соединения церквей, обращенный к церковным правительствам, кажется наивным и не соответствующим современным настроениям, когда придают больше значения типам духовности и мистики. И все же значение Вл. Соловьева очень большое. Прежде всего, огромное значение в соловьевском деле имеет его утверждение профетической стороны христианства, и в этом оно более всего входит в русскую идею. Профетизм его не имеет обязательной связи с его теократической схемой и даже опрокидывает ее, Вл. Соловьев верил в возможность новизны в христианстве, он был проникнут мессианской идеей, обращенной к будущему, и в этом он нам наиболее близок. Русские течения религиозной мысли, русские религиозные искания начала ХХ в. будут продолжать профетическое служение Вл. Соловьева. Он был врагом всякого монофизитского уклона в понимании христианства, он утверждал активность человека в христианском богочеловеческом деле, он ввел в христианство правду гуманизма и гуманитаризма. Вопрос о католичестве Вл. Соловьева обычно неверно освещается и его католическими сторонниками, и его православными противниками. Он никогда не переходил в католичество, это было бы слишком просто и не соответствовало бы значительности поставленной им темы. Он хотел быть разом и католиком, и православным, хотел принадлежать ко Вселенской Церкви, в которой была бы полнота, какой нет еще ни в католичестве, ни в православии, взятых в их изолированности и самоутверждении, он допускал возможность интеркоммюниона. Это значит, что Вл. Соловьев был сверхконфессионален, верил в возможность новой эпохи в истории христианства. Католические симпатии и уклоны, особенно выраженные, когда он писал книгу «Россия и Вселенская Церковь», были выражением универсализма Вл. |
| Очень важно отдавать себе отчет в том, что Вл. Соловьев понимает под мистицизмом. «Предмет мистической философии есть не мир явлений, сводимых к нашим ощущениям, и не мир идей, сводимых к нашим мыслям, а живая действительность существ в их внутренних жизненных отношениях; эта философия занимается не внешним порядком явлений, а внутренним порядком существ и их жизни, который определяется их отношением к существу первоначальному» (I, 304). Здесь мы опять должны напомнить о необходимости относиться к философской терминологии Вл. Соловьева весьма критически. И если о натурализме и идеализме более или менее еще можно говорить и думать так, как это дано у Вл. Соловьева, то термин «мистицизм» является для нас в настоящее время чересчур преувеличенным и малопонятным. Однако под мистической философией, как это мы сейчас видим, Вл. Соловьев понимает попросту всеобщую органическую действительность, которую, конечно, нельзя охватить ни методами изолированного эмпиризма, ни методами рассудочно–идейного построения. Против термина «мистицизм» можно и нужно спорить, но против органического понимания всеобщей действительности спорить невозможно. Можно утверждать, что организм в бытии существует в разной степени, не исключая и нулевую степень. Но отрицать организм бытия в целом нет никаких логических возможностей. Соловьевский «мистицизм» есть просто теория бытия и жизни как всеобщего и целостного организма‚ если покамест не входить ни в какие детали. Такой же разнобой между философской терминологией и философской сущностью дела у Вл. Соловьева мы будем наблюдать и дальше. Точно так же и под таким термином, как «церковь», нужно понимать у Вл. Соловьева согласно духу и букве его учения, как мы уже сказали выше, просто в первую очередь всеобщую целостность бытия, или, как он говорит, всеединство‚ но только в таком идеальном состоянии, когда уже преодолеваются все несовершенства жизни и человек приобщается или, по крайней мере, стремится к такому идеальному состоянию. Поэтому, если отнестись критически к терминологии Вл. Соловьева, то совершенно ничего страшного и ужасного не окажется ни в этом «мистицизме», ни в этом «всеединстве», ни в «целостности» и ни в этой «церкви». Здесь просто учение о жизни и бытии, включая всю человеческую и всю космическую сферу, как о нерушимой и всеединой целостности. Учение это, кроме того, мотивируется, как мы видели, чисто жизненными задачами человека, который хочет преодолеть несовершенство жизни и переделать ее в целях лучшего будущего. Тут тоже нет ничего плохого или непонятного. |
| Нам хотелось бы отметить еще одну черту как церковнополитических, так и философско–национальных исканий Вл. Соловьева в течение 80–х годов. Именно: несмотря на весь энтузиазм и психологический пафос философа, его конструкции обладают некоторого рода утопическим‚ и притом мягко–утопическим‚ характером. Преимущество римского католицизма Вл. Соловьев действительно проповедовал. Но, с другой стороны, сам он в католицизм не переходил и даже не считал нужным. Более того. Реальный переход из православия в католицизм виделся ему как глубокая ошибка и заблуждение. Россию он очень любил и ее мировую роль выдвигал на первый план. Но тут у него не было ни славянофильства, ни западничества. Не было совершенно никакого мессианизма, поскольку и все другие народы тоже, по его мнению, участвуют в строительстве церкви вселенской. Да и сама эта вселенская церковь, скорее, была для Вл. Соловьева социально–историческим и космическим идеалом, о котором он трактовал весьма свободомыслящим образом. 4. Учение о теократии. Социально–исторические искания Вл. Соловьева при строгом логическом подходе к ним представляют собою не только весьма разнообразную, но и противоречивую картину идей, настроений, упований и разочарований. Едва ли, однако, можно подходить к этому вопросу только формально–логически. Теократия была у философа действительно основной установкой и в его общерелигиозных, и в его конфессиональных, и в его общенациональных взглядах. Отношение его к теократии не было логически выдержанной концепцией, но было весьма гибким принципом его жизненно–прагматических настроений. Сейчас мы попробуем хотя бы просто перечислить главнейшие позиции философа в этой обширной области. Прежде всего такой трактат, как «Духовные основы жизни», предполагает весьма спокойное и благочестивое православие вне всяких агитационных приемов в области теократической философии. Этот трактат писался и издавался Вл. Соловьевым одновременно с его весьма страстным и часто нетерпимым конфессионализмом, свидетельствуя, повидимому, о том, что в глубине своего сознания он всегда оставался на почве строгого и старинного православия с традиционными учениями о послушании и о необходимости во всех делах подражать образу Христа. Книга эта вышла в 1884 году и затем в 1885 году, то есть в те годы, когда Вл. Соловьев буквально пылал своими национальными и конфессиональными страстями. И когда этот трактат вышел третьим изданием в 1897 году, то он оставил его почти без изменений, если не считать мелких стилистических поправок. Таким образом, среди всех этих бурных теократических гИ конфессиональных страстей спокойно–величавое понимание православия осталось у Вл. Соловьева нетронутым. |
| Закрыть itemscope itemtype="" > Кто виноват в топонимическом коллапсе в Петербурге? Член Топонимической комиссии города Сергей Басов объяснил, почему в Северной столице застопорился процесс возвращения исторических названий 06.09.2010 632 Время на чтение 5 минут Как сообщает « Фонтанка.ру », Топонимическая комиссия Санкт-Петербурга надеется на возвращение исторических названий улицам, которые были переименованы в советское время. Однако Смольный, вопреки появившимся в ряде СМИ сообщениям, пока не решился на эти изменения. Тема переименования ряда улиц актуализировалась в связи с тем, что жилищный комитет вознамерился до конца текущего года поменять истертые таблички с наименованиями улиц в центре города. В Василеостровском, Петроградском, Центральном и Адмиралтейском районах указатели будут сделаны в едином стиле с историческими зданиями. В Московском, Невском и Фрунзенском - они должны гармонировать с современной застройкой. Но главное требование - большие буквы и обязательное написание название улицы ещё и на латинице. Указатель должен хорошо читаться. Замена табличек обойдется городу в 100 миллионов рублей. На эти деньги, в общей сложности, установят около 45 тысяч новых указателей. Результат этих преобразований петербуржцы увидят в ноябре. Но, так как темы возвращения исторических названий обычно упираются в необходимость менять таблички, то есть в деньги, на этот раз специалисты топонимической комиссии надеются «вписать в бюджет» свои идеи. То есть совместить вопросы, связанные с заменой наименований улиц не только на новые указатели, но и на новые надписи на этих указателях. Изначально в список проездов, входящих в программу по замене адресных знаков, возвращение исторических названий которых было одобрено Топонимической комиссией до 2007 года, входили следующие: ул. Белинского - Симеоновская ул.; ул. Блохина - Церковная ул.; ул. Воскова - Большая Белозерская ул., ул. Восстания - Знаменская ул.; пр. Добролюбова - Александровский пр.; ул. Котовского - Малая Вульфова ул.; Красноборский пер. - Рождественский пер.; ул. Красного Курсанта - Большая Спасская ул.; Красноградский пер. - Вознесенский пер.; ул. Кропоткина - Малая Белозерская ул.; ул. Куйбышева - Большая Дворянская ул.; ул. Ленина (от Сытнинской ул. до Большого пр. П.С.) - Матвеевская ул.; ул. Ленина (от Большого пр. П.С. до Левашовского пр.) - Широкая ул.; ул. Марата - Николаевская ул.; ул. Мира - Ружейная ул.; Мичуринская ул. - Малая Дворянская ул.; ул. Радищева - Преображенская ул.; наб. Робеспьера - Воскресенская наб.; ул. Розенштейна - Лейхтенбергская ул.; 1-10 Советские ул. - 1-10 Рождественские ул.; пл. Труда - Благовещенская пл.; ул. Тюшина - Воздвиженская ул.; ул. Чапаева - Большая Вульфова ул.; ул. Шкапина - Везенбергская ул. |
| ул. Дольская, д.1 Борисовские пруды ул. Борисовские пруды д. 2г Пруд Бекет Загородное шоссе, д.2 наб. Москвы-реки, клуб моржей Музея-заповедника «Коломенское» просп. Андропова, д.39 Воронцовский пруд ГБУ «Усадьба Воронцово», ул. Воронцовские пруды, д. 3 Пруд санатория «Узкое» Храм Казанской Иконы Божьей Матери в «Узком», ул. Профсоюзная, д.123 А Тропаревский пруд Зона отдыха «Тропарево», ул. Ак.Виноградова, д. 7 Пруд в коттеджном поселке Храм Владимирской Иконы Божьей Матери в Потапове, ЖСК «Альфа» Пруд Мещерский Ул. Воскресенская, д. 3а р.Москва Филёвский б-р, напротив д.21 р.Москва Б.Филёвская, д.40а р.Москва, бухта «Живописная» Новорижское ш., д.1 (Мякиненская пойма) р.Москва ул. Василия Ботылева р. Москва, Строгинская пойма Строгино, ул.Твардовского, вл.16 Малое Бездонное озеро Хорошево-Мневники, ул. Таманская, д.91 р.Москва, Деривационный канал ул.Лодочная, вл. 19 р. Москва Северное Тушино, ул. Свободы, д.56 ПКиО «Северное Тушино» Кировская пойма ул.Исаковского, вл. 2 р. Москва Карамышевская наб., д.13 р. Чернушка пруд 4 ПИП «Покровское-Стрешнево» р.Москва ПИП «Москворецкий, ул. Живописная, д. 50 пруд Ландшафный парк Митино, ул. Барышиха, вл. 4 пруд села Рождествено Митино, с. Рождествено Зел.АО Озеро Школьное Зеленоград, Панфиловский просп, к. 1001, купель на западной стороне пруда Черное озеро г.Зеленоград, Аллея Лесные пруды, 6-й мкр, купель на западной стороне пруда поселение Вороновское, с. Покровское Купель на ручье б/н, левый приток реки Моча поселение Клёновское, д.Товарищево Русловый пруд на реке Жилетовка поселение Краснопахорское, с.Былово Русловый пруд на ручье б/н, правый приток реки Десна поселение Первомайское, д.Пучково Пруд и купель поселение Щаповское, с.Ознобишино Ново-москов-ский АО Купель у реки Сетунь поселение Внуковское, ДСК «Мичуринец» Верхний русловый пруд на реке Цыганка поселение Воскресенское, ДО»Воскресенское» Управделами Президента РФ поселение Десёновское, д.Евсеево — Кувекино Русловый пруд поселение Марушкинское, д. Большое Свинорье |
| Нечего и говорить о том, что столь глубоко мыслящий ум, как Вл. Соловьев, не мог закрывать глаза на разного рода недостатки и даже в подлинном смысле слова логические ошибки в последовательном спинозизме. Вл. Соловьев прекрасно отдает себе отчет и в противоречивости учения Спинозы о множественности вещей, и в наличии у Спинозы механистических элементов, и в большой условности его «геометрического метода», и в отсутствии у Спинозы историзма. Односторонность Спинозы для Вл. Соловьева не подлежит никакому сомнению. Но то, что в основе бытия лежит актуальная бесконечность и что всякая философия должна увенчиваться учением о в этом для Вл. Соловьева никогда не было никакого сомнения. В этой теории Спиноза всегда был для него основой. При этом все отличия соловьевского идеализма от спинозистского настолько ясны, что для нас в настоящую минуту будет совершенно излишним распространяться на эту тему. Что касается Лейбница, этого третьего корифея новоевропейского рационализма (первые два были Декарт и Спиноза), то у Вл. Соловьева не было о нем никакого специального исследования, а было только краткое изложение его учения в магистерской диссертации (I, 40—44). Это обстоятельство делает для нас излишним подробное сопоставление Вл. Соловьева с Лейбницем, тем более что изложение Лейбница в диссертации не свидетельствует о близости Вл. Соловьева к монадологии Лейбница. Совсем другое дело — немецкий идеализм, и прежде всего Кант. 9. Вл. Соловьев и Кант. Вопрос об отношении Вл. Соловьева к Канту можно было бы решить весьма просто, если бы тому не помешала работа авторитетного неокантианца на рубеже двух столетий, профессора Петербургского университета Александра Введенского. Питая большое уважение к Вл. Соловьеву, А. Введенский именно ради этого и выставляет на первый план якобы кантианские черты Вл. Соловьева. На этой статье А. Введенского мы остановимся ниже. Сейчас же необходимо сказать, что в истории философии, вероятно, еще не было столь противоположно мыслящих философов, как Вл. Соловьев и Кант. Так как неокантианцы считали гносеологию основной философской наукой, то и у Вл. Соловьева А. Введенский пытается найти это коренное учение о значимости гносеологии. А так как некоторые черты изолированного понимания гносеологии можно, при известных усилиях, найти у Вл. Соловьева только в статьях под названием «Теоретическая философия», то, по А. Введенскому, и получается, что Вл. Соловьев, отрицая примат гносеологии, целую жизнь только то и делал, что ошибался, и ошибаться перестал лишь за три года до своей кончины. Поскольку подробнее об этом мы будем говорить ниже, сей-, час мы выставим только два–три необходимых утверждения, без которых вся эта проблема отношения Вл. Соловьева к Канту с самого же начала получает весьма уродливое направление. |
|
|
