| Для средневекового человека книга, как и икона, была неотъемлемой частью его духовно-нравственного бытия. Сторонники прозападной ориентации России в ХУИ в. восприняли и новоевропейское отношение к книге как к источнику информации, новых и бесчисленных знаний Мудрость стала приравниваться к количеству прочитанных книг. По личным библиотекам судили об образованности человека, о его положении в духовной культуре. Не случайно именно в это время начинается русская наука о книгах, возникает жанр библиографии. До наших дней сохранилось сочинение под названием «Оглавление книг, кто их сложил», которое издатель середины ХГХ в. Д. Ундольский приписывал Сильвестру Медведеву, а А. И. Соболеве кий в начале нашего века показал несостоятельность этого утверждения и передах титул «отца славяно-русской библиографии» Епифанию Славинецкому. Он же датировал трактат 1665–1666 гг. 539 Для нас в данном случае важно не столько авторство этого интересного сочинения, сколько сам факт его появления в рассматриваемый здесь период. В «Оглавлении» дается подробное описание 204 книг в основном духовного содержания с указанием названия, автора, переводчика, времени написания или перевода, приводятся краткие сведения об авторах, роспись содержания книги по главам. По мнению Д. Ундольского, в научности подхода к рукописям и книгам автор сочинения «во многом не только не уступал, но даже превосходил и современных библиографов» 540 . Развитие книгопечатания ускоряло процесс превращения книги из почти сакрального предмета в вещь хотя и важную и крайне полезную, но уже не священную, что укрепляло неприязнь в среде русских традиционалистов к печатной книге 541 . Соответственно умножилось и разнообразие взглядов на словесные искусства; появились новые виды и жанры, требовавшие своего обоснования и осмысления. Наряду с ними продолжали существовать и классическая средневековая словесность, и традиционные представления о ней, которые жили не только в среде раскольников. Даже самые крайние новаторы не спешили полностью порывать с древней традицией. Они как бы естественно вырастали из нее, хорошо ощущая свои корни и понимая, что без них не было бы и всей той пестрой и многоцветной кроны духовной культуры XVII в., над созданием которой они так усердно трудились. Переход от средневековых представлений к новым в России XVII в. не носил характера разрыва, отрицания, отталкивания. Он осуществлялся не путем резкого противопоставления, но естественным вырастанием от корня через ствол и листья к плоду. Если русское Средневековье условно принять за корень и ствол, то XVII век-это пышная крона из листьев и цветов. |
| Были, однакоже, люди в Москве, которым казалось, что лучше было бы учредить вместо греческого латинское училище. Неизвестный нам сочинитель «довода, яко учение и язык еллиногреческий наипаче нужно-потребный, нежели латинский язык и учение», старался опровергнуть мнение склонившихся в пользу латинского языка 38 . Ссылаясь на русских и польских летописцев, он указывал на пример св. Владимира Великого Князя русского, который у греков заимствовал веру и книги; приводил свидетельства самих латинских писателей: Антония Поссевина и ученого Липсия, о превосходстве греческого языка пред латинским; обращал внимание на то, что чрез изучение греческого языка более может очиститься язык славянский, как ближайший к нему (по свидетельству Смотрицкого), нежели чрез изучение латинского; свидетельствовался отзывом Епифания (Славинецкого) о достоинстве учения греческого, и уважением, какое питают к сему языку в других просвещенных странах 39 . Припоминая, что в училищах западных русских обучаются на латинском языке, он замечал: «хотя Белоруси и учатся латинским языком, скудости ради греческого учения (кроме Львова, что учатся гречески), однакоже, припоминати надобно, что малая часть из тех во Унию не падают; а и те, что не падают, познаваются в них останки езувическия: понеже Езувиты не учат их высокими науками, покамест пред Богом не обещаются держати латинской религии» 40 . Заключая свое разсуждение, автор писал: «того ради подобает наипаче учитися гречески, понеже не токмо тем языком не вредится православная вера, яко латинским, но и зело исправляется, и учити купно с славенским, яко да временем и славенский язык (который пребогат есть) очистится, и меж иных ученых языков сочетается. А по греческом учении легче хотящему невредительно учитися и латинскому …. однакоже, вручаемь то дело в разсуждение мудрому учителю». Кто этот мудрый учитель? Может быть, Симеон Полоцкий , который в 1680 г. скончался. Во всяком случае из предложения сочинителя видно, что он рассуждал еще до открытия греческого училища. |
| «О, како велие есть благо», говорит он здесь, «ясная луча греческаго учения, еюже мрачная неведения тьма разрушается, восток и запад озаряется, север и юг просвещается и вся вселенная облистана бывает. А ненавистный человек Марко Катон, тьмою ненависти ослеплен, тако ясную возненавиде учения греческаго лучу, яко запрети сыну своему, да ею разума своего не озаряет… Не бе ли слеп сей ненавистник? Истинно слеп бе, яко не виде благополезнаго блага. Но нынешних временней везде обретаются мнози ненавистнии человеци, мрачною ненависти тьмою ослеплени, иже возлюбивши мрак неведения, ясныя учения лучи не любят, тою озаряющия ненавидят, тою озаряющимся завидят и тую темним облаком рвения, лести, коварства, оглаголания, лицемерия разрушити и прогнати усильствуют…» 268 Когда явился в Москве Симеон Полоцкий , Епифаний пользовался здесь огромною известностию, как ученейший богослов и философ. В Чудовом монастыре он успел составить тесный кружок усердных и преданных ему учеников, занимавшихся под его руководством преимущественно исправлением богослужебных книг и сличением разных отеческих творений с древними греческими подлинниками. В ученой деятельности этого кружка, после самого Епифания, особенною ревностию и талантами отличался ученик его, «честный инок Евфимий», всецело проникнутый воззрениями своего учителя на достоинство «греческого учения» и так же явившийся его горячим защитником. Учреждение Симеоном Спасской школы послужило первою причиною явного недоверия и вражды к нему в ученом кружке Славинецкого, тем более, что школа эта, как уже видели, отличалась совершенно противоположным ему, резким латинствующим направлением. С этого времени здесь началось постоянное наблюдение образа жизни и успехов Симеона и, в особенности, ревнивое отношение к постепенно возраставшей его литературной славе. Сочинения, какие время от времени выпускал в свет Симеон, становились немедленно предметом строгой критики со стороны чудовских ученых, старательно открывавших в них различные мнения, непозволительные с точки зрения древнего греческого православия. |
| Наиболее ярко филологические взгляды Е. и книжников его круга проявились при новом переводе Библии в 1673-1674 гг., когда правильность библейских и богослужебных текстов связывалась уже с букв. зависимостью от греч. источников и основная языковая установка заключалась в максимальном уподоблении церковнослав. языка греческому. Правильность внесенных изменений в этот период могла подтверждаться ссылками не только на грамматику церковнослав. языка, но и на греч. грамматику. Перевод НЗ, выполненный Е. и его помощниками, «отличается строгим буквализмом с однозначным соответствием переводимых и переводящих лексем, с сильно выраженной тенденцией к грецизации на всех уровнях результирующего текста. На уровне лексики данная тенденция реализуется в обильном и не всегда мотивированном притоке иноязычных слов, на уровне синтаксиса - в элементах греческого управления, греческой структуры фразы, на уровне акцентологии - в следовании греческой системе ударений в заимствованных словах, на уровне орфографии - в грецизирующем начерке, переходящем местами в пографемное воспроизведение облика заимствуемого слова» ( Исаченко Т. А. Введение//Новый Завет в переводе иером. Чудова мон-ря Епифания (Славинецкого). 2004. С. XXIII). Грецизация синтаксического строя церковнослав. языка в переводе НЗ 1673-1674 гг. проявилась в регулярном употреблении конструкций с родительным приименным в соответствии с греч. генитивом вместо дательного приименного или притяжательного прилагательного; в точном соответствии греч. и слав. инфинитивных конструкций с целевым значением. В области морфологии грецизация отразилась в последовательной замене форм двойственного числа формами мн. ч. в соответствии с новопечатным греч. библейским текстом; в замене у существительных муж. рода нулевой флексии в родительном падеже мн. ч. флексией -ов/-ев, что устраняло омонимию форм именительного падежа ед. ч. и родительного падежа мн. ч. и также может рассматриваться как проявление греч. ориентации - в греч. парадигме такая омонимия отсутствует. |
| 35 С восьмидесятых годов XVII столетия, когда у нас в первый раз возникла правильно устроенная школа с полным курсом наук, в умственной жизни русских происходит великий раскол: одна часть русских, старообрядцы, остается при старой системе образования – начетчестве, со всеми характерными его особенностями и свойствами; другая же часть – православные – усвояют и с течением времени все более развивают у себя новую систему образования, основанную на устройстве средних и высших школ, к которым старообрядцы как и в самом начале заведения у нас школ, так и теперь относятся не только недоверчиво, но и прямо враждебно. Эти две системы образования сохранились и до настоящего времени и сейчас вырабатывают у нас два очень несходных типа ученых: ученого в обыкновенном смысле и ученого в старинном русском, а ныне в специально старообрядческом, смысле, ученого в смысле «начетчика». 38 Майков Л.Н. Очерки из истории русской литературы XVII и XVIII столетий. СПб., 1891. С. 58–100. 41 Автор приводит следующий рассказ Епифания Славинецкого: «Поведаше вышепомяненный Епифаний Славинецкий о себе глаголя: яко вмале не прельстихся латинскаго мудрования лестию, дóндеже не прочитал святых отцев писания греческих книг, но точию читая латинския. Егда же озарився благодатию Святаго Духа, начата прочитати греческия книги, тогда лесть латинскую познав, и в писаниях их новшество и блуды и растления уразумех и вся их оплевах, за еже вся лживо и противно святыя древним отцем пишут. И оттоле писах, яже писах, с греческих книг, и себе написах книгу греческим диалектом, собрав разумения святых ощев множайших, яже всегда прочитах, латинская же мудрования вся отвергох». 42 Любопытно, что современники, подробно обсуждая вопрос о том, какой язык должен иметь господствующее значение в будущей московской школе – греческий или латинский, обсуждают его часто теоретически, принципиально, без всякого указания на предшествовавшую практику будто бы существовавших ранее в Москве греко-латинских школ, на которые в споре они не делают даже и намека. |
| У князя Хованского жил Аввакум, у боярина Салтыкова ученик Аввакума расколоучитель Потемкин. В новом устройстве церковного управления было сближение с протестантским управлением Церковью, а Никон отстаивал древнее каноническое устройство Церкви. Никон дорожил больше честью Царя, чем бояре, которые не слушались его, как он писал Никону, а Никон всегда сохранял подобающее к Царю уважение, даже в гневе. Он не проклинал Царя и в 1664 г. принес ему мир и благословение. «Никто, пишет Щапов, кроме бояр и их единомышленников, и не думал, что Никон возставал против власти Царя, который до конца жизни почитал Никона. Да, если бы Никон был опасен для царской власти, разве Царь Феодор думал-бы возвести его на патриарший престол? Если бы он был опасен для царской власти, разве Царь Алексей Михайлович внял бы голосу Епифания Славинецкого и Полоцкого Архимандрита Игнатия Иевливича в 1660 г., когда он не осуществил постановлений Собора? Наконец Восточные Патриархи в грамоте 1682 г. признавали не высокомерное возстание Никона против царской власти, а только то, что он «человеческим некием малодушием и гневом побежден бысть и оставль паству свою и патриаршеское достоинство презрев, далеко отшедше, живе, не хотя возвратиться, которых ради вин явися тяжек и безприютен бысть». Отношения Никона к Царю и боярам проистекали не из личного властолюбия, а из идей его о патриаршестве. «Вся вина Никона в том, что он по сильной вспыльчивости сердца, раздраженного самоуправством на бояр и по пламенной горячей ревности своей к правам Церкви и к достоинству высшей церковной власти, досадовал Царя за допущение бояр до необузданного самоуправства в делах Церкви и государства. Гневался, хоть и непростительно, но справедливо, ибо это – гнев пастыря, ревнующего за права Церкви, беззаконно нарушаемыя произволом бояр. Это не гнев злобы высокомерной против Государя, а невольная досада души сильной, пламенной, уязвленной злом. Это не возстание подданного против Государя, а недовольство друга государева тем, что козни бояр, вредные Церкви и государству, охладили к нему сердце Царя. |
| В издании же ее 1843 года правила изложены на одном только славянском наречии с прибавлением алфавитного указателя предметов, содержащихся в целой книге. б) Духовный Регламент, изданный (25 Января 1821 г.) в руководство Св. Синоду, составлен был, по поручению Петра І, архиепископом Феофаном Прокоповичем и редактирован рукою самого императора. По содержанию своему, он разделяется на три части: в 1-й указываются причины замены патриаршества в России Св. Синодом; во 2-й определяется круг лиц и дел, подведомых Св. Синоду и в 3-й излагаются обязанности Св. Синода и состав его. Духовный Регламент представляет собою не только законодательный кодекс, но вместе и нравоучительное сочинение, в котором нередко просвечивают чувства законодателя; сверх того, в нем, по местам, довольно подробно изображаются черты бытовой жизни русского народа. Совместно с Регламентом обыкновенно печатаются в виде приложения к нему: а) Послание Св. Синода о браках правоверных лиц с иноверными, изд. 18 августа 1721 г. и б) Инструкция обер-прокурору Св. Синода (Высоч. Утв. 13 июня 1722 r.). в) Номоканон, печатаемый при большом Требнике, состоящий из 228 глав. При малом Требнике он издается (с 1687 г.) только в числе 117 глав в виде «извлечения из Номоканона нужнейших правил». Номоканон этот составлен на Афоне около половины XV века и уже в первой половине XVI века существовал в переводе на сербском языке. Первоначальное назначение его было–служить руководством для духовников при наложении церковных епитимий на кающихся. Как частный сборник эпитимийных правил, не утвержденный при своем издании никаким высшим иерархическим авторитетом, он вошел в силу путем непосредственного употребления его в церковной практике. Первые издания его были также делом частным, и только с 1639 года, с изданием его при Требнике, он получил характер официального кодекса, издаваемого церковным правительством. При самом принятии его в великорусской церкви, оговорено было, что он имеет каноническую или, точнее, церковно-практическую важность лишь настолько, насколько оказывается согласным с общепризнанным церковным кодексом или Кормчею книгою 37 . г) Учительное Известие, печатаемое при Служебнике, составлено в конце XVІІ столетия, по приказанию патриарха Иоакима, монахом Евфимием, учеником Епифания Славинецкого. Оно вызвано было распространением последователями Симеона Полоцкого (в особенности же монахом Сильвестром Медведевым) латинского и протестантского учения о времени пресуществления св. даров. Малообразованное русское духовенство терялось в разнообразии новопоявившихся мнений, отразившихся и в церковной богослужебной практике. Задача Евфимиева труда состояла в том, чтоб способствовать распространению среди духовенства истинных понятий и ввести возможное единство в богослужебной практике. Но церковно-практическое значение Учительное Известие получило y нас не ранее XVIII века 38 . |
| Между тем, отношение к «внешним знаниям» у ранних старообрядцев было резко отрицательным. Православные полемисты обрушивались на церковную оппозицию, лидеров раннего старообрядчества, с обвинениями, которые по большей части сводятся к двум позициям: невежество и непокорство Церкви. И здесь Епифаний Славинецкий и Симеон Полоцкий выступили согласно, отличаясь лишь тональностью своих реплик. Ранние старобрядцы для них − «тайноучители», скрытно смущающие народ, «мужики-неуки». Отвечать на эти обвинения ранне-старообрядческие лидеры не могли, т.к. образование их в действительности не шло ни в какое сравнение с учёностью московских «властителей дум»: Спиридон Потемкин с его «братским» образованием так и остался скорее внешним авторитетом, чем участником движения. В период раннего старообрядчества обвинения в невежестве вызывали реакцию в виде демонстративного «бравирования» неученостью и «простотой» со стороны части вождей «раскола». 377 Так, протопоп Аввакум и ряд других ранних старообрядцев стремились соотнести свой конфликт с «никонианами» с житийным топосом противостояния плотской мудрости философов и духовной мудрости простецов-святых. Адам Зерникав, посетивший Москву в конце 1670-х, так описал её элиту: «Презирают тех, кто не происходит от знатных фамилий, учёных не любят, составляют партии» 378 . Эти характеристика весьма точно отражает положение в интеллектуальной элите Великороссии к началу 1680-х годов, после смерти последнего из «великих киевлян», Симеона Полоцкого . К началу 1680-х годов в великорусской культуре произошли значительные перемены. Благодаря деятельности Епифания Славинецкого и Симеона Полоцкого , появлению киевских изданий, московская интеллектуальная элита оказалась в сфере влияния могилянской культуры. Однако это было именно влияние, а не восприятие. Для полноценного восприятия европейской риторической культуры столичным интеллектуалам нужно было обладать систематическим гуманитарным образованием, но получить подобное образование в России не представлялось возможным. В итоге великорусские ученики западнорусских монахов по-своему понимали и осмысляли культурную традицию, носителями которой были их учителя, причем различные ученики усваивали различные грани этой традиции. |
| Собственно, список справщиков того времени невелик. К уже проименованным можно добавить Арсения Грека, Ивана Озерова ( Сиромаха II , 17 ), Епифания Славинецкого (последний формально в штате Печатного Двора не числится, но получает там преобладающее влияние –т.е. опосредованно в справе участвует, можно сказать, что вдохновляет ее – см.: Словарь книжников, ч. 1, 311). Приведём описание дониконовского процесса справы: “Делалось это либо введением ряда заключавших в себе исправление слов непосредственно в текст, либо при посредстве глосс, предлагавших новое слово, новую грамматическую или орфографическую форму слова, причём подобные глоссы, как правило, сразу включались в набор. Затем, не обязательно в следующем издании, происходил массовый ввод в текст исправлений, при этом в тексте реализовывались и глоссы, которые до этого момента могли перепечатываться на протяжении ряда лет. Впоследствии, также довольно постепенно, от издания к изданию, правились те слова, которые были по невниманию пропущены во время массового ввода в текст исправленных форм”( Вознесенский I , 151 ). См. об этом еще: Вознесенский II . Описание см.: Крылов I , 369 и далее . Правили справщики Захарий Афанасьев и игумен Сергий. Требники 1662 и 1671 гг. были небольшими по размеру (8º) и не включали в себя водосвятных чинов. Отметим, что этот новый (по составу) тип так называемого «Малого Требника» в дальнейшем популярности не получил и не переиздавался в XVII и XVIII вв. Второе исключение из водосвятной молитвы (л. 427, 3): Тебе собеседуют звезды.К слову собеседуютв кавыках не полях дан другой вариант перевода: присутствуют. В следующих редакциях кавыки раскрыты и глагол присутствуютвставлен в текст – получился современный новообрядческий вариант. Отметим, что «собеседующие звезды» – образ, весьма специфический и характерный для интеллектуальной элиты второй половины XVII в., которая увлекалась астрологией (достаточно вспомнить красочные обличения протопопа Аввакума из его Жития) – см.: Робинсон. Это – по составу тип т.н. «Среднего Требника», который стал популярным и впоследствии издавался в несколько ином формате – 8º – в XVII и XVIII вв. |
| своеручно переправил это место, и из «не естества бо суть, но ипостаси», сделал: «естества бо сия суть, не ипостаси», – и таким образом впал в ересь феопасхитов. «Знатно, что сей острозрительный справщик книг не читал, или и читая, не знал, я же читал, паче же св. Дамаскина кн. IV, гл. 7. И сия многоглавая гидра от того лета вкрадеся в книги российския и гнездилася до 1708 года». В том же доношении Поликарпов упоминает и о другой важной неправильности, допущенной в одном из киевских изданий: «пострада Христос во двою естеству сий, странным естеством распятся. Вместо «странным» следовало напечатать по мнению Поликарпова «страдателъным» или «страдальным» или, по переводу Епифания Славинецкого – «страстным ( τ παθιτικ σει), якоже то и Дамасков светильник в греческом подтверждает». Заявления Макария относительно южно-русской церковной жизни, как увидим, были гораздо важнее подобных книжных опечаток и недосмотров, содержа в себе полную и всестороннюю критику всего богослужения южно-русской церкви, всего церковно-религиозного быта. Это был серьезный и добросовестный труд, сделанный самым тщательным образом. Таким образом, Макарий и его письма заслуживали бы не гонения и преследования, а внимания и благодарности. Но, как уже сказано, вышло иначе. «Письма» его, для соблюдения формы, поручено было рассмотреть Афанасию, епископу вологодскому, который дал о них краткий отзыв (мы его приведем ниже), самого же Макария велено «посадить на чепь» в железных кандалах при канцелярии синода впредь до постановления о том, как поступить с ним за неимение им паспорта и за его «ханжинскую бродню». 15 октября синодальный капрал донес св. синоду, что ночью, в 7-м часу, содержавшийся под караулом при синоде иеродиакон Макарий бежал. Подвергнутые допросу караульные показали, что узник сначала держался скованным, а потом его расковали по приказу секретаря тиунской конторы Семена Дьякова, и был он в таком положении два месяца. По объяснению самого Макария (данному позже), его расковали потому, что сидя в темном, сыром, каменном подвале, где ему и пищи не полагалось, – питался лишь случайными подаяниями, – он до того ослабел, что не мог ни ходить, ни говорить. |
|
|
