| Наутрия же, в четверг, на 1-м часу дни, Данил митрополит повеле звонити в болшой колокол. Боярин жо его Михайло Юрьевичь, поговоря с митрополитом и з братьею великого князя, и з бояры, и повеле во Арханьгиле ископати гроб подле отца его, великого князя Ивана Васильевича, противу дверей Семиона Летопровотца. 90 И поговоря с митрополитом, Михайло Юрьевичь послаша по постельничиво Русина Иванова, сына Семенова, снем с него меру, и повеле ему гроб привести камен. Тогда же приде Данил митрополит и с ним владыка Васиян Коломенский и Дософей Крутицкой, а иные же владыкы быша тогда во своих областех, понеже не поспеша; архимандриты же тогда быша: чюдовский Иона, симановский – Филофеи, андроновский – Зосима, игумен троицкый, игумен осифовский, игумены московские все, протопопы московские и все священницы. Тогда же пришедше брат его, князь Юрьи и князь Андрей Ивановичи, и бояре все, и весь народ, плачюще и рыдающе горко, и повеле тогда дияком его любимым, певчим большой станицы, 91 стати во дверех у комнаты, и начаша пети «Святый Боже», болшую. Тогда взяша тело великого князя, инока Варлама, старцы троецкие и осифовские, и понесоша его на головах, и вынесоша его в преднюю избу. И бысть слез и рыдания множество в людех, которые его не видеша. И понесоша его на крилцо, и за ним грядуща со свещами и с кандилы, поюще «Святый Боже». И как понесоша его на площадь, ино бысть слез и рыдания от народа, якоже и звону в колоколы не слышать, якоже земли востонати. Великую же княгиню Елену несоша ея из ее хором в санях на собе дети боярские на лествицу, а с нею шли бояре: князь Василей Васильевичь Шуйской, Михайло Семенович Воронцов, князь Михайло Лвовичь Глинской, князь Иван Федорович Овчина; боярыня же тогда бысть с великою княгинею князя Федора Мстиславского княгиня Анастасия, племянница великого князя, да княжь Иванова Даниловича Пенково княгини Марья, да боярыня Ивана Ондреевича жена Челядина Олена, да Василия Ондреевича жена Огрофена, да Михайла Юрьевича жена Феодосия, да Василья Ивановича жена Огрофена, да княжь Васильева жена Лвовича Глинского княгини Анна. 92 |
| (и в 1894 г. – отдельно) по списку В.А. Арсеньева, сделанному им в Волхове с рукописи, полученной от самого о. Макария. Еще раньше в журнале «Миссионер» за 1874–8 гг. они были напечатаны в извлечениях и по другому списку. 27 О повсеместном и всеобщем обучении архим. Макарий думал и раньше, как видно из письма к нему м. Филарета от 23 авг. 1837 г. «О заведении училищ по деревням не думайте, чтобы здесь не думали. Но легче подать мысль, нежели исполнить. У меня многие священники, по приглашению моему, вызвались безмездно обучать крестьянских детей: но детей сих нельзя гнать к ним насильно» (125). 28 Историческая оценка идей архим. Макария – в статье И.И. Ястребова: «Вопрос об устройствен и организации образовательных заведений для приготовления православных благовестников (миссионеров)». (Прав. Благовестник, 1894, Ш и 1895,I и II). 29 «Письма», 50, 51. Нечто подобное рассказывается в воспоминаниях О. В. Ландышева об архим. Макарии, очевидно со слов последнего (Миссионер, 1877, 28–29). Но заключение И.В. Птохова, что «с этого и начался переводческий труд о. Макария» (о. с., 134), не имеет предпосылок ни в этом рассказе, ни в письме самого о. Макария. 30 Этими выписками из писем архим. Макария опровергаются и другие догадки о начале переводческой его деятельности –- относившая его то к 1824 г. (Орлов. Еп. Вед.1892:1549), то к глинскому периоду (Прот. Путинцев «Алтай», 1891. 53). 31 Там он и хранится. Рукопись же перевода кн. Иова находится в архиве за 5356. П. Птохов, 136–139. 32 При переводах книг Иова и Исаии архим. Макарий пользовался «ученостью Розенмюллера (новейшего ориенталиста германского)», но «не последовал его жалкой неверности». После – руководился примечаниями к французской Библии Остервальда. 36 Птохов, 186. См. вышеприведенный отзыв м. Филарета об Алфавите в письме к самому о. Макарию (Письма м. Филарета, 133. 37 Оно вновь напечатано в «Томских епарх. вед.», 1892. 21, как слово, произнесённое 1 янв. 1836 г. в томском благовещенском соборе. 40 Некоторые из них, по свидетельству о. |
| На третий же день после собора отправлен был от бояр к панам гонец Борняков с такою грамотою: «Только вперед великого государя нашего именованье станете писать не по его царскому достоинству или станете его укорять, или порубежных городов державцы станут писать не по его царскому достоинству, не по тому, как написано в нынешних посольских записях, а ваши послы с таким полным именованьем у московских послов запись взяли, да и в своей записи ваши послы государя нашего именовали великим государем, а королевича написали везде королевичем, а не царем: и только теперь королевича станут писать не по посольскому договору, то мы, царского величества бояре, последнее вам объявляем, что мы, бояре, и все люди Московского государства больше того вам терпеть не будем и, прося у Бога милости, за честь великого государя стоять и ваши неправды мстить будем. 2 февраля 1622 года возвратился Борняков из Литвы и привез боярам грамоту от панов: в этой грамоте король был написан не по прежнему обычаю, с прибавочными титулами и обладателем; о королевиче написали, что его выбрали царем бояре и вся земля и крест ему целовали, «и теперешний государь ваш Михаил Феодорович, будучи стольником, с вами и с другими стольниками, товарищами своими, королевичу присягнул на верность и подданство», и этого у королевича отнять нельзя, если же боярам надобно, то они бы об этом королевичу били челом и просили сами. Царь Михаил Феодорович написан был в грамоте просто, без государского именованья; про царя Ивана Васильевича написаны укорительные слова, что он родился от княжны Глинской, которой отец польскому королю изменил, и теперь Глинские князья служат королю. На пограничных урядников, которые о государе писали непригоже, паны управы не дали и в грамоте своей ничего об них не писали; в задорных делах и обидах также расправы не сделали, писали только, что если бояре хотят вести переговоры о государских титулах, о королевичевом именованье и о вечном докончанье, то пусть высылают для этого великих послов на рубеж между Вязьмою и Дорогобужем. |
| На этот раз между Василием и Сигизмундом, в 1508 году, заключен был союз, по которому король отказывался от всех отчин, принадлежавших князьям, перешедшим при Иване III под власть Москвы, а Глинским словесно позволил выехать из Литвы в московское государство. По окончании этой первой размолвки с Литвою, Василий покончил с Псковом. Покойный Иван Васильевич, как мы видели, исподволь приучал Псков к холопскому повиновению, но не уничтожал признаков старинного свободного порядка. По примеру родителя, назначавшего во Псков наместников и не принимавшего от псковичей жалоб на этих наместников, Василий Иванович в 1508 году назначил туда наместником князя Ивана Михайловича Оболенского, выбравши нарочно такое лицо, которое бы не ужилось со псковичами и, раздражив их, дало повод московскому государю уничтожить псковскую вечевую старину. Этот новый наместник, когда прибыл во Псков, не дал вперед знать о себе, чтоб его встретили с крестами, как всегда делалось в подобных случаях, а остановился в загородном дворе, так что псковичи, узнавши о его приезде, сами нашли его там, привели к Св. Троице, где посадили на княжение по давнему обычаю, и прозвали его по этому поводу «найденом». Наместник на первых же порах возбудил к себе ненависть -стал судить и распоряжаться без воли веча, рассылал по волостям своих людей, которые грабили и притесняли жителей, да вдобавок отправил великому князю на псковичей донос, будто они держат его нечестно, вступаются в доходы и пошлины, принадлежащие наместнику, и наносят бесчестие его людям. На первый раз великий князь только отправил к псковичам нравоучение, чтоб они так вперед не делали. Но в сентябре 1509 года Василий Иванович отправился в Новгород и повел за собою значительный отряд войска, состоявшего из детей боярских. Псковичи, услышавши об этом, стали побаиваться, догадываясь, что государь замыслил что-то против них. Они отправили к нему послов с челобитною. В этой челобитной псковичи прежде всего благодарили великого князя за то, что он жалует их и держит по старине, а потом просили оборонить от наместника и от его людей, которые причиняли псковичам обиды. Государь через своих бояр отвечал: " Мы хотим держать нашу отчину Псков, как и прежде, по старине, и оборонять ее отовсюду, как нам Бог поможет; а что вы били челом на вашего наместника и на его людей, будто он у вас сидит не по старине и делает вам насильства, так и наш наместник прислал нам бить челом на вас в том, что вы ему творите бесчестье и вступаетесь в его суды и пошлины. Я посылаю своего окольничего и дьяка во Псков выслушать и его и вас и управить вас с нашим наместником " . |
| Свидетельство царя-деспота в этом случае не может быть сочтено недостойным вероятия, потому что оно подтверждается рассказами современных летописей; так, псковская летопись выражается о характере наместников во время правления Шуйских. «свирепи ако львове, и люди их аки зверие дивии до крестьян». При отсутствии корпоративного духа, бояре, захватывавшие власть, не думали установить какого-нибудь прочного ограничения самодержавной власти и оградить на будущие времена свободу и значение своего сословия. Не позаботились они и о таком воспитании малолетнего, бывшего у них в руках, государя, которое бы подготовило монарха в их духе. Шуйские, по своему неблагоразумию, поступали, напротив, так, чтобы впоследствии образовать из своего царственного питомца – тирана, склонного к злодеяниям и вместе раздражённого воспоминаниями своего унижения, перенесённого в детстве. Маленький Иван для забавы убивал и терзал животных, заслуживая за такие игры похвалы от своих воспитателей и с детства получил вкус к пролитию крови. Когда, впоследствии, этот приобретённый в детстве вкус обратился на кровь человеческую, он не забыл, как, бывало, во время его датских игр, князь Иван Васильевич Шуйский, сидя на лавке, клал ноги на постель его родителя и не оказывал ему самому ни малейшего уважения, как будто ни во что ставил сан, носимый малолетним. Подобные горькие воспоминания об унижении в детстве возбуждали впоследствии в Иване Васильевиче злобу к боярам. «Питаша его – говорит Курбский о его воспитателях – на свою и детей своих беду, ретяшеся друг перед другом, ласкающе и угождающе ему во всяком наслаждении и сладострастии». Ясно, что правление слуг, очутившихся нежданно в положении господ, не могло произвести коренных преобразований в государственном строе. Пропущено было самое удобное время поставить преграду дальнейшему господству самодержавия, чего так внутренне желало боярство, и чего совершенно не умело сделать. Едва, привыкший из детства своевольничать, царь подрос, как попал под опеку своих дядей – Глинских, до тех пор сидевших тихо и смирно, страха ради. |
| Перемена в оценке деятельности дьяка Я. В. Шишкина в летописи наблюдается в связи с сообщением о строительстве в 1534 г. городской стены на Софийской стороне. «А дьяки тоща в Великом Новгороде, — замечает летописец, — Яков Шишкин да Фуник Курцов, и повелеша ставить град всем градом, опрично волостей». Это распоряжение Я. В. Шишкина было расценено летописцем как серьезное нарушение новгородской «старины»: «А при державе государя великого князя Ивана Васильевича всеа Русии и сына его государя великого князи Василия Ивановича всеа Русии, оне бо государи управляху свою вотчину Великий Новгород 60 лет и множае, а не таков бо бе обычай град ставити, а не едину град ну ю, ни две в те лета ставили; и еща ставити град, ино воставляху всею областию Новгородской земли волостьми, елико их есть во всей Новгородской земли и области, а новгородские люди только кто пригоже, с торговых с рядов нарядчики были, а священного лика никакого же с простою чадию ни в каких делах не совокупляли. И оттоле тот обычай установили, ина самого архиепископа Макарию урок учиниша, тако же и на весь священный лик, на церковные соборы урок учиниша; тако же и на гости наметаша и на вся люди градския урок учиниша, елико достоит» . Проведенное дьяком Я. В. Шишкиным объединение новгородского духовенства с «простою чадию» (новгородскими черными людьми) при строительстве городской стены означало ликвидацию привилегий духовенства по несению повинности городового дела. По распоряжению из Москвы были собраны с архиепископских и монастырских земель «по обежному счету» 700 рублей на выкуп русских людей, попавших в плен к татарам во время их набегов на Русь ». Это мероприятие по ограничению финансового иммунитета новгородских духовных феодалов, как показал И. И. Смирнов, являлось частью того широкого наступления на привилегии церкви, которое было предпринято правительством Елены Глинской в 30–х it. XVI в. . Однако в среде новгородского духовенства, как следует из летописи, они приписывались по преимуществу злой воле дьяка Шишкина и его товарища. |
| Много странностей связано с именем Суворина. Именно так. Мы-то знаем. Еще недавно воронежский губернатор предлагал руководителю Санкт-Петербурга Георгию Полтавченко поставить памятник издателю в городе на Неве. И последний пообещал рассмотреть это предложение. Но у себя в губернии, Алексей Васильевич, почему-то отказался присвоить имя Суворину областному училищу культуры. Хочется спросить у его советников, в том числе и Александра Акиньшина. За что вы мстите Суворину? А вот в Петербурге памятник Суворину все-таки поставили. Как сообщил все тот же Леонид Дружинин работы по реставрации памятника А.С. Суворину на Никольском кладбище, велись Сергеем Радванецким, президентом Союза полиграфистов Санкт-Петербурга при поддержке предпринимателей, которые неравнодушны к русской истории. По итогам этой работы на сайте типографии «Премиум-пресс», которая располагается в Санкт Петербурге появилась заметка, которую мы публикуем ниже. Восстановление могилы А.С. Суворина «В сердце моем навсегда сохранится благодарная память об этом выдающемся общественном деятеле и добром, прекрасном человеке. Без сомнения, он дождется беспристрастной оценки...» С.Н. Шубинский «Памяти А.С. Суворина» Алексей Сергеевич Суворин скончался в ночь на 11 августа 1912 года в возрасте 78 лет, после продолжительной болезни, смерть его стала настоящей трагедией для современников. Б.Б. Глинский, известный русский писатель и публицист, ставший издателем «Исторического вестника» после Суворина и постаравшийся сохранить традиции основателя журнала, в своем биографическом очерке о Суворине написал: «Весть об этой кончине, хотя и не явившаяся неожиданностью для широких кругов русского общества, произвела, однако, и на друзей, и на врагов покойного глубокое впечатление. Все поняли, что отошел в вечность крупный исторический человек, с именем которого тесно связаны были многие и многие страницы отечественной жизни». Похороны состоялись 14 августа, на отпевании в Александро-Невской лавре присутствовали многие видные деятели того времени. Как становится известно из упомянутого выше биографического очерка, сразу после смерти знаменитого издателя на его могиле на Никольском кладбище «на фоне голубого неба, утопая в зелени и цветах, возвысился новый белый могильный крест, на котором было начертано историческое имя: «Алексей Сергеевич Суворин». Позже крест заменили на величественный памятник в виде портала, выполненный из гранита и мрамора. Такая форма надгробия появилась в 1850-е года и предназначалась специально для портретного бюста: портал в виде сени с задней глухой стенкой. В расположенной по центру нише находился бюст Суворина работы скульптора Леопольда Адольфовича Бернштама, выполненный им еще в 1891 году. Примечательно, что бюст не только был выполнен еще при жизни Алексея Сергеевича, но и заказан им самим. |
| Сам Макарий был большой любитель старины, собирал памятники древней письменности и древней истории, сам продолжал Степенную Книгу - историческое сочинение, начатое митрополитом Киприаном - и составил огромный сборник биографий, сказаний, поучений и богословских сочинений, как оригинальных, так и переводных, расположив их по месяцам и дням года, и дал этой книге название Минеи Четьих. В своих ученых трудах Макарий не только не руководствовался ни малейшей критикой в признании подлинности собираемых сочинений, но допускал всякие вымыслы и не заботился о правильности редакции сочинений, помещенных в его Великих Минеях. В начале 1547 года по царскому повелению собраны были со всего государства девицы, и молодой царь выбрал из них дочь умершего окольничего Романа Юрьевича Захарьина. Имя царской невесты было Анастасия. Свадьба происходила 3 февраля. Женитьба не изменила характер царя. Он продолжал свою буйную, беспорядочную жизнь, не занимался делами правления, но постоянно заявлял, что он самодержавный государь и может делать, что ему угодно. Всем заправляли родные его Глинские, повсюду сидели их наместники, не было нигде правосудия, везде происходили насилия и грабежи. Сам царь не терпел, чтоб его беспокоили жалобами. 3-го июня семьдесят псковских людей прибыли в Москву жаловаться на своего наместника князя Турунтая-Пронского, угодника Глинских. Они явились к царю в его сельце Островке. Ивану Васильевичу до того не понравилось это, что он велел раздеть псковичей, положить на земле, поливать горячим вином и палить им свечами волосы и бороды. Во время такого занятия государю пришла неожиданная весть, что в Москве, когда начали благовестить к вечерне, упал колокол. Иван бросил свои жертвы и поспешил в Москву. Падение колокола считалось на Руси - как и теперь считается - предвестием общественного бедствия. Последовало и другое предвестие пред совершением ожидаемой уже беды. Был в Москве юродивый, по имени Василий. О нем ходили чудные слухи. Он являлся на московских улицах, и в летний зной и в зимнюю стужу, нагишом " как Адам первозданный " . |
| – Не забыл я тебя, – заговорил царь Иван Васильевич, обнимая его. – В годы счастливого детства, когда мать моя еще жива была, знал я тебя! Изменился ты, а узнал бы я тебя. Царь был красив, статен, строен. Филипп с любопытством всматривался в него, и чем-то знакомым повеяло на него. Вспомнил он и этот характерный орлиный нос, и эти немного бегающие, резкие серые глаза, и эту лихорадочную подвижность, какой-то след вечной неугомонной душевной тревоги. Трудно было себе представить большую противоположность, чем эти два человека: один не мог ни минуты остаться спокойным; другой был строго сосредоточен; у одного поминутно бегали по сторонам глаза, другой смотрел пристально вдумчивым взглядом; один то и дело жаловался на прошлое, другой как бы отсек от себя все свое прошлое. – Много я горя видел с той поры, как мы виделись, – торопливо стал рассказывать государь. – Бояре извести хотели; ину пору покормить нас с братом забывали. Нашим именем дела вершили, а нас не спрашивали. Не государем я был, а игрушкою в руках проклятых мятежников. Казну наших отцов пограбили они и поместья, и дворцы дядей наших, князя Юрия да князя Андрея, себе присвоили. Бабку нашу, княгиню Анну Глинскую, убить хотели; Москву, толковали, она спалила, а дядю нашего, князя Юрия Глинского, так в храме Божием и прикончили… Он говорил, волнуясь и горячась, перескакивая от одной обиды к другой, точно воспоминания о них бурными волнами осаждали его мозг. Филипп слушал его с опущенной головой, погруженный в тяжкие думы. – Слава Богу, что он пронес все мимо над твоей головой, государь, – сказал спокойно соловецкий настоятель. – Прошлое прошло. – Да, да, прошло, – упавшим голосом сказал царь, не то опомнившись от вспышки, не то бессознательно грустя о том, что все это прошло. – Прошло, а все же много испил я зла в эти годы и немало их было. Вот я уж и бородой оброс, и пожениться успел, а ты чуть не старцем стал… И совершенно неожиданно он спросил Филиппа, узнал ли бы тот его. – Узнал бы, государь, – ответил Филипп, и в тоне его голоса прозвучала грустная нота. |
| Игорь Шишкин: Николай Васильевич, вы сейчас затронули очень важную тему. Часто слышатся вопросы такого порядка, что научных и научнообщественных конференций в стране проводится достаточно много, мол, собрались педагоги, поговорили и разошлись, а какая отдача для общества в целом? Николай Маслов: Я бы не сказал, что конференций много. Проводятся достаточно узкие конференции на какую-то тему на уровне кандидатской или предзащиты, а наша задача – дать решение в виде соответствующих книг, учебников. Наверно, сегодня никто не имеет столько учебных пособий, основанных на глинском наследии, на оптинском наследии, сколько издано у нас. На них люди выстраивают и свои предметы, и уроки, развивают научную деятельность. Это «Симфония», это «Основы русской педагогики» и многое другое. Они все вышли из церковной среды, но они имеют и государственную поддержку, и государственное значение. Это лучшие книги для педагогов, признанные уже много лет назад. Например, «Симфония» вьт тттл а уже седьмым тиражом, то есть она очень востребована, хотя это достаточно серьезный труд. На «Глинских чтениях» будет показана практика использования этих пособий и учебников. Например, можно будет увидеть, как педагоги за пять – шесть лет совершенно изменили жизнь своих учеников в школах, и не только их, но и жизнь их семей. Все это будет все показано в видеофильмах. «Глинские чтения» действуют практически круглогодично. У нас дверь не закрывается круглый год, люди приезжают за этим учебником. Игорь Шишкин: То есть это мероприятие, рассчитанное на широкую общественность, на изменение общественной жизни в стране в целом. Николай Маслов: Конечно. Например, мы же работаем с Министерством образования, с Министерством обороны, с Министерством культуры, с Министерством юстиции, организуем встречи в тюрьмах, в библиотеках, в офицерской среде, отдельно работаем с министерскими чиновниками. С ними надо работать в первую очередь, потому что они потом, в зависимости от того, что у них в голове и в сердце, принимают государственные решения. Если у него есть что-то доброе в сердце, и он получил от нас какой-то заряд, то он, нечно, принимая государственное решение, даже с точки зрения экономики, будет на него смотреть по-другому, если он плохо сделал. Ага, это грех, а грех без казни не бывает, значит, кто-то пострадает: он, или его жена, или его дети. Этот страх нарушить нравственный закон дает силу, чтобы принимать правильные решения, в том числе, например, в борьбе с коррупцией. Правильное воспитание – это лекарство от всех болезней без исключения. |
|
|
