| Аркадий, управлявший восточною частию империи, хотя наследовал от отца склонность к благочестию, но не наследовал от него дарований душевных, необходимых для государя. При всем старании Феодосия, ни прилежное обучение, ни примеры великих мужей, окружавших отрочество Аркадия, не сильны были вдохнуть в него качества, необходимые для управления великою империею. Он не имел ни светлого ума, ни способности правильно рассуждать, ни твердости в воле, ни сам не мог благоразумно действовать, ни воспользоваться советами других, чтобы следовать им с постоянством. Но и внешность его была такова, что не могла закрыть сколько-нибудь внутренних недостатков. Ростом он был мал, телом сухощав, лице имел исхудалое и смуглое, дрожащий голос, глаза полусонные и едва открытые, вообще все в нем изобличало слабость души. История приписывает ему только сии добродетели: кротость и ревность о благе Церкви; но и эти качества, столь драгоценные в государе, министры и евнухи придворные нередко у него извращали, направляя их часто ко вреду Церкви. Но особенно Аркадием управлял один из евнухов, самых приближенных к царю, человек, который служил с рабскою покорностью корыстолюбию и честолюбию, употребляя средствами к удовлетворению их лесть и кощунство. Этот человек был Евтропий. Он, родившись в Армении, много раз был продаваем и перепродаваем, как раб, но наконец, по ходатайству одного военного сановника, занял место между последними евнухами двора. Своею услужливостию и оборотливостию он привлек к себе внимание императора Феодосия и удостоен был от него некоторого доверия. По смерти Феодосия он сильно овладел расположением Аркадия, и часто направлял его действия по своим расчетам. Руфин, бывший тогда министр, предполагал выдать свою дочь за императора. Но Евтропий уничтожил это предположение, и, согласно своим расчетам, склонил Аркадия к супружеству с Евдоксиею, дочерью одного знаменитого консула. По смерти Руфина, Евтропий, при содействии Евдоксии, приобрел почести, постепенно и в скором времени приобрел звания камергера, министра и наконец, консула и патриция, звания, которых прежде никто не удостаивался из евнухов 298 . Но для достижения этой высоты почестей, Евтропий не пренебрегал ни какими средствами, как бы они ни были низки и противозаконны. Сделавшись чрез свои ласкательства главным двигателем воли слабого императора, он, пользуясь приобретенною властию, отдалял от государя всех, которые своими достоинствами могли навести, хотя слабую тень на его честолюбие. |
| Евтропий заверяет, что епископ выслушает его на досуге, когда воротится к себе и малое время отдохнет. Беседуя между собой, люди приблизились к монастырю и вошли туда вместе с епископом; вслед за монахами вошла и Евгения, ибо ее невозможно было отличить от юноши благодаря остриженным волосам и мужской одежде. Когда Евтропий отправился было, чтобы сказать епископу о ней, тот, прилегши после божественного таинства на постелю, видит такой сон: ему представилось, будто какие-то мужи благоговейно несут кумир женщины, который почитается у них Богом, а он, опечаленный заблуждением этих людей, говорит к их богине: “Как же ты, будучи сотворением Божиим и нашей сорабыней, дозволяешь этим людям поклоняться тебе и уподоблять тебя Богу?”. Услышав это, кумир тотчас выскальзывает из рук несших его мужей и идет за епископом, говоря такие слова: “До тех пор я не отступлю от тебя, пока не приведешь меня к моему создателю”. Такое увидел во сне Элин. Пробудившись, он недоумевал, что может значить его сон. Тут перед ним появляется Евтропий, который начинает рассказывать об Евгении, говоря о ней как о мужчине: “Трое мужей,— говорит он епископу,— братья по духу своему и братья по плоти, единодушно отверглись языческой веры и теперь в твоем стаде пришли ко Христу и желают приять божественное крещение, а затем постриг и быть сопричислены здешним монахам. А так как они молоды и весьма привязаны друг к другу, то просят еще, чтобы всегда и все было у них общим — и труды, и кров, и прочее, и чтобы здесь они были нераздельны, соединенные именем Христовым. Так сказали эти мужи со слезами и с горячей мольбой все это передать тебе”. Блаженный Элин, уяснив себе из этого рассказа увиденный сон и возблагодарив, как полагается, за все Бога, велит ввести всех троих к себе. Когда они взошли, Элин тотчас протянул Евгении правую руку и, заговорив с нею ласково, с приветливым и веселым ликом осведомился об их именах, роде и отечестве. Она же отвечала с приличествующей стыдливостью и подобающим деве смущением: “Родина наша, о божественный старец, преславный Рим, и род свой мы ведем оттуда; все мы друг другу братья, старшего зовут Прот, среднего Иакинф, а меня Евгений”. |
| В это время готы, поселенные еще Феодосием Великим в малоазиатской области Фригии, подняли восстание под предводительством своего вождя Трибигильда и разоряли страну. Отправленный против бунтовщика Гайна оказался его тайным союзником. Подав друг другу руки и намеренно допустив поражение высланных против Трибигильда императорских отрядов, они сделались господами положения и заявили императору требование об удалении и выдаче им Евтропия. Против последнего была также очень раздражена супруга Аркадия Евдоксия и партия Аврелиана. Поставленный в безвыходное положение благодаря германским успехам, Аркадий должен был уступить: он отправил Евтропия в ссылку (399 г.). Но это не удовлетворило торжествовавших готов, которые принудили императора вернуть Евтропия в столицу, предать суду и казнить. После этого Гайна потребовал у императора уступки арианам-готам одного из столичных храмов для отправления в нем арианского богослужения. Но этому решительно воспротивился константинопольский епископ Иоанн Златоуст , и Гайна, зная, что на стороне последнего стояла не только вся столица, но и большая часть населения империи, более не настаивал на своем требовании. Обосновавшись в столице, готы стали полными распорядителями судеб государства. Аркадий и столичное население понимали весь ужас положения. Однако Гайна, несмотря на все успехи, не смог удержаться в Константинополе. Во время отсутствия его в столице там вспыхнуло восстание; многие готы были перебиты. Гайна не смог вернуться в столицу. Воспрянувший духом Аркадий отправил против него верного язычника-гота Фравитту, который разбил Гайну во время попытки последнего переправиться в Малую Азию. Гайна бежал во Фракию, где попал в плен к гуннскому вождю, который, отрубив ему голову, послал ее в виде подарка Аркадию. Таким образом, грозная германская опасность была устранена благодаря германцу же язычнику Фравитте, удостоенному за эту великую услугу консульского звания. Готский вопрос в начале V века был решен в пользу правительства. Позднейшие попытки готов возвратить утраченное влияние уже не имели большого значения. |
| Приведя эти слова Иеронима, Геррес не без некоторого торжества замечает: вот как делает Шультце – он чрезвычайно низко ставит свидетельство Евтропия (которому автор, сам Геррес, отдает предпочтение перед Зосимой) и совсем молчит о свидетельстве Иеронима, как будто такого авторитетного показания совсем не существует! Что возразит Шультце на то (не унимается торжествующий немецкий автор), что и учитель Церкви отдает предпочтение поборнику язычества (Лицинию) перед первым христианским императором? Попытка Шультце, заключает свою речь о Лицинии Геррес, очистить Константина от обвинения в клятвопреступлении, не удалась. Наши разъяснения, прибавляет не без самохвальства автор, имеют значение и для опровержения взгляда Ранке (Ранке – знаменитый историк), который хотя и не пытается обелять Константина, но избегает говорить о вероломстве христианского императора. Не считаем удобным оставить без замечаний, со своей стороны, Герресовых результатов относительно Лициниевой казни, результатов, основанных на правилах новейшей, якобы научной исторической критики; не считаем удобным тем более, что третий немецкий ученый, о котором будем говорить ниже, почему–то не касается разъяснений Герреса по вышеуказанному вопросу. Если читатель сравнит приемы и метод исследования того же вопроса Шультце с приемами и методами Герреса, то едва ли отдаст пальму преимущества последнему. Шультце несомненно деловитее и серьезнее исследует вопрос. Геррес больше старается убеждать своего читателя, чем доказывает ему истинность выводов; иначе поступает Шультце: он дает возможность овладеть читателю всем историческим материалом и побуждает его по достоинству оценивать доводы автора. Читатель с большим правом становится на сторону Шультце, чем Герреса. Число источников, которые подвергает анализу Шультце, больше числа источников Герреса. Последний почему–то совсем молчит о Сократе, свидетельству которого придает такое большое значение Шультце. Не в том ли уже заключаются какие–то восхваляемые Герресом приемы новейшей историографии, – не в том ли, чтобы игнорировать документы, опровергнуть показания которых нет возможности или по крайней мере очень трудно? Напрасно хвалится Геррес, что он открыл источник, которым будто бы не воспользовался Шультце – имеем в виду показание Иеронима. Открытый им источник не имеет никакого научного значения. Дело в том, что свидетельство Иеронима не самостоятельное: оно целиком и без критики занято латинским христианским писателем у язычника Евтропия. Следовательно, свидетельство Иеронима не есть новый источник; это есть то же самое свидетельство Евтропия, лишь переписанное в другой книге. Разве переписка одного и того же свидетельства хотя бы во многих книгах увеличивает его научную ценность? Вот вероятная причина, по которой Шультце не удостоил внимания свидетельства Иеронима, которое доставляет такое неистощимое удовольствие не обладающему критическим чутьем Герресу. |
| Младший сын Феодосия, Гонорий, император Запада, был тогда еще мальчиком десяти лет. Руководителем слабого Аркадия Феодосий оставил Руфина, который занимал с 393 года пост префекта претория. Руфин был родом из города Элузы в провинции Новемпопулана, в южной Галлии. То был человек с большим самосознанием, представительной наружности, с живой и бойкой речью, 465 честолюбивый и тщеславный, как его характеризовали современники. Обладая огромным состоянием, он отличался страшным корыстолюбием. Опеку над младшим сыном Феодосий поручил своему боевому сподвижнику Стилихону. 466 Вандал по происхождению, сын заслуженного генерала римской армии, Стилихон с 392 года занимал пост магистра армии, и по смерти Феодосия был главнокомандующим всех военных сил западной половины империи. Желая приблизить его к своему дому, Феодосий выдал за него свою любимую племянницу Серену. Олимпиодор сообщает, будто Феодосий поручил попечению Стилихона обоих своих сыновей, 467 но это свидетельство стоит одиноко и не подтверждается событиями, последовавшими по смерти Феодосия. Опекун Гонория и руководитель Аркадия были между собой в натянутых отношениях, и эта взаимная враждебность сказалась вскоре в тяжких для государства последствиях. Современный свидетель Евнапий делает такое общее замечание о тех временах: «Царями правили люди, опекавшие их власть, а сами опекуны все время вели между собою войну не открытой силой и с поднятым оружием в руках, но тайно, не оставляя неиспользованным никакого обмана и коварства». 468 Властный характер Руфина вызывал вражду к нему в придворных кругах и наиболее ожесточенным врагом его был евнух Евтропий, занимавший важный и влиятельный пост препозита царской опочивальни. 469 У Руфина была взрослая дочь, и он надеялся выдать ее за Аркадия, чтобы тем еще более упрочить свое положение. Евтропий мечтал заменить Руфина при особе императора и сумел предупредить осуществление его плана. Когда Руфин уехал в Антиохию, чтобы наказать комита Востока за личную обиду, Евтропий воспользовался его отсутствием и показал Аркадию портрет одной красавицы. То была Евдоксия, дочь франка, генерала римской армии Баутона, которого Грациан посылал когда-то на Восток на помощь Феодосию против готов. Отец ее уже умер, и она жила в Константинополе в доме вдовы магистра армии Промота, казненного по проискам Руфина. Аркадий влюбился в красавицу, немедленно были сделаны приготовления к свадьбе, и когда Руфин вернулся из Антиохии, ему осталось только присутствовать на торжестве бракосочетания императора (27 апреля 395 года). Таким образом положена была преграда честолюбивым замыслам Руфина. |
| Казалось, подвиги смирения и любви, мученические жертвы – только ряд ступеней, по которым триумфатор Констанций восходит на престол. Но иногда, в то время, как арианский монах говорил о благодеяниях императора, оказанных ему, Юлиану, мальчик смотрел молча прямо в глаза учителю глубоким взором; он знал, что в это мгновение думает монах, так же, как тот знал, что думает ученик; и они об этом не говорили. Но после того, если Юлиан останавливался, забыв перечисление имен ветхозаветных патриархов, или плохо выученную молитву, Евтропий, так же молча, с наслаждением, смотрел на него лягушачьими глазами и тихонько брал его за ухо двумя пальцами, как будто лаская; ребенок чувствовал, как медленно впивались в ухо его два острых, жестких ногтя. Евтропий, несмотря на видимую угрюмость, обладал насмешливым и по-своему веселым нравом; он давал ученику самые нежные названия: «дражайший мой», «первенец души моей», «возлюбленный сын мой», и посмеивался над его царственным происхождением; каждый раз, ущипнув его за ухо, когда Юлиан бледнел не от боли, а от злости, монах произносил подобострастно: – Не изволит ли гневаться твое величество на смиренного и худоумного раба Евтропия? И лизнув ладонь, приглаживал височки, и слегка потрескивал пальцами, прибавляя, что злых и ленивых мальчиков очень бы хорошо поучить иногда лозою, что об этом упоминается и в Священном Писании: лоза темный и строптивый ум просвещает. Говорил он это только для того, чтобы смирить «бесовский дух гордыни» в Юлиане: мальчик знал, что Евтропий не посмеет исполнить угрозу; да и монах сам был втайне убежден, что ребенок скорее умрет, чем позволит себя высечь; и все-таки учитель почасту и подолгу говорил об этом. В конце урока, при объяснении какого-то места из Священного Писания, Юлиану случилось заикнуться об антиподах, о которых слышал он от Мардония. Может быть, он сделал это нарочно, чтобы взбесить монаха; но тот залился тонким смехом, закрывая рот ладонью. – И от кого ты слышал, дражайший, об антиподах? Ну, насмешил ты меня, грешного, насмешил! Знаю, знаю, у старого глупца Платона кое-что о них говорится. |
| Радуйся, благочестию и молитве измлада наученная. Радуйся, чтению Божественных Писаний навыкшая. Радуйся, жития святых и поучения их возлюбившая. Радуйся, от юности твоея страх Божий имевшая. Радуйся, во всем житии твоем о горнем помышлявшая. Радуйся, сим путь спасения нам показавшая. Радуйся, преподобная мати Евтропие, о душах наших усердная молитвеннице. Кондак 3 Сила Вышняго от юности твоея воистину осеняше тя, святая Евтропие, храняше бо тя и возбуждаше на молитву, пощение и милосердие. Темже вся сия исполнивши, Небесному Царю и Владыце всех угодила еси, и ныне, пресветлым небесным венцем украсившися, воспеваеши со Ангелы песнь: Аллилуиа. Икос 3 Имеяше желание благое мир оставити и единому Господеви поработати, стопы твоя во обитель Алешковскую направила еси, да возможеши безпреткновенно подвигам иноческим предатися и житию святых поревновати. Мы же, взирая на сие, прославляем Бога, укрепляющаго верныя Своя, приносяще тебе таковая: Радуйся, точию Господу угодити восхотевшая. Радуйся, со умилением Ему молившаяся. Радуйся, Бога яко Отца измлада возлюбившая. Радуйся, в напастех на Того Единаго уповавшая. Радуйся,чистоты душевныя и телесныя хранительнице. Радуйся, дев благочестивых украшение. Радуйся, преподобная мати Евтропие, о душах наших усердная молитвеннице. Кондак 4 Бури страстей желающи избежати, житие девственное возлюбила еси, преподобная, и, ум и сердце отрешивши от всего земнаго и привременнаго, к Горнему Иерусалиму устремилася еси, да возможеши непрестанно взывати Христу: Аллилуиа. Икос 4 Слышала еси, преподобная мати, яже Апостол рече: «Непосягшая печется о Господних, како угодити Господеви», - сему поревновала еси. Темже, ведуще богоугодное житие твое и теплую любовь к Богу, вопием ти сицевая: Радуйся, приметатися во дворех Господних возлюбившая. Радуйся, путь иноческаго жития избравшая. Радуйся, Христу уневещенная. Радуйся, свеще негасимая, к Богу в молитвах горящая. Радуйся, благодатию Божиею обогащенная. Радуйся, едину надежду токмо на Господа полагавшая. |
| 78 Констанций, еще бодучи цезарем, управлял Галлией и Британией. Затем, по титулу августа ему еще полагались Италия, Испания и Африка, но он уступил их креатуре Галерия – Северу, довольствовавшись титулом августа и не расширяя своей действительной власти. См. также прим. 64. 79 Евтропий («Краткая история от основания Города», X, 3, 2), называет этих варваров – это были франки и алеманны. Он же упоминает о том, что Константин захватил при этом в плен их вождей. Странно и любопытно при этом то обстоятельство, что Виктор (Секст Аврелий Виктор, «Извлечения...» , XLI) называет царя алеманнов Эрока, «сопровождавшего Констанция для его защиты» и содействовавшем Константину в провозглашении его цезарем. Евтропий (X, 3) и Panegyr. Veter., VII, 10–12. сообщают, что захваченные в этом походе вожди и многие молодые пленники были отправлены на гладиаторские бои со зверями в амфитеатре Трира. 80 Сравнение государства (или вселенной) с человеком было широко распространено еще в классической Греции. В основании его лежит, конечно, языческие представления об устройстве мира. Так, например, Платон в «Государстве» (II, 368 d-e) легко переходит от рассмотрения справедливости в отдельном человеке к рассмотрению ее в государстве. Здесь Евсевий пользуется этим сравнением просто для украшения своего сочинения. 81 Флавий Север, назначенный цезарем в Италию, сохранял этот титул совсем недолго. Против него взбунтовались преторианцы и провозгласили цезарем Максенция, сына Максимиана Геркулия. 83 По рассказу Виктора (Секст Аврелий Виктор, «Извлечения о жизни и нравах римских императоров», XL, 3), Север был убит у Трех Таверн Геркулием Максимианом, после того, как войска покинули его. Евтропий, («Краткая история от основания Города», X, 2, 3–4) так рассказывает об этих событиях: «Между тем в Риме преторианцы, учинив бунт, избрали августом Максенция (306–312 гг.), сына Геркулия, который жил недалеко от города на государственной вилле. Узнав об этом, Максимиан Геркулий, в надежде вновь обрести прежнюю власть, которую он оставил против своей воли, поспешил из Лукании в Рим ... |
| При этом все, живущие около молитвенного дома, сбежались посмотреть на царя, и одни стали перед домом и старались занять места подле идущей мимо дороги, чтобы лучше рассмотреть лицо царя и окружающих его телохранителей, а другие вошли вслед за ним, пока прочие с женами и детьми оставались вне дома. Тотчас после сего целое огромное здание, окружавшее молитвенный дом, обрушилось, и за этим следовали восклицания и удивление, – все взывали, что только молитва царя спасла от гибели такое множество народа. Это было точно так, как я сказал. Царь скончался, оставив восьмилетнего сына Феодосия, что случилось в консульство Васса и Филиппа, в первый день мая, во второй год 297-й Олимпиады. Царствовал он вместе с отцом своим Феодосием тридцать лет 380 , а по смерти отца четырнадцать, вся же жизнь его продолжалась тридцать один год. Эта книга обнимает двенадцать лет и шесть месяцев времени. 335 Аркадий стал первым восточно-римским императором 395–408, Гонорий – первый западно-римским 395–423. В момент смерти Феодосия Аркадию еще не было восемнадцати, Гонорию же было всего десять лет. 336 Ближайший сотрудник Феодосия Великого, преторианский префект Руфин стал после смерти императора фактическим правителем Восточно-римской империи. Единственным, кто мог бороться с его влиянием, оказался евнух Евтропий, императорский постельничий препозит священной опочивальни. Воспользовавшись временным отъездом Руфина в Антиохию, Евтропий свел Аркадия с молодой красавицей Элией Евдоксией, разрушив тем самым план префекта женить императора на своей дочери Марии. Руфин не смог помешать браку Аркадия с Евдоксией. При возвращении римской армии после похода против восставших готов во главе которых стоял Аларих префект был неожиданно казнен 27 ноября 395 г. Вероятно, заговор против Руфина организовали Евтропий и военачальник Гайна, гот по происхождению. 337 Нектарий умер 26 сентября 397 г. Ситуация в Константинополе была особо неустойчивой из-за длительного периода преобладания ариан в столице до 380 г., из-за слабого управления Нектария и из-за интриг александрийского епископа Феофила, желавшего ослабить своих константинопольских соперников и иметь на столичном престоле своего ставленника. |
|
|
