| Запись на собеседование по телефону Справочной службы «Милосердие» 972-97-02. Скажите оператору, что вы хотите записаться на Курсы патронажных сестер и назовите свои координаты (фамилию, имя, возраст, телефон и проч.), чтобы с вами могли связаться и пригласить на собеседование. Обучающимся на курсах общежитие не предоставляется. Требования к кандидатам: — возраст от 20 до 55; — желание послужить больным; — возможность поднимать тяжести. Курсы будут проходить с февраля по декабрь 2010 г. Занятия 3 раза в неделю с 18.00 до 21.00 Обучение на Курсах сопровождается работой в подразделениях сестричества под руководством опытных сестер милосердия. Занятия ведут: -Протоиерей Аркадий Шатов – духовник Свято-Димитриевского училища сестер милосердия; — Елена Ивановна Камалова – заместитель директор по учебной работе Свято-Димитриевского училища сестер милосердия; — Ольга Иорданская – старший преподаватель по уходу за лежачими больными Свято-Димитриевского училища сестер милосердия, старшая сестра Свято-Спиридоновской богадельни; — Светлана Павловна Пиманкина – старшая сестра отделения реанимации больницы святителя Алексия; — Любовь Геннадьевна Митичкина – старшая сестра по уходу больницы святителя Алексия; — Фредерика де Граф — волонтер Первого хосписа (Москва) , духовная дочь митрополита Антония Сурожского; — Елена Васильевна Крылова – преподаватель сестринского дела Свято-Димитриевского училища сестер милосердия, преподаватель высшей категории, победитель конкурса «Лучший преподаватель 2009 года среди преподавателей медицинских училищ г. Москвы», создатель музея сестер милосердия; — Наталья Михайловна Палатова – преподаватель сестринского дела в хирургии, преподаватель высшей категории. Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Материалы по теме 9 апреля, 2024 |
| Несмотря на долговременное безвыездное пребывание в Петербурге, он имел круг знакомства очень ограниченный. Разумеется, он усердно делал поздравительные визиты – обязательные в известные дни – всем вообще лицам, к которым имел отношение по официальному положению, равным образом принимал поздравителей и у себя; но частные его выезды бывали очень редки. Изредка бывал он у брата, своего, исакиевского протоиерея М. Ив. Муретова; посещал своего соседа по подворью пр. Григория Калужского, а с 1861 г. еще митрополита Киевского Арсения, да – и только. У себя принимал гостей тоже немногочисленных. По праздникам, исключая летнее дачное время, вечерними посетителями у него были: брат, его семейство и некоторые из родных брата и даже духовных детей его, с которыми он познакомил преосвященного. В праздничные же дни бывали у Димитрия и утренние посетители: это почитатели, жаждавшие утешения в беседе благостного Владыки или, чаще, его пособия и помощи в тесных обстоятельствах столичной жизни. В числе таких посетителей гостиной пр. Димитрия чаще других встречались: бывший его ученик и потом сослуживец по академии, прославившийся издатель «Домашней беседы» – Виктор Ипатьевич Аскоченский, и еще флота – капитан Бурачек, издававший журнал «Маяк». Оба они почему-то считали Димитрия покровителем их исключительного в то время направления в литературной деятельности 300 , основанной больше на том, что их покровитель не умел никогда отказать в просимой субсидии их не далеко и не широко расходившимся изданиям. Другие – внешние условия, которым нужно было подчиняться, не только не давали удобств, а напротив во многом были стеснительны и даже прямо неблагоприятно действовали на физическое и моральное состояние преосвященного. Сначала, по приезде Димитрия в Петербург, ему отвели квартиру в синодальном подворье на Звенигородской улице, где (и при тогдашнем устройстве подворья) можно было устроиться, если не с полным удобством, то по крайней мере без стеснений. Но здесь одесским гостям пришлось прожить только несколько месяцев; по случаю назначенного капитального ремонта в Звенигородском подворье их перевели на Ярославское, находящееся на краю города – в двадцатой линии Васильевского острова. |
| Материалы к жизнеописанию первого и последнего священника линейного корабля Балтийского флота протоиерея Димитрия Васильевича Андреева (1884–1938) Источник: Богослов.Ru Рубеж конца XVIII – начала XIX веков стал временем, когда военное духовенство стало считаться сословно оформившимся. Одним из его представителей был ревностный пастырь, первый и последний священник линейного корабля Балтийского флота «Андрей Первозванный» протоиерей Дмитрий Васильевич Андреев. Его жизненный путь описан в публикуемой статье правнуком о. Димитрия, диаконом Андреем Балахниным. Русское духовенство с древних времён сопровождало русское воинство в военных походах. Но как институт военное духовенство стало формироваться в XVIII веке. По Уставу морской службы с 1720 года на каждый корабль назначался иеромонах (иногда назначались бессемейные священники из белого духовенства), а во главе морского духовенства ставился обер-иеромонах флота. Рубеж конца XVIII – начала XIX веков стал тем временем, когда в светских, церковных и военных кругах стали вслух говорить о военном духовенстве как сословно оформившемся. Наступил тот момент, когда централизация разрозненных усилий по духовно-нравственному воспитанию войска оказалась возможной, а военное духовенство осознало свою корпоративность . Первый обер-священник армии и флота России был назначен 9 апреля 1800 года, им стал протоиерей Пётр Яковлевич Озерецковский. Таким образом, состоялось отделение в управлении военного духовенства от епархиального. Обер-священники по своим полномочиям были фактически уравнены с епархиальными архиереями: им была предоставлена дисциплинарная власть над военными священниками, а также право назначать и увольнять священно- и церковнослужителей военного ведомства без особого разрешения Синода . Институт военного и морского духовенства существовал в России до 16 января 1918 года, когда он был ликвидирован приказом Народного комиссариата по военным делам. Из армии было уволено 3700 священников. Одним из скромных, но ревностных пастырей, опекавших русских моряков в походах, был первый и последний священник линейного корабля Балтийского флота «Андрей Первозванный» протоиерей Дмитрий Васильевич Андреев. |
| Отца Сергия выручили кролики. В те годы чуть не все поголовно занимались разведением кроликов, благо заготконтора охотно принимала шкурки и можно было купить племенных животных. Отец Сергий с Димитрием Васильевичем купили несколько пар наиболее ценных пород, с пломбами в ушах. Да, именно с Димитрием Васильевичем. К этому времени острые углы обтерлись, отец Сергий и Жаров попривыкли друг к другу, нашли общий язык, и вот даже в складчину купили кроликов. Отец Сергий не столько радовался дополнительному доходу, хотя он был серьезным добавлением к бюджету семьи, сколько установившимся добрым отношениям. А Костя так по- настоящему подружился с Димитрием. В уходе за кроликами Димитрий Васильевич почти не участвовал. Клетки стояли в сарае у Свых, и, естественно, ухаживать приходилось им, главным образом Мише. До его отъезда кролики были почти исключительно на его попечении. Особенно любил он возиться с молодняком от двух недель до двух месяцев — пушистые зверьки в этом возрасте прелестны. Самых маленьких подкармливал сепараторным молоком из пипетки. Подросших кроликов забивали. Этим занимался уже Димитрий Васильевич, так как отец Сергий не мог убивать животных по своему сану, а Миша — по любви к ним. Молоко для кроликов покупали у одной вдовы, державшей коз. Такая мелочь, как покупка сепараторного молока, помогла укрепиться случайному знакомству, которое началось при не совсем обычных обстоятельствах, а впоследствии перешло почти в дружбу. Вот как это получилось. Незадолго до каникул Наташа принесла из школы сенсационную новость — ее одноклассник Николай Иванов сбежал из дома. Он плохо учился, ленился, мать пригрозила ему, а он ушел. Через несколько дней к отцу Сергию пришла эта мать, Прасковья Матвеевна. Смуглая, худая, с большим «восточным» носом, по которому одна за другой стекали слезы, она сидела против отца Сергия и рассказывала. — Да, побила его и еще пригрозила, а он вот что сделал. Не со страху, что там мои удары для большого пятнадцатилетнего мальчишки, а от обиды. Самолюбивый он, вольный, без отца рос; старшие не такие, с ними легче было. Старшие уже разъехались, работают. И им писала, спрашивала, не у них ли Коля, — нет ни у того, ни у другого. Может быть, уж и в живых нет? |
| — Бросить? — Она ногтями застучала по столбику кровати, зубы у нее понемногу зло открылись. — А знаешь — о чем в Москве говорят! Править, мол, царством мы слабы… Великих делов от нас не видно… Василий Васильевич потрогал пальцем усы, пожал плечом. Софья покосилась на него: ох, красив, ох, мука моя… Да — слаб, жилы — женские… В кружева вырядился… — Так-то, батюшка мой… Книги ты читать горазд и писать горазд, мысли светлые, — знаю сама… А вчера после вечерни дядюшка Иван Михайлович про тебя говорил: «Читал, мол, мне Василий Васильевич из тетради про смердов, про мужиков, — подивился я: уж здоров ли головкой князюшка-то?» И бояре смеялись… Как девушка, вспыхнул Василий Васильевич, из-под длинных ресниц метнул лазоревыми глазами. — Не для их ума писано!» — Да уж какие ни на есть, — умнее слуг нам не дадено… Сама терплю: мне бы вот охота плясать, как польская королева пляшет, или на соколиную охоту выезжать на коне, сидя бочком в длинной юбке. Молчу же… Ничего не могу, — скажут: еретичка. Патриарх и так уж мне руку сует как лопату. — Живем среди монстров, — прошептал Василий Васильевич. — Вот что тебе скажу, батюшка… Сними-ка ты кружева, чулочки, да надень епанчу походную, возьми в руки сабельку… Покажи великие дела… — Что?.. Опять разве были разговоры про хана? — У всех одно сейчас на уме — воевать Крым… Этого не минуть, голубчик мой. Вернешься с победой, тогда делай что хочешь. Тогда ты сильнее сильных. — Пойми, Софья Алексеевна, — нельзя нам воевать… На иное нужны деньги… — Иное будет после Крыма, — твердо проговорила Софья. — Я уж и грамоту заготовила: быть тебе большим воеводой. День и ночь буду тебя поминать в молитвах, все колени простою, все монастыри обойду пешая, сударь мой… Вернешься победителем, — кто тогда слово скажет? Перестанем скрываться от стыда… Верю, верю — Бог нам поможет против хана. — Софья слезла с постели и глядела снизу вверх в его отвернутые глаза. — Вася, я тебе боялась сказать… Знаешь, что еще шепчут? «В Преображенском, мол, сильный царь подрастает… А царевна, мол, только зря трет спиной горностай…» Ты мои думы пожалей… Я нехорошее думаю. — Она схватила в горячие ладони его задрожавшую руку. — Ему уже пятнадцатый годок пошел. Вытянулся с коломенскую версту. Прислал указ — вербовать всех конюхов и сокольничих в потешные. А сабли да мушкеты у них ведь из железа… Вася, спаси меня от греха… В уши мне бормочут, бормочут про Димитрия, про Углич… Чай, грех ведь это? (Василий Васильевич выдернул руку из ее рук. Софья медленно, жалобно улыбнулась.) И то, я говорю, грех и думать о таких делах… То в старину было… Вся Европа узнает про твои подвиги. Тогда его бояться уж нечего, пусть балуется… |
| Иеромонах Димитрий (Першин): По книгам и фильмам Бориса Васильева мы учились быть людьми Думаю, в эти дни мы все будем молиться об упокоении новопреставленного раба Божия Бориса и просить Господа, чтобы Он во всей полноте явил ему ту красоту, о которой он свидетельствовал в своих книгах.. 11 марта, 2013 Думаю, в эти дни мы все будем молиться об упокоении новопреставленного раба Божия Бориса и просить Господа, чтобы Он во всей полноте явил ему ту красоту, о которой он свидетельствовал в своих книгах.. Сегодня в Москве на 89-м году жизни умер писатель-фронтовик Борис Васильев. Участник Великой Отечественной войны, автор множества романов и повестей, стал широко известен после выхода дебютной повести «А зори здесь тихие…». Его герои были взяты из военной действительности, которая была прекрасно известна и самому автору. О почившем говорит иеромонах Димитрий (Першин): — Борис Васильев – писатель, над книгами которого и над снятыми по ним фильмам мы плакали, учились по ним быть людьми. Описывая судьбы простых русских людей, он сумел донести до читателей заветы уходящей Руси, явить удивительные грани того подвига, благодаря которому Русская земля, особенно Русский Север, получила название Северной Фиваиды. Это заветы любви, кротости, заботы, готовности положить душу за други своя. Это то, чем главный герой романа «Не стреляйте белых лебедей» Егор берет за душу, сколь бы черствой она не была. В прозе Бориса Васильева, — для примера упомяну лишь еще одну его повесть «А зори здесь тихие», — мы встречаем этого русского человека, ныне почти исчезнувшего, который и войну прошел, и в мирное время готов защитить красоту земную и своими поступками явить красоту небесную. Думаю, в эти дни мы все будем молиться об упокоении новопреставленного раба Божия Бориса и просить Господа, чтобы Он во всей полноте явил ему ту красоту, о которой он свидетельствовал в своих книгах.. Записал Леонид Виноградов Читайте также: «Война — это грязь». Интервью с Борисом Васильевым Русский офицер литературы |
| 66 Войско разделилось на три полка: в большом – боярин, князь Михайло Васильевич Скопин-Шуйский да боярин Иван Никитич Романов; в передовом – боярин, князь Иван Васильевич Голицын; в сторожевом полку – боярин Василий Петрович Морозов да Яков Васильевич Зюзин. 73 Marchocki Histor. wojny Mosk. 6–10. – Никон. Лет. 92–95. – Хроногр. Арх. Ком. – Buss. 81–83. – Petr. 212 78 Распределение воеводства было такое: товарищем Шуйското – Михайло Алексеевич Нагой; впереди – боярин князь Василий Васильевич Голицын; в сторожевом полку – боярин князь Борис Михайлович Лыков. А с ними посланы многие ратные люди изо всех городов, дворяне и дети боярские, – и с мещерскими князи, и мурзы, и татарове. А с касимовскими мурзы и с татарове – голова Гозан Петров сын Болтин; а с кадомскими – Остафей Яковлев сын Соховцев; с темниковскими – Федор Клокачев; с арзамасскими – Степан Шитлов – нижегородец. 81 Начальство в московском войске распределено было так: в большом полку – боярин князь Михайло Васильевич Скопин-Шуйский и боярин Иван Никитич Романов; в передовом полку – боярин кн. Иван Михайлович Воротынский и окольничий князь Григорий Петрович Ромодановский; в сторожевом – стольник князь Иван Борисович Черкасский да Федор Борисович Головин. 82 Влево пошел Адам Вишневецкий, вправо, к реке Москве, Хруслинский, а сам Рожинский входил по дороге между зарослями. 83 Распределение было таково: в большом полку – князь Иван Семеныч Куракин и товарищ его Григорий Григорьевич Пушкин; в передовом – боярин князь Борис Михайлович Лыков и князь Григорий Константинович Волконский; в сторожевом – чашник Василий Иванович Бутурлин. 99 Тем не менее, католическая пропаганда хотела тогда воспользоваться для своих видов, на будущее время, путаницею в Московском государстве и считала, как видно, возможным, что называвший себя Димитрием в самом деле может царствовать на московском престоле. Написан был проект, которого значительная часть дошла до нас, хотя во многих местах в испорченном виде; он писан был на польско-латинской смеси и разделен на параграфы. |
| Но чтобы видеть, имели ли эти писатели основания для известия об умерщвлении Царевича, выпишем несколько мест из их сказаний. «Московские бояре, – пишет Паерле, – в 1606г., июня 6, спустя 15 лет после смерти св. Царевича, пред послами Польскими читали бумагу следующего содержания: «За несколько пред сим лет, по смерти нашего в.к. Ивана Васильевича, остались два сына: старший из них Феодор, вступил на престол, а младший, Димитрий Иоаннович, еще юный летами, получил в удел от своего отца три удельных княжества и жил в городе Угличе; но впоследствии, за наши грехи, по воле Всемогущего, Борис Годунов погубил Царевича, а сам овладел престолом Вел Княжества», и проч. Пан Гонсевский, по окончании речи, отвечал боярам: «Всемилостивейший Государь наш, за несколько пред сим лет, получил известие, что по кончине в.к. Ивана Васильевича, остался юный сын, Дмитрий Иванович, коему отец, при жизни своей, пожаловал Княжество Углицкое с двумя другими; потом разнеслась молва, что Царевич тайно умерщвлен Борисом, к великой горести всех Поляков: мы оплакиваем сию кончину из христианского сострадания» 19 . Речь бояр Московских напечатана в Дневнике самого же посла Гонсевского, пред которым она была говорена 20 . В том же Дневнике Гонсевского 1606г, мая 27, Польский посол, пан Велижский, между прочим, говорит боярам нашим: «У нас было известно, что, по смерти Государя вашего, Ивана Васильевича, остался сын Дмитрий; потом пронесся слух, что Борис Годунов велел убить его для своей выгоды». Это было сказано в ответ на речь Нащокина, который, от имени Русских бояр, говорил послам, что после Ивана Васильевича остался сын Дмитрий, и что злые люди лишили его жизни 21 . В Дневнике Марины Мнишек пишется, что 1606г., июня 23, пан Малаховский отвечал нашим боярам: «Известно было у нас, в Польше, что Борис велел умертвить Царевича, о чем мы, Поляки, сердечно сожалели по долгу христианскому» 22 . Итак, в России знали, что Борис Годунов погубил Царевича; в Польше знали, что Царевич умерщвлен Борисом и оплакивали кончину его. Петрей, обличая самозванство первого Лжедимитрия, пишет: «Знатный Польский вельможа, Ян Сапега, говорил, что на зло Россиянам, Дмитрий, сын Ивана Васильевича, умерщвленный и в Угличе, и в Москве, опять воскрес, и должен покорить их, хотя бы они перебесились от досады». Сапега был начальником Польских войск, опустошавших Россию во время Самозванцев. Кроме того, Петрей и Де-Ту знают о свидетельстве царицы Марфы, которое произнесла она пред смертию Лжедимитрия о убиении сына ее в Угличе 23 . |
| Сын Ивана Васильевича обвенчался с Еленой 6 января 1483, а в октябре того же года родился у них сын по имени Димитрий: Иван Васильевич очень радовался рождению внука, не предвидя, что настанет время, когда он сделается мучителем этого внука. Заметно возрастала жестокость характера московского государя по мере усиления его могущества. Тюрьмы наполнялись; битье кнутом, позорная торговая казнь, стало частым повсеместным явлением; этого рода казнь была неизвестна в древней Руси; сколько можно проследить из источников, она появилась в конце XIV века и стала входить в обычай только при отце Ивана Васильевича; теперь от нее не избавлялись ни мирские, ни духовные, навлекшие на себя гнев государя. Страшные пытки сопровождали допросы. Иван Васильевич сознавал нужду в иноземцах, и вслед за Аристотелем появилось их уже несколько в Москве; но московский властитель не слишком ценил их безопасность, когда что-нибудь было не по его нраву. Был у него врач немец по имени Антон; он пользовался почетом у великого князя, но в то время, когда совершалась свадьба Иванова сына, этот врач лечил одного татарского князька Каракуча, находившегося при царевиче Даниаре, служившем Москве: вылечить его не удалось. Великий князь не только выдал этого бедного немца сыну умершего князька, но когда последний, помучивши врача, хотел отпустить его, взявши с него окуп, Иван Васильевич настаивал, чтоб татары убили Антона; и татары, исполняя волю великого князя московского, повели Антона под мост на Москву-реку и там на льду зарезали ножом как овцу, по выражению летописца. Это событие навело такой страх на Аристотеля, что он стал проситься у Ивана Васильевича отпустить его на родину, но московский властитель считал своим рабом всякого, кто находился у него в руках; он приказал ограбить все имущество архитектора и засадил в заключение на дворе немца Антона. Итальянец был выпущен для того, чтобы поневоле продолжать службу на земле, на которую он имел легкомыслие заехать добровольно. Чем далее, тем последовательнее и смелее прежнего Иван Васильевич занялся расширением пределов своего государства и укреплением своего единовластия. |
| Влияние Сильвестра и советников его могло встретить препятствие только в одном близком к царю семействе – Захарьиных-Юрьевых; отсюда ненависть советников Сильвестровых к царице Анастасии и ее братьям, ненависть, могшая вызвать и со стороны последних подобное же чувство. Советники Сильвестра сравнивали Анастасию с Евдокиею, женою византийского императора Аркадия, гонительницею Златоуста, разумея под Златоустом Сильвестра; Курбский называет Захарьиных-Юрьевых клеветниками и нечестивыми губителями всего Русского царства. И вот в случае смерти царя и во время малолетства сына его правительницею будет Анастасия, которая, разумеется, даст большое влияние своим братьям; советники Сильвестра объявляют решительно, что они не хотят повиноваться Романовым и потому признают наследником престола князя Владимира Андреевича. Оставшийся верным Иоанну князь Владимир Воротынский и дьяк Иван Михайлович Висковатый начали говорить удельному князю, чтоб не упрямился, государя бы послушал и крест целовал племяннику; князь Владимир Андреевич сильно рассердился и сказал Воротынскому: «Ты б со мною не бранился и не указывал и против меня не говорил». Воротынский отвечал ему: «Я дал душу государю своему, царю и великому князю Ивану Васильевичу, и сыну его, царевичу князю Димитрию, что мне служить им во всем вправду; с тобою они ж, государи мои, велели мне говорить: служу им, государям своим, а тебе служить не хочу; за них с тобою говорю, а где доведется, по их приказанию и драться с тобою готов». И была между боярами брань большая, крик, шум. Больной царь начал им говорить: «Если вы сыну моему Димитрию креста не целуете, то, значит, у вас другой государь есть; а ведь вы целовали мне крест не один раз, что мимо нас других государей вам не искать. Я вас привожу к крестному целованию, велю вам служить сыну моему Димитрию, а не Захарьиным; я с вами говорить не могу много; вы души свои забыли, нам и детям нашим служить не хотите, в чем нам крест целовали, того не помните; а кто не хочет служить государю-младенцу, тот и большому не захочет служить; и если мы вам не надобны, то это на ваших душах». |
|
|
