| Вот и корень слова проявился, сразу вспомнились 12 колен Израиля, берущих свое начало от 12 сыновей ветхозаветного Патриарха Иакова. Правда, в других переводах можно встретить понятия «племена» или «семейства», но в наших Священных книгах укоренилось понятие «колена». 12 колен, или племен, на пути из Египта в обетованную Землю переживают самый важный момент в еврейской истории – Синайское откровение и начинают превращаться в единый народ, обладающий Богом данным Законом, по которому они становились «царством священников и народом святым» (Исх. 19:6). Связь поколений Время шло, и не все ладилось в этом народе, не всегда отцам удавалось передавать обетование о пришествии Мессии, верой в Которого они и оправдывались. И вот слышен грозный глас ветхозаветного пророка Малахии, устами которого говорит Бог: «Помните закон Моисея, раба Моего, который Я заповедал ему на Хориве для всего Израиля, равно как и правила и уставы. Вот, Я пошлю к вам Илию пророка пред наступлением дня Господня, великого и страшного. И он обратит сердца отцов к детям и сердца детей к отцам их, чтобы Я, придя, не поразил земли проклятием» (Мал. 4:4–6). Беда коренится не в семейных отношениях, а в потере духовной преемственности. Ангел Господень почти буквально повторяет эти слова Захарии, отцу Иоанна Предтечи, предвозвещая о рождении Крестителя Господня – последнего пророка Ветхого Завета и первого пророка Нового Завета: «И многих из сынов Израилевых обратит к Господу Богу их; и предъидет пред Ним в духе и силе Илии, чтобы возвратить сердца отцов детям, и непокоривым образ мыслей праведников, дабы представить Господу народ приготовленный» (Лк. 1:16–17). Фото Анатолия Дмитриевича Заболоцкого Возобновить духовное единство всех отцов и детей, чающих пришествия Христа, – это уже достойная задача ветхозаветного народа. Не кровное родство и преемство, а вера во Христа – единственная основа духовного единства народа новозаветного. Размышлял о поколениях, а дошел до самого главного: чего нам – отцам и детям – не хватает? Не хватает духовного единства во Христе. Сердца наши не возвращены друг другу, мы все стараемся договориться и переубедить один другого. Но разве Христос «современен»? Апостол Павел восклицает: «Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр. 13:8). |
| Обратим внимание на третью строфу стихотворения, которое, как кажется читателю на первый взгляд, носит как бы очерковый характер: Н. Заболоцкий пересказывает ту давнюю историю, которая произошла с ним много лет назад. Строфа начинается так: «И как громом ударило/В душу его, и тотчас/Сотни труб закричали/И звезды посыпались с неба». В сюжетную ткань стихотворения, описывающего конкретный житейский случай, вдруг врывается запредельная нота: перед читателем не что иное, как Апокалипсис. «Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанный с кровью, и пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела. Второй Ангел вострубил, и как бы большая гора, пылающая огнем, низверглась в море; и третья часть моря сделалась кровью» (Откр., 8, 7-9). Вот откуда образ «кричащих труб» в стихотворении «Это было давно». В шестой же главе Откровения Иоанна Богослова мы читаем: «И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои» (Откр., 6, 13). В анализируемых четырех строчках - напластование смыслов. Апокалипсические времена, в которые жил Н. Заболоцкий, с одной стороны, личный Апокалипсис, с другой, и рухнувший мир его прежнего мировосприятия, с третьей, - все это должен увидеть читатель и понять сокровенный смысл этого стихотворения. Характерно, что принятие подаяния - это поворотный пункт в жизни героя. Вместе с поминальной трапезой он принимает и весь мир этой седой крестьянки, которая, вероятно, на Радоницу приходит на кладбище. Идут пасхальные дни, дни радости о воскресшем Спасителе, и крашеное яичко - символ этой пасхальной радости, которая побеждает смерть надеждой на всеобщее воскресение. «Сияние страдальческих глаз» - это и есть соединение, непостижимое для рационально устроенного разума, страдания и радости, света. Это то, что можно понять только сердцем. Все он бродит один И пытается сердцем понять То, что могут понять Только старые люди и дети. Только старые люди и дети чувствуют Бога сердцем, - и Н. Заболоцкий пристально вглядывается в детство и в старость. В цикле «Последняя любовь» есть стихотворение «Старость», перекликающееся со стихотворением «Это было давно» прежде всего такими строками: «В неясной мгле существованья/Был неприметен их удел,/ И животворный свет страданья /Над ними медленно горел» с. 287]. |
| Опустится багровый солнца круг. Заплакав жалобно, придут в сознанье травы, Вздохнут дубы, подняв остатки рук. с. 177] В реальном плане бытия перед нами - картина засухи, причиной которой является «солнце, раскалённое чрез меру». Но развитие поэтического сюжета приводит к неожиданному параллелизму картины засухи и внутреннего мира лирического героя: Но жизнь моя печальней во сто крат, Когда болеет разум одинокий И вымыслы, как чудища, сидят, Поднявши морды над гнилой осокой. И в обмороке смутная душа, И, как улитки, движутся сомненья, И на песках, колеблясь и дрожа, Встают, как уголь, чёрные растенья. На первый взгляд перед нами обычный психологический параллелизм, свойственный как народной поэзии, так и традиционной лирике. Но у этого параллелизма есть особые черты. Обратим внимание на то, что, например, картине сожжённых солнцем растений, разворачивающейся в первой части стихотворения, соответствует картина «чёрных, как уголь» растений во второй части; «реальные» улитки первой части оборачиваются «улитками сомнений» второй части, «миру призраков», «прозрачным фигурам испарений» соответствует, с одной стороны, мир вымыслов, с другой - образ колебания и дрожания. Это соответствие, как нам представляется, имеет не психологическую, а онтологическую природу. Засуха в природе имеет своей причиной внутреннее состояние человеческой души - вот тот закон строения стихотворения, который зиждется на основании онтологического параллелизма. Но сам этот онтологический параллелизм может быть воздвигнут только на фундаменте христианской мысли. Как отмечает В. Зеньковский, взгляд на природу как на вместилище боли и муки, которая возникла в мире из-за грехопадения человека, с исключительной силой и глубиной выражен у апостола Павла в послании к Римлянам: «Тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, потому что тварь поклонилась суете не добровольно, но по воле покорившего её, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне» (Рим. |
| Штык как бы замещает Христа, который пришёл в мир искупить человека и человечество. Но если штык - это «антихрист», «Люцифер», становится непонятным, почему он «пронзает» Иуду, тогда как это фигуры одного ряда? Чтобы понять это, нужно обратить внимание на то, что штык «состоит» из «тела и крови» и обладает атрибутами вездесущности: «О, штык, летающий повсюду ,/холодный тельцем, кровяной ». То, что штык пронзает Иуду, означает, что он входит в Иуду, но не убивает его, а Иуда становится «причастным» «телу и крови» штыка. Перед нами ещё один пример кощунственной «евхаристии». С другой стороны, эта ситуация является парафразом Евангелия, где говорится о том, что на Тайной Вечере, на которой и было установлено таинство Евхаристии, сатана вошёл в Иуду: «Сказав это, Иисус возмутился духом, и засвидетельствовал, и сказал: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Тогда ученики озирались друг на друга, недоумевая, о ком Он говорит. Один же из учеников Его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса. Ему Симон Пётр сделал знак, чтобы спросил, кто это, о котором говорит. Он, припав к груди Иисуса, сказал Ему: Господи! Кто это? Иисус отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту. И после сего куска вошёл в него сатана» (Ин. 21, 28). Иуда - предатель, но он входил в число апостолов. Можно сказать, что штык - Люцифер - Антихрист - Иуда тоже несёт «апостольское» служение: он должен нести «антихристово зловестие» по всему миру, что целиком и полностью совпадает с идеей мировой революции, а то, что революция пронизана антихристианским пафосом, нет нужды доказывать. Тебе ещё не та забота, тебе ещё не тот полёт - за море стелется пехота, и ты за море правишь ход. За море стелются отряды... с. 355] Установив значение образа штыка, мы должны вернуться к названию стихотворения. Оно называется «Пир». Что же за пир перед нами? Шумят точёные цветочки, ладони жмутся горячей, а ночь нам пива ставит бочку, бочонок тостов и речей. |
| Однако христианский код не явлен на «поверхности» текста, он скрыт и - сознательно или бессознательно - зашифрован. Практически в каждом стихотворении периода «Столбцов» пересекаются, переплетаются, сложно взаимодействуют три смысловых слоя и три вида сюжетов: эмпирически-бытовой, экзистенциальный и метафизический. Именно в метафизическом слое текста и происходят метаморфозы христианского кода. Метафизические сюжеты «Столбцов» во многом носят стихийный характер и обладают «мерцающей» семантикой. Кроме того, следует отметить их аксиологическую двойственность: при общей тенденции к отрицанию святыни итогом является осознание невозможности бытия в мире, превратившемся в ад. «Утопический» период в творчестве Н. Заболоцкого и есть попытка выхода из «ада» «Столбцов». В поэмах «Торжество Земледелия», «Деревья», «Безумный волк», «Птицы», стихотворениях «Венчание плодами», «Школа жуков» и т.д. разворачивается утопия Н. Заболоцкого, которая миметически строится по образцу христианской сотериологии. Сотериология - учение о спасении человека от греха и смерти. Ключевые моменты таинства спасения - Боговоплощение, которое становится поворотным пунктом в судьбе человечества, и искупительная жертва за Вселенную, которую приносит Христос. Крестная смерть и воскресение спасает человека и весь мир, наступает новый эон бытия. В поэтическом мире Н. Заболоцкого вся природа, все «звенья» её тварного состава поражены злом взаимного уничтожения, обезображены смертью. Именно смерть и страдание бессловесной твари - верховное зло в мироощущении и мире Н. Заболоцкого. Поэт как бы поэтически воплощает мысль апостола Павла о том, что «вся тварь стенает и мучится доныне, ожидая откровения сынов Божиих» (Рим. 8, 19-21). Для исцеления и спасения этого страдающего мира необходима жертва. И именно мотив жертвы является центральным для утопии Н. Заболоцкого тридцатых годов. Сами образы жертвы различны в разных произведениях этого периода, различно и наполнение понятия жертвы. Но главным её итогом в поэтическом мире Н. Заболоцкого является возникновение нового, преображённого эона бытия, нового строя человеческой и вселенской жизни. |
| Словно череп, безволос, Как червяк подземный, бел, Человек, расправив хвост, Перед волнами сидел. .................................... Он размахивал хвостом, Он притоптывал ногой, И кружился колесом, Безволосый и нагой. с. 103] 2. Утопия Н. Заболоцкого 30-х годов Диагноз, поставленный Н. Заболоцким миру в «Столбцах», следующий: мир бессмыслен, абсурден, безумен, подвержен тлению и распаду, в нём нет святынь, мир «лежит во зле». Божественная благодать в этом мире отсутствует, потому что для этого мира отсутствует источник благодати - Бог. Совершенно естественно, что в таком мире ни жить, ни творить невозможно, и поэт ставит перед собой задачу найти способ изменения данного миропорядка, что мы и можем наблюдать в творчестве Н. Заболоцкого тридцатых годов. 2.1.Формирование новой системы категорий мироощущения В тридцатые годы перед нами разворачивается грандиозная утопия Н. Заболоцкого, воплощенная, прежде всего в стихотворениях «Школа жуков», «Венчание плодами», поэмах «Торжество земледелия», «Деревья» «Безумный волк», «Птицы». Идея пересоздания мира в утопии Н. Заболоцкого воплощается в христианских категориях спасения и преображения, которые имеют не духовный, а условно фантастический характер. В 30-е годы начинает складываться и новая система категорий мироощущения. В таких стихотворениях, как «Утренняя песня», «Искусство», «Венчание плодами», маленькой поэме «Лодейников», появляется некое положительное, разумное, живое начало, которое связывается с деятельностью человека, преобразующего дикий и своевольный мир природы. Это начало полностью отсутствовало в «Столбцах» 1929 года. В «Лодейникове» противопоставление дикой природы, «где от добра неотделимо зло» с. 160], и преобразующей деятельности человека выражено отчетливее всего. Именно это противопоставление не только является содержанием стихотворений тридцатых годов, но и в последующий период определяет содержательный уровень многих произведений Н. Заболоцкого. Интересно, что на первом этапе формирования новой системы категорий мироощущения Н. Заболоцкий как бы высвобождает человека из мира зла и безумия, в то время как период «Столбцов» не знал такого раздвоения - там человек подчинен общим закономерностям «бытия по Заболоцкому», более того, именно человек воплощает наиболее страшные черты мира в целом. Первый же этап «высвобождения» человека связан у Н. Заболоцкого с понятием преобразующей силы искусства. Рассмотрим с этой точки зрения стихотворение «Искусство», написанное в 1930 году. Прозрачная композиционная схема этого стихотворения членит текст на определённую последовательность образов, отношения между которыми строятся по принципу иерархии, существующей в тварном мире. (Не случайно во второй строфе упоминается «карта живущих всего мира».) |
| Важный аспект поэтической мысли Н. Заболоцкого состоит в том, что подсознание, выходя наружу, осмысляется, обретает слово и таким образом входит в сферу сознания. Не случайно подсознание представлено в виде животного, слона; мы помним, что животное в поэтическом мире Заболоцкого должно обрести человеческий разум. Возвращаясь к музыкальным образам в творчестве Н. Заболоцкого, следует отметить, что в позднем периоде творчества музыкальная сфера получает совершенно иной эмоционально-образный ореол. В стихотворении «Метаморфозы», которое является сгустком поэтической философии зрелого Н. Заболоцкого, мы читаем: «...Мир/Во всей его живой архитектуре - /Орган поющий , море труб, клавир ,/ Не умирающий ни в радости, ни в буре » с. 191]. Явления природы, звери, птицы, деревья, растения - все наделяется у Н. Заболоцкого способностью петь: Лодейников очнулся. Над селеньем Всходил туманный рог луны, И постепенно превращалось в пенье Шуршанье трав и тишины. Природа пела. Лес, подняв лицо, Пел вместе с лугом. с. 168] В стихотворении «Утренняя песня» поют «деревья, звери, птицы» с. 212]; в стихотворении «Творцы дорог» поют цветы: «Есть хор цветов, не уловимый ухом,/ Концерт тюльпанов и квартет лилей» с. 222]. В стихотворении «Бегство в Египет» Н. Заболоцкий пишет: «Духи, ангелы и дети/На свирелях пели мне» с. 268]; даже сама История, становясь предметом поэтической рефлексии, поет: «Здесь История пела , как дева, вчера» с. 207]. В поэзии зрелого Н. Заболоцкого мы встречаемся с такими метафорами, которые преображают мир, делая его музыкой: это и «органы скал», и «оркестры рек», и «литавры и бубны истории». В стихотворении «Бетховен» мы читаем: «В рогах быка опять запела лира, / Пастушьей флейтой стала кость орла,/И понял ты живую прелесть мира /И отделил добро его от зла» с. 198]. Н. Заболоцкий «раздает» музыкальные инструменты героям своих стихотворений: И кузнечик трубу свою поднял , и природа внезапно проснулась, И запела печальная тварь славословье уму ... с. 180] А в небе, седые от пыли, |
| Открывается фотовыставка Анатолия Заболоцкого Москва,18 февраля 2004 г. 18 февраля 2004 г. в 16.00 в Музее Храма Христа Спасителя (филиале Музея истории города Москвы) состоится открытие фотовыставки Анатолия Заболоцкого " Русь. Веси, Лики, Земля … " , сообщает информационная служба " Музеи России " . 2004 год - год 50-летия творческой деятельности Анатолия Дмитриевича Заболоцкого - заслуженного деятеля искусств России и Белоруссии, известного кинооператора-постановщика, фотохудожника, автора книг и фотоальбомов. Анатолий Заболоцкий родился в 1935 году в Сибири, в Красноярском крае. В 1960 году окончил операторский факультет ВГИКа, работал кинооператором-постановщиком на 9 киностудиях СССР. С его участием сняты 15 полнометражных художественных фильмов, среди которых такие картины как " Калина красная " ( " Мосфильм " ), " Печки-лавочки " (киностудия им. А. М. Горького) (режиссер обоих фильмов – В.М. Шукшин), " Альпийская баллада " ( " Беларусьфильм " ), а также 8 короткометражных документальных фильмов, где Заболоцкий работал в качестве оператора и соавтора режиссёра. С 1977 года А. Заболоцкий серьезно занимается фотографией. Фотоработы мастера вошли в 24 издания (книги, альбомы, фотокалендари и др.). Выставка фотокомпозиций " Русь. Веси, лики, земля … " - итог почти 30-летнего творчества фотохудожника Анатолия Заболоцкого, результат многократных творческих поездок по бескрайним просторам России. Мастер преподносит нам как бесценный дар красоту родной земли, красоту людей, живущих на ней, всё, что мы в суете и спешке не замечаем. В скитаниях по градам и весям, зачастую пешком, с тяжелой аппаратурой, в ненастье и морозы, когда оптика потеет, измерительные приборы врут, а источники питания садятся, глаз художника отыскивает сюжеты, про которые он сам говорит " жизнь подарила увидеть " . Среди сюжетов фотокомпозиций нет легких развлекательных - все они с глубоким смыслом: будь то портреты или пейзажи - " любимая глухомань " . Смотрят на нас, открывая глубины души, лица детей, стариков, священников, монахов, учёных, писателей, актёров - каждый со своей пронзительной судьбой. Общаясь с работами фотохудожника Заболоцкого, проникаешься мыслью, что мастеру дана благодать всепроникающей любви ко всему, чего касается его взгляд, и эту любовь он дарит всем, пробуждая щемящее чувство принадлежности к одним корням, одной земле, имя которой " Русь " . Выставка продлится до 18 марта. 18 февраля 2004 г. скрыть способы оплаты Подпишитесь на рассылку Православие.Ru Рассылка выходит два раза в неделю: Мы в соцсетях Подпишитесь на нашу рассылку |
| В произведениях тридцатых годов перед нами разворачивается своеобразная философия нового «общего дела»: человечество призывается к одухотворению природы посредством дарования ей разума (своего рода аналога благодати). Утопия Н. Заболоцкого приобретает в его мироощущении статус «секулярной религии». В творчестве 40-х-50-х годов мифопоэтика утопии трансформируется: она уходит в метафизический план стихотворения и становится движущей силой и порождающей матрицей для многочисленных метафор. Так, если в «Школе жуков» жертва «ста безголовых героев», отдавших свой разум для того, чтобы «сияло животных разумное царство» становится опорой для сюжетной конструкции, то в стихотворении «Читайте, деревья, стихи Гезиода» приобщение природы к миру человеческого разума совершается через метафоры «ученичества» и через посредство особого семантического механизма, воплощающегося в разнообразных смысловых конструкциях, обозначающих телесный контакт человека и явлений природного мира, который обозначает таинственный метафизический «акт» передачи разума природе («И бабочки, в солнечном свете играя,/Садятся на лысое темя Сократа»). Утопия Н. Заболоцкого тесно связана с явлением, которое мы обозначили как панантропизм и которое получило наиболее яркое воплощение в творчестве 40-х-50-х годов. Творческая интуиция, мироощущение и поэтический мир позднего Н. Заболоцкого открыты к восприятию и воплощению «следов» первозданного рая. Целостный взгляд на мироощущение, воплощённое в поэтическом мире Н. Заболоцкого в разные периоды творчества, позволяет сделать вывод о том, что его поэзия являет собой своеобразную триадологическую «систему», типологически соответствующую представлениям средневековой западной культуры о структуре загробного мира (наиболее ярко эти представления нашли своё воплощение в «Божественной комедии» Данте). Три периода творчества поэта метафорически соотносятся с адом, чистилищем и раем. Но в отличие от топографии загробного мира, описанной Данте, в поэзии Н. Заболоцкого эти три духовных, метафизических локуса находятся в посюстороннем мире. |
| Главный редактор " Литературной газеты " Юрий Поляков в своём выступлении заметил, что Заболоцкий давно заслужил памятники и в Москве, и в Петербурге – глядишь, они вслед за Тарусой " подтянутся " . Юрий Михайлович отметил и спорность формулировки: " Заболоцкого ценили Пастернак и Бродский " . Это ещё как посмотреть и как оценить – кто важнее для русской литературы! Но главное – памятник открыт. Главред " Литературной газеты " выразил за это огромную благодарность городу, области и, конечно же, семье Щипковых. Нетрудно понять, почему первым городом России, публично выразившим свою любовь к Заболоцкому, стала Таруса. Его здесь просто никогда не забывали! Назовите какой-то другой город, где прототипа знаменитой " девочки Маруси " знают по фамилии, а почти библейские поэтические образы прачек – это просто бабы с тарусской " портомойни " , которых наверняка встречал в Тарусе Заболоцкий. Все эти образы и пейзажи – это жизнь нашего города. Мы узнаём в его стихах себя. Об этом говорил в своём выступлении на открытии памятника глава администрации района Е.М. Мальцев. Он напомнил, что совсем недалеко от того места, где теперь открыт бюст, Заболоцкий жил – в маленьком доме на улице Либкнехта. Что поэтическое наследие поэта теперь воплотилось в тарусской традиции весёлого детского фестиваля – он в этом году прошёл уже в пятый раз, и к тарусским " петушкам " и " гусям " прибавились теперь ещё и смоленские. Фестиваль для детворы стал межрегиональным, и уже не из Тарусы, а наоборот – в Тарусу стремятся девочки, и мальчики тоже, из разных городов России. Евгений Михайлович поблагодарил инициаторов и главных спонсоров проекта – семью Щипковых. И прочитал своё любимое стихотворение Заболоцкого – " Не позволяй душе лениться... " Колоссальным художником назвал Заболоцкого завкафедрой истории новейшей русской литературы МГУ М.М. Голубков. Единственным из литературного течения " обереутов " Заболоцкий выжил в 1930-е годы, прошёл пересылки и лагеря. Поздний Заболоцкий – это поэт-реалист, и реализм этот – уникальной пробы. Это высочайшая, определённая глубокой мерой человеческого страдания лирика. На примере стихотворения " Где-то в поле возле Магадана " Михаил Михайлович показал, как воплощается в поэзии Заболоцкого знаменитый посыл Иммануила Канта " о звёздном небе над головой и нравственном законе внутри меня " . Расчеловеченный бесчеловечными муками лагерей человек не может рассчитывать на внимание Неба – звёзды здесь больше не смотрят на людей. И только смерть двух несчастных замёрзших стариков вновь соединяет их с божественным. (Если это – не глубоко религиозное стихотворение, то что тогда религиозная поэзия? – авт.). |
|
|
