| Благодаря находке ряда новых материалов исследователям удалось составить более точное представление о ходе переговоров между западнорусскими епископами и правящими кругами Речи Посполитой. Последовательность событий предстала несколько иной. Сомнения митр. Макария относительно правильности даты съезда епископов в Сокале, указанной в протестации еп. Гедеона Балабана, оказались неосновательны, когда были изданы протестации двух других епископов, участников съезда — Михаила Копыстенского (Prochaska. Z dziejˆow unii Brzeskiej. S. 569) и Дионисия Збируйского (Акты, издаваемые Виленской археографической комиссией. 1892. Т. 19. С. 367), где указана та же дата — 27 июня 1594 г. Тем самым съезд в Сокале следует считать первым известным нам собранием епископов, на котором был снова после 1590 г. поднят вопрос об унии с Римом (см. подробнее об этом: Жукович. Сеймовая борьба. С. 113–114). По свидетельству Д. Збируйского, его участники письменно заявили о своем согласии заключить унию и обсудили некоторые условия ее принятия. Решения этого съезда и сделали возможным возобновление переговоров между Западнорусским епископатом и правящими кругами Речи Посполитой. Относительно «артикулов» (с. 306–307 наст. кн.) некоторые исследователи высказали мнение, что речь идет о документе, выработанном позднее. Никаких указаний на то, что он составлен на этом съезде, в самом его тексте нет, под ним стоит подпись еп. Ипатия Потея (Грушевський. Icmopiя Укра¿ни—Руси. Т. 5. С. 575; Chodynicki. Ko?sci?o³ prawos³awny. S. 280). Однако не подлежит сомнению, что этот текст содержит наиболее ранний (из известных нам) вариант возможных условий унии с Римом. Формулируя в«артикулах» свои условия унии, епископы обращаются прежде всего к светскому лицу — королю Сигизмунду III. Именно он, глава государства, должен был своей грамотой гарантировать, например, сохранение Западнорусской Церковью традиционных обрядов и церемоний, лишь затем речь шла об утверждении «артикулов» грамотой папы. Несмотря на признание папы Римского «верховным пастырем», «артикулы» проникнуты тенденцией сохранить под его верховенством свои традиционные церковные порядки. Обнаруживается явная преемственность с действиями западнорусского духовенства 2-й пол. XV в. Все должно остаться по-старому под новой церковной властью с той лишь разницей, что духовенство и братства были бы подчинены власти епископов, духовенство было бы ограждено от вмешательства светских людей и приобрело бы те права и привилегии, какими пользовалось в Речи Посполитой католические священнослужители. Таким образом, вовсе не внимание к догматическим особенностям католического вероучения или к духовным традициям католического мира побуждало западнорусских епископов к унии с Римом. |
| Так, например, известный Служебник Епископа Львовского, Галического и Каменец-Подольского, Екзарха трона Константинопольскаго, Гедеона Балабана, напечатанный во Стрятине в 1604 г., имел в себе тоже, как и упомянутые московские служебники, восемь вечерних молитв и на пятом месте молитву: «Благословен еси, Боже Вседержителю, сведый ум человечь», но с той разницей, весьма существенной, что в этом Служебнике вместо молитвы входа: «Вечер, заутра и полудне» стоит другая: «Благий человеколюбче Царю, благословивый всяческая молитися прилежно сердцем сокрушенным» 29 . Служебник, изданный в 1620 г. архимандритом Киево-Печерской Лавры Елисеем Плетенецким, и Служебник, напечатанный «трудолюбием иноков святообщительной обители Сошествия Пресвятого и Животворящего Духа в Еве» в 1638 г., как имевшие своим прототипом стрятинский Служебник 1604 г., повторяют текст и состав этого последнего Служебника, а, следовательно, и о количестве вечерних светильничных молитв, их распорядке и о самых молитвах говорят согласно с ним. Но со времени издания Служебника в 1629 г. знаменитым архимандритом Киево-Печерской Лавры, а впоследствии времени митрополитом Киевским и Галицким Петром Могилой в вечерних светильничных молитвах мы видим некоторые несущественные, впрочем, лишь на первый поверхностный взгляд, особенности, которые, однако, потом имели решающее влияние на современный состав этих молитв и их распорядок в нашем теперешнем Служебнике. Упомянутый нами знаменитый деятель в истории южно-русской Церкви и русского просвещения, митрополит Петр Могила , задумав дело книжного исправления и, в частности, Служебника, повел его на самых широких началах. Чтобы уничтожить в южно-русских служебниках господствовавшее в ту пору разнообразие в тексте и составе, Петр Могила решился сделать самое тщательное сличение текста печатанного до него Служебника «с текстом правдивым грецким и старожитными нашими русскими и московскими служебниками» 30 . Плодом этой его работы был Служебник, напечатанный в Киеве в 1629 г., a в тексте вечерних молитв были некоторые изменения и замечания. |
| Кроме того схоластике был близок полемический способ обоснования, раскрытия и доказательства истинности теологических положений. В соответствии с этим методом «прежде всего ставился вопрос (quaestio). За ним следовал длинный ряд оснований, говорящих за и против. К ним примыкало решение (Solutio), которое сначала предлагалось и разъяснялось категорически, а потом обосновывалось посредством силлогизмов. Заключением служило опровержение возражений, говорящих против solutio. Так поступали с каждым вопросом отдельно» 49 . Считалось, что употребление этого метода способствует более глубокому и обстоятельному обоснованию и раскрытию богословских понятий. Однако во времена поздней схоластики использование полемического метода приняло крайне уродливые формы: «Когда позднейшие схоластики принимались обсуждать какой-нибудь вопрос, то они приводили всевозможные мнения о нем, вместе с их основаниями, затем опровергали все доводы неправильных, по их взгляду, мнений, снова выдвигали возражения, которые можно было бы выставить против их опровержения, опровергали в свою очередь и эти возражения и т. д., так что при чтении подобных запутанных quastiones с трудом можно было удержать нить рассуждения. Это, конечно, было большим злом и не могло содействовать успехам схоластики» 50 . В XVIII веке такие же уродливые формы нередко встречались в практике обучения Богословию в российских духовных школах. Далее, схоластика отличалась особой изощренной терминологией, понятной «людям от науки», но не доступной простым верующим. Зачастую такая терминология не облегчала, а усложняла восприятие обозначаемого ею догматического содержания. Наполнившись терминами вроде “ubicatio”, “entitas”, “quidditas”, “aseitas”, “perseitas”, “futuritio”, «о которых и не снилось римским классикам» 51 ), наполнившись неоправданно сложными формулами и определениями, схоластическая теология отступила от главного предназначения христианского богословия: служить по возможности максимально доступным средством к практическому единению человека и Бога (в соответствии с заповедью «идите, научите все народы» 52 ) – способствовать настолько тесному единению человека и Бога, при котором множественность и пространность вопросов становятся излишними 53 . Замкнувшись само на себя, схоластическое богословие обособилось от практической жизни Церкви. Такое же отношение к богословским наукам (как к наукам для избранных) испытывали и некоторые иерархи юго-западной Руси. Так, епископ Львовский Гедеон Балабан, разгневавшись на мещан и приказав избить их за то, что они приняли устав Львовского братства, не преминул заявить, что «им, как людям простым, науки не нужны» 54 . На первых этапах деятельности российских духовных школ практика преподавания Богословия тоже отличалась перегруженностью сложной схоластической терминологией и привязкой к латинскому языку. |
| Что касается до слов, произносимых при помазании, то мы читаем во всех патриарших служебниках и требниках такую форму: «помазуется раб Божий имя рек, маслом возрадования, во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь» 916 . Исключение составляет только потребник Гедеона Балабана, где, кроме произношения: «помазуется раб Божий (имя рек) елеем радости» и пр. положено произносить еще при помазании следующее стихи: напресех во исцелении дши и телу, на ушесех же во услышание веры, на ногах, во еже ходити ему по стопам Твоим, на руках: руце Твои сотвористе мя и создасте мя» 917 . Такимт образом, в этом требнике мы видим приближение практики XVII века к современной. В требнике же Могилы частные формулы еще более усложнены 918 . 847 «Constil. Apostol.» Lib. III, cap. Curs. Compl. Patrol. Ser. Graec. Tom. I, col. 796–797; в русск. пер. стр. 116. 848 Constitut. Aposlol. cap. XVI. Curs. Compl. Patrol. Ser. Graec. Tom. I, col. 797; в русск. перев, стр. 117. Ср. порядок этих действий с XXII гл. VII кн. Апост. же Постан. где говорится: «прежде помажи елеем, потом погрузи в воде и напоследок напечатлей миром». Curs. Compl ibid col. « Χρσεις δ πρτον λαω πει τα βαπτσεις δατι, κα τελετατον σφραγσεις μρ». «Апост. Пост.» в руск. пер. стр. 219–220. 849 «Recognit». Lib. III, n. 67. «Baptizabitur autem unusquisque» vestrum in aqnis perennibus nomini Trinae Bealitudinis in vocato super se, perunelus primo oleo per orationem sanctificalo». Curs. Compl. Patrol. Ser. Graec. Tom. I. col. 1311–1312. 853 «Constitut. Apostol» Lib. VII, cap. 42. Ελογεται δ τοτο ( λαον) παρ το Αρχιερως. Curs. Compl. Patrol. Ser. Grace. Tom. I, col. 1041. Ср. Апост. Пост, в русск. пер., стр. 241. 854 «Constitut. Apostol» Lib. VII, cap. 42. Curs. Compl. Patrol. Ser. Grace. Tom. I, col. 1044. в русск. пер. «Апост. Пост», стр. 241 856 Constitut. Apostol. Lib. III, cap. XV – XVI. Curs. Compl. Patrol. Ser. Graec. Tom. 1, col. 793–797; «Апост. Пост.» в русск. пер. стр., 116–117. 858 Кирилл Иерусалимский : Catech. mystog. II. n. III, Curs. Compl. Patrolog. Ser Graec. Tom. XXXIII, col. 1080. π κρων τριχων κορυφης ως τν κτω. Ср. «Твор. Кирилл иерусал.» в русск, пер. М. 1855 г., стр. 360. |
| Древние наши рукописи в каждом почти веке имеют некоторые отличные буквы, а потому можно бы их по примеру Гаттерерову 30 различить на классы; но есть также у нас рукописи, даже бумажные поздних веков, списанные со всей тпочностью в буквах с древних пергаменных. В этой грамоте отличные буквы, принадлежащие, собственно, XI, XII и XIII веку, это, во-первых, связное двоегласное , употреблявшееся там, где мы произносим букву е густо с начала слов и в средине после гласных, как например, в слове его и твоему. К тем же векам принадлежат здесь встречающиеся буквы: V (Ч) вилообразная, Н вместо нынешняго И, N вместо Н, оу вместо у, в c отличительным хвостом, Ы и употребление везде буквы и, где следовало бы быть которого в этой грамоте вовсе нет, кроме как в двоегласной ; не видно также здесь буквы юса, которая есть в Остромировом списке Евангелия и Щербатовском Сборнике, писаниых в XI веке; в новогородских рукописях Софийского Собора в редких также она встречается. Из этого можно заключить, что всеобщего употребления ее в России не было. Зизаний, в своей Славенской Грамматике замечает, что она употреблялась больше у западных славян, сербов и волохов вместо у и ю ; по уверению же Мелетия Смотрицкого, в его Грамматике, юс имел в древности только значение ю, а ю особое произношение как ю . Но в славенском диалекте, говорит он, нет слогов ю и потому начали употреблять ю вместо юса, который писцами и оставлен. А Тредьяковский в своем Разговоре об Ортографии, стр. 32, утверждает, что буквы ю вовсе не было в Кирилловой первоначальной азбуке, и вместо нее употреблялся только юс. По сему следовало бы заключить, что буква ю вместо юса выдумана уже в позднейшие времена, как и другие некоторые славянские буквы, не находящиеся в Кирилловой; или рукописи наши с юсами, может быть, писаны за Дунаем писцами сербскими и проч., либо учившимися у них руссами, либо в точности c сербских подлинников. Но после и печатаны были некоторые книги с юсами, как, например, Псалтирь, изданная в Вильне в 1575 г., Послесловие при Служебнике Петра Могилы 1629 года, напеч. в Киеве, и Служебник Львовского Епископа Гедеона Балабана 1664 года, напеч. в Стратине. В этих печатных книгах юс употреблен за букву у, а не за ю, однако ж, есть там и буква у в своем значении. |
| Все четыре православных митрополита, при которых происходила эта борьба, нимало не соответствовали потребностям времени. Сильвестр Белькевич, прямо из мирянина митрополит, человек едва грамотный, даже не в состоянии был, если бы и хотел, действовать словом истины, наставлять и вразумлять вверенных его пастырскому водительству, охранять и защищать их от нападений врагов. Иона Протасевич показал себя пастырем ревностным и попечительным, но и его заботы не простирались далее материальных нужд Церкви и охранения ее прав, имущественных и судебных. Илья Куча, также из мирян прямо митрополит, появился на своей кафедре на самое короткое время и потом навсегда сокрылся, не оставив по себе никакого следа. Последний митрополит, Онисифор Девочка, был ниже даже этих своих предместников и своею невнимательностию к долгу и допускаемыми злоупотреблениями возбуждал ропот и жалобы в самих своих пасомых. Из числа прочих тогдашних архиереев в западнорусских епархиях мы не можем указать ни одного, который бы засвидетельствовал о себе своею ревностию о вере и вообще о высших интересах православной Церкви. Напротив, в этот именно несчастный для Литовской митрополии период и процветали в ней целые десятки лет такие иерархи, как Феодосий Лозовский и Иван, или Иона, Борзобогатый-Красенский,— иерархи, какие возможны были только в Западнорусском крае под владычеством Польши и каких даже там в прежние времена не бывало. В этот же период начали свою деятельность и довольно проявили себя и два другие владыки, разве немного уступавшие только что названным, Кирилл Терлецкий и Гедеон Балабан, хотя во всем свете они показали себя уже впоследствии. Первою заботою всех тогдашних владык была забота о собственных выгодах, из-за которых единственно они и домогались архиерейских кафедр, наделенных церковными имениями, и за которыми гонялись потом всю жизнь, добывая себе новые и новые имения, выпрашивая у короля в свое управление новые монастыри и доводя эти монастыри до крайнего разорения, хотя имения владык, особенно Владимирского, Луцкого и Полоцкого, были и без того очень не скудны . Самое коренное зло для высшей западнорусской иерархии и всей Церкви состояло в том, что короли-латиняне раздавали в ней архиерейские кафедры по своему произволу и часто одну и ту же кафедру отдавали двум-трем лицам, вследствие чего возникали между последними препирательства, тяжбы, взаимные насилия, нередко кровопролития к соблазну для православных, к глумлению для иноверцев. Но никогда это зло не достигало до такой высокой степени, до какой достигло при Сигизмунде Августе и Стефане Батории. |
| Я просил его подкрепить данную мне митрополитом Дионисием Балабаном грамоту на семь протопопий; желал я также видеть данную ему вашим царским величеством грамоту на митрополию киевскую. Но преосвященный митрополит обиду великую старости моей нанес: прежде всего отнял у меня архиепископское имя, велел называть меня только епископом, тогда как это название дал мне отец ваш, блаженной памяти царь Алексей Михайлович по благословению троих вселенских патриархов. Потом отнял три протопопии; в укорительном письме к Воронежекому священнику глуховской протопопии назвал меня пастушком и похитителем некоторых приходов, ему будто бы принадлежащих. Падаю пред вашего царскаго величества лицем, примите прошение мое: да буду со всею епархиею моею прямо под благословением святейшаго патриарха московскаго наравне с прочими великороссийскими архиереями, и пусть преемники мои поставляются в Москве, а не в Киеве» 274 . С такою же просьбою отправил Баранович письмо патриарху Иоакиму 275 . Со своей стороны и Варлаам Ясинский просил, чтобы лавра была сделана ставропигиею московского патриарха, а от подчинения киевскому митрополиту была освобождена, жалуясь на гетмана Самойловича, что он «крепости данныя святой Киево-печерской обители повредил и ставропигию патриаршую разорил» 276 . Наконец, и Иосиф Шумлянсый в то же время писал особое письмо патриарху московскому, в котором 277 жаловался на Гедеона Четвертинского, что он, сделавшись митрополитом киевским, начал бесчестить его, Шумлянского, и других епископов, находящихся в польских областях, называя их еретиками и униатами, и православных этих епископий, ходивших в Киев на поклонение киево-печерским мощам, притеснял, и таким образом насильно их, епископов и пасомых, отгонял от греческого благочестия. Поэтому, от лица епископов: луцкого, львовского, перемышльского и белогородского, Шумлянский просил патриарха, чтобы он «от таковаго послушания к князю и митрополиту их уволил, но сам их благословил и руку помощи подавал на всяк час. «Поневаж меешь святительство твое, отче святейший, власть от фрону святаго константинопольскаго такую себе данную, аже бысь о нас ведал». |
| Равно и Григорий, явившись к патриарху, ни о чём с ним не советовался. «Абие же сын твой, писал патриарх в ответ гетману, в скором времени явил нам отъезд свой из царствующаго града Москвы, в самую сыропустную неделю, и мы упражднение имехом до службы божия вопросити его по духовной твоей любви в пространстве времени не улучихом. О чем его приезду в царствующий град Москву и с Москвы с чем к тебе отъезд ни от кого не уведехом» 226 . А между тем Григорию поручены были весьма важные дела, и дела такото рода, в коих содействие патриарха было бы очень уместным. Ему поручено было передать мнение гетмана о том, на каких условях московскому правительству следует заключить мир с поляками, и просьба в мирных договорах с Польшею выговорить, чтобы православные, живущиие в польских областях, не терпели притеснений и принуждения к унии 227 . Но через несколько месяцев, в апреле 1686 года, гетман нашёл нужным просить патриарха 228 , чтобы он в ставленной грамоте, данной Гедеону, сделал приписку о том, что все права и привилегии киевского митрополита остаются ненарушимыми, чтобы, таким образом, грамота его сделалась совершенно сходною с грамотою, данною царями. Вместе с этою просьбою гетман прислал патриарху перевод с сакр, данных от патриарха константинопольского Парфения митрополиту Балабану, а от Дионисия митрополиту Иосифу Тукальскому. Сделал ли патриарх желаемую гетманом приписку в ставленной грамоте, данной Гедеону, или нет – остаётся неизвестным. После того, как Гедеон Четвертинский принял посвящение в сан митрополита киевского в Москве от московского патриарха и торжественно обещал повиноваться ему во всём, подчинение киевской митрополии московскому патриархату было на деле свершившимся. Но, пока константинопольский патриарх не дал своего согласия на это дело, оно не могло ещё считаться совершенно оконченным. Заявление лиц, бывших на соборе в Киеве, что они согласятся признать над собою власть московского патриарха и отказаться от подчинения патриарху константинопольскому в том только случае, если патриарх константинопольский сам сперва на это соизволит, положим не имело особенного значения, потому что воле гетмана духовенство не могло противоречить, и отправление Гедеона в Москву состоялось прежде сношений с константинопольским патриархом, несмотря на заявление духовенства. |
| Съезд людей ученых в Киеве. Ректор университета св. Владимира обратился к проф. Голубеву с просьбой ознакомить членов сего съезда с древностями и святынями города Киева. Начиная означенное ознакомление с Лавры, проф. Голубев усмотрел в ней некую новизну, сильно резвнувшую его, как историка, по сердцу; ибо новизна сия, имевшая заменить обветшавшую старину, воспроизводила ее не в надлежащем виде (восстановители были не в курсе дела). – Что же делает проф. Голубев? Газетному ли тиснению предает замеченный им исторический курьез? – Нет, он идет к тогдашнему ректору Академии, преосвященному Димитрию (ныне архиепископу Херсонскому) и говорит: «так и так, Ваше преосвященство, дело не совсем ладное. Не доложить ли об этом митрополиту (Феогносту)»? – «Дело действительно не ладное», – замечает преосвященный Димитрий. Только в данном случае, не лучше ли обойтись без митрополита? Знаете, что, составьте-ка вы мне историческую заметочку по этому делу». И вот проф. Голубев составляет историческую заметочку и вручает ее преосвященному Димитрию. Проходит дня три – четыре. «А знаете ли, Степан Тимофеевич», – обращается ко мне при встрече преосвященный Димитрий, – ведь в недосмотре-то повинен преосвященный Сергий (тогда киевский викарий, впоследствии архиепископ Ярославский). В его наместничество в Лавре сие учинено; на него и следует, понасесть». – «Что же, говорю, – наседайте, Ваше преосвященство». – Какие шаги предприняты были преосвященным Сергием к устранению сего недосмотра, мне неизвестно. Но полагаю, что он уже исправлен. (При первом посещении Лавры обращу на сие внимание. Совсем было, за разными житейскими делами, об этом обстоятельстве запамятовал). 8 В рукописи, отосланной в редакцию, стояло: († 1606 г.); но корректором А. С. Крыловским (я в то время находился в Петербурге) год был исправлен на 1607, – что, имея в виду время кончины Гедеона Балабана, справедливо. Г. Крыловский не догадался только, с каким lapsus’oм calami имеет дело, и потому исправление учинил не там, где следовало. |
| Как именно была воспринята объявленная календарная реформа православными кругами? Материалы, свидетельствующие об этом, весьма обильны и разнообразны: послания константинопольского патриарха Иеремии и александрийского патриарха Сильвестра 1182 , послание одного из украинско-белорусских православных епископов брацлавскому воеводе Григорию Сангушко, написанное в конце 1582 г. и каким-то образом попавшее в руки пинских францисканцев 1183 , пространные протестации львовского православного епископа Гедеона Балабана 1184 , многочисленные записи в гродских книгах, полемические сочинения 1185 . Разбор того, какое значение с точки зрения православного сознания того времени имел отказ от нового календаря, не входит в наши задачи. Отметим лишь, что для православной паствы и православных идеологов речь шла не о формальной смене системы летоисчисления, а о переустройстве всего литургического и, следовательно, церковного и поэтому – в известном смысле! – даже космического порядка. И дело тут, видимо, не в невежестве, а в ином, чем на «латинском» Западе, строе самого религиозного мышления. Эта проблематика требует специального изучения 1186 , в котором роль характерного примера могут сыграть и украинско-белорусские споры о календаре. Соответственно, вряд ли правильно считать, что конфликты, связанные с введением григорианского календаря, были следствием, а не одной из причин обострения религиозных противоречий в 1580-е гг. Они стали самой заметной стороной нараставшей в результате миссионерской деятельности католиков напряженности. Наряду с этим усилия по распространению католицизма в православных землях выливались в 1580-е гг., как и прежде, в устную проповедь среди православного населения, печатную пропаганду в пользу католицизма 1187 , попытки обратить в католицизм представителей шляхетских родов, привлечение православной молодежи в католические школы, прямые действия по стеснению религиозных прав православного населения вплоть до превращения православных церквей в католические храмы. |
|
|
