| Что таким образом ты обрекаешь себя великому пламени, этому и сама ты, я думаю, не станешь противоречить; а что за тем следует и бесчестие, и осуждение, это я постараюсь показать, обратив внимание на самих любителей. Когда украшающая свою душу имеет любителем красоты ее Бога, а ты — людей, или лучше — не людей, а свиней и собак или какое–либо еще худшее из бессловесных животных, то кто будет так безрассуден, чтобы считать тебя украшенною лучше той, которая привлекает любовь Божию своим внутренним благообразием? Итак, чем более ты увеличиваешь изысканность (в одежде), тем становишься отвратительнее, удаляя от себя Бога и привлекая таких людей, и через это оказываясь более постыдною и безобразною; ибо не безобразна ли та, которая не может привлечь к себе Бога? Если же так неприятна украшающаяся, то представь, как увеличивает свою отвратительность еще имеющая у себя сожителя. 8. Но, если угодно, мы не упомянем только о сожительстве, а раскроем его, чтобы оно оказалось еще более постыдным. Так как они не боятся недремлющего Ока, а остерегаются только людских взоров, то лишим их и этого утешения, выставив на вид то, что скрывают и затеняют стены, и откроем двери для желающих видеть, прежде всего подняв их с постели. Но лучше, если угодно, изложим наперед происходящее в их доме, и положим, что сожительствующие разделяются стенами и спят в разных комнатах; ибо я не думаю, чтобы кто–нибудь из них, хотя бы и склонный к великой непристойности, до такой степени стал срамить себя, что и спал бы в одной комнате. Итак, пусть они разделены стенами. И что же? Этого недостаточно для того, чтобы избавить их от подозрения; впрочем, не станем теперь говорить о подозрении, хотя бы вместе с мужчиною жило множество служанок; а изложим пока другого рода непристойность. Случается, что они, проснувшись в одно и тоже время, не для всенощных бдений (ибо ничего благочестивого от таких душ никогда не может быть), идут один к другому еще лежащему и разговаривают между собою ночью; что может быть постыднее этого? Если же случится сожительнице и заболеть внезапно, тогда уже и стены бесполезны; быстро встав прежде других, так как служанки часто медлят, он входит к лежащей девственнице, оправдываясь ее болезнию, садится около нее, и исполняет разные услуги, которые пристойно исполнять иногда только женщинам, и она не стыдится, но еще утешается этим, и он не только не совестится, но еще очень радуется, и тем более, чем постыднее то служение, которое исправляет; тогда и оправдывается апостольское изречение: « слава их — в сраме » (Флп. |
| Как бы третью эпоху в выработке плана для Типикона создали Иерусалимские Типиконы, которые, удержав порядок Константинопольского и западных Студийских в следовании Триоди за месяцесловом, этой «синаксарной» и главной части Типикона предпослали обще-литургическую и дисциплинарную часть, при этом сообразно главной особенности своей — воскресным бдениям, они стали начинать Типикон именно чином этого бдения и вообще воскресной службы, продолжая его чином будничной и субботней служб, иногда и праздничной службы и переходя затем к общим уставным замечаниям, к постам и вообще к порядку монастырской жизни, после же синаксарной части следовали так сказать «приложения» — тропари, прокимны, храмовые главы, Пасхалия. Но этот состав рос и осложнялся постепенно. Древнейшая редакция Иерусалимского Типикона, представленная грузинским Шиомгвинским и старейшими греческими ркп. Моск. Рум. Муз. Сев. собр. Моск. Синод. библ.; 456 и 381 (XIII–XIV b.), имеет следующие отделы: чин малой вечерни (только греч.), чин всенощного бдения, о количестве бдений в году (=гл. 1 и 2 нынешнего Типикона), о числе кафисм на утрени и вечерне всего года (=гл. 17 нын. Тип.), чин будничной вечерни и утрени (при пении аллилуиа, =гл. 9 нын. Тип.) 1-й час (при аллилуиа), ряд мелких замечаний богослужебно-дисциплинарного характера: о непении аллилуиа на вечерне воскресенья и пятницы; что произносит на службах канонарх и какие стихи иерей; что поем стоя и на что открываем голову (см выше, стр. 431); о количестве и составе стихир на Господи воззвах, т. е. будничной вечерни (всегда 6, и только из Минеи; если там 3, удвояются) и на стиховне (всегда Октоиха по гласу) и о соединении ликов для пения последних; когда кадит иерей («на Господи воззвах, на шестопсалмии, на 9-й песни, на которой делаем и поклоны до земли всегда, и на Непорочны во все субботы и воскресенья»), о составе стихир на Господи воззвах и стиховне в период Пятидесятницы, об образе пения «полиелея» (т. е. 1-ой славы 19 кафисмы), «Бог богов» (2-й славы 7 каф.) и Хвалите Господа» (3-й славы 20 каф.) при Бог Господь и аллилуиа (видоизменение известной статьи Студ. |
| Помимо этого сборника Н. принадлежит небольшой трактат «О различных наименованиях» (De diversis appellationibus; CPL, N 646, изд.: Burn. 1905. P. 1-5), ранее приписывавшийся еп. Никите Аквилейскому (см.: PL. 52. Col. 863-866). Трактат написан в форме гомилии, в к-рой предположительно отсутствует начало ( Gamber, ed. 1964. S. 37. Anm. 2). Он посвящен анализу различных имен Сына, встречающихся в ВЗ и НЗ, перечень к-рых приведен в начале трактата: Слово (verbum), Премудрость (sapientia), Свет (lux), Сила (virtus), Десница (dextera), Мышца (brachium), Ангел (angelus), Человек (homo), Агнец (agnus), Овча (ovis), Первосвященник (sacerdos), Путь (via), Истина (veritas), Жизнь (vita), Виноградная Лоза (vitis), Правда (iustitia), Искупление (redemptio), Хлеб (panis), Камень (lapis), Врач (medicus), Источник воды живой (fons aquae vivae), Мир (pax), Судия (iudex), Дверь (ianua) ( Burn. 1905. P. 1-2). Н. стремится не только раскрыть догматическое значение этих имен, но и научить верующих руководствоваться ими в духовно-нравственной жизни. Предположительно это наиболее раннее сочинение Н.: оно было написано ок. 367 г. в ответ на послание еп. Герминия Сирмийского (Ibid. P. XXXIX-XLI; Zeiller. 1942. P. 358; Soroceanu. 2013. S. 117). Согласно др. гипотезе, данный текст был написан позднее и вошел в состав 2-й кн. «Огласительных наставлений» Н. ( Gamber, ed. 1964. S. 37-39; Riggi. 1985. P. 33). Н. принадлежат также 2 гомилии, посвященные нек-рым литургическим практикам, распространению к-рых он способствовал в своей епархии. Первая гомилия, ранее приписывавшаяся блж. Иерониму Стридонскому и свт. Ницетию Трирскому († 566; см.: PL. 30. Col. 240-246; Ibid. 68. Col. 365-371), носит название «О бдениях рабов Божиих» (De vigiliis servorum Dei; CPL, N 648; изд.: Burn. 1905. P. 55-67; Turner. 1921. P. 305-320). В ней Н. отстаивает обычай совершения всенощных бдений (гл. обр. по субботним и воскресным дням), состоящих из совместных молитв, чтения Свящ. Писания и псалмопения. Ссылаясь на тексты ВЗ и НЗ, автор отстаивает пользу и древность такой литургической практики. Во 2-й гомилии, ранее приписывавшейся свт. Ницетию Трирскому (см.: PL. 68. Col. 371-376; PLS. 3. Col. 191-198) и называющейся «О пользе гимнов, или О благе псалмопения» (De utilitate hymnorum seu De Psalmodiae bono; CPL, N 649; изд.: Burn. 1905. P. 67-82; Turner. 1923. P. 233-252), речь идет о пользе церковного пения гимнов и псалмов. Для обоснования этого Н. приводит многочисленные примеры из Свящ. Писания. В частности, он, основываясь, вероятно, на данных лат. библейских рукописей, приписывает гимн «Величит душа моя Господа» прав. Елисавете (см.: Nicet. Rem. De Psalm. bon. 9, 11). Существует также гипотеза о том, что обе гомилии могли входить в состав 4-й кн. «Огласительных наставлений» Н. ( Gamber, ed. 1964. S. 85-100; Riggi. 1985. P. 71. Not. 171); однако она плохо согласуется с содержанием 4-й кн., которая, по свидетельству Геннадия, была посвящена опровержению астрологии и гаданий. |
| 4) Послушаем, что Господь сказал юноше, который исполнил почти все заповеди: единаго еси не докончал: продаждь имение, и даждь нищим ( Мк.10:21 ), сам сделайся нищим, приемлющим от других милостыню. 5) Намереваясь с усердием и горячностью проходить поприще, разумно вникнем, как Господь о всех пребывающих в мире, даже и о живых, дал приговор, что они мертвы, сказав кому-то: остави мертвых, то есть, мирян, погребсти мертвых телом ( Мф.8:22 ). И оному юноше приступить ко крещению богатство нимало не препятствовало. Почему напрасно некоторые говорят, будто бы ради крещения Господь повелел ему продать, что имел. Такого удостоверения достаточно да будет для нас к совершенному уверению, что весьма велика слава нашего обета. 6) Стоит исследования, почему живущие в мире, и препровождающие жизнь во бдениях, в постах, в трудах, в злостраданиях, когда делаются отшельниками, в монашеской жизни, как бы в искусе и на подвижническом поприще, не продолжают уже более прежнего своего подвига, как ложного и притворного. Случалось видеть, что насаждены были ими в мире весьма многие и различные растения добродетелей; но оные как бы из грязной ямы, налаялись тщеславием, побуждались к росту хвастливостью, и вместо гноя облагались похвалами, пересажденные же на землю пустынную, недоступную мирянам, не увлаженную зловонною водою тщеславия, тотчас засыхали; потому что сии многосочные растения не приносят уже плодов в суровых и безводных училищах подвижничества. 7) Кто возненавидел мир, тот избег печали. А кто имеет пристрастие к чему-либо видимому, тот не избавился еще от печали. Ибо как не опечалиться ему, лишившись любимого? Во всем нужно нам много трезвения, особенно же, и более всего прочего, надобно быть разумно внимательными к следующему. Видели мы, что многие в мире, среди попечений, забот, занятий и телесных бдений, избегали неистовых движений в теле своем; но, вступив в монашескую жизнь, и живя без всяких житейских забот, жалким образом осквернялись таковыми движениями в теле. 8) Будем внимательны к себе, чтобы, утверждая, будто бы идем путем узким и тесным, не обмануть себя самих, на самом деле держась пути широкою и пространного. Узкий путь покажут тебе: изнурение чрева, всенощное стояние, вода в меру, хлеб в скудости, очистительное питие бесчестия, насмешки, поругания, отсечение своей воли, терпение нападок, безропотное переношение пренебрежения, вменение ни во что оскорблений, и навык, когда обижают, великодушно терпеть; когда оговаривают, не сердиться; когда уничижают, не гневаться; когда осуждают, смиряться. Блаженны, которые идут одним из исчисленных путей: яко тех есть царствие небесное ( Мф.5:3–12 ). |
| Искание благодати есть признак «скрытой гордости». Все – неоплатные должники перед Богом, недостойные милости Божией. Мы все достойны ада. Вот что значили слышанные слова. 14 «Новое» – «держи ум твой во аде», а не ищи благодатных состояний, которых ни один человек недостоин. Долг наш перед Богом неоплатный. Наше дело сознавать этот долг и умолять Бога о прощении и благодарить Его за все милости. А дать благодать – дело милости Божией, а не плата за труд. Мы – рабы, которые обязаны исполнить все повеленное, чего не мог сделать вполне никто. Но и сделав, мы должны считать себя «рабами ничего нестоющими» ( Лк.17:7–10 ). 16 Единственно правильный путь есть путь сознания своего недостоинства быть с Богом, сознания своей погибели и плача о помиловании, путь покаяния. «Аще сотворите вся повеленная вам, глаголите яко раби неключими есмы, еже должны бехом сотворите, сотворихом». – Все заповеди мы обязаны выполнять, но благодать Духа Святаго и Царствие Божие дается не за дела, а исключительно по милости Божией. Старцу Силуану и было дано указание – не искать благодатных состояний, счесть себя недостойным их, и добиваться «держанием ума во аде» глубоко искреннего от всей души сознания, что он падшее существо, недостойное Царствия Божия и каких-либо даров от Бога, что его дела и подвиги сами по себе не имеют положительной цены без смирения, а могут удалить от Бога. Предлагалось увидеть грехи свои бесчисленными, как песок морской, увидеть и бессилие, невозможность своими подвигами победить их, прийти к нищете духа, которая есть начальная ступень к особому благодатному смирению. Это все и познал Старец, как далее видно из его собственных слов. 19 на Афоне во время ночных служб и особенно всенощных бдений, которые длятся по 8 и 9 и более часов, читают вслух много поучений из Святоотеческой письменности 21 Духовные отцы давали совет не от себя, а по состоянию спрашивавшего, так что спрашивающий при желании мог выполнить совет. Не исполнявший совета или заповеди Евангелия должен был сознавать себя грешным в этом и приносить покаяние и смиряться. |
| Можно, например, в день Господень и одеваться, с благочестивою мыслию, чтобы чистою одеждою почтить чистоту и святость дня и храма Божия, в сей день преимущественно посещаемого: и вот правильное начало праздничных одежд, которые растленный в последствии времени обычай обращает на идолослужение суете и тщеславию. Можно в день святый, по выражению Ездры, ясти тучная, и пити сладкая ( Неем. 8, 10 ), но ясти и пити во славу Божию ( 1Кор. 10, 31 ), с радостною и благодарною мыслию о Боге: и вот начало праздничных пиршеств, которые в древности некоторым образом присоединялись к жертвоприношению и богослужению. Мысль, что и ночь праздника есть доля дня святого, может и должна побудить человека, чтоб и сию долю времени, как можно более, освятить богоугодным подвигом, как можно менее уступить бездействию сна: и вот начало праздничных всенощных бдений, которые частию нужда, частию немощь, а частию и произвол сокращает нередко до того, что наименование всенощной службы становится обличением ослабевшей ревности в молитвенным подвигам. д) Строгость закона о праздновании седьмого дня (субботы). Сохраните субботу, яко свята сия есть Господу и вам: осквернивый ю, смертию умрет всяк иже сотворит в ню дело, потребится душа та от среды людей своих ( Исх. 31, 14 ). Что еще говорит о сем предмете священная история? – Однажды, во время странствования в пустыне, израильтяне обретоша мужа собирающего дрова в день субботный ( Числ 15, 32 ). Дело кончилось тем, что побиша его камением весь сонм вне полка, якоже глагола Господь Моисею ( Числ 15, 32 – 36 ). В книге пророка Иеремии читаем тяжкую от лица. Божия угрозу за преступления против праздника, по-видимому, не слишком тяжкие. Аще не послушаете Мене еже святити день субботный, и не носити бремен, ниже входити вратами Иерусалима с бременами в день субботный: то зажгу огнь во вратех его, и пожрет домы Иерусалимли, и не угаснет ( Иер. 17, 27 ). Известно, с какою грозною точностию исполнена сия угроза чрез вавилонян. Иудеи впоследствии времени весьма строго стали исполнять закон об охранении субботнего покоя. |
| Можно в день святой, по выражению Ездры, ясти тучная, и пити сладкая ( Неем.8:10 ), но ясти и пити в славу Божию ( 1Кор.10:31 ), с радостною и благодарною мыслью о Боге: и вот начало праздничных пиршеств, которые в древности некоторым образом присоединялись к жертвоприношению и богослужению. Мысль, что и ночь праздника есть доля дня святого, может и должна побудить человека, чтоб и сию долю времени, как можно более, освятить богоугодным подвигом, как можно менее уступить бездействию сна: и вот начало праздничных всенощных бдений, которые частью нужда, частью немощь, а частью и произвол сокращает нередко до того, что наименование всенощной службы становится обличением ослабевшей ревности к молитвенным подвигам. Что говорит далее дополнительный и охранительный древний закон субботы? Сохраните субботу, яко свята сия есть Господу и вам: осквернивый ю, смертию умрет: всяк, иже сотворит в ню дело, потребится душа та от среды людей своих ( Исх.31:14 ). Что ещё говорит о сем предмете Священная История? Однажды, во время странствования в пустыне, Израильтяне обретоша мужа собирающа дрова в день субботный ( Числ.15:32 ). Не знаю, затруднились ли бы мы определить степень сего преступления: а тогдашний весь сонм, не исключая и Моисея, и Аарона, недоумевали, как поступить с виновным. Не совещаша бо, что сотворят ему. Но дело кончилось тем, что побиша его камением весь сонм вне полка, якоже глагола Господь Моисею ( Числ.15:32–36 ). В книге пророка Иеремии читаем тяжкую от лица Божия угрозу за преступления против праздника, по-видимому, не слишком тяжкие. Аще не послушаете Мене еже святити день субботный, и не носити бремен, ниже входити вратами Иерусалима с бременами в день субботный: то зажгу огнь во вратех его, и пожрет домы Иерусалимли, и не угаснет ( Иер.17:27 ). Известно, с какою грозною точностью исполнена сия угроза чрез Вавилонян. Нельзя не упомянуть ещё об одном примере, добровольной строгости в хранении субботы, который представляют времена Маккавеев. От гонения Антиоха, принуждавшего Иудеев к язычеству, многие из них удалились в пустыню. Язычники догадались, что выгодно будет напасть на них в субботу, в которую они, по закону, хранят покой. Тогда ревнителям благочестия внезапно представился нерассмотренный ими дотоле вопрос: аще достоит в субботу сражаться? И что же? |
| Но в нотных книгах как великорусских, так и юго-западных имеются и отдельные редакции столпового пения, а также распевы производные и местные, которые идут в них, как сказать, параллельно. Одни из этих распевов состоят в наибольшем развитии, распространении и украшении обыкновенного старого столпового пения и усвояются пению праздничному, другие же напротив – в его сокращении и применены главным образом к службам повседневным и частным, иные, наконец, имеют местное происхождение и представляют собою более или менее отдаленные видоизменения старых знаменных напевов или даже отдельные, оригинальные образцы пения. При этом замечательно, что уклонения от старого столпового пения в Великой России не только в последние два века, но и в XVII веке шли гораздо быстрее и решительнее, чем в Юго-Западной России, так что, наконец, в первой праздничные напевы и наиболее торжественные песнопения иногда получают вид чрезмерно растянутого пения, а напевы сокращенные или дневные – вид пения слишком скорого или беглого; между тем как в юго-западных ирмологах столь резкого изменения церковных напевов не замечается. Причиною таких видоизменений и разветвлений старого столпового пения, а равно и причиною различия между пением великорусским и юго-западным служит церковно-гражданский быт того и другого края России. В Московской Руси торжественность и, так сказать, церемониальность патриаршего служения в XVII веке нередко соединенная с церемониальностью великих государственных торжеств, 10 требовали соответственного клиросного пения – торжественного, протяженного, украшенного. А потому и в певчих книгах того времени мы видим множество праздничных песнопений, распетых притом весьма протяженными распевами; встречаем и особый распространенный вид знаменного распева, свойственный исключительно праздничным песнопениям и особенно славникам, вид в юго-западных ирмологах совершенно неизвестный. С другой стороны, в пределах Московской Руси частое участие христиан в общественном богослужении и особенно обычное там совершение многочисленных, соединенных с пением, домашних богослужений, как то: всенощных бдений, вечерен, повечерниц, часов, молебнов, панихид и проч., вызвали потребность сокращенных или дневных напевов. |
| Как Старец ни старался скрыть свои подвиги, некоторые из них не оставались незамеченными. Накануне Всенощных бдений его почти целыми днями занимали люди со своими проблемами. Где-нибудь на закате солнца к нему в каливу заходили знакомые монахи, и вместе с ними он шел на Всенощную. Почти всю ночь он стоял в стасидии и не садился, а на рассвете возвращался в свою келью. Разве у него оставалось время для того, чтобы отдохнуть? С самого утра к его келье сходилось множество страждущих людей, настоятельно просящих, чтобы он их принял. Как он мог это выдержать? Где он находил силы? Ведь он был стар и немощен… И, несмотря на все это, он не нарушал своего устава и не умерял подвижничества. Труд, пост, бдение, утешение страждущих, молитва и бескомпромиссное исполнение своих монашеских обязанностей. «Непрестанное понуждение естества» — с мудрованием и расположением мученика. «Милуя всю тварь» — одушевленную и бездушную, сострадая даже диаволу, по отношению к самому себе Старец был немилостивым и неуступчивым — как и все Святые. Он не оказывал своему «скудельному сосуду», то есть своему телу, самолюбивого снисхождения и давал ему меньше того, в чем оно действительно нуждалось. Другим Старец советовал: «По отношению к телу будем исполнять лишь то, что необходимо, потому что то, что больше необходимого, — есть похоть, которая изгоняет из сердца Христа, занимает там Его место и оставляет после себя засуху и пустоту». В начале монашеской жизни Старец подвизался с дотошностью, скрупулезностью и принуждением себя. Впоследствии он не имел в этом столь большой необходимости, потому что его духовный плод созрел. Аскеза стала уже образом его жизни, и, когда это было необходимо, он мог допустить определенное отклонение от «буквы». Старец советовал: «Сейчас, пока вы молодые, подвизайтесь, потому что потом вы этого делать не сможете. Раньше я подвизался много. А сейчас я самому себе противен: простужаюсь даже от сквозняка, который дует из замочной скважины». Также Старец советовал монахам совершать земные поклоны, потому что, как он говорил, «совершая поклоны, мы смиренно поклоняемся Богу, от нас уходит дремота и заводится наш [духовный] мотор. Также от поклонов исчезают неестественные отвисшие животы, поклоны делают тело мужественным и отважным». |
| Даже если человек примет печать антихриста по неоправданному неведению или равнодушию, он тоже теряет Божественную Благодать и принимает бесовское воздействие». Таковой, в немногих словах, была позиция Старца. Он говорил на эту тему ясно, недвусмысленно и твердо — до самой кончины. Сейчас он руководит и учит людей своими писаниями. Благоухание от святых мощей Старец рассказывал: «Однажды вместе с иеромонахом Паисием мы шли по тропинке, и вдруг оба почувствовали сильное благоухание. Я понял, что где-то рядом погребены мощи святого подвижника. На другой день я пошел на это место один и заметил точное место, откуда исходило благоухание. Я собирался раскопать могилу и обрести эти святые мощи, но потом — на это была причина — оставил их погребенными». Операция по удалению грыжи Однажды, когда Старец штамповал на прессовальном станке деревянные иконки, от перенапряжения у него открылась грыжа. Внутренняя оболочка его брюшной полости разорвалась подобно куску ткани. Так, ко многим крестам Старца добавился еще и этот. Однако он не садился ни во время многочасовых Всенощных бдений, на которые приходил в некоторые обители, ни когда принимал народ. Обычно он принимал людей стоя, чтобы они не задерживались надолго. Старец не соглашался на просьбы знакомых врачей и духовных чад лечь в больницу на операцию. Он лишь старался — с помощью простых народных средств — поддерживать свое состояние — чтобы ему не становилось хуже. Однажды, когда Старец выехал со Святой Горы в Суроти, врач, приехавший туда, чтобы с ним встретиться, предложил ему свою помощь: — Геронда, что у Вас болит? Если это в моих силах, я Вам помогу. «У меня грыжа, — ответил Старец, — но ложиться на операцию я не хочу. Пусть у меня будет какая-нибудь болячка. Если у тебя что-то болит, если ты страдаешь и не просишь Бога облегчить твое страдание, но просишь Его о других, это большое дело. В этом случае Бог особо слышит молитву того, кто, страдая сам, просит у Него о том, чтобы исцелились другие». Это состояние продолжилось несколько лет. Старец претерпевал невообразимые страдания. Ему было очень больно, но внешне он этого не показывал. Ложиться на правый бок он уже не мог. Свое монашеское правило он выполнял, но делал это с трудом и с болью. |
|
|
