| Вокруг Смоленска лежат плодородные возвышения, но область большею частью покрыта лесами. По ту сторону верхней Волги, в Новгородской, Вологодской и частью Тверской области почва неплодородна; это страны обильные водой, во многих местах болотистые, скудные хлебом, и этим они резко отличаются от стран по сю сторону Волги, более сухих и почти везде имеющих плодородную почву. Ехавший из Новгорода в Москву резко чувствовал это различие двух областей в образовании поверхности и в качестве почвы: начиная со средины расстояния между Вышним Волочком и Торжком, с того пункта, где проходила граница прежних Новгородских владений и Московской области, по направлению к Волге, земля становилась заметно ровнее, плодороднее, возделывалась тщательнее и повсюду представляла больше хлебных полей. В Ростовской и Ярославской области почва еще довольно плодородна, особенно в местах, прилежащих к Волге; но далее на север, в областях Белозерской, Вологодской и Устюжской лежат обширные, неплодородные и невозделанные пространства, наполненные лесами, реками и частыми болотами. Это страны пушного, рыбного и соляного промысла; земледелие находится здесь в самом жалком состоянии, в большей части мест здесь не знают хлеба или очень редко употребляют его. Теми же самыми чертами отличается почва и на северо-восток от среднего течения Волги, в областях Вятской, Пермской и т. д. Государство присоединяло их к своим владениям без особенного труда, но трудно завладевало ими мирное население государства; в XVI в. здесь среди лесов и болот много еще бродило хищных кочевников. Герберштейн прямо говорит, что эти страны пустынны от соседства с Татарами. О Вятской и Пермской области известия и XVI, и XVII в. в. говорят, что земледелие здесь не распространено, что туземцы живут охотой и рыболовством, не заботясь о хлебе. Но замечательно известие о горных Черемисах и Мордве, живших на правом берегу среднего течения Волги: это также грубые люди, платящие дань мехами; но они народцы оседлые, непохожие на своих заволжских соседей, не имеющие такой наклонности к разбойничеству, как последние и заботливо занимающиеся земледелием. Таким образом, мы можем принять верхнее и среднее течение Волги за черту, далее которой к северу и востоку в XVI в. заметно падали успехи земледелия и культуры. 216 Иностранные известия не дают нам указаний на успех, с каким распространялось земледелие на север и восток от Волги в XVII в. сравнительно с прежним временем. С конца XVII в. вместе с русским населением земледелие стало распространяться и по ту сторону Камня, но есть ясные указания, что и во второй половине XVII в. земледельческий промысел находился в Сибири, как и в Перми с Вятской, исключительно в руках русских поселенцев, что туземцы речной области Тобола продолжали по-прежнему обходиться без хлеба, питаясь охотой и рыболовством. По описанию Флетчера, плодородные места лежали между Вологдой и Москвою и далее на юг, до крымской границы, между Рязанью и Новгородом, между Московою и Смоленском. 217 |
| К Евгению архиепископу Тобольскому Преосвящ. Евгений (Казанцев), сначала епископ Курский (1818), потом Псковский (1822), занимал Тобольскую кафедру с 1825 по 1831 г. Затем он был на Рязанской кафедре (до 1857) и Ярославской – до 1853 г., когда по слабости зрения был уволен на покой. Сконч. в 1871 г. Ему обязана своим учреждением миссия в Тобольской Епархии. Он же приютил о. Макария в своем доме, и всячески содействовал ему в выработке оснований для его дальнейшей деятельности. Донесение ему о. Макария, печатаемое ниже, было издано в Тобольских епарх ведомостях, 1896 г., 1, и в Томских – 1896 г., 3. Приложенные к нему правила общежития о. Макария с сотрудниками там же, и во многих других местах. 305 Высокопреосвященнейший Владыко милостивейший Архипастырь и Отец! По Архипастырскому благословению Вашему, я вопрошал и старался распознавать учеников Тобольской семинарии, изъявлявших желание служить в проповедовании Евангелия народам языческим, живущим в Тобольской Епархии. Из числа сих семинаристов, ученики высшего отделения – Василий Попов, и низшего – Алексей Волков. Во многократных с ними разговорах моих, всегда являлись по нравам, понятиям и желаниям их, сколько я мог узнавать оные, благонадежнейшими к испытанию в служении миссионеров. Наконец, по Архипастырскому благословению Вашему, я имел с сими семинаристами совещания о правилах, каковых бы мы долженствовали держаться, если бы им, вкупе со мною, надлежало служить в проповедовании Евангелия народам языческим, живущим в Тобольской Епархии. По согласию общему, мы первоначально предположили немногие, которые показались вам весьма нужными при самом вступлении на служение миссионеров, и которые при сем на особом листе написанные, и всеми нами троими, со свидетельство общего согласия нашего, подписанные Вашему Высокопреосвященству представляя, испрашиваю сим желаниям нашим святительского благословения. В исследовании опытов действительного служения долженствуют происходить, сообразные оным правилам, частные и подробнейшие, которые испытав, мы обязаны будем представлять также благоусмотрению Вашему на утверждение. |
| А написал я об этом потому, что может быть это нужно будет Вам для сведения. Да не нужно ли будет в публикации о том, в каких магазинах в СПб. продаётся книга? Итак, снова принося Вам благодарность за Ваше содействие, прошу из посылаемых Вам 125 экземпляров 120 сдать на комиссию, а остальные 5 принять в Ваше распоряжение; может быть, между Вашими знакомыми найдутся люди или которым известна Циммерманова книга, или которым по другим причинам полезна будет моя статья, и можно будет подарить её. А при сдаче на комиссию, не предложить ли Вам Овсянникову, не возьмётся ли он сам разослать другим книгопродавцам? Если он потребует за сие ещё уступки, я согласен на сие, а то Вам самим беспокойно будет хлопотать о сем. Мне и то совестно перед Вами. Если сделаете библиографическую заметку о моей статье, – я очень буду благодарен: потому что это, думаю, будет —386— способствовать и распространению моей статьи, и разъяснению вопроса, в ней рассматриваемого, т. е. того, до каких, просто сказать, подлостей доходит ныне нечестие в своих нападениях на Святую Религию. Не стесняйтесь отношениями ко мне и пишите заметку, как требует правда. Считаю нужным сообщить Вам следующее: прискорбно было мне, что в моей статье нашей Редакцией было сделано уж очень много изменений, так что я почёл нечестным выставлять моё имя под статьёй. Но сообщаю Вам об этом только для сведения и прошу этого не печатать, и даже ничего не печатать об этом; потому что я много обязан Редакции и отнюдь не желаю, чтобы сделан был ей из-за меня какой-либо упрёк и особенно не желаю, чтобы об этом было печатано, не желаю, чтобы это всем сделалось известным. Οб Аскоченском я спрашивал наших, и ничего не слышно, чтобы он был у кого-нибудь из наших Академических; в разговоры за трапезой он вступал с Георгием Васильевичем 1742 , но сей не желал, чтобы он приходили к нему в дом; но в чём состоял разговор, этого я не знаю подробно, и что узнаю в последствии постараюсь Вам передать. Когда будете писать ко мне, то прошу Вас написать – в каких отношениях Вы находитесь с В.В. Гречулевичем 1743 и видаетесь ли с ним когда-нибудь. Послезавтра я думаю послать к нему Папенькину статью о Промысле Божием (из Метафизики) для напечатания в Страннике, но о том, кому передать деньги, в случае напечатания статьи и кому передать статью в случае не напечатания, – об этом не думаю писать пока ничего определённого. Если Вы с ним видаетесь и напишете мне об этом, что я попрошу Вас похлопотать о получении надлежащего; а если Вы не видаетесь, то – как думаете, можно ли будет попросить его о пересылке денег по почте? —387— Василий Никифорович 1744 здоров, усердно занимается своим делом, занимается ещё музыкой, по случаю железной дороги 1745 несколько раз побывал в Москве, он благодарит Вас за память и свидетельствует Вам усерднейшее почтение. Тетинька и я свидетельствуем усерднейшее почтение Вам, Супруге Вашей, и Маменьке. |
| Из-за этого письма в моем присутствии нередко был у них горячий спор; каждый из них признавал свое письмо за оригинал, а другое за подложное. (Я думаю, что г. В. И. Лествицын пропечатал о смерти Мациевича в «Русской старине» 1879 года, окт., стр. 197, именно письмо Златоустова, так как семейство его после его смерти поселилось в Ярославле .) Василий Иванов Щапов был угодичский крестьянин; по книгам с. Угодич половины XVIII столетия] был отмечен в бегах, но где и как он попал в военную службу — неизвестно, но только он находился безотлучно в числе конвойных при Мациевиче, как в Ферапонтове, так и в Николо-Корельском монастырях. Затем Щапов в 1770 году был отправлен в действующую армию под крепость Бендеры, где предводительствовал фельдмаршал, граф Валериан Платонович Мусин-Пушкин , и участвовал при штурме Бендер. Во время этого дела неприятельская бомба упала на батарею близ фельдмаршальской ставки; Щапов, находясь у ставки, бросившись к бомбе, вырвал из нее трубку и опять пошел на свое место; в это время граф, выходя из шанцев, увидел бомбу, лежащую у самых пороховых ящиков, и спросил у соседа Щапова: отчего бомбу не разорвало? — оттого, ваше Сия[тельст]во, ответил ему Щапов, что я успел выдернуть из нее трубку. Граф похвалил его бесстрашие, произвел его в старшие унтер-офицеры и наградил сверх того 50 червонцами, потом спросил его о его родине и весьма был рад, когда узнал, что Щапов ростовец и житель села Угодич, отчины его деда и отца, которую он знал весьма хорошо, и тут же припомнил, как в своем детстве он купался в Ростовском озере и катался с сестрой своей Елизаветой, и смотрел, как ловили рыбу для его отца, со старостой Иваном Тимофеевым Альтиным, и как сын старосты Карпуха рвал с воды цветы для его сестры. В непродолжительном времени граф из бессменных своих ординарцев произвел Щапова в офицеры и после войны определил его в Москве на видное и покойное место; там случай свел его вторично с Ростовским митрополитом Арсением Мациевичем под именем «Андрея Враля». |
| Находясь под столь «сильным впечатлением», собрание по докладу «митрополита» Евдокима постановило: «Признать Священный Синод, в силу его органической связи с Высшим Всероссийским Церковным Управлением, избранным на втором Всероссийском Поместном Соборе 1923 года, а также ввиду признания его таковым Вселенской Патриархией (определение Константинопольского Священного Синода от 17 апреля 1924 года) – Единственным Канонически Закономерным Высшим Органом Управления Российской Православной Церкви (так, всё с заглавных букв. – свящ. А. Л/.) " 172 . Признание Фанаром, таким образом, требовалось раскольническому лжесино-ду не только для внешней, но и для внутренней легитимации. «Подлинные грамоты Вселенского Патриарха с печатями и подписями», столь впечатлившие «Великое Совещание», надо полагать, Димопуло оставил у себя, но еще 5 июня 1924 г. он направил «Его Высокопреосвященству Председателю Священного Синода» их русский перевод «для сведения», подписавшись как «покорнейший слуга и во Христе сын и Представитель Вселенского Патриарха в России» 173 . Затем с заверением «митрополита» Евдокима от 23 июня переводы протоколов были отправлены в советские инстанции (по факту – председателю Антирелигиозной комиссии ЦК РКП(б) Е.М. Ярославскому) 174 . После этого, уже в сентябре, переводы Димопуло были циркулярно разосланы обновленческим епархиальным управлениям. Одновременно они были пущены и в раскольническую печать. С центральным печатным органом («Вестником Священного Синода») у обновленцев в тот момент были сложности (он не выходил весь 1924 г.), но местные издания выпускались довольно активно. Наиболее полно «грамоты Вселенского Патриарха» были опубликованы в издании «Владимирского епархиального управления», редактировавшегося «архиепископом» Серафимом (Руженцевым), вскоре ставшим у раскольников «митрополитом Московским». В действительности пресловутые «грамоты» были выписками из протоколов четырех заседаний стамбульского Синода: от 17 апреля 1924 г., от 30 апреля, от 6 мая и от 30 апреля – 6 мая (с двойной датировкой). |
| Уже Магистр фон Плеттенберг действовал как ревностный союзник Литвы и враг Иоаннов. Купцы наши спокойно жили и торговали в Дерпте: их всех (числом более двухсот) нечаянно схватили, ограбили, заключили в темницы. Началась война, славная для мужества Рыцарей, еще славнейшая для Магистра, но бесполезная для Ордена, бедственная для несчастной Ливонии. Исполняя договор и думая, что Король Александр также исполнит его, то есть всеми силами с другой стороны нападет на Россию, Плеттенберг собрал 4000 всадников, несколько тысяч пехоты и вооруженных земледельцев; вступил в область Псковскую; жег, истреблял все огнем и мечом. Воеводы, Наместник Князь Василий Шуйский с Новогородцами, а Князь Пенко Ярославский с Тверитянами и Московскою дружиною пришли защитить Псков, но долго не хотели отважиться на битву; ждали особенного указа Государева, получили его и сразились с неприятелем 27 Августа, в десяти верстах от Изборска. Ливонский Историк пишет, что Россиян было 40000: сие превосходство сил оказалось ничтожным в сравнении с искусным действием огнестрельного снаряда Немецкого. Приведенные в ужас пушечным громом, омраченные густыми облаками дыма и пыли, Псковитяне бежали; за ними и дружина Московская, с великим стыдом, хотя и без важного урона. В числе убитых находился Воевода, Иван Бороздин, застреленный из пушки. – Беглецы кидали свои вещи и самое оружие; но победители не гнались за сею добычею, взятою жителями Изборскими, которые, разделив ее между собою, зажгли предместие, изготовились к битве и на другой день мужественно отразили Немцев. Псков трепетал: все граждане вооружились; от двух третьему надлежало идти с копьем и мечом против гордого Магистра, который безжалостно опустошал села на берегу Великой и 7 Сентября сжег Остров, где погибло 4000 людей в пламени, от меча или во глубине реки, между тем как наши Воеводы стояли неподвижно в трех верстах, а Литовцы приступали к Опочке, чтобы, взяв сию крепость, вместе с Немцами осадить Псков. К счастию Россиян, открылась тогда жестокая болезнь в войске Плеттенберга: от худой пищи и недостатка в соли сделался кровавый понос; всякий день умирало множество людей. Не время было думать о геройских подвигах. Немцы спешили восвояси: Литовцы также удалились. Сам Магистр занемог, с трудом достигнул своего замка и распустил войско, желая единственно отдохновения. |
| Литературный портрет выдающегося русского писателя Василия Белова к его 90-летию мастерски создан прозаиком, публицистом, депутатом ГД РФ Анатолием Грешневиковым (п. Борисоглебский, Ярославской обл.) в очерке « Родственная душа Василий Белов». Выдающийся писатель, историк Владимир Крупин (Москва) свои воспоминания посвятил личности и творчеству соратника, ушедшего прозаика Виктора Лихоносова в очерке « Всегда говорит душа...». В рубрике «Искусство» титулованный искусствовед Лев Миловидов (Москва) рассказывает в статье «Славный юбилей известного объединения художников» о новой книге, точнее о красочном, иллюстрированном художественном альбоме, посвященном творчеству художников объединения «Русский Север», отмечающему 45-летие. Правда, корни объединения уходят в XIX век, объединение было зарегистрировано в 1896 г., в революцию закрыто, а через десятилетия возрождено. Эта судьба – еще одно подтверждение промыслительности русской истории и крепости русской жизни, каким бы смертельным испытаниям они ни подвергались. И новый выпуск журнала «Родная Ладога» - один из кирпичиков этой крепости. NB . По прежнему адресу – роднаяладога.рф – работает обновленный сайт журнала. Приглашаем на сайт читателей и писателей. Валентина Валентиновна Ефимовская, заместитель главного редактора журнала «Родная Ладога», член Союза писателей России Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите " Ctrl+Enter " . РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям. Комментарии Оставьте комментарий Закрыть Закрыть Сообщение для редакции Закрыть Закрыть В России водителей на любой заправке могут оштрафовать за это Актриса Уколова ужаснулась от Сызрани и написала мэру: читать Жестоко избил невесту и обнимал после труп: что будет с убийцей? Часть Внуково эвакуирована из-за высокой угрозы Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. |
| Ангел и Коза А еще, помню, это мы уже все вместе путешествовали как-то по Ярославской области, и кто-то нам отдал большущего, из дерева вырезанного ангела – отлевкашенного, золоченого. И вот мы тащим это небесное создание на себе. Тяжеленный такой! Придавил нас… Из деревни Спирово нам надо в деревню Коза. Все равно что из Иерусалима в Иерихон (ср. Лк. 10, 30) податься. А нас еще и напутствовали: – Идите вперед по этой дороге и никуда не сворачивайте. Коза будет прямо по пути! Идем, стали в связи с названием, наверно, пункта назначения еще и Лешего, и Кикимору вспоминать… Весело нам! Да только дорога не кончается… Нас заверили, провожая: – Максимум полчасика пройдете. Алексей Валерьевич Артемьев. В мастерской с внуками Два часа прошло… Уже вечереть стало. Мы уже приметы оставляем на пути, и их же потом встречаем! Дядя Леша палку воткнул в расселину дерева – глядь, а мы опять у нее… Тут мы как взмолились! Может быть, впервые в жизни так, чтобы завопить: – Господи, помоги! Продолжать этот путь не имело смысла. Посидели на траве. Святых повспоминали… Николу Угодника. Поднимаемся... – Так вот же она – Коза! – объявляет Алексей Валерьевич. И правда: за деревьями деревенька нарисовалась! Север фантастичный, а жизнь настоящая А как-то раз по Пинеге в Архангельской области путешествуем... Нам надо было добраться в деревню Нюхча. Там жители такие смешные. Алексей Валерьевич у них спрашивает: – Русские? – Не-е. Рушкая, рушкая… – А как деревня-то называется?! – Нюхча. А мы рушкая. А у него были такие артистические способности, что мог любого передразнить, спародировать. Но эта «рушкая Нюхча» надолго вошла в репертуар. Он и внукам еще постоянно всяческие зооконцерты устраивал. И вот мы ходим-ходим там, в Нюхче, по берегу. Кто бы нас переправил на ту сторону. Там Василий такой был. Мы к нему – он ни в какую. Уже ночь была, кто-то все-таки сжалился, набрал нас там таких шестерых продрогших. Темень, а еще и буря на реке поднялась. Реально было страшно. Причалили. А там прямо сторожка косарей. |
| «Инспектриса института воспитательного дома, княгиня Козловская, поручила мне просить вас открыть патриаршую ризницу для окончивших курс кандидаток и особенно было бы приятно, если бы могли они быть у вас сегодня в час вечерни, и если б вы приняли на себя труд проводить их по соборам, то они почли бы это величайшим одолжением. Об этом лично просила меня княгиня. Её сиятельство хотела быть с детьми сама. Она предостойная христианка. Ту же просьбу она обратила к сестре моей (Е.В. Ушаковой), которая лично хочет передать вам оную просьбу и требует, чтобы я и письмо с нею отправил». Все приказания моего друга, без сомнения, были исполнены мною в точности. Другое подобное приказание я получил от его высокопреподобия 14 января 1855 года. «Отец синодальный ризничий, – так изволил писать мне о. ректор, – не откажет, вероятно, в приеме г. ординарному профессору Карпову, который будет к нему в двенадцатом часу ныне. Гость желал бы воспользоваться протекцией о. синодального ризничего и для обозрения оружейной палаты и дворца». Исполнено и это повеление. Карпов Василий Николаевич, ординарный профессор С.-Петербургской д. академии и бывший наставник, как было замечено выше, Л.В. Краснопевкова (ныне о. архимандрита Леонида), прибыл в Москву, в качестве депутата от академии, на торжество столетнего юбилея Московского Императорского университета. 6-го октября 1855 г. о. Леонид запиской спрашивал меня, можно ли будет сегодня в полдень препроводить в оружейную палату генеральшу Задонскую 12 с её семейством, а оттуда, быть им в синодальной ризнице? Ответ на предложенный вопрос дан был, без сомнения, утвердительный. 14-го июня 1856 г. о. Леонид писал мне, на клочке бумаги: «Ваше высокопреподобие! Вечером сегодня, может быть, приедет ко мне знаменитый мореход, граф Путятин. Но хотите ли с ним повидаться и принять из его уст просьбу, которую, в случае нерасположенности вашей быть у меня, передаст вам на днях вашего высокопреподобия покорный послушник А. Л. …» Не помню, виделся ли я в этот раз с графом Путятиным, но просьба мне была изъяснена. Просьба касалась допущения к занятию рукописями синодальной библиотеки молодого ученого англичанина Пюзея, сына знаменитого профессора Оксфордского университета и основателя новой религиозной секты в англиканской церкви. Сам по себе, без разрешения синодальной конторы, просьбы этой исполнить я не мог: но я был уже предупрежден на счет Пюзея высокопреосвященным митрополитом. 13-го числа владыка изволил писать мне: |
| Ему было недостаточно одного уменья писать книжным языком: изложив свою повесть по-церковнославянски, но без риторического добрословия, он подобно Досифею Соловецкому или Герману Столбенскому, целые годы продержит ее в своей келии, боясь явиться перед читателем в неустроенном виде, пока не найдет опытного мастера, который покроет его рассказ блеском широких словес. «Како везти к архиепископу, пишет Досифей о своем труде, стыжуся, понеже истину написах, но удобрити якоже бы сложно недоумехся». Слагатель самых витиеватых житий всего усерднее просит у читателя снисхождения к простоте своего пера, «понеже извитая словесем не вем, ни решения притчам навыкох, ни у философов учихся, грамотикия же и риторикия никогдаже прочитах». Любопытно, что в древнерусской литературе житии первый голос, хотя раздавшийся в пустыне, против философского извития, наполняющего «воздух словесы», поднял приезжий литературный мастер: в предисловии к житию соловецких чудотворцев Максим Грек одобряет Досифея именно за простоту изложения, которой тот стыдился, и, противополагая ее суетной философской речи, прибавляет: «Наши же христианския похвалы, Богу приносимыя и святым Его, аще и проста бывают неухищренными глаголы, но благодарна и нескрыта и явствена всем на пользу слышащим». Зато недостаток биографических сведений, при уверенности в литературном искусстве, никогда не останавливал древнерусского писателя; напротив, Андрей Юрьев взялся за новую редакцию жития князя ярославского Феодора, чтобы создать блестящий памятник витийства во вкусе времени, но не воспроизвести вполне и тех известий о князе, какие автор нашел в старом кратком житии его. Общие места житий не ограничиваются назидательными отступлениями: они открываются там, где при первом взгляде могут показаться биографические факты. Типический образ святого, как он рисуется в житиях, слишком известен, чтобы воспроизводить его здесь во всей полноте. В нем рядом с чертами индивидуальными, имеющими значение действительных фактов, легко заметить черты общие, однообразно повторяющиеся едва ли не в каждом житии. |
|
|
