| Работа «Религиозные движения на христианском Востоке в IV и V вв.» была написана И.-П. как «критико-исторические замечания» на диссертационное сочинение А. П. Лебедева «Вселенские соборы IV и V вв.: Обзор их догматической деятельности в связи с направлениями школ Александрийской и Антиохийской». В начале работы, отмечая, что никогда в христ. мире, за исключением борьбы между католичеством и протестантством, не было таких религ. споров, какие происходили в Восточной Церкви в IV-V вв., И.-П. изложил свой взгляд на их появление. Вопросы тринитарного богословия и христологии были очень важны и «касались существенных оснований христианства», но они, отмечал И.-П., поднимались и во II и в III вв. Ереси арианская, несторианская и монофизитская «были значительны и опасны», но они представляли новую фазу возникших ранее сектантских направлений, причем еретические учения первых веков имели целые системы религ. воззрений, противоречивших христианству, а не искажение отдельных догматов. Причины столь бурных волнений в Церкви в IV-V вв., по мнению И.-П., нужно искать не только в существе предметов, вызвавших спор, но и в «особенностях среды, в многоразличных влияниях, среди которых происходили эти споры». Одной из причин И.-П. называет религ. интерес, желание возможно полнее раскрыть христ. истину: «Та эпоха была несомненно эпоха по преимуществу религиозная... Вера христианская, за которую христианство уже целые века боролось с язычеством, за которую оно пожертвовало жизнью сотней тысяч своих исповедников, естественно была для христиан в то время самым высшим, самым дорогим интересом» ( Иванцов-Платонов А. М., прот. Религиозные движения на христианском Востоке в IV и V вв. 1881. С. 7). Но там, где в к.-л. направлении складывается «умственное и жизненное настроение», там непременно обнаруживаются разнообразия, разделения, споры (Там же. С. 9). На развитие споров оказывали влияние и частные, личные причины: различия в образовании, в богословской подготовке, в способностях. И.-П. указывает как на причины на различия в условиях жизни - национальной, политической. Особенное значение приобрели религ. споры при новых отношениях, какие установились в Римской империи между гос-вом и Церковью со времен имп. св. Константина I Великого (Там же. С. 16). Кроме того, в III в. христ. богословские учения о Св. Троице, о личности Христа Искупителя еще не были достаточно четко раскрыты (Там же. С. 13). Собственно богословская наука стала развиваться с IV в., а «в христианской науке возможны самые разнообразные направления; и чем шире и свободнее развивается христианская наука, тем более может обнаруживаться в ней эта разность направлений, на общей однакож для всех,- отмечает И.-П.,- почве православно-христианского верования» (Там же. С. 24-25). |
| Справка: 1) Устава духовных академий § 216: «Состояние библиотеки и наличность библиотечного имущества ревизуются ежегодно ревизионной комиссией, особо назначаемой Советом Академии». – 2) По § 110 лит. б п. 15 того же устава – «назначение ревизионной комиссии для проверки библиотеки значится в числе дел Совета Академии, представляемых на утверждение местного Епархиального Архиерея. Определили: 1) Поручить произвести следующую ревизию академической библиотеки ординарному профессору С. С. Глаголеву и и. д. доцента А. К. Мишину, о чём и представить предварительно на Архипастырское утверждение Его Высокопреосвященства. – 2) Жертвователям выразить от лица Совета Академии глубокую благодарность. VI. Прошение законоучителя Харьковской женской гимназии, кандидата Академии выпуска текущего 1910 года. священника Вениамина Платонова : «Честь имею почтительнейше просить Совет Московской Духовной Академии разрешить мне переработать своё кандидатское сочинение на тему: «Прощение Господом женщины-прелюбодейцы ( Ин.8:1–11 )» и представить в качестве магистерской диссертации». —508— Справка: 1) Указом Святейшего Синода от 5 июля 1895 г. за 2565 Советам Академий предписано было: «дозволять удостоенным степени кандидата переделывать их кандидатские сочинения в магистерские диссертации с большою осторожностью и не иначе, как с особого разрешения Епархиального Архиерея». – 2) Кандидатское сочинение священника Платонова отмечено было высшим баллом 5. Определили: 1) Дозволить священнику Вениамину Платонову переработать его кандидатское сочинение на указанную тему в магистерскую диссертацию. – 2) Постановление сие представить предварительно на Архипастырское утверждение Его Высокопреосвященства. VII. а) Отзывы о кандидатском сочинении действительного студента Академии выпуска текущего 1910 года Яхонтова Александра на тему: «Русский исторический процесс в учении Вл. Соловьева». 1) Экстраординарного профессора Μ. Μ. Богословского: «Сочинение г. Яхонтова построено по очень последовательно развертывающемуся плану. |
| Говоря о русском богословии XIX века, нужно назвать ряд имен и в первую очередь имя знаменитого иерарха — митрополита Московского Филарета (Дроздова), который много сделал для упорядочения богословского образования в Санкт-Петербурге и Москве и для переориентации русского богословия вообще. Богословие было для него живым делом, частью его духовного опыта. Он значительно отличался от большинства богословов прошлого и только, может быть, в отношении к исследованию Священного Писания разделял общий подход со своим учителем, митрополитом Платоном. Православная традиционность и ясность церковного мышления сочетались у Филарета с острым чувством времени, со стремлением сделать богословие общедоступным, ввести его в практическую церковную жизнь. Именно потому он был принципиальным сторонником перехода на русский язык в преподавании богословских дисциплин и инициатором в подготовке русского перевода Священного Писания. Как богослов Филарет прежде всего библеист, стремившийся вслед за митрополитом Платоном к обнаружению буквального смысла Священного текста. Такой подход был новым для русских богословов и весьма непростым, ибо требовал строгой научной методики в работе с текстом, основательных знаний еврейского и греческого языков. Сторонник исторического понимания Библии, митрополит Филарет не потерял, а наоборот, развил в себе способность выявлять глубинный внеисторический смысл Священного Писания, прозревать символику библейских повествований. Однако это библейское богословие Филарета чуждо искусственных схем поздних схоластических экзегетов и подражавших им русских богословов. При истолковании духовного смысла он остается в четких границах, обусловленных научной экзегезой и святоотеческой традицией. Наиболее существенный отход от принципов школьного богословия прошлого обнаруживает Филарет в разработанном им плане преподавания богословия. Этот план под названием «Обозрение богословских наук в отношении к преподаванию их в высших духовных училищах» (1814 год) можно считать первым документом, в котором была предпринята попытка сформулировать основы нового, несхоластического метода. В позднем схоластическом богословии доктринальная концепция претендовала на некую универсальность. Концепция была первичной, и сквозь нее изучалось Священное Писание. Библейские тексты использовались для авторитетного обоснования умозрительной системы. Так же поступали и с текстами святоотеческими, которые привлекались для того, чтобы поставить систему взглядов на фундамент традиции. Для Филарета, напротив, система — вторична, первично — слово, заключенное в Священном Писании. |
| Климент Александрийский Климент Александрийский известен как самый ревностный искатель истины. Он прилежно занимался изучением наук, входивших в курс тогдашнего образования, и не прекращал своих ученых исследований до тех пор, как сам говорит, пока не успокоился на лоне Слова или вечной Истины. По окончании школьного образования Климент предпринимал путешествия по разным образованным странам, и был в лучших городах древнего мира; но, пренебрегая всем, что не имело непосредственного отношения к непосредственному предмету занятий, он ничего не говорит нам ни об этих местах, ни о своих приключениях. Только, об одном предмете сохранилось у него живое воспоминание об изучаемых им во время путешествия разных философских системах. Только этот предмет главным образом интересовал его. Главным поприщем его ученых исследований были Греция и Италия. В Греции, где в то время философия, сбросив с себя одежду поэзии, приняла вид настоящей науки, Климент с ревностью начал изучать ее системы, особенно же систему циников и Филона. Здесь же собирал сведения о жизни философов и источниках их учения. Италия, где в то время была в величайшем уважении Платонова философия, и где много было философов, которые не следовали никакой определенной системе, представила Клименту возможность основательно изучить философию Платона и познать дух эклектизма. Он нашел, что Платонова фнлософия по своему содержанию наиболее приближается к христианству; но прочие философские системы, как то: Эпикура, Аристотеля, и даже стоиков, проникнуты материализмом, и потому не заслуживают большого внимания. Известно также, что Климент имел случай беседовать с многими представителями христианства; но с особенной любовью вспоминает он о начальнике Александрийского училища, Пантене, который имел на него влияние не только в богословском, но и философском отношении. Бл. Иероним говорит, что Пантену была известна вся современная литература, и что он отличался знанием предметов божественных и человеческих. Ориген указывает на него, как на образец мужа просвещенного и заботящегося о всестороннем образовании 329 . Так как философия занимала в александрийской школе первое место между вспомогательными, науками богословия, то Пантен, принадлежавший (до обращения своего к христианству) к стоической школе, без сомнения не преминул принести на пользу христианству свои философские сведения. По всей вероятности его стоическое образование было причиной перемены мыслей Климента о стоиках, которым он сперва не хотел следовать, но потом очень заметно следовал в своем «Педагоге». После Пантена, Климент занял место наставника и начальника в александрийском училище). Его обширная ученость, глубокое знание греческой литературы, философская проницательность и блестящее красноречие, обратили на него внимание, не только христиан, но и язычников, которые любили посещать его училище и потом делались христианами. |
| Материал одобрил сам издатель, он же пригласил Эфрона к сотрудничеству. Обрадованный автор впервые почувствовал, как благожелателен русский герой, как правдив христианин. Затем десятилетиями пишущий еврей Эфрон будет благоговеть, почитая этого туркестанского героя и русского благочестивого генерала. Михаил Григорьевич Черняев, как бы из рук в руки, передает Эфрона из «Русского Мира» на попечительство Никиты Петровича Гилярова-Платонова. О, это был один из апостолов славянофильства, его деятельный двигатель! Гиляров издавал церковную газету «Современные Известия». Рекомендованного М.Г. Черняевым сотрудника зачислили в штат газеты «Современные Известия». Наконец бойкий молодой литератор устроен в Москве, получил сносное жильё, оплату и, главное, он попал в круг одинаково мыслящих людей. Одиннадцать лет проведёт Эфрон в этом близком кругу, напитываясь познанием истин славянофилов, почерпая их в трудах основателей русского мировоззрения и церковно-богословского православного учения. Всё это стало близко зачерствелой душе Эфрона, и она ожила. Впоследствии литератор напишет о Гилярове-Платонове: «Примером своей личной жизни, своим пониманием христианских истин он заразил меня, он научил меня постигать и понять великое Учение. Благодаря ему я сделался христианином и почувствовал себя русским и православным. Он же научил меня любить Россию, и таким образом из беспочвенного еврея превратил меня в сына его земли, приобщил меня к сынам его великого народа» (Газета «Свет». 1908, 12 февраля). Ещё в 1878 году Эфрон перешёл в Христианство, сердцем и разумом обрадован духом Православия. После крещения по православному обряду получает имя Савелий Константинович. Он в дружбе с русскими идеологами, думает единомысленно с Гиляровым, волнуется вопросами полюбившегося издания. Устраивает личную жизнь - женится, а своего первенца назвал Никитой, в честь наставника, Никиты Петровича Гилярова-Платонова. Этот его сын, рождённый в Православии, впоследствии станет крупным медиком, изобретателем новых лекарственных средств, применяемых в практике и теперь. |
| Просить г. Министра Просвещения и Церковных Дел не только принимать в будущем ходатайство осужденных священников, но направлять их по назначению и оказы- —398— вать, как было раньше, возможную поддержку, и особенно, если такие прошения с должной мотивировкой поступают от Епископов. Председатель: Архиеп. М. С. Димитрий. Члены: Еп. Н. Никанор. Еп. Ж. Савва. Еп. Т. Мелентий. Еп. С. – Секретарь: Д. Рошу. 114. 14 мая 1908 года. Савва, еп. Жичский. Беляев A.A., прот. Профессор Московской Духовной Академии П.С. Казанский и его переписка с архиепископом Костромским Платоном [Фивейским]//Богословский вестник 1911. Т. 2. 6. С. 399–414 (2-я пагин.). (Продолжение) —399— Изданная нами переписка профессора Московской Духовной Академии П.С.Казанского с его родным братом Костромским архиепископом Платоном 1667 обратила на себя внимание некоторых органов нашей печати «как любопытная по выяснению взглядов ученого историка и по многочисленным сообщениям и наблюдениям над тогдашними событиями и лицами» 1668 . Выраженная нам признательность за обнародование этой переписки побуждает нас продолжить издание писем П.С-ча на страницах Богословского Вестника. Среди интересов и треволнений настоящих дней не только приятно, но и полезно погрузиться в дни прошлые. Кроме некоторого отвлечения от злобы настоящего, удовлетворения любознательности, погружение в прошлое имеет значение для установления правильного отношения к настоящему. Настоящее имеет свои корни в прошлом, повторяет в измененных формах прошлое и может быть правильно понято только при свете не отдаленного от нас прошлого. Хотя опыт жизни засвидетельствовал ту печальную истину, что знание прошлого мало научает людей и они способны —400— слепо повторять старые ошибки, но эта невнимательность к урокам прошлого не умаляет его дидактического значения, как не умаляет значения великих произведений искусства неспособность многих получать от них эстетические удовольствия. Невнимательность к урокам прошлого свойственна людям малоспособным понимать жизненный смысл явлений окружающей действительности. Замечен тот факт, что люди, живущие в строго определенном и нешироком круге мыслей и чувств и свои мысли и чувства считающие мерилом всех вещей, лишены бывают способности жизнепонимания. Для понимания жизненного смысла явлений действительности нужна особая чуткость чувства, возбуждающая живой интерес к действительности, способность раскрывать свой внутрешиий мир для восприятия разнообразных впечатлений от явлений жизни, не загораживаясь от них привычными воззрениями и не смотря на них только сквозь призму этих взглядов. |
| Доброе будущее утверждается на добром прошедшем. Когда в свободные и бездеятельные минуты я предавался воспоминаниям о прошлом, предо мною на фоне моей собственной греховности являлось то, что я встречал и узнал доброго на своем жизненном пути. Милые и светлые образы, благородные дела, намерения, мечты. Я нашел нечто утешительное в мысли, что все это доброе цело, вечно, что оно сохраняется в бессмертных недрах прошедшего. Этой мыслью я захотел поделиться с Вами ныне. С. Глаголев Воскресенский Г.А. К вопросу о новом пересмотре славянского перевода Библии//Богословский вестник 1903. Т. 1. 2. С. 226–246. (2-я пагин.). —226— Семнадцать лет тому назад, в 1885 году, когда в России и во всех славянских землях торжественно чествовалась память святых славянских первоучителей по поводу исполнившегося тысячелетия кончины св. Мефодия, высказана была в повременной печати мысль о благовременности исправления Библии и богослужебных книг 204 во славу свв. Кирилла и Мефодия. Достопочтенный редактор «Современных Известий» Η.П. Гиляров-Платонов, бывший бакалавр Московской духовной академии по кафедре герменевтики и учения о вероисповеданиях и расколах (1848–1855), в 53 и 57 своей газеты за 1885-й год выразил желание, чтобы «восчествована была память свв. наших первоучителей деянием, прямо относящимся к оставленному ими нам наследию. Пересмотр текста богослужебных книг давно ждет своей очереди; славянский текст Библии также заслуживает пересмотра». Указывая неосновательность опасения чрез новый пересмотр книг дать новую пищу расколу, Η.П. Гиляров-Платонов выражает надежду, что, наоборот, исправление, ныне предпринятое, облегчит примирение старообрядцев с церковью... И археография, и археология, и критика текста шагнули вообще в двести лет далеко. Исправление мо- —227— жет повестись не наспех, не кое по каким подлинникам и не с кое каким знанием славянского языка. Производимое во всеоружии богословской и филологической науки, всесторонне-беспристрастно, исправление послужит к торжеству истины и если не к искоренению раскола, то к его ослаблению... Но исправление должно иметь значение для нашего просвещения вообще. Первоначальное наше просвещение и вся наша письменность назданы на наследии Кирилла и Мефодия, на церковной литературе; колыбель нашего языка в его культурном состоянии – там же. И если церковно-славянскую книгу мы кладем в основание народного просвещения, то необходимо позаботиться о самой этой книге, чтобы она не содержала искажений, уклонений, невежественных поправок... Исправление необходимо для восстановления правильности в языке перевода. «Пора!» – заключает редактор газеты: «се время благоприятно! Пересмотру славянского текста и Библии и богослужебных книг во славу свв. Кирилла и Мефодия должно быть положено прочное начало: в видах умиротворения церкви и к утверждению просвещения на основании, нам от начала преданном». |
| Однако многие идеи Аристотеля впитались в систему христианского богословия. Особенно близки учителям Церкви были стройность и большая ясность взглядов Аристотеля на материю, ее строение, возникновение отдельных вещей, соответственно общей мировой цели, наконец, общая гармония и целесообразность, царящая во всем мире. Все эти аристотелевские идеи охотно переносились отцами Церкви в систему богословской науки, получая здесь свой христианский оттенок 63 . Наоборот, черты слепого механизма и самодовлеющего материализма в учении Аристотеля о бытии материи и мира были, конечно, чужды святоотеческой письменности. Однако, как мы увидим далее, в противовес крайнему спиритуализму Платона, аристотелевское учение об изначальном единстве души и тела в природе человека также стало частью святоотеческой антропологии. 1. 2. 1. Аристотель и термины «φσις» и «ρχ» Для Аристотеля-естествоиспытателя понятие «φσις» стало центральным в его научных построениях. Продолжая традиции физиков досократовского периода, Аристотель использовал идею природы для объяснения различных механических форм движения, а также как принцип и источник всякого движения 64 . Однако с Платоном этого классика древнегреческой мысли объединяет отношение к природе как сущности (οσα), а именно, сущности вещей 65 . Продолжая мысли Платона, Аристотель относит термин «природа» не только к телам и космосу, но и к душе, и к ноуменальной сфере, и к бытию в целом. Природа у Аристотеля, с одной стороны, отлична от материи, а с другой – вполне имманентна ей как некий обобщающий принцип. Подробный разбор оригинальных текстов и анализ того, как природа, будучи всегда органическим слиянием материи и эйдоса, обязательно есть благо или стремится к благу, можно найти у А. Ф. Лосева 66 . Ученый отмечает особенный акцент Аристотеля на «телеологической ответственности» природы, а также «приближение более субъективной оценки природы как эстетического принципа в эллинизме» 67 . Весьма активно использовался Аристотелем и термин «ρχ», который кардинально меняет свое значение по сравнению с древними натурфилософами и даже с Платоном. |
| Павла. Основные идеи Платона были раскрыты Флоренским в пробной лекции, читанной им в МДА 17 сентября 1908 г. 709 . На этом интерес к Платону не ослабевает, идеи его продолжали волновать ум Флоренского и воплотились в фундаментальной работе «Смысл идеализма» (1914). Свою любовь к Платону Флоренский пронёс через всю творческую жизнь. Симпатии к платоновской философии, платоновскому миропониманию чувствуются в целом ряде работ, объединённых под названием «У водоразделов мысли» 710 . Как замечает А.Ф. Лосев , Флоренский «дал концепцию платонизма, по глубине и тонкости превосходящую» таких исследователей П по-о латона как Гегель, Целлер, Наторп 711 . По мнению Лосева, Флоренский совершенно собому подошёл к решению основных вопросов платоновской философии, сказав новое слово «о лике и магическом имени», раскрыв «символически-магическую природу мифа». Флоренский, однако, к платонизму подходит с христианских позиций, «христанизирует платонизм». Другими словами, он всегда имеет в виду христианский платонизм, полностью отмежёвываясь от язычества в Платоне, в духе древних отцов Церкви. Флоренский одухотворил платонизм в учении об имени и идее как о лике, живом, полном «внутренних энергий». Идея, по Флоренскому, живёт как самостоятельный миф, как «лик личности». Лосев очень метко определил понимание Флоренским Платона как иконографическое, почти молитвенное 712 . Имя – это, прежде всего, слово, понятие, часть словесной деятельности. Понятие происходит от слова понять (др.-рус. – поять), – это значит не только прикоснуться к объекту, но и сделать его своим достоянием. По Флоренскому, понятие – орудие мысли и может быть определено как logos, то есть нечто, безусловно разумное и реальное, смысл, вокруг которого кристаллизуется личность. Но это идеальное определение понятия, очищенного от всего наносного, от фантазии и произвола условного. Понятия-термины, в современном их понимании, далеко отошли от своего смыслового центра. Но в то же время, благодаря этому, как бы подразумеваемому, центру, термин продолжает жить, питаясь им. |
| — профессором Петербургской Академии. Замечательным литургистом был профессор Н. В. Покровский (1848–1917), научные работы которого посвящены церковной археологии и иконографии. Церковная археология, появившаяся в программах академий лишь в 1869 г. и до того времени почти не изучавшаяся, обязана Покровскому многим. Согласно Уставу 1910–1911 гг., была создана особая кафедра литургики, на которой разработкой ее как исторической и догматической дисциплины занимался преемник Покровского, профессор И. А. Карабинов († после 1918 г.) . Говоря о Московской Академии периода 1869–1917 гг., прежде всего следует назвать ее ректора протоиерея А. В. Горского (1864–1875). Его авторитет в академии и в богословской науке вообще был в это время, пожалуй, еще более высок, чем прежде. «Горский читал догматическое богословие не только научно, но и как–то благоговейно, — писал его ученик, будущий архиепископ Николай Зиоров. — Аудитория ректора была всегда полна студентами как его, так и других отделений» . И даже полстолетия спустя ощущалось его благотворное влияние . При Горском вся жизнь академии, и научная, и учебная, определялась воздействием его обаятельной личности. Горский был очень скромным человеком и, недооценивая свои работы, редко публиковал их. Но личное общение и переписка с ним имели для его современников и учеников громадное значение. Читая догматику, он в отличие от Макария Булгакова обычно начинал с истории отдельных догматов. Возможно, здесь сказывалось влияние Филарета Гумилевского, но, вероятнее всего, причиной была его собственная любовь к истории. Как философ, большое влияние на студенчество имел В. Д. Кудрявцев–Платонов (1828–1891), ученик А. В. Горского и Ф. А. Голубинского и преемник последнего по кафедре (1854–1891). Убежденный идеалист по своим философским взглядам, он умел убедить и своих студентов, ибо в его на удивление гармонической личности идеализм сочетался с глубокой религиозностью и нравственной чистотой. Он относился к тем редким академическим преподавателям, которые умели снискать себе уважение и любовь уже с самого начала своей деятельности; и в молодости, и в старости его личность очаровывала какой–то прозрачной ясностью. Как автор научных трудов, он был не слишком плодовит. «В книгах Кудрявцева, — пишет Г. Флоровский, — покоряет этот стиль внутренней свободы, душевное изящество и благородство, с каким этот человек недрогнувшей веры ведет свое спекулятивное оправдание или обоснование этой веры, строит свой критический синтез среди недостаточных решений других философских школ» . После кончины Кудрявцева–Платонова кафедру унаследовал его ученик А. И. Введенский (1888–1912). Большим авторитетом как преподаватель пользовался П. И. Горский–Платонов, который с 1878 по 1888 г. являлся еще и инспектором академии. За 37 лет своей профессорской деятельности он читал и древнееврейский язык (1858–1895), и библейскую историю (1858–1870), и библейскую археологию (1870–1892) . |
|
|
