| Далее следует упрощенный обзор библейской герменевтики с православной святоотеческой точки зрения (см. главу 4), включающий ключевые аспекты проблем веры, разума и церкви 122 . Нашу герменевтическую позицию в целом можно описать как динамичный консерватизм, выраженный в следующих положениях: а) уважение к авторитету Писания, церкви и классического учения церкви; б) значимость молитвы, богослужения и духовной жизни для изучения Писания; в) честный и ответственный поиск истины, основанный на принципе, что первичным значением библейского текста является то, что получено с помощью критической, грамматической и исторической экзегезы; и г) конечная цель библейской экзегезы – освещение богословских истин и этических ценностей Писания. Более подробное обсуждение вопроса герменевтики см. в главах 6 и 7. Прежде всего следует провести основные разграничения понятий. Хотя прилагательные «экзегетический», «интерпретаторский» и «герменевтический» часто используют как полные синонимы, значения этих понятий несколько различаются и требуют более четких определений. Экзегеза (от греческого ξηγω, что буквально означает «вести от» или «изымать») имеет дело в первую очередь с изначальным значением текста, то есть с тем, что передает нам автор на языке оригинала особым стилем, присущей ему грамматической структурой и в своем историческом контексте. Абсолютная объективность экзегезы – иллюзия, однако относительная объективность возможна, как уже достаточно ясно из того согласия, которое достигнуто учеными на экзегетическом, описательном уровне. Грамматический и исторический контексты дают некоторые объективные критерии для достаточно точного понимания многих мест Писания 123 . Общее изложение основных идей, содержащихся в тех или иных книгах Писания, хотя и предполагает больше вариаций и не столь надежно, также вполне возможно. Любой внимательный читатель может достичь понимания с помощью экзегетической интуиции; но профессионалы в этой области способны проводить систематическую экзегезу на сознательном уровне любыми подходящими для этого методами. В идеале задача экзегета – описание, главный предмет которого – сам текст. Пока экзегет не отклоняется от своей задачи – поиска изначального смысла текста, – он может использовать самые различные литературные и исторические методы. Основные проблемы экзегезы возникают в следующих случаях: а) из-за недостатка свидетельств; б) предвзятости суждений экзегета; в) чрезмерного увлечения анализом контекста; г) поспешных и непроверенных выводов интерпретатора, из-за которых экзегеза превращается в эйсегезу (то есть сообщение тексту собственных идей). Лучший способ справиться с этими трудностями – самим экзегетам постоянно проверять друг друга, убеждаясь, что они занимаются именно описательной экзегезой, ищут изначальное значение слов автора. |
| Читатель «Ответов Фаласию» заметит, что экзегеза св. Максима весьма отличается от экзегезы вообще, известной нам, от толкования св. Иоанна Златоуста например, и от традиционной экзегезы, которая сохраняет верность последней. С этой точки зрения св. Максим предлагает читателю прямую или косвенную информацию, которая, при соответствующей систематизации, могла бы привести нас к полноценной богословской герменевтике. Исходя из необходимости исследования библейской герменевтики св. Максима, в настоящем докладе мы поставим себе задачу проанализировать моральные предпосылки библейской экзегезы так, как они представлены в труде «Ответы Фаласию». Перед началом анализа хотелось бы выразить убеждение, что св. Максим является характерным представителем православного богословия, и таким образом и православной библейской герменевтики. Моральные предпосылки, или мотивация библейской экзегезы Эти предпосылки определяют внутреннее устроение экзегета перед тем, как он приступит к толкованию библейского текста, и определяют мотивацию экзегезы. Иными словами, это мотивы, которые побуждают экзегета приступить к анализу библейских текстов и объяснению их смысла. Прежде чем приступить непосредственно к ответам, св. Максим чувствует необходимость сделать вступление, которое представляет собой небольшой, но настоящий трактат по библейской герменевтике. Самым важным фактором для св. Максима является мотивация, т.е. именно то, что побуждает его в конце концов принять просьбу монахов Фаласия и ответить на их вопросы. Видя, что Фаласий не откликается на его настоятельную просьбу позволить ему не толковать места, отмеченные монахами, св. Максим решает, наконец, «против своей воли» приступить к тому, что, по его словам, «превышает его силы». Единственный мотив, который побуждает его делать против воли то, что превышает силы, есть опасение, как бы из-за его отказа не «пострадала каким-либо образом любовь между братьями». Смирение, или понимание собственной ограниченности, как предпосылка экзегезы Честность и добросовестный подход к научному исследованию обязывает нас упомянуть о четко выраженном смирении св. Максима. Сильнее этого состояния подлинного смирения есть только любовь, опасение, как бы из-за его отказа не пострадала каким-либо образом любовь между ним и братством Фаласия, из-за отказа, который Фаласий и иже с ним могли расценить и как непослушание: «Боюсь, как бы не пострадала каким-либо образом любовь, которая нас объединяет, и как бы мой отказ не показался тебе знаком непослушания, и поэтому дерзаю против моей воли делать то, что превышает мои силы». Св. Максим берет на себя риск прослыть дерзким и стать для всех посмешищем из-за стремления не повредить каким-либо образом дух любви среди братии: «Я счел за лучшее быть обвиненным в дерзости и быть поднятым на смех теми, кто этого желает, только бы не поколебалась и не ослабла любовь». |
| Отсутствие опыта Божественного, которое делает невозможным его понимание, побудило, по мнению св. Максима, отцов Церкви не раскрывать многое из смысла библейского текста, что было им доступно только благодаря опыту. Тому, кто желает постичь Божественное слово Писания, потребуется приложить много усилий и в то же время переживать опыт общения, встречи с Богом. Молитва как предпосылка библейской герменевтики Сознание неспособности проникнуть в глубокий и неоднозначный смысл Божественного слова Писания утверждает молитву как одну из существенных предпосылок толкования. С глубоким убеждением ограниченности своих сил познать и постичь Божественное слово Писания св. Максим Исповедник постоянно сам обращается в молитве к Богу и просит других молиться за него, чтобы ему сподобиться Божественной благодати, дара разумения смысла Писания. Молитва является для св. Максима Исповедника существенным условием верного толкования. Св. Максим начинает ответ на 48-й вопрос молитвой. Это очень красивая молитва с необыкновенно богатым содержанием в отношении характерных черт герменевтики св. Максима. «Приди, Преславное Слово Божие и приобщи нас, в меру сил наших, к разумению слов Твоих, сними покров с очей, покажи нам, Христе, красоту духовного смысла. Возьми нас за правую руку (встань одесную?), даруй силы уму и наставь нас на путь заповедей Твоих. И приведи нас на место самого прекрасного шатра Твоего внутрь дома Божия в гласе радования и шума празднующего, чтобы и мы, исповедовавшись в грехах и пребывая в радости созерцания, стали достойными прийти на неизреченное место пира Твоего и вкушать вместе со святыми духовной пищи, воспевая несмолкаемыми голосами познание неизреченного. И прости меня, Христе, что смею по велению самых достойных служителей Твоих делать то, что превышает силы мои. Просвети помраченный ум мой к разумению избранных мест, дабы слава Твоя множилась, яко Ты даешь слепым прозрение и косноязычным красноречие». Молитва преобразует акт экзегезы в акт общения с Богом, упрочивая отношения между экзегетом и Богом. |
| • «теория да не отметает истории, чтобы не сделаться аллегорией» Как видно, специальный александрийский термин, впрочем, имеющий библейское происхождение, – анагогия (греч. ναγωγ возведение) – не был в центре внимания Диодора Тарсского. Потому от него ускользнуло теоретическое богатство толкования мира и самой истории как притчи, которая не лишается исторической достоверности оттого, что указывает на нечто высшее. В целом рассматриваемое противостояние позволило выкристаллизоваться уже в Античности двум силам: герменевтическому минимализму и герменевтическому максимализму. Первая опиралась на принцип неприкосновенности священного текста, вторая – на принцип его полисемантичности. Оба принципа, как видно из литературы предшествовавшей эпохи (I–II вв. по Р. Х.), были завещаны традицией, и потому роль школ заключалась в том, чтобы дать последовательное и полное развитие каждому из них. Но не все представители обоих течений христианской мысли усматривали диалектику в этом развитии. Грамматико-исторический метод начал переходить разумные пределы именно в полемике как реакция на односторонний аллегоризм александрийцев, который они ревностно стремились распространить по всему свету. Уже Климент Александрийский выразил ту идею, что в Библии обо всем говорится «загадочно» (δι’ ανιγμτων), а человеческие долженствования выражены так же таинственно, как и созерцания гнозиса: • «что касается Писания … основные его заповеди выражены в притчах» Нетрудно усмотреть в этой особенности библейского текста намерение «говорившего через пророков» Святого Духа – «завернуть и скрыть сокровенные тайны в обыкновенных словах» ( Ориген . О началах, IV. 14). Чтобы эти тайны не были скрыты слишком глубоко и не оказались вовсе недоступными человеку, Слово Божие предусмотрительно устроило «разломы» в повествовании: «как бы соблазны, камни преткновения и несообразности» (Там же, 15). Эту мысль как здравую заимствовали у Оригена авторы «Филокалии», вообще избирательно пользовавшиеся его творениями. Следующий шаг – признание, что недостаточность буквального смысла имеет не случайный, а систематический характер: |
| Совсем в другой ситуации (во всяком случае, хочется в это верить) находятся публикации, посвящённые основам нашего восприятия Библии, то есть таким фундаментальным вопросам, которые априори должны интересовать большинство православных читателей и которые в большей степени относятся к области научно-популярной богословской мысли. В предлагаемом очерке как раз затрагиваются многие вопросы православной библейской герменевтики, вследствие чего автор надеется, что статья будет интересна большинству тех читателей, кому настоящий сборник Трудов Саратовской православной духовной семинарии попадётся в руки. Конечно, некоторые суждения автора неизбежно будут иметь субъективный характер и могут вызвать возражения у других современных богословов, интересующихся изучением и толкованием Священного Писания . Поэтому статья задумана как презентация конкретного подхода к раскрытию многогранного смысла библейских текстов, а не как сборник ответов на все возможные вопросы, которые входят в сферу библейской герменевтики. Более того, детальный анализ большинства тем изначально не представляется возможным вследствие ограниченного объёма статьи и потому не является целью предлагаемого исследования. Завершая это предисловие, стоит сказать о том, что одним из факторов, побудивших к написанию статьи на предлагаемую тему, стала для автора книга нашего современника А.С. Десницкого «Сорок вопросов о Библии», в которой поднимаются многие из рассматриваемых далее вопросов. Особенный интерес для нашего исследования представляют главы 11 («Как распознать неверное толкование?») и 12 («Что значит толковать Библию по отцам?»), выдержки из которых мы будем приводить неоднократно. Сначала перечислим наиболее существенные принципы, которые должны лежать в основе каждого православного исследования Библии и которым должен следовать любой человек, занимающийся толкованием священных книг. Таких концептуальных идей не так уж и много: 1 . Священное Писание боговдохновенно. 2 . «Ветхий Завет в Новом открывается, Новый Завет в Ветхом скрывается». |
| Период между 16 и 19 вв. ознаменовался бурным развитием текстуальной критики и литературной критики библейской, а также филологич. исследований Библии. В этой области немалая заслуга принадлежит гуманистам, многие из к-рых в эпоху Реформации остались верными католичеству. К.б. фактически положила начало историко-литературной критике Библии, причем ряд католич. ученых 16-18 вв. рано пришли к радикальным выводам, предварившим идеи новой исагогики. Впрочем, реакция церк. руководства на науч. достижения К.б. была в этот период резко отрицательной. Работы радикальных экзегетов включались в «Индекс запрещенных книг», а сами они подвергались притеснениям. Это привело к тому, что в 19 в. К.б. пришла в упадок и уступила пальму первенства протестантской, ставшей ареной борьбы радикалов и ортодоксов. К.б. использовала только те достижения исторической критики и др. ее форм, к-рые не противоречили указаниям церк. магистериума.. От модернизма дo II Ватиканского Собора. На рубеже 19 и 20 вв. возник модернизм католический, представители к-рого считали необходимым согласовать истины веры с совр. мышлением. Одним из вождей модернизма был франц. экзегет Луази, сторонник радикального пересмотра исагогики и библейской герменевтики. Радикализм модернистов привел их к уходу за пределы не только католицизма, но и христианства вообще, что сильно подорвало доверие к библеистике в католич. кругах. Однако работы Лагранжа, Риччотти и др. поборников новой исагогики, к-рые оставались верны Церкви и основам ее вероучения, постепенно привели к победе критич. направления. В период между мировыми войнами оно еще с трудом прокладывало себе дорогу, но было, наконец, санкционировано Римом (1943). С этого времени начинается возрождение К.б. Значительный импульс К.б. дал II Bamukahckuй собор. Протестантская экзегеза Толкование Библии и методы герменевтики, сложившиеся в различных протестантских конфессиях. П.э. развивалась преимущ. там, где эти конфессии занимали господствующее положение. Четко сформулировать принципы, общие для всей П.э., невозможно, поскольку в разные эпохи и в разных протестантских исповеданиях на протяжении 400 лет, прошедших с начала Реформации, эти принципы неоднократно менялись. Однако во взглядах на Библию первых вождей протестантизма содержались, как в зародыше, почти все основные направления П.э. последующих времен. Поэтому не удивительно, что представители самых разнообразных школ П.э. утверждают, что именно они сохранили «истинный протестантизм» или дают импульс для его дальнейшего развития. |
| Теперь хотелось бы продемонстрировать применимость развитых категорий герменевтического анализа к конкретному материалу славяно-русских переводов Св. Писания. А. Ноэматически-эйдетическая интерпретация слова Как мы уже смогли убедиться, категория смысла является сложной категорией, для построения которой потребовалась целая система понятий. В конкретном же герменевтическом исследовании далеко не всегда требуется применение сразу всех понятий; в некоторых случаях для истолкования какого-то места можно ограничиться двумя-тремя понятиями, остальные же присутствуют при этом как бы имплицитно. В этом разделе будут рассмотрены такие места текста, для истолкования которых требуется прежде всего ноэматический анализ слова: главным образом, это варианты перевода исходного текста. Проблеме лексического варьирования в славяно-русских новозаветных текстах посвящена обширная литература. Если отвлечься от некоторых, порою весьма существенных, деталей, то в объяснении причин вариативности существует две, иногда, полемически противопоставленные тенденции. Одни авторы, среди которых A.B. Горский, К.И. Невоструев , И.В. Ягич, А.И. Соболевский, Г.А. Воскресенский , В.А. Погорелов, В. Вондрак, A.C. Львов, Л.П. Жуковская, считали вариативность следствием бытования и переписки первоначального текста в различной диалектной среде, а также редактирования текста по разным греческим спискам. Другие авторы Е.М. Верещагин, А. Шьоберг, И. Огрен, Е. Ханзак, Ф. Томсон, М.И. Чернышева считали вариативность изначально присущей самому кирилло-мефодиевскому тексту. Компромиссной и, на наш взгляд, убедительной позиции придерживался H.A. Мещерский, который не считал возможным противопоставлять эти объяснения вариативности, то есть бытование в диалектной среде, редактирование по греческим спискам, изначальное варьирование, «поскольку три способа объяснения относятся к разным случаям лексических замен, а в совокупности направлены на то, чтобы охватить весь материал лексической вариантности» 303 . Библейская герменевтика должна уметь пользоваться всеми тремя способами объяснения вариантов, а также открывать новые; однако в этом исследовании мы почти не будем касаться первых двух типов объяснения, а сосредоточимся на третьем. В этой связи нам хочется оттолкнуться от одной мысли, высказанной в своё время Е.М. Верещагиным. Им, на наш взгляд, бесспорно доказано, что лексическое варьирование было свойством первоначального кирилло-мефодиевского текста, элементом переводческой техники свв. Кирилла и Мефодия, однако нам трудно согласиться с Е.М. Верещагиным в том, что у этого варьирования не было никаких семантических оснований, поскольку переводится одно и то же греческое слово. Например, автор приводит два варианта перевода греч. πλησον в Саввиной книге ближьныи и искрьныи и пишет: «... при единстве исходного греческого текста, то есть без семантических причин (курсив мой. А.К.), наблюдаем лексическое варьирование» 304 . |
| 5. Проблема исправления библейских церковнославянских текстов. Практическая проблема исправления должна основываться на глубоком герменевтическом анализе переводов библейских книг, который можно будет систематически провести лишь при наличии научно-критического издания славянской Библии. 6. Проблема изучения истории текста славянских библейских книг. Умозрительное на первых порах предположение об объёме литературной деятельности Кирилла и Мефодия было затем обосновано критическим изучением текстов различных библейских книг в славянском переводе; поэтому сейчас можно считать твёрдо установленным наличие первоначальной краткоапракосной редакции Евангелия и Апостола, первоначальной редакции Псалтыри и первоначальной паремийной редакции книг Ветхого Завета. Что касается дальнейшей истории, то её изучение оказалось связанным с выбором критериев выделения редакций и групп. И.В. Ягич считал, что разновидности текста библейских книг возникли вследствие бытования первоначального перевода в той или иной диалектной среде и оптимистически полагал, что, приложив необходимые усилия, можно будет реконструировать как кирилло-мефодиевский перевод, так и его поздние редакции. Однако он признавал, что не все варианты поддаются объяснению как следствие диалектного воздействия. И.Е. Евсеев считал, что разные редакции текста библейских книг возникли вследствие влияния разных греческих оригиналов. Этот критерий (в том случае, если лукиановская и исихиевская редакции греческого текста будут твёрдо установлены), как было замечено А.В. Михайловым , может помочь лишь установить состав чтения, а не самый перевод, поскольку одно и то же чтение можно перевести по-разному. Кроме того, для Ветхого Завета редакция L вообще не устанавливается. Структурно-типологический критерий Л.П. Жуковской также не может быть принят в качестве основного, во-первых, потому, что структурные типы пока не к чему отнести, во-вторых, потому, что не устанавливается обязательное соответствие между типами и их языком, не говоря уже о редакции перевода. |
| Принципы библейской герменевтики в строгом смысле в православном богословии еще не сформулированы. Становление библейской науки в России в начале ХХ в. было прервано великой катастрофой — и промыслом Божиим продолжено в диаспоре стараниями прежде всего профессоров Парижского Свято-Сергиевского Богословского Института. В ставшей уже давно классической, небольшой — но такой драгоценной! — книжечке А.В.Карташева (1875-1960) «Ветхозаветная библейская критика» (Париж, 1947) найдены подходы к православному истолкованию Священного Писания в свете Халкидонского догмата. Журнал предлагает статьи учеников А.В. Карташева и его собратьев по Институту, епископа Кассиана (Безобразова, 1892 -1965) и Б.И.Сове (1899-1962), в которых отражены искания православных богословов в области библейской критики. И пусть эти тезисы к пониманию Священного Писания не покажутся читателю устаревшими — в них заложены основы к построению синтеза лучших достижений библейской герменевтики за всю историю Церкви. Доклад еп. Кассиана опубликован в журнале «Путь» (N 13, октябрь 1928 г.) под его мирским именем С.С. Безобразова, тезисы Б.И. Сове — «Путь» N 52, ноябрь 1936 — март 1937 гг. Опубликовано в альманахе “Альфа и Омега”, 2, 1994 Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Материалы по теме 8 июня, 2020 24 июля, 2019 29 июля, 2016 30 марта, 2016 29 марта, 2016 12 апреля, 2015 8 июля, 2013 4 мая, 2013 4 мая, 2013 Поделитесь, это важно Выбор читателей «Правмира» Подпишитесь на самые интересные материалы недели. Лучшие материалы Показать еще Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее! Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира. |
| Так, например, ещё в начале XX века Ф. Прат писал: «Однако на практике Ориген почти всегда пренебрегает «средним» [scl. душевным, моральным. – О.Н.] смыслом, и его трихотомия редуцируется к двум терминам: букве и духу, – что, впрочем, гораздо лучше согласуется с христианской психологией и иудейской традицией» 83 . Аналогичного мнения придерживался и Р. Хэнсон, отмечавший, что Ориген очень часто «пишет так, как будто существует всего два смысла Писания, буквальный и духовный», и что на практике Ориген «был склонен игнорировать моральный смысл или растворять его в духовном, сколь бы тщательно он ни различал эти смыслы в теории» 84 . Ж. Даниелу также разделял это, едва ли не всеобщее, мнение, добавляя, что сам Ориген , «по счастью, не держался за это искусственное разделение, которому, к сожалению, было уготовано столь великое будущее» 85 . Можно было бы продолжить перечень имён учёных, которые присоединялись к вышеприведённому мнению и усматривали конфликт между сформулированной Оригеном герменевтической теорией, в основе которой лежит принцип различения трёх смыслов Писания, и его же герменевтической практикой, ориентированной на традиционное противопоставление «буквы» и «духа» Писания (то есть, в современной терминологии, – «буквального» и «иносказательного» смысла библейских текстов), хотя в этом случае им приходилось либо игнорировать многочисленные примеры толкований, которые строились Оригеном именно в соответствии с «триадической», а отнюдь не бинарной, моделью интерпретации, либо рассматривать толкования такого рода как неудобную, но случайную аномалию. Попытки разрешить мнимое противоречие между теорией и практикой библейской экзегезы у Оригена за счет реструктуризации исходной «трехчленной» модели Впрочем, указывая на противоречие (заметим – необъяснимое 86 ) между оригеновской экзегетической теорией и его собственной экзегетической практикой, многие исследователи всё же искали способ если не разрешить, то по крайней мере сгладить это противоречие. Остроумное (хотя и неубедительное) решение этой проблемы было предложено А. |
|
|
