| Отдельно следует отметить, что, так как в аскетической науке знания люди зачастую получают опытным путем, поэтому в аскетике часто применяются эмпирические и феноменологические методы познания. И, в частности, они были употреблены в данной работе. Научная новизна диссертации Новизна данной диссертации заключается в следующем: – в первой попытке научного анализа учения еп. Варнавы (Беляева) о греховных страстях, который включает рассмотрение того, под чьим влиянием формировались его аскетические взгляды; как они соотносятся в рассматриваемой области со Священным Писанием, Священным Преданием и с тем, что написано в творениях Святых Отцов, сочинениях подвижников благочестия, церковных ученых и писателей; – в проведении в связи с этим анализа по некоторым спорным и не до конца исследованным вопросам интересующего нас раздела аскетики (об отношении к Лествице на Руси, о количестве главных греховных страстей, о возможности вписать в известную святоотеческую восьмеричную схему таковых некоторые современные грехи и др.); – в сопоставлении полноты и формы изложения святоотеческого учения о греховных страстях в наиболее систематических описаниях его различных авторов и книге еп. Варнавы (Беляева) «Основы искусства святости». Практическая значимость диссертации С практической точки зрения это исследование может быть интересно для следующих целей: – более глубокой оценки творчества еп. Варнавы (Беляева) в сравнении с той, которая давалась ему ранее, что дает возможность критического использования материалов его сочинений для написания научных работ и других публикаций в сфере интересов епископа; – на основании сочинений еп. Варнавы можно, учитывая то, как часто он обращается к тем или иным источникам, оценить степень их влияния на формирование воззрений людей при его жизни. Апробация результатов исследования Текст диссертации обсуждался на заседании кафедры церковнопрактических дисциплин Московской Духовной Академии (29 октября 2012 г.) и был рекомендован к защите. О доказательстве еп. Варнавой истинности православного учения был сделан доклад на межвузовской студенческой конференции «Актуальные проблемы современной богословской науки», проходившей в Московской Духовной Академии 2–3 мая 2010 г. на тему: «Использование данных гуманитарных наук для доказательства истинности православного учения (на примере творчества епископа Варнавы (Беляева)) » 26 . |
| В немалой степени этому способствовало сотрудничество И.Д. Беляева и М.П. Погодина, который доверил молодому историку заняться описанием своего древлехранилища с. 9, 10]. Так, в 40-е гг. из-под пера И.Д. Беляева появляются первые работы. В 1844 г. в журнале «Московитяне» было опубликовано исследование «Город Москва и его уезды». В 1846 г. вышло сразу несколько работ И.Д. Беляева по военной истории: «О русском войске в царствование М.Ф. Романова» и «О сторожевой и станичной службе на Польской украине» На следующий год в 1847 г. в «Чтениях» Общества истории и древностей Российских появилась статья «О Нестеровой летописи». Кроме этого, за время многолетней плодотворной работы в архивах И.Д. Беляев смог выработать проверенную им систему исследования архивных документов, тем самым определив базис для восстановления старых рукописей. Основы работы с редкими документами историк изложил в статье «О способе восстановления чернил в древних рукописях пергаментных и бумажных» Как отмечали современники историка, его первые работы были близки по стилю исследования и постановке вопроса к трудам М.П. Погодина с. 9]. Однако постоянная архивная практика, анализ и размышления над полученным материалом позволили И.Д. Беляеву выработать индивидуальный исследовательский почерк и найти свое место среди выдающихся современников. В середине XIX в. И.Д. Беляев , помимо исследовательской деятельности, занялся издательской и редакционной работой на базе «Чтений» Общества истории и древностей Российских. На смену «Чтениям» пришел «Временник» И.Д. Беляева , в котором нашли отражения многочисленные публикации архивных документов и исследований. Во «Временнике» периодически появлялись статьи ее редактора, которые привлекали внимание специалистов. И.Д. Беляев обращался в исследованиях к сложным темам, требовавшим серьезной архивной практики с. 12]. Так появились исследования: «Жители Московского государства, их права и обязанности», «Русские летописи по Лаврентьевскому списку с 1111 по 1169 гг.», «Великий князь Константин Всеволодович Мудрый», «О разных видах русских летописей», «О скоморохах» и многие другие с. |
| Воспринимал ли себя И.Д. Беляев славянофилом – сказать сложно. Современники историка, прежде всего, видели в нем «крупного и неутомимого труженика, в высшей степени полезную силу как для журнала, так и вообще для развития мысли славянофильства» с. 146]. И.Д. Беляев не был идеологом славянофильства. Однако можно с уверенностью сказать, что его научные изыскания находились в русле развивающихся в России историко-философских течений середины XIX в. Так, многочисленные работы исследователя по разнообразным вопросам русской истории, с ярко выраженным обращением к раскрытию жизни и традиций русского народа, ассоциировались у современников с поддержкой славянофилов. При этом И.Д. Беляев ориентировался в своих научных изысканиях не столько на пространно-философские рассуждения, сколько на фактический архивный материал, которым подкреплял свои размышления по русской истории. В связи с этим не только славянофилы, но и западники воспринимали И.Д. Беляева как серьезного исследователя, который стремился не к отстаиванию чьих-либо интересов, а к освящению скрытого в глубине веков исторического наследия. После смерти И.Д. Беляева воспоминания о нем сохранились в памяти его студентов и очерках современников. Из них складывается образ И.Д. Беляева , человека и исследователя, с присущими его личности характеру и привычками. Студенты отзывались о И.Д. Беляеве как человеке, готовом откликнуться на просьбы не только в поиске архивных документов, но и в решении личных проблем и жизненного выбора. По свидетельствам знакомых с Беляевым людей, историк полностью посвятил себя научным поискам и исследованиям, оставаясь при этом в жизни простодушным и чуждым светских условий. Это дало повод одному из друзей Ивана Дмитриевича назвать его «евангельским человеком», который не делал различий в общении с людьми, исходя из их статуса, за что его все любили и уважали с. 27]. Известный историк, этнограф и фольклорист Е.В. Барсов видел в И.Д. Беляеве служителя науки с громадным потенциалом. Барсов сравнивал Беляева с представителями славянофильства и пришел к выводу, что «из всех принадлежащих к этой школе, никто так тщательно не воскрешал былого, никто так ревностно не допрашивал этого духа жизни в его истории, как покойный Иван Дмитриевич Беляев » с. |
| 654 Цвингли такой взгляд выразил в своих «Замечаниях» (Annomamiones) на 2 Солун., а Кальвин – «Толковании» на 2 Сол. и кн. пр. Даниила, а также в системе Догматического Богословия (Instit. Lib. IV, cap. 2 et 7). Сн. у проф. Беляева в указ. кн. 776–778 стр. Вероисповедное протестантское учение об антихристе было разделяемо и некоторыми из богословов англиканской церкви, но оно не было в англиканстве так распространенным, как среди лютеран и реформатов См. у проф. Беляева 798 стр. 655 Известно, что одним из обвинительных пунктов, возведших архиепископа Лауда (Laud) на эшафот, был тот, что он не хотел признать в римском епископе человека беззакония. См. Прав. Соб. 1885 г. VII. История толков. 2Сол. 2, 1–12 . Стр. 279. 657 Протестантское вероисповедное понимание учения об антихристе проникало и к нам в Россию, Некоторые, хотя и немногие, из православных русских богословов, подобно протестантам, признавали папу антихристом. В юго-западной России, начиная с конца XVI в., эта мысль возбуждена была в православных теми страшными насилиями и кровавыми гонениями, которые им привелось испытывать от папистов и униатов, вводивших и распространявших унию насильственно. Но, кроме того, она могла быть взята в готовом виде у кальвинистов, которых в XVII в. было немало в западной России и Польше. А из юго-западной России это учение проникло и в ВеликоРоссию. Из русских богословов высказывали, что папа есть антихрист, напр. Стефан Зизаний (в «Сказании на восьмой век», вошедшем в Кириллову книгу), автор «Книги о вере». Склонен был признавать папу антихристом и Феофан Прокопович . См. у проф. Беляева. 805–807 стр. 658 Такое мнение из протестантских богословов высказывают многие, напр. Коппе. Шторр, Генгстенберг, Ферд. Филиппи и др. Разбор этого взгляда и его оснований сделан в указ. ст. Орлина. Об антихристе. Пр. Об. 1889 г. II ч. 200 стр. и след. См. также у проф. Беляева, XX гл. 659 Это господствующее у беспоповцев воззрение на антихриста. Поповцы отвергают это учение и в большинстве чужды таких обвинений против православной церкви. Но среди беспоповцев есть и проповедующие воцарение антихриста видимого, «чувственного». Таковы т.н. бегуны или странники, которые указывают видимого антихриста в лице царствующих особ. Изложение и разбор этого учения сделаны проф. Н. Ф. Нильским в кн.: «Об антихристе против раскольников», и у о. архим. Павла Прусского Собр. сочинений, I ч. См. еще Смирнова П. С. Внутренние вопросы в расколе в XVII в. и в «Богосл. Энцикл.». изд. ж. «Странник», I т., ст. «Антихрист по учению раскола». |
| 16]. Это позволило историку освятить множество тем, касающихся русского общества допетровской эпохи, а также озвучить вопросы, сохранявшие свою актуальность на протяжении многих лет. Богослов и философ Н.П. Аксаков характеризовал И.Д. Беляева как исследователя, который кропотливо собирал по мельчайшим частицам факты и свидетельства эпохи, что позволяло ему из малого воссоздавать «общую величественную картину» русской истории. При этом Беляев не был «историком героев», свою главную задачу он видел в исследовании истории простого русского народа без привнесенного лоска и блеска, в описании и анализе его будничной и серой жизни с. 146]. Историк русского права М.Ф. Владимирский-Буданов, давая оценку Беляеву, как ученому правоведу, пришел к выводу, что Иван Дмитриевич был «более историком, чем юристом» с. 9]. Об этом ему позволил говорить анализ «Лекций по истории русского законодательства», в которых юридические понятия историка оказались не точны, а иногда неправильны. Кроме этого, Михаил Флегонтович отнесся критически к плану и содержанию созданного Беляевым курса лекций, указывая на недостаточную проработанность ряда вопросов и их несоответствие постановке основной проблемы исследования, при этом сохраняя уважение к проделанной историком работе. Первым из современников, кто полноценно описал жизненный путь и научное наследие И.Д. Беляева , был С.А. Гадзяцкий. Он отмечал, что Ивана Дмитриевича отличала глубокая начитанность и умение использовать имеющиеся в его распоряжении архивные материалы. При этом полученные знания, по наблюдению Гадзяцкого, позволяли Беляеву разрабатывать в большей степени теоретические вопросы, а практическая сторона дела ограничивалась общей точкой зрения. В последние годы жизни И.Д. Беляева , по мнению биографа, наступило «ослабление его таланта», связанное с проявлением в исследованиях «общего начала» с. 12]. Однако это ни в коем случае не умаляет заслуг историка в освящении и анализе русской истории. Подводя краткий итог творческому и научному наследию И.Д. |
| Ряд «громких» процессов, где «герои» и «героини» убивают из любви, неизменно оканчивается оправданием. Причём публика аплодирует. Окончился оправданием и процесс Богданович, убившей Беляева. И аплодировала не только публика, но даже сын убитого. Очевидно, общественная совесть в лице присяжных и общественное мнение в лице «публики» – сочувствуют или, по крайней мере, «извиняют» убийства из любви. Убил, потому что любил. Это никому не кажется психологической бессмыслицей. Убийство «из любви» понимают и потому не считают преступлением. Присяжные и общество встают здесь на опасную дорогу. Вглядитесь в дело Богданович. За что она убила Беляева? За то, что он разлюбил её. На суде тщательно старались выяснить, как Беляев относился к Виноградовой. Выяснили – плохо. Но, допустим, он любил её и действительно разлюбил Богданович. Спрашивается: как же быть человеку, который перестаёт любить? И неужели прекращение любви – такое преступление, за которое можно предавать смертной казни? Неужели присяжные, оправдавшие Богданович, за всю свою жизнь не разлюбили никого, как разлюбил Беляев? Неужели публика, рукоплескавшая оправданию, вся сплошь состоит из «однолюбов», для которых всякий «разлюбивший» достоин смерти? Я понял бы, если бы здесь был «аффект», внезапно открытая измена – умоисступление человека, узнавшего, что его разлюбили. Но в этом деле совсем не то. Богданович убеждена была, что Беляев разлюбил её и увлечён Виноградовой. Старалась «спасти» Беляева, угрожала, что расправится с ним, если он не бросит Виноградову. Это – медленная борьба с целью «заставить» полюбить себя снова. И когда борьба была явно проиграна, – убийство за то, что он разлюбил, и потому, что она его продолжала любить. И присяжные говорят: «Нет, не виновна»! И публика, и сын убитого кричат «браво!» Значит, признаётся право требовать любовь. Признаётся преступлением не то, когда человека убивают, a то, когда человек разлюбит. Любовь Беляева к Богданович не была обманом. Он любил настолько серьёзно, что разошёлся с прежней женой, ввёл её в семью, как мать для детей своих. Но прошли годы. Любовь прошла. Он предложил разойтись, потому что жизнь вдвоём становилась адом. Он не «вышвыривал» её на улицу. Он сказал, что отношений прежних нет. Что же было ему делать? Притворяться? Заставлять себя «чувствовать любовь»? |
| IV. Эпоха позднейшая от Петра!. Влияние Петровской реформы на развитие наших представительных учреждений. Невозможность всенародного представительства вследствие крепостного права и внесенного в русское общество раздвоения. Бесплодное стремление аристократии к обособлению себя и к ограничению в своих интересах верховной власти (неудавшаяся попытка олигархической конституции при Анне Иоанновне). Другая, одинаково бесплодная попытка императрицы Екатерины II привлечь всю землю к участию в законодательстве. Уцелевший остаток представительных учреждений в мирском устройстве нашего сельского сословия». В этом виде программа была одобрена великой княгиней; И.Д. Беляев согласился ее исполнить приблизительно в течение одного года. Но в назначенный срок, в 1865 году, работа не могла быть окончена вследствие того, что Ивану Дмитриевичу приходилось в это время писать и защищать докторскую диссертацию. Только в начале 1866 года он передал свою работу Ю. Ф. Самарину , который должен был ее пересмотреть и частью переделать; последнее, однако, не пришлось исполнить и исследование И.Д. Беляева осталось ненапечатанным. Оно сохранялось в бумагах Ю. Ф. Самарина , а в настоящее время передано Д.Ф. Самариным в собственность Императорского Общества Истории и Древностей Российских при Московском университете. Ввиду того что оно доселе не было напечатано (см. список всех работ Ив. Д. Беляева, составленный П.Н. Мрочек-Дроздовским и напечатанный во II книге Чтений сего Общества за 1905 г.) и является особым произведением И.Д. Беляева сравнительно с работой его: «Земские соборы на Руси» (речь, читанная 12 января 1867 г. на торжественном акте Императорского Московского университета, напечатана в Московских Университетских Известиях 1866 – 1867 гг. 4, с. 241 – 306), заключающей в себе только несколько незначительных сходных мест, – эта работа И.Д. Беляева и выпускается ныне в свет. Рукопись, по которой она издается, – беловой список, в лист, на 130 листах, с полями в половину страницы. Он был просмотрен самим И.Д. Беляевым , который местами исправляет описки писца (пиша по подчищенному) и вписывает пропущенные слова («принадлежало», «от», «мне», «вновь», «присылают же», «городскими повинностями и таким образом передал управление»); им самим написаны последние заключительные слова: «Теперь череда Обществу правильно исполнить свои обязанности. Ив. Беляев.». Славяне на Руси до 862 г. |
| А.Д. Беляева , к заслуженному ординарному профессору Н.А. Заозерскому : последний уволен был в отставку и назначен сверхштатным профессором указом Святейшего Синода от 19 ноября 1907 года, т. е. лишь за месяц до собрания Совета (19-го декабря 1907 года), на котором ему, как сверхштатному, отказано было, в назначении Мухановского пособия. Точно также не соответствует действительности и указание проф. А.Д. Беляева на несправедливость, яко бы допущенную по отношению к нему Советом назначением в 1909-м году пособия заслуженному ординарному профессору Академии М.Д. Муретову , пред которым он, проф. Беляев, имел преимущество двоякого старшинства: старшинства по службе в Академии и старшинства получения пособия в предыдущий раз. – Действительно, предшествующее пособие проф. Муретов получил годом позже проф. Беляева (1905–1904), но с 1909-го года он, проф. М.Д. Муретов , перешел в разряд и занесен был в список семейных членов академической корпорации, заняв в нем первое место по старшинству службы, что и вполне естественно, так как и по желанию жертвовательницы, и по действующим «Правилам» семейные члены корпорации должны получать пособия чаще, чем безсемейные, в списке которых остался проф. А.Д. Беляев . в) Наконец, вопреки утверждениям проф. А.Д. Беляева , Совет Академии считает долгом засвидетельствовать, что при присуждении Мухановских пособий в собрании 17 декабря 1910 года не было допущено никакой ошибки – ни процессуальной, ни по существу дела. – Как только поставлен был на обсуждение данный вопрос, секретарем Совета дана была подробная справка, по спискам, как о семейных, так и о безсемейных членах академической корпорации, стоящих на очереди получения Мухановских пособий, с указанием годов предшествующего присуждения пособий каждому. – Немедленно после этого заявил о своем праве на получение пособия и профессор А.Д. Беляев , уже исключенный из списка безсемейных членов корпорации согласно постановлению Совета Академии от 19 декабря 1907 года, высказав те же самые соображения, которые он впоследствии изложил письменно в своем «особом мнении». |
| Не знаю, как покончить свое трехлетие. Странно, я не искал секретарства и принял его только из уважения к Обществу; а на меня смотрят как на искавшего сей должности и придираются к безделкам» 2 . Впрочем, деловые качества и тихий профессионализм Беляева были оценены, и он избирался на должность секретаря три трехлетия подряд (до 1857 года). Работа в Обществе была важна для Беляева и с точки зрения расширения деловых контактов, сближения с университетской и близкой к университету средой – в частности, со славянофилами. Если первые работы Беляева отражают исключительное влияние на него Погодина, то в дальнейшем (с 1846–1847 годов) он обретает некоторую независимость от взглядов учителя 3 . Решающее событие в научной карьере Беляева приходится на 1852 год: он назначается исправляющим должность адъюнкта по кафедре истории русского законодательства, на место Н.В. Калачова и в дальнейшем пройдет все степени университетской карьеры, скончавшись в 1873 году в должности профессора по той же кафедре. Долго и хорошо знавший его Е.В. Барсов в кратком биографическом очерке счел нужным отметить: «Не без лишений учился он в духовных школах, где все давало чувствовать и разуметь, что корень ученья горек. Не без нужды почти двадцать лет готовился он к университетской кафедре» 4 , а С.А. Гадзяцкий констатировал: «…Теперь он мог наконец отдаться всецело любимым своим занятиям, которым посвятил свою жизнь: правда, в то время как другие вступают на кафедру во цвете сил и здоровья, в период жизни, самый богатый свежими силами ума, когда способности достигают высшего развития, Иван Дмитриевич вступил уже пожилым человеком за сорок лет, проведшим лучшую пору жизни в пыльных архивах над старинными бумагами, человеком с вполне сложившимися и отчасти определившимися в предшествующих трудах взглядами» 5 . Однако, и столь поздно придя в университет, Беляев сумел отойти от исключительно архивной работы, чему, безусловно, способствовал и относительный расцвет славянофильских изданий во второй половине 1850-х – первой половине 1860-х годов, в которых он принимал деятельное участие 6 . |
| 922 Там же. Л. 23–23 об. В этом же письме, обсудив альтернативу, что лучше: «послать теперь Я. И. Смирнова за границу или побудить его к написанию до отъезда магистерской диссертации по избранной им теме о сасанидских блюдах», и отдавая предпочтение второму варианту, Η. П. Кондаков пишет: «Тогда Пб. унив. имел бы уже на мое место готового преподавателя и истинно достойного, а я мог бы почитать свое дело сделанным, посадив в первом университете настоящего ученого по этой кафедре» (Л. 23). 928 Там же. Л. 126–126 об. Справедливости ради следует отметить, что по крайней мере своих ближайших учеников (Я. И. Смирнова, Д. В. Айналова, Е. К. Редина и др.) Η. П. Кондаков не выпускал из поля зрения ни на минуту, руководя ими при помощи интенсивной переписки, а когда надо (например, при просмотре диссертаций), то и призывая их к себе в Ялту, которая была для них, таким образом, своеобразной Меккой. 930 См. о нем: Шестаков С. Д. Ф. Беляев (некролог)//ЖМНП. 1901. Июль. Ч. 336 (Современная летопись). С. 9–31; Жебелев С. Дмитрий Федорович Беляев//ВВ. 1901. Т. 8. С. 351–355. 931 Беляев Д. Ф. Byzantina: Очерки, материалы и заметки по византийским древностям. СПб., 1891. Кн. 1 (Обзор главнейших частей Большого дворца византийских царей; приложение: материалы и заметки по истории византийских чинов); 1893. Кн. 2 (Ежедневные и воскресные приемы византийских царей и праздничные выходы их в храм св. Софии в IX–X в.); 1907. Кн. 3 (Богомольные выходы византийских царей в городские и пригородные храмы Константинополя). 932 Жебелев С. Дмитрий Федорович Беляев. С. 355. К сожалению, видимо, в мире нет ничего незабвенного: если мы посмотрим недавно опубликованную книгу П. Магдалино как раз о тех вещах, которым посвящены исследования Д. Ф. Беляева (Magdalino P. Constantinople médiévale: Etudes sur l’évolution des structures urbaines. Paris, 1996), то не обнаружим никаких ссылок на Беляева. 934 Там же. Л. 98–98 об. Как известно, Д. Ф. Беляев окончил свои дни именно в Петербурге и именно его жена (3. В. Беляева) предоставила его фотографию для опубликования в третьем (посмертном) томе его «Byzantina». |
|
|
