| Кроме того, на территории Польши имелось некоторое количество церквей и монастырей, принадлежавших к Киевской митрополии и в документах XVII и XVIII вв. именовавшихся «заграничными монастырями и общинами». Назначенный в 1700 г. с резиденцией в Переяславле викарий-коадъютор Киевского епископа управлял большей частью епархии на днепровском Левобережье и вскоре обнаружил стремление к самостоятельности, т. е. к непосредственному подчинению Святейшему С 1743 г. Киевские епископы снова получили сан В 1751 г. митрополит Тимофей Щербацкий (1748–1757) счел необходимым подать ходатайство в Святейший Синод о восстановлении всех своих привилегий. Однако Святейший Синод объявил себя высшей инстанцией во всех делах церковного управления и суда и, следовательно, лишил Киевского митрополита гарантированного ему договором права вынесения безапелляционных (т. е. не подлежащих обжалованию) приговоров. «Таким образом, к половине XVIII в. Киевский митрополит по своим правам окончательно сошел на степень обыкновенного епархиального Для «заграничных» монастырей и церквей, т. е. рассеянных на широком пространстве некогда существовавших епархий (Пинской и др.), в 1785 г. было учреждено Слуцкое епископство, подчиненное непосредственно Святейшему Синоду. Тем самым эти части Киевской епархии оказывались de facto отделены от Со времени митрополитов Арсения Могилянского (1757–1770) и Гавриила Кременецкого (1770–1783) Киевское епархиальное управление шаг за шагом перестраивалось по великорусскому образцу. Этот процесс был завершен при митрополите Самуиле Миславском Под давлением правительства и Святейшего Синода постепенно исчезали и те особые привилегии («вольности»), за которые так упорно держалось и высшее и низшее киевское духовенство. В 1767–1768 гг. Святейший Синод получил от Киевского митрополита, Переяславского епископа, духовенства Киево-Печерской лавры и Черниговского епископа подробные «пункты», предназначавшиеся для Комиссии по составлению нового законоуложения. Эти «пункты», главным образом о шляхетских вольностях украинского духовенства и церковном землевладении, находившемся под угрозой секуляризации, последствий не имели, но они свидетельствуют об оппозиции, на которую наталкивались здесь меры Святейшего Синода (см. |
| V глава посвящена историческому очерку монастырей Киевской епархии. Всех монастырей в епархии было 46, в том числе мужских 34, женских 12. Ко времени вступления Арсения Могилянского на киевскую митрополию (в 1757 году) в них числилось монахов 729 (в счет не входит Киево-Печерская лавра) и монахинь 592. Эти числа в разные годы подвергались колебаниям, в зависимости от разных причин. Особых штатов в монастырях не было (они введены были в 1786 году) и число братии определялось более или менее случайно. Большинство монашествующих были малороссияне, но не мало было выходцев из Польши (вследствие гонений на православие), Молдавии и Волошской земли. Менее всего было уроженцев великорусских епархий. Многие искали монашества в видах облегчения материальной нужды. Требования для поступления в монашество были довольно строгие, хотя от них по тем или иным соображениям бывали и отступления. В церковно-общественном отношении монастыри представляли из себя известного рода пункты, возле которых сосредоточивались нередко целые группы или поселения. В своем очерке автор сосредоточивает преимущественное внимание на порядках монастырского управления, средствах содержания монастырей, их быте и состоянии в религиозно-нравственном отношении. Последняя сторона рисуется автором в очень мрачном виде. Разумеется, нравственность иноков в то время стояла не на высоком уровне. Поглощенные заботами о мирском (благодаря имущественным хлопотам), они часто забывали о духовном, к чему призывались своим служением и обязывались обетами. Тем не менее, имея в виду общую картину, нельзя не заметить, что краски на ней распределены о. Шпачинским неравномерно, что без сомнения зависело от односторонности документов, бывших под руками у автора (доносы, следственные дела и т. п.) и у других лиц, трудами которых по данному вопросу он пользовался (напр. г. Лазаревского). Автор не отрицает, что в рассматриваемое им время могли быть в киевских монастырях даже подвижники, по при этом не без иронии замечает, что „имена и подвиги их остались неизвестными миру, и ведомы единому Богу“. Из хороших же монахов, стремившихся к такому подвижничеству, отцу Шпачинскому известен лаврский инок Иеремия. Но, по-видимому, относительно этого, очень – как увидим – незаурядного инока наш автор заблуждается. |
| Все сии училищные учреждения постепенно время от вренени вводились и утверждались обыкновением без всякого письменного Устава: а от Киевской Академии заимствовали оные и Московская, и все Семинарии. Даже и в Духовный Регламент многие правила о Домах Училищных Государь Петр I взял из распоряжений сей Академии. Первая письменная особая инструкция в рассуждении учебных предметов, и способа преподавания, и содержания учеников Киевской Академии дана была уже Преосвященным Гавриилом Кременецким: а со времени Преосвященного Самуила все прежние обычаи Академические отменены; принимание светских учеников ограничено, а хождение бедных для испрошения подаяний совершенно запрещено. Академия сия процветала наипаче с начала 18 столетия до половины оного. По показанию Преосвященного Арсения Могилянского, Митрополита Киевского, в пунктах 1768 г. от Малороссийского Духовенства, составленных для Коммисии о сочинении Проэкта Нового Уложения (пункт 54) более 300 студентов из оной с 1754 г. поступило в Медико-хирургические училища, много также в С.-Петербургскую Академию Наук, в Московский Университет, в Кадетские Корпусы, во все Семинарии Российские, в письмоводители и переводчики Военных и Гражданских Начальств и везде они отличились службою своею. Сие видно и из Указов св. Синода до половины 18 столетия, коими требовались таковые студенты во все те места. В ней воспитывались дети почти всех Малороссийских знатнейших фамилий, а отчасти и Великороссийских до заведения светских в Великой России училищ. С того времени начала она упадать, и хотя Преосвященный Митрополит Самуил старался поправить оную, а Императрица Екатерина II умножила и жалованье оной до 8400 и в 1787 г. прибавила еще 600 рублей на содержание ее с Переяславскою Семинариею, и наградила единовременно Ректора 1000 руб. Префекта с учителями 2250 и казенных питомцев 1200 рублями, дозволила отправлять студентов в иностранные Университеты для приобретения лучших знаний и приуготовления к учительскому званию и проч. (смотр. выше в Описании сем стран. 241. и в Истории Российской Иерархии часть I стран. 495): но скоропостижная перемена всех прежних порядков на новые требовала постепенной привычки и обстоятельнейшего распоряжения; и хотя Указом Св. Синода 1798 г. Октября З1 сделано о сем некоторое наставление Академиям и Семинариям по части учебной и начальственной: но нужен был новый по всем частям определительнейший Устав, который введен в Киевскую Академию уже в 1817 году. |
| VII. Каталоги личных б-к архиереев. Личные б-ки российских архиереев традиционно выделялись своим объемом и качеством подбора изданий. Фонды нек-рых из них были отражены в печатных списках или каталогах: Гавриил (Бужинский), еп. Рязанский. [Каталог личной б-ки]//ОДДС. СПб., 1903. Т. 11. Стб. 832-842, 844-852 - б-ка была передана в МДА; еп. Лаврентий (Горка; 1671-1737; выпускник и преподаватель Киево-Могилянской академии) составил каталог своей б-ки (355 ед.; реконструкция и изд.: Мосин А. Г. Библиотека Лаврентия Горки. Екатеринбург, 1997); описанное А. А. Титовым «Собрание преосв. Амфилохия [Сергиевского], еп. Угличского» (М., 1892); одним из наиболее значительных является каталог б-ки митр. Киевского Флавиана (Городецкого) ( Михаил, игум. Систематический каталог книг библиотеки Высокопреосв. Флавиана, митр. Киевского и Галицкого. К., 1910), в к-ром почти 8300 ед. описания, в основном отражена лит-ра по богословским и церковно-историческим дисциплинам, изданная в сер. XIX - нач. XX в.; а также упомянутые выше б-ки архиеп. Саввы (Тихомирова), архиеп. Арсения (Брянцева), еп. Никандра (Молчанова), вошедшие в состав б-ки МДА и отраженные в ее каталогах. Отраслевая ретроспективная библиография Попытка составить общий указатель духовных книг была предпринята в кон. XIX в., однако «Указатель русских книг и брошюр по богословским наукам» (М., 1891. Вып. 1: Указатель… по богословию основному, догматическому, нравственному, сравнительному, истории и обличению раскола и сект в России, вышедших с 1801 по 1888 г. включительно/Сост. С. Н.; Вып. 2: Указатель… по церковной истории/Сост. Н. П.), хотя и имел продолжение ( Лебедев А. А. Русская богословская литература 1888-1892: Библиогр. указ. книг, отд. оттисков и брошюр. Саратов, 1908), остался незаконченным и далеко не полным. В национальном репертуаре книжных изданий всегда особняком стояли богослужебные книги, описание к-рых имело свои особенности и выделялось в отдельные разделы либо указатели, напр.: Издания церковной печати времени Имп. Елизаветы Петровны, 1741-1761/Описали В. И. Срезневский, А. Л. Бем. Пг., 1914 (содерж.: Подробное библиогр. описание 463 кн., иногда аннотация содержания; в предисл.: обзор и систематизация; вспом. указ.: хронол., алф., именной, геогр., иллюстр.). Биобиблиография |
| Против этих неправильных и односторонних суждений о Киевской академии защищала, последнюю еще автор «Краткого исторического сведения» о ней, помещенного в «Истории российской иерархии» (ч. I., стр. 497–498). Он же сделал выписки (более длинным, чем у нас) из «Вестника Европы» и «Корифея», прямо, таким образом, указав на своих противников 467 . У м. Евгения никаких выписок и указаний нет, по тем не менее очевидно, что некоторые места в его труде носят явно апологетический характер. Еще когда писал он о деятельности Петра Могилы на пользу академии, то постарался уже отрекомендовать ее, как учреждение, «воспитавшее (со времени этого митрополита) для всей России знаменитых просвещением и добродетелями пастырей, государственных чиновников и во всех состоявших отличных граждан (История киевской иерархии, стр. 172). В «Сведении» же своем преосв. историк тоже самое развивает подробнее. «Академия сия (т. е. киевскам), читаем тут (стр. 225), процветала наипаче c начала XVIII ст. до половины оного . По показанию преосв. Арсения Могилянского, м. Киевского, в пунктах 1768 г., от малороссийского духовенства составленных для коммиссии о сочинени проэкта нового Уложения (пункта 54) 468 , более 300 студентов, из оной, c 1754 года, поступили в медико-хирургические училища, много также в С.-Петербургскую академию Наук, в московской Университет, в кадетские корпусы, во все семинарии российские, в письмоводители и переводчики военных и гражданских, начальств и везде они отличались службою своею. Сие видно и из указов св. Синода до половины XVIII ст., коими требовались таковые студенты во все те места. В ней воспитывались дети почти всех малороссийских знатнейших фамилий, а отчасти и великороссийских до заведения светских в великой России училищ. С того времени она начала упадать»... Однако, преосв. Евгений не ставил апологию целью своей работы над Историею киевской академии, также, как и своего «Всеобщего хронологического обозрения российских дух. училищ». Только что выписанные нами места из «Истории киевской иерархии» и «Сведения» – не вывод из самих сочинений, где бы тенденциозно были собраны факты и приведены нужные для построения его посылки, а стоят совершенно особняком; так что «Сведение» и «Обозрение» преосв. |
| Пошли на встречь казацкиеˆПошли полки ВолосскиеˆПошли загоны Донские. Легкий воин робив много Да цо было было числа малого, Не отнял месця лихого. Поял то был город близкий Врагом добрый, бо был низкий, Дал бы на вас пострел риский. Пришли на Прут коломутный: Туже то был наш час смутный, Тут же то был бой окрутный. Стала рада уступати, Иншаго месця искати, А не дурно пропадати. Скоро померк день недельный, Ажно российския силы На отворот загремили. Страшно гремят и облаки, Да страшный там Марс жестокий Гремел на весь плац широкий, Заря з моря выходила, Аж поганская сила В тыл обозу зашумила. Всю ночь крики, всю ночь стуки, Всю ночь огонь превеликш, Всю ночь там Марс шел дикий. А скоро ночь уступила, Большее зло наступило, Вся армата загремила. Не малый час там стреляно, Аж не скоро заказано, На мир – на мир закричано. Не судил Бог Христианства Освободить от поганства, Еще не дал сбить поганства. Магомете, Христов враже, Ащо дальний час покажет – Кто от чиих рук поляжет. (Рукопись новгор. семин. б-ки, 3885). 34 Hanc praestantissimam scientiam ab anno 1712 ad annum 1716 docuit Theophanes, et ita docuit, ut nova ab eo inde tempore in hoc studiorum genere apud Russos exoriretur lux. Quae inter explicandum tradiderat, ea auditores sui avidissime calamo exceperunt. (Готская биография Феофана). 35 Квенштедт (1617–1688) профессор и ректор виттенбергского университета, составил и издал систему богословия в 4-х томах, в 1685 г. 36 Иоанн Гергард или Герард (1582 –1637) преподавал богословие в Иене с редким успехом; от него осталось много сочинений. После Феофана Прокоповича , преемники его в академии по званию ректора и учителя богословия, опять обратились к старинным богословским руководствам Фомы Аквината и схоластических богословов. Но с 1763 г., по распоряжению киевского митрополита Арсения Могилянского, взяты в руководство, в преподавании богословия, уроки Феофана Прокоповича . Наставники распространили и дополнили их по-своему усмотрению, неизменно однако ж придерживаясь их плана. |
| Платон Левшин (1775–1812) образцово поставил в Москве дело духовного образования 1004 . Что касается малороссийских епархий, управление которых было приведено к великорусскому образцу лишь в конце XVIII в., то здесь следует упомянуть Черниговского архиепископа Иродиона Жураковского (1722–1738), проявлявшего большую заботу о духовенстве, а также митрополитов Арсения Могилянского (1757–1770), Гавриила Кременецкого (1770–1783), Самуила Миславского (1783–1796) и Рафаила Заборовского (1731–1757) ради их трудов на пользу Киевской Академии 1005 . И в 1-й половине XIX в. бывали епископы, считавшие объезды приходов своей главной обязанностью, вызывая, впрочем, одним известием о своем приближении (как выразился в своих записках священник 40-х гг.) «трепет и смятение» духовенства 1006 . Примером для епископов того времени мог служить первый предстоятель новообразованной Олонецкой епархии Игнатий Семенов (1828–1842): он организовал управление епархией, заботился об образовании духовенства, с помощью которого завел приходские школы, и боролся с расколом 1007 . Прежде чем во 2-й половине XIX в. церковная политика в Грузинском экзархате роковым образом приняла националистический и русификаторский характер, многое для улучшения положения буквально нищенствовавшего духовенства сделал здесь Иона Василевский (1821–1832). И при мягкосердечном Моисее Богданове-Платонове (1832–1834) управление экзархатом также оставалось на высоте. Преемник же его Евгений Базанов (1839–1844), напротив, принес огромный вред своей жестокостью и произволом 1008 . Выдающимся администратором, помимо прочих его достоинств, был Московский митрополит Филарет Дроздов (1821–1867). Он вникал в каждое отдельное дело и обосновывал свои всегда очень точные решения подробными разъяснениями, которые превращались в общие административные установки. Его считали строгим, но справедливым, и поэтому духовенство боялось и уважало его. Деспотизм и произвол были ему совершенно несвойственны, он никогда не забывал, подобно иным своим коллегам, об уважении священнического сана своих подчиненных 1009 . |
| в) Изыскание и правильное расходование средств для все возраставшего числа духовных учебных заведений зависели от личного отношения к ним епархиальных архиереев и от понимания ими пользы школ. Этот фактор стал решающим, после того как, согласно «Духовному регламенту», учреждение школ и наблюдение за ними были предоставлены епархиальным архиереям и их администрации. Если бы к началу XVIII в. такое понимание необходимости и пользы школ было в достаточной степени распространено в кругах церковной иерархии, то, вероятно, Петру I и Феофану Прокоповичу не было бы нужды помещать в «Духовном регламенте» пространные рассуждения о пользе образования вообще и для духовенства — в частности. Как законодательной акт, закладывавший основы церковного управления, «Регламент» был задуман прежде всего в качестве инструкции для епархиальных архиереев. Из приведенного выше доклада 1727 г. явствовало, что организация духовных учебных заведений в первые годы после опубликования «Духовного регламента» шла очень медленно. Наиболее энергичными оказались епископы малороссийского происхождения, в особенности же выпускники Киевской коллегии, которая в 1701 г. была преобразована в академию. Будучи более образованными, чем великорусские, они гораздо лучше представляли себе необходимость обучения духовенства. Из стен Киевской Академии вышла и значительная часть преподавательского корпуса страны, окончивших ее можно было встретить в качестве учителей в самых отдаленных местностях Среди епископов отдельного упоминания заслуживают: Белгородский и Харьковский Епифаний Тихорский, Иркутский Иннокентий Кульчицкий, Псковский (позднее митрополит Киевский) Рафаил Заборовский, Казанский Иларион Рогалевский и Тверской Феофилакт Лопатинский. Во 2-й половине XVIII в. следует особо отметить Арсения Могилянского в Киеве и Самуила Миславского в Харькове, а затем в Киеве; из великорусских же епископов — прежде всего Московского митрополита Платона, Новгородского и Петербургского митрополита Гавриила Петрова, а также Нижегородского епископа Дамаскина Всем им приходилось на каждом шагу преодолевать большие трудности в изыскании необходимых материальных средств. |
| К выдающимся иерархам XVIII в. относится также Арсений Верещагин, который еще до своего посвящения в сан активно помогал Гавриилу Петрову в улучшении монастырской жизни в Твери; позднее, уже будучи епископом Тверским, а затем Ростовским, он был известен своей заботой о семинариях и народных Предметом особого попечения Тамбовского епископа Феофила Раева (1778–1811) были монастыри, и прежде всего старчество. Платон Левшин (1775–1812) образцово поставил в Москве дело духовного Что касается малороссийских епархий, управление которых было приведено к великорусскому образцу лишь в конце XVIII в., то здесь следует упомянуть Черниговского архиепископа Иродиона Жураковского (1722–1738), проявлявшего большую заботу о духовенстве, а также митрополитов Арсения Могилянского (1757–1770), Гавриила Кременецкого (1770–1783), Самуила Миславского (1783–1796) и Рафаила Заборовского (1731–1757) ради их трудов на пользу Киевской И в 1-й половине XIX в. бывали епископы, считавшие объезды приходов своей главной обязанностью, вызывая, впрочем, одним известием о своем приближении (как выразился в своих записках священник 40-х гг.) «трепет и смятение» Примером для епископов того времени мог служить первый предстоятель новообразованной Олонецкой епархии Игнатий Семенов (1828–1842): он организовал управление епархией, заботился об образовании духовенства, с помощью которого завел приходские школы, и боролся с Прежде чем во 2-й половине XIX в. церковная политика в Грузинском экзархате роковым образом приняла националистический и русификаторский характер, многое для улучшения положения буквально нищенствовавшего духовенства сделал здесь Иона Василевский (1821–1832). И при мягкосердечном Моисее Богданове-Платонове (1832–1834) управление экзархатом также оставалось на высоте. Преемник же его Евгений Базанов (1839–1844), напротив, принес огромный вред своей жестокостью и Выдающимся администратором, помимо прочих его достоинств, был Московский митрополит Филарет Дроздов (1821–1867). Он вникал в каждое отдельное дело и обосновывал свои всегда очень точные решения подробными разъяснениями, которые превращались в общие административные установки. |
| Иоанникий Руднев, также отличившийся в борьбе со старообрядчеством, из епископов Нижегородских был назначен экзархом Грузии (1877–1882) . Несмотря на то, что деление епархий на степени было отменено, оно все же сохраняло известное значение при перемещениях. Кроме того, Святейший Синод старался не переводить заслуженных архиереев из богатых епархий в бедные. Соображения такого рода были важнее, чем пригодность или непригодность для исполнения тех или иных задач . Вопреки вышеописанным неблагоприятным церковно–политическим условиям, некоторые архиереи добивались в управлении епархиями выдающихся успехов. Строгость и жестокость по отношению к подопечному духовенству временами сочетались с усердием в административных делах, которые бывали весьма осложнены размерами епархий и неразвитостью средств сообщения. Арсений Мацеевич был одним из немногих епископов XVIII в., хорошо знавших свою епархию благодаря частым инспекционным поездкам. То же самое можно сказать о Симоне Лагове (епископ Костромской в 1769–1778 гг., епископ (1778–1792), а затем архиепископ (1792–1804) Рязанский), который за время своей многолетней деятельности успел побывать во всех до единого приходах своих епархий. Многое для монастырей и приходского духовенства было сделано Гавриилом Петровым, епископом Тверским (1763–1770) и митрополитом Петербургским (1770–1799). К выдающимся иерархам XVIII в. относится также Арсений Верещагин, который еще до своего посвящения в сан активно помогал Гавриилу Петрову в улучшении монастырской жизни в Твери; позднее, уже будучи епископом Тверским, а затем Ростовским, он был известен своей заботой о семинариях и народных школах . Предметом особого попечения Тамбовского епископа Феофила Раева (1778–1811) были монастыри, и прежде всего старчество. Платон Левшин (1775–1812) образцово поставил в Москве дело духовного образования . Что касается малороссийских епархий, управление которых было приведено к великорусскому образцу лишь в конце XVIII в., то здесь следует упомянуть Черниговского архиепископа Иродиона Жураковского (1722–1738), проявлявшего большую заботу о духовенстве, а также митрополитов Арсения Могилянского (1757–1770), Гавриила Кременецкого (1770–1783), Самуила Миславского (1783–1796) и Рафаила Заборовского (1731–1757) ради их трудов на пользу Киевской Академии . |
|
|
