| Понимание истоков всегда очень-очень важно, а потому повторю проникновенные слова поэта Алексея Ивантера (Москва): «Когда произносят имя Арсений Тарковский, мне хочется встать». Действительно, в образе и судьбе этого прекрасного человека, значительного русского поэта ХХ века, сошлось многое: и большой литературный дар, и внешняя и внутренняя красота, и тот мученический факт, что он лишился ноги в Великой Отечественной войне, будучи молодым офицером. Напомню его поразительные строки: «Я снова пойду за Великие Луки,/Чтоб снова мне крестные муки принять». Размышляя об Арсении Тарковском, следует ясно понимать, что речь идет об одном из крупнейших русских поэтов ХХ века, величину и значение которого пока еще не смогло оценить в полной мере русское культурное сообщество. Возможно, причиной тому – особенность и глубинность поэтического голоса Арсения Александровича, коего затруднительно втискивать в литературные обоймы и когорты, ибо и в литературе, и в жизни он существовал преимущественно в стороне от тенденций и «направлений», сам по себе, словно выполняя пушкинский наказ: «Ты царь: живи один». Кадр из фильма «Жертвоприношение» Примечательно, что отец и сын вышли к публике практически одновременно: первая книга Арсения Тарковского – «Перед снегом» – появилась в продаже в том же году, когда фильм его сына «Иваново детство» получил Гран-при Венецианского фестиваля, то есть в 1962-м. Для людей культурных это было одновременное явление поэта и режиссера. Хотя, конечно, сиюминутный общественный эффект сравнивать невозможно, поскольку кино прошло по экранам всего мира. Поэт и филолог Светлана Кекова (Саратов) резонно считает, что Арсений и Андрей – это воплощение одного мироощущения путем разных искусств. В слове и в кинематографе. С. Кекова находит совпадения даже на уровне их зрительных рядов. Например, со строкой Арсения «И птицам с нами было по дороге» (из стихотворения «Первые свидания») исследовательница соотносит – как визуальный аналог строки – кадр в фильме «Зеркало», где мальчик стоит на горе, перед ним расстилается брейгелевский пейзаж – и ему на плечо садится птичка. Или еще, из «Титании»: «Мне грешная моя, невинная/Земля моя передает/Свое терпенье муравьиное/И душу крепкую, как йод». А в фильме «Андрей Рублев» – Феофан Грек сидит, запустив ноги в муравейник. |
| Сам патриарх Иоаким уже в 1681 году посылал своего чудовского иеродиакона, а потом иеромонаха Кариона «в киевские школы для философские науки» 10 . Таким образом, мы видим, что русские второй половины XVII века хватаются за всякого случайно попавшего в Москву учителя или вообще образованного человека, лишь бы только чему-нибудь поучиться у него; что русские юноши в видах получить школьное образование едут учиться даже в Польшу в тамошние латинские училища. При таком, так сказать, напряженном стремлении известной части тогдашней русской молодежи учиться московские греко-латинские школы должны были бы быть, по-видимому, переполнены учащимися, так как большинству, конечно, незачем было ехать в польские латинские школы, когда у себя дома, прямо под рукою, были свои собственные школы со средним и высшим курсом преподавания. А между тем мы не только не имеем никаких сведений о переполнении московских греко-латинских школ учащимися, но не можем указать с достоверностью даже и одного человека, который бы своим образованием и знаниями обязан был московским греко-латинским школам. Чем же теперь объяснить это странное отсутствие каких бы то ни было сведений о воспитанниках московских школ, странное тем более, что до нас дошли за это же время сведения о тех лицах, которые брали уроки у домашних учителей или обучались в польских и киевских школах? На этот вопрос мы со своей стороны даем такой ответ: сведений о том, чему, как и кого учили в московских греко-латинских школах, существовавших будто бы с половины XVII века, до нас не дошло единственно потому, что самых этих школ в Москве тогда вовсе еще не было. Что Арсений Грек не открывал в Москве школы и не был в ней учителем, это с несомненностью следует из тех прямых официальных данных, кои дошли до нас относительно московской жизни и деятельности Арсения. В них нигде и ни разу Арсений не назван учителем греко-латинской школы, ни разу не указывается, чтобы он получал содержание или плату как учитель школы; везде в дошедших до нас официальных документах он называется не учителем школы, а книжным переводчиком и справщиком, свое содержание или жалование он получает от правительства не за учительство в школе, а за книжные переводы и за книжную справу. В записях расходов патриаршего Казенного приказа значится: «Августа 27-го 161 года старцу Арсению греченину за три пера лебяжьих да за полфунта орешков чернильных, да за полфунта камеди, да за купорос, что он купил в Борисовскую золотую палату писать книги греческия государю патриарху десять алтын». – «Мая 9-го 162 года по государеву патриархову имянному приказу старцу Арсению Греку, который сидит у книжной справки и переводит книги с греческие грамоты на русскую – 10 рублей». – «166 года сентября 6-го книг печатного двора справщику Арсению Греку в приказ выдано 50 рублей» 11 . |
| Но решительно настаивая на том, что Арсений Грек не основывал в Москве греко-латинской школы и не был в ней или в какой-нибудь другой школе учителем, мы вовсе не отрицаем того, что Арсений мог давать кому-либо частные уроки, заниматься при случае так называемым домашним учительством, что ему, может быть, от патриарха Никона или от государя поручалось иногда поучить то или другое лицо по-гречески или по-латыни. Но это учительство Арсения, если только оно существовало, было, очевидно, учительством частным и случайным, не похожее на учительство в постоянной, правильно устроенной школе. Как нет никаких достаточных данных признать существование греко-латинской школы в Москве Арсения Грека, так нет данных признать и существование греческой Чуковской школы, основанной будто бы Епифанием Славинецким. Поводом предполагать, что Епифаний основал у нас греческую Чудовскую школу, могло послужить разве то место в современной приказной записи о приезде Епифания, где говорится, что в Москву приехал киевского митрополита старец Феодосии, «а с ним для риторического учения старцы киевляне ж, Арсеней да Епифаней». Подобного же рода заметка встречается еще в приказной записи 1652 года, где сказано, что к государю приехал «для переводу с Библеи с греческие на словенскую речь и для риторского учения киевлянин старец Епифаний». Возможно, что при вызове в Москву ученых киевлян имелось в виду получить в лице их не только сведущих переводчиков, но и учителей риторики, однако царский указ о вызове ученых киевлян в Москву не подтверждает последнего предположения. В указе государя киевскому митрополиту от 14 мая 1649 года говорится, что государю «ведомо учинилось относительно старцев Арсения и Дамаскина, что они о Божественного Писания ведущи и еллинскому языку навычны, и с еллинского языку на словенскую речь перевести умеют, и латинскую речь достаточно знают, а нашему царскому величеству такие люди годны», почему царь и просит митрополита прислать «тех учителей для справки Библеи греческие на словенскую речь на время, нам, великому государю, послужити, а на Москве у нашего царского величества побыти им волно по их воле и хотению», так что если они захотят возвратиться назад, то всегда могут уехать без всякого задержания и зацепки. |
| В Заблудове, имении гетмана Ходкевича (близь Вильны), в 1569 г. напечатано славянское Евангелие, и в следующем году Псалтирь; в самой Вильне, где не мало было тогда русских, изданы в 1575 г., – Евангелие, а в 1576 г. – Псалтирь; во Львове – Апостол (1574 г.); в Остроге – Псалтирь и Новый Завет (1580 г.) и, наконец, полная Библия (1581г.). Кроме того, в 1556–1561 г.г. архимандритом Григорием переведено было с церковно-славянского на простой русский язык Четвероевангелие. К этому же времени относится переложение Псалтиря славянского на польско-русский язык неизвестным с таким заголовком: «Книга глаголемая Польская Псалтире, преложена с рускаго на польски: нехай (пусть) по ней хвалять Господа». Около 1570 г. во Львове переведён Ветхий Завет с еврейского на русско-славянский язык. Издание Библии 1581 г. было делом благочестивого князя Константина Острожского († 1608 г.). В предисловии к Библии рассказывается история ее издания. Побуждало именитого издателя предпринять этот труд желание «благочестью некое дарование духовное оставити», чего требовало тогдашнее печальное состояние церкви. «Кто не подвигнется на жалость, – говорит издатель, – видя ветхость церкви Христовой, к падению клонящейся. Волки лютые нещадно расхищают и распугивают стадо Христово 92 ». Далее говорится, что для этого дела не доставало ни способных к тому людей, ни полных списков Библии. Когда таковой список получен был из Москвы (ок. 1575 г.) и приступили к сличению его со списками иноязычными и другого перевода, то открылись не только «разности», но и «развращения» (порча). Это смутило было князя, но не остановило в его важном предприятии. Избрав доверенных людей и не щадя издержек, он отправил их с письмами в монастыри греческие, сербские, болгарские, к Константинопольскому патриарху Иеремии, даже на остров Кандию, с просьбою прислать верные списки Библии и способных людей. По возвращении посланных с новыми списками Библии, приступили к делу, поверяя славянский текст греческим текстом, а иногда латинским, заменяя слова, вышедшие из употребления и малопонятные, словами современными и исправляя ошибки невежд-писцов. Библейскому тексту предпослана была статья «О пользе и святости книг Священнаго Писания». Так появилась в свет (1581 г.) первая печатная Библия, так называемая Острожская, под следующим заглавием: «Библия сиречь книгы ветхаго и новаго завета, по языку словенску». |
| В том же году были напечатаны: Канонник, Часослов, Служебник и Триодь постная; в 1657 г. – Евангелие напрестольное, в первый раз изданное с разделением на главы и стихи, Апостол, Ирмологий, Псалтирь следованная; в 1658 г. Служебник, Требник и Псалтирь следованная (последняя дважды). В виду важности содержания, Требник был рассмотрен на соборе. Все эти книги предварительно печатания исправлялись. Исправление производилось так: брали книгу, употреблявшуюся в обычной греческой церковной практике, и переводили её на славянский язык, затем проверяли этот перевод по древним греческим и славянским спискам и исправляли согласно с ними. Патр. Никон не принимал в этом деле непосредственного участия, так как совсем не знал греческого языка и не мог следить за справою с греческих книг, а доверил все дело справщикам. При этом никаких руководящих начал, никакого определённого плана и метода, которыми они могли бы руководствоваться в деле исправления книг, установлено не было и потому личному усмотрению, и разумению их давалось слишком много места, а это неизбежно вело к неустойчивости самой книжной справы. Справщики проверяли переводы ныне по одним древним спискам, а завтра – по другим, сегодня находили нужным внести одно, а завтра – другое, одному казалось лучшим в старых списках то, а другому – другое, почему-то, что одни справщики находили лучшим и вносили в исправляемые книги, другие заменяли другим, по их мнению, ещё более лучшим. При таких порядках неизбежно должны были явиться разности и несогласия в книгах, и действительно различные выходы Служебника все разнились между собой, что невольно смущало многих. А так как в исправлении этих книг принимал деятельное участие Арсений Грек, человек подозрительный и ненадёжный в вере, то недоверие к исправленным книгам ещё более увеличивалось и давало основание противникам исправлений утверждать, что книги не исправляются, а портятся, что в них внесены разные новшества и даже ереси 33 . В таком именно смысле они и объясняли потом всякое новое, не согласное со старым, место, неточное, малопонятное слово или выражение, даже типографскую ошибку и собственное недоразумение или недомыслие. |
| 2004. С. 8). Эту т. зр. высказывал уже В. Г. Григорович-Барский, к-рый в 1725 и 1744 гг. посетил И. м. Он полагал, что пожалование ивиритам Никольского мон-ря в Москве было сделано «ради любвы чудотворныя предъписанныя иконы, именуемой Вратарницы» ( Григорович-Барский. 1887. Ч. 3. С. 153). Кроме того, особая роль И. м. в отношениях рус. двора и Русской Церкви с христ. Востоком могла быть связана с активным участием этого мон-ря в политической и церковной жизни Дунайских княжеств. Покровительство мон-рю было связано с ктиторской преемственностью груз. правителей. Ктиторские обязанности по отношению к Афону повышали престиж господарей, уподобляя их в этом визант. императорам. О покровительстве И. м. молдав. и валашских господарей ивириты сообщали в грамоте к царю Алексею Михайловичу (РГАДА. Ф. 52. Оп. 2. 606; Оп. 1. 1661 г. Д. 10. Л. 12; Д. 28. 1652 г. Л. 25). Др. возможным основанием для укрепления позиций И. м. в отношениях святогорцев с Россией служили особенно тесные связи ивиритов со Святогробским братством и с Иерусалимским Патриархатом, основой для к-рых также было общее для ивиритов и агиотафитов покровительство груз. правителей. Не исключено, что в повышении авторитета мон-ря следует учитывать и его важную посредническую роль между представителями Греческой Церкви и рус. церковными и правительственными кругами в подготовке обрядовых реформ, в переговоры о к-рых внесли вклад Иерусалимский патриарх Паисий и его ближайшее окружение. Возможно, присутствие греков в рус. столице могло облегчить проходившие со времени «прений с греками» троицкого старца Арсения (Суханова) переговоры об унификации обрядов и исправлении церковных книг. Существенную роль играл опыт работы афонских монахов, в т. ч. ивиритов, в типографиях, основанных в Дунайских княжествах. Для обрядовой реформы и исправления богослужебных книг необходимо было приобретение древних греч. рукописей и печатных изданий, на основании к-рых вносилась бы необходимая правка в тексты. Отбором и приобретением книг занимался отправившийся для этой цели на Афон Арсений (Суханов), его помощником и активным сотрудником стал опытный в издательском деле Дионисий Грек. |
| 274 Но главным образом – Арсений Грек, этот «еретик-иезуит, бесермен, жидовский обрезанец». 275 Так преувеличивали дело противники Никона! Кроме религиозных убеждений, ревнители русского «благочестия» обращали внимание на нравственный качества «советников» Никона из греков и малороссов, уверяя, что те и другие только «своим нравом работают», а таким людям есть цель – «ради свободного жития» – «превращать уставы» благочестия. 276 Впрочем, не ограничиваясь указанием на то, кто правил книги и по каким источникам, противники исправлений говорили еще о том, как правились книги. Особенно много останавливались на «Скрижали» и Служебнике. Прежде всего решали такой вопрос: «во всем ли согласны сами с собою» эти книги? Забывая, что в старых книгах взаимных разногласий очень много, защитники их отыскивали некоторые несогласия в новых книгах и делали тот вывод, что они «сами ся ратуют», ибо об одной «истине» и говорить можно не «разно». 277 Затем речь шла о самых прибавлениях, убавлениях и изменениях в новых книгах. При недостаточном знании справщиками славяно-русского языка в новых книгах возможны были некоторые неточности или неясности в выражениях: отсюда обвинение напр. за такое выражение Скрижали: «умно услышим и да не прельщаемся сугуба быти Христа», где слова «и да не прельщаемся» должны бы быть поставлены в запятых или скобках. Обвинение новоисправленных книг в разных ересях нередко вытекало из непонимания надлежащего смысла известного выражения: так, ересью казалось сказать: «лучше имать именовати Бога тьму и невидение, нежели свет», или: «воскресе Христос, никто же да не верует». 278 Так как книги переводились вновь, то прежние выражения и слова в книгах были заменены новыми; возможно, что более литературное слово оказывалось менее понятным для народа; возможно было сделать замену и совсем неудачно. И вот явилось обвинение, что новые справщики не оставили в книгах ни единого словечка, которого бы не переменили, что не осталось «ни псалма, ни молитвы, ни тропаря, ни кондака, ни седальна, ни светильна, ни богородична, ни в канонах какого стиха, чтобы в них наречие не изменено было»: все это сделано, по мнению обвинителей, совершенно напрасно, только бы вместо «старого доброго» посеять «еретическую новизну»; оттого и «раскол, – говорили они, – что в книгах одна речь, а в людях другая»; 279 замена одной буквы другою, исключение одной буквы или прибавление, перенесение ударения с одного слога на другой – все это смущало не менее, чем перемена в словах. |
| Содержание последнего отдела особенно интересно, так как оно документально исправляет прежние печатные данные о мнимом участии Суханова в книжной справе при патриархе Никоне и указывает время и характер деятельности его на печатном дворе уже после удаления Никона с патриаршего престола; кроме того, оно знакомит нас с именами справщиков и книгами, изданными во время заведывания его двором печатным. При изложении этого отдела автор пользовался главным образом приходорасходными записями древнего печатного двора, сохранившимися в московской синодальной типографии; но в описании данных из этих записей допустил некоторую неполноту и неточность, которую можем здесь исправить. Время вступления Арсения Суханова в должность заведующего печатным двором автором указано верно; но не указано время увольнения его с этой должности; изданная им в приложении к исследованию наказная память наборщикам от 6 марта 1664 г. говорит, что Суханов в это время заведовал еще печатным двором; но через два месяца здесь его уже не было: 10 мая государь указал печатный двор выдать Прокофию Семеновичу Коптеву, да дьяку Богдану Арефьеву, а главное заведывание перешло к окольничему Богдану Матвеевичу Хитрово, через которого и передавались на этом дворе царские указы (Книги печатного двора 66 л. 1 и 67 л. 1, 2 и 4). Неточно указание автора на размер годового оклада жалованья справщикам, и на то, что никто из них не получал наравне с Сухановым по 150 р., даже более 100 рублей; в первой же при Суханове мартовской росписи жалованья за 1661 г. значится, что, справщики Захарий Афанасьев и старец Александр Шестаков получают первый 140, а второй 130 р. 60 л. 497–498 об.); то же они получают и в следующем году; тогда и Арсений грек стал получать оклад равный окладу Суханова, в 150 р. 62 л. 2–3). Автор считает это жалование увеличенным и удвоенным за усиленную работу по изданию книг; но опустил из внимания, что оно за первое время при Суханове производилось на медные деньги; а когда по челобитной мастеров печатного двора от 15 июня 1663 г. |
| Таким образом, Никон, взявшись за исправление русских богослужебных книг, естественно и необходимо должен был прийти к решению: или отказаться от выполнения этой задачи, или же исправлять русские книги с тогдашних греческих печатных книг. Никон, или вернее, его справщики решили последнее. Но очевидно, что совершенное таким способом исправление русских книг, должно было встретить в значительной части русского общества ряд недоумений, сомнений и даже прямо противодействие, в виду того предубеждения, какое существовало у русских относительно греческих печатных книг, и под влиянием которого даже сам Никон считал возможным исправлять наши книги только по древним славянским рукописям и по греческим. Что при Никоне наши богослужебные книги исправлялись с печатных греческих венецианских изданий, это хорошо было известно первым противникам реформы Никона. Дьякон Федор пишет в челобитной государю: «а нынешные книги, что посылал покупать Никон патриарх в Грецию, с коих ныне зде переводят, словут греческия, а там печатают те книги под властию богоотступнаго папы римского в трех градех: в Риме, в Париже и в Венеции, греческим языком, но не по древнему благочестию. Того ради и зде нынешные (переведенныя) с старыми несогласны, государь, и велия смута». В другом месте он же говорит: «те прокаженные книги латиногреческие печатные Никон посылал покупать тамо (на востоке), и купил их на многие тысящи сребра. Сам ныне сказа всем во время отречения престола и патриаршества своего, и числом сказа, но аз забых то. И с тех новогреческих печатных книг печатал он на Москве новые нынешния книги: потому они и несогласны со старыми нашими. Арсений грек, враг Божий, научил его, Никона, покупать те книги еретическия, он переводил их на наш язык словенский, и тем они разврат велий сотворили во всей земли русской по всем церквам» 117 . Никита говорит, что в новоисправленных никоновских книгах «все таинственные в миропомазании приглашения нарушены злым еретическим вымыслом, последуя отпадшия веры римскому не православному крещению. |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
|
|
